– Не все в мире меняется, – вздохнула с удовольствием Джез, моментально догадываясь, что это были за послания. – Эмилия сохранила свои поздравительные открытки ко Дню святого Валентина. Посмотри, какие они красивые.Кончиками пальцев она поднимала каждую открытку – искусно сделанные, ажурные, с рельефным рисунком карточки, рассматривала их старинные узоры и приоткрывала их, чтобы посмотреть на имена, написанные на них.– У Эмилии в семье была репутация женщины, которая не прочь пофлиртовать. А вот, Кейси, посмотри, целая связка писем. Может быть, любовные. Надеюсь, они все от Хью Килкуллена. Вот эта ленточка слишком хороша и слишком туго завязана, чтобы попытаться ее развязать сейчас. Я бы не смогла снять ее, не повредив. А это что такое? – Она подняла два листа пожелтевшей бумаги. – Написано по-испански, посмотри, какой замысловатый почерк. Если бы я попыталась разобраться в нем, это заняло бы целый день, не меньше. Я умею говорить на том испанском, на котором говорят у нас здесь с работниками на ранчо. И прошла курс традиционного испанского в школе, но не думаю, что смогу перевести это. Это письма, присланные Эмилии... Ой, Кейси, они подписаны Хуанитой Изабеллой – моей прапрабабушкой! Она была дочкой Валенсии, той самой девушкой, на которой женился Майк Килкуллен, когда купил это ранчо. Как ты думаешь, почему Эмилия сохранила письмо своей свекрови?– Может быть, там была целая куча советов, как сделать мужчин из рода Килкулленов счастливыми с точки зрения испанской женщины?Джез подняла брови с выражением явной жалости к нему.– Типично мужское замечание, начисто лишенное воображения.Она осторожно положила все открытки и письма обратно в папку, вытащила фотографии, которые находились в других отделениях, и разложила их на столе. Какое-то время она и Кейси молча рассматривали фотографии, которым было уже за сотню лет.– Как хорошо, что она надписала их, – наконец произнесла Джез.– Какая большая семья! – удивился Кейси.– И какие ужасные снимки! Боже мой, эти люди выглядят так, будто их сначала казнили на электрическом стуле, а потом набили чем-то. И освещение ужасное, их едва можно узнать. Здесь почти все члены семьи. Посмотри, это один из снимков Хью Килкуллена. Таким молодым я не видела его ни на одном из его фото. Наверное, Эмилия сделала этот снимок еще до свадьбы. Хотя тут мало что видно, он выглядит энергичным молодым человеком.– Похож на твоего отца, только с темными волосами и усами, – заметил Кейси.– Точно! По фотографиям Хью Килкуллена видно, что он намного опередил свое время. Даже если эти фото не такие уж хорошие, все равно это чудо, что они у нас есть. Взгляни, вот родители Эмилии, мои прапрабабушка и прапрадедушка с испанской стороны. Ирландские гены все же оказали доминирующее влияние, – вздохнула Джез. – Как было бы здорово, если бы можно было обнаружить какую-нибудь талантливую прабабушку.– Тогда ты могла бы сказать, что все твои таланты пришли к тебе по женской линии.– Конечно. Ну, а теперь давай все положим обратно. Я покажу их отцу, как только представится случай.Джез закрыла папку, не решаясь перевязать ее лентой. Кейси поставил папку обратно на полку рядом с зелеными папками, побольше этой коричневой, в которых хранились снимки 1910 года.– Мне кажется, Кейси, я никогда не чувствовала себя такой усталой, как сейчас, – сказала Джез. – Я только что поняла, что живу еще по времени Нью-Йорка – мой день начался добрый десяток лет назад. Лучше пойду и постараюсь заснуть.– В следующий раз на поиски кладов я возьму с собой девушку, которая сможет продержаться, не засыпая, больше восьми часов, – проворчал Кейси, выключая свет в архивной комнате и запирая дверь.Сколько очков ты заработал за хорошее поведение? – спросил он себя. Джез устало махнула рукой в воздухе, пожелав ему таким образом спокойной ночи, и отправилась в свою комнату. Две сотни? Нет, тупица, минус две сотни.
Хотя в архивной комнате Джез чувствовала себя совершенно смятой волной невероятной усталости, когда она вылезла из ванны и приготовилась ко сну, до ее сознания дошло, что только девять часов вечера. Она не могла решить, стоит ли подождать со сном и вернуться окончательно к калифорнийскому времени или поддаться соблазну и заснуть в такую рань. Задумчиво она развернула рождественский подарок Пита, который он сунул ей в сумку, когда они разговаривали в студии Мэла во время вечеринки. Черная атласная пижама и такого же цвета халат, отделанные белой атласной тесьмой! Удовольствие осветило ее лицо. На языке таких подарков этот ансамбль означал открытое, но не агрессивное провозглашенное желание. Добрый старый Пит! Он никогда не перестанет надеяться. Она все это надела, почувствовала, как подарок великолепно облегает тело, и решила, что не может быть ничего важнее хорошего сна.Джез проснулась, как от толчка, через три часа, неожиданно вынырнув на поверхность сознания. Это означало, что ей уже не удастся снова задремать, даже в этой удобной постели, в которой она спала лучше, чем где бы то ни было во всем мире. На ее часах была полночь, по нью-йоркскому времени три утра, а всем известно, что наихудшее время, чтобы проснуться, это три часа утра – странный час, причудливо извращающий мысли и навевающий такие идеи, которые днем не пришли бы в голову. Но, лежа в постели с широко открытыми глазами, она ощущала в себе какое-то таинственное и глубокое счастье, как будто она только что видела необыкновенно прекрасный, но тут же забывшийся сон, так приятно окрасивший ее пробуждение.Джез подобрала подушки с аппликацией, которые сбросила на пол, перед тем как окончательно заснуть, подоткнула их под спину и села в кровати, стараясь обрести контроль над своими мыслями. В этом счастье, которое после такого адского утра было почему-то разлито в ней, надо было еще разобраться, понять его источник. Она подумала о Гэйбе и Фиби, их сговоре, лишившем ее возможности сделать редкостные фотографии.Конечно, Сьюзи была права. За обедом она еще была не в состоянии взглянуть в глаза правде. Гэйб знал, что он делал. Первые слова, которые она сказала ему, когда он явился к ней на квартиру, имели отношение к «Лэйкерз». На ней всегда были футболки «Лэйкерз». Конечно, Гэйб будет всегда вести себя в своей манере, не считаясь ни с кем, а Фиби – в своей. Единственный способ иметь дело с ними – это или, передернув плечами, принять их такими, какие они есть, или вообще избавиться от них. Как от клопов.Джез выбрала второе. Это было четкое решение, пришедшее неожиданно, но окончательно, и Джез поняла, что теперь они действительно ушли из ее жизни. Воспоминания, связанные с синяками и шишками ее жизненного опыта, вдруг исчезли. Хотя в ней еще жило желание увидеть прием на новоселье у Мэджика Джонсона, но оно уже переместилось в разряд неисполнимого и несбыточного. Желания? Может быть, ее сон был о каких-нибудь желаниях? Это слово прозвучало как крошечный колокольчик, возвращающий сны из памяти, подумала Джез. Но больше она ничего не смогла припомнить, хотя ощущение необъяснимого счастья оставалось таким же сильным.Мысли Джез обратились к Сэму Батлеру. Может быть, она чувствовала себя счастливой потому, что в понедельник он впервые приедет на ранчо? Последнее время он находился в смятенном состоянии. Он согласился на роль в комедии Губера – Петерса, роль манекенщика, который разрушает все ожидания зрителя, став биржевым маклером. После подписания контракта его замучили сомнения.– Это самый неудачный шаг в моей карьере, – с несчастным видом жаловался он Джез. – Не могу понять, как этим негодяям удалось убедить меня взять роль, в которой развенчивается традиционное представление публики об идеальном мужчине. Они меня окрутили. А потом этот репортер... Он сказал мне, что актеры обязательно обнажают свою скрытую сущность не в процессе интервью, где они могут маскироваться, а в выборе ролей, что является, по его мнению, неизбежным проявлением того, что они представляют собой на самом деле. И я спросил себя: согласился бы Рэдфорд сыграть такого героя? И должен был ответить, что нет.Джез улыбнулась при мысли о Сэме, его карьере и его муках. О, они были реальны – на самом деле, – так же реальны, как проблемы обычного человека с обычной внешностью, и она хотела сочувствовать ему, как она сочувствовала бы, будь это Мэл или Пит. Но у него было что-то другое – может быть, он слишком драматизировал их? Но он не мог выражать свои переживания иначе, с жалостью к нему подумала Джез. Бедный Сэм, большой, обычный австралиец, втиснутый в обличье красавца! Ему бы родиться в Древней Греции – там его настоящее время и место, решила она. Но не следует говорить об этом. Его чувства юмора не хватит, чтобы понять это.Нет, мысли о Сэме вызывают только тошноту. Почти беспрецедентный сбор всей семьи на Рождество не обещал стать праздником добрых чувств, а еще если прибавить Сэма, то это может или приятно развлечь всех, или вызвать настоящую катастрофу. Она уже жалела о том, что импульсивно пригласила его, когда он пожаловался, что не поедет на праздники домой, в то единственное место, где к нему относились так же, как и ко всем. И как ее отец воспримет Сэма? А почему это должно беспокоить ее? Он замечает только Рэд. Почему бы не побеспокоиться о чем-нибудь реальном, например, о том, будут ли Сэм и Кейси вежливы друг с другом?Кейси! Джез вдруг выпрямилась на постели. В памяти вдруг всплыла частица ее сна. Она сидела у фортепьяно рядом с Кейси, а он пел «Маленький отель», а потом... Она ничего не вспомнила, кроме голоса Кейси: «Я хотел бы, чтобы мы были там, вместе». А она прильнула щекой к его плечу.Джез закрыла глаза и постаралась сконцентрироваться, но ничего другого из этого сна не пришло ей на память. Тем не менее ощущение счастья усилилось и стало четче, будто она рассматривала свои чувства в видоискатель. Кейси!Сегодня вечером она едва замечала его. На протяжении всего обеда он представлял просто в достаточной степени сочувствующую ей аудиторию. После она ощущала его доброе, теплое, терпеливое присутствие, его желание исполнить все, что ей может взбрести в голову, только бы отвлечь от гнева, и все же... и все же... Что, если бы его не было здесь вечером? Ну, проснулась бы она вот так же, среди ночи, с полнейшим пониманием того, что, если уж быть откровенной, Сэм Батлер чересчур... да, немного слишком занят самим собой и своими переживаниями, что Гэйб так и остался безнадежным Венгерцем. Кейси расставил все по своим местам, как-то все высветил, что ли, и не тем, что говорил, а тем, что он собой представлял.Цельная натура! Вот что. Основной чертой Кейси была его цельность, решила Джез. Она выбралась из постели и надела новую блузу. Она уже не сможет заснуть. Может, пойти на кухню и согреть молока? Но классическое средство от бессонницы требовало слишком больших усилий. Может, включить свет и почитать, пока не захочется спать? Так ведь не захочется!В комнате было холодно. Южная Калифорния оказалась во власти классического приступа холодов, к чему никто, как всегда, не был готов. Надо пойти в гостиную и посмотреть, есть ли еще угли в камине, подложить несколько поленьев и разжечь огонь, подумала Джез, бессознательно напевая мелодию «Маленького отеля». Помнится, Мэл и Пит однажды долго рассуждали о том, что единственный способ понять, что у тебя на уме, – это прислушиваться, какие песни непрошеными выливаются наружу. Мэл назвал это «мелодиотерапия», и Пит согласился с ним. Если это так, чтобы снова заснуть, нужно услышать, как Кейси поет под фортепьяно.Это звучало подходяще. Несколько куплетов его застольных баллад, и она уже будет зевать. Единственная проблема – комната Кейси находится в гостевом крыле, в конце длинной крытой веранды, тянущейся вдоль всей гасиенды, и придется выйти наружу, возможно, даже разбудить его, объяснить ситуацию, пригласить в гостиную. И заставить петь.Но предлагал же он после обеда сделать все, что угодно, чтобы приободрить ее. Ну а теперь, когда она приободрилась, и даже очень, что может помешать сказать, что она расстроена больше, чем когда-либо, и хочет принять его предложение исполнить что-нибудь из репертуара Эллы? Ничего, решила Джез. Только неохота прерывать его сон или заведомо врать. С другой стороны, Кейси, вероятно, будет доволен, если она разбудит его и скажет, что чувствует себя лучше. Он будет рад, и он запоет. А может, он и сам не спит, беспокоясь о ней, как о больной корове?Джез, шлепая босыми ногами, шла по веранде. Цветущий жасмин наполнял воздух сладкой ностальгией. Сырость, пронизывающая до костей, дополнялась порывами ветра. Так она совсем простудится, стараясь избавить Кейси от беспокойства. Ангел милосердия, очень кстати одетый в черный атлас! Конечно, если бы она была одета в кружевную ночную сорочку, пришлось бы сменить ее на что-нибудь менее провоцирующее, но в таком халате можно даже отправиться на танцы.Под дверью Кейси не было видно света. Совершенно очевидно, что он не слишком беспокоился и все-таки заснул, подумала Джез, содрогаясь от холода. Она постучала в дверь, но не услышала в ответ ни звука. Она позвала его, но ответа не было. Противный ветер продувал насквозь атлас, ноги мерзли на холодном каменном полу. Погода была как раз подходящая, чтобы схватить воспаление легких. Джез нетерпеливо покрутила ручку. Старая тяжелая дверь со скрипом открылась, и она быстро вошла в комнату, закрыв дверь за собой. С минуту она постояла, чтобы привыкнуть к темноте, помня, как когда-то наткнулась на багаж, оставленный Кейси.Во внутреннем дворике горели фонари, они давали достаточно света, и через некоторое время она смогла увидеть предметы в комнате. Она подошла к кровати Кейси и наклонилась над ним в нерешительности, стараясь выбрать наилучший способ разбудить его. Она не могла потянуть его за большой палец ноги: большой палец так далеко расположен от сердца, что не вызывает страха при пробуждении, но ноги Кейси были спрятаны под одеяло. Она могла бы погладить его по руке, но ближайшая к ней рука находилась тоже под одеялом, а другую он откинул так далеко, что она оказалась на другом краю кровати, и Джез очень далеко пришлось бы тянуться до нее, с риском свалиться на Кейси.Джез села на пол у кровати, раздумывая, что делать. Ее лицо оказалось на уровне матраца. Она стала изучать спящего Кейси. Видно было только его лицо – одеяло было натянуто до подбородка. Во сне он совсем мальчик, подумала она. Его изборожденный морщинами лоб разгладился, и на лице не было обычного напряженного выражения. Он слегка улыбался. Может быть, он сейчас видел тот же сон, который видела до этого и она?Глаза Джез, так много изучавшие строение человеческого лица, медленно перемещались по лицу Кейси, оценивая его форму: от подбородка к линии, где начинались волосы, от носа на веки, от ушей ко рту. Все его черты были лишены цвета в слабом свете от далеких фонарей. Рыжеватые волосы с кудряшками и вихрами были непонятного темного цвета, но только не рыжие. И все же его лицо вызывало симпатию, глубокую симпатию, даже нос, который был слишком широк у основания. Каждая из черт была основательной, каждая отлично сочеталась с другими. Их грубоватость выражала не отсутствие чувствительности, а силу.Все-таки с закрытыми глазами он выглядит хуже, решила Джез. Хочется заглянуть в его быстрые яркие глаза необычного коричневого цвета, цвета спелого ореха. И ей просто необходимо увидеть выражение упрямого львенка, всегда присутствующее на его лице, когда он говорит. Да, он гораздо лучше выглядит, когда бодрствует. Вне всяких сомнений. Может ли какой-нибудь другой мужчина спать так крепко?Не утерпев, с невольным вздохом, Джез наклонилась и поцеловала Кейси в улыбающиеся во сне губы. Никаких признаков того, что он просыпается. Она поцеловала его снова, теперь уже таким поцелуем, который, по ее мнению, не мог бы позволить ни одному настоящему мужчине с красной кровью в жилах спать дальше. Он только отвернулся. Это уже начинало раздражать.Можно было бы пронзительно свистнуть прямо ему в ухо, подумала Джез, тогда он быстро придет в себя. Но, с присущей ему неуклюжестью и прямотой, Кейси может и кулаком заехать, прежде чем поймет, кто перед ним. Подумав, Джез зажала ноздри Кейси большим и указательным пальцами так, чтобы он не мог дышать через нос, и крепко прижала губы к его губам, чтобы он не мог дышать и через рот. Все еще не просыпаясь, он попытался увернуться, но она крепко держала пальцами его нос, так что попытка не удалась.Начав задыхаться, Кейси вдруг широко раскрыл глаза, и Джез быстро отпрянула от него.– Это я, – произнесла она.– А, что? – Он был в полнейшем замешательстве.– Это я, Джез.– Что ты здесь делаешь?– Я... Я хотела тебе сказать кое-что.И чего я пришла сюда? – подумала Джез. Была очень хорошая и веская причина прийти в его комнату, но в тот очень длинный промежуток, который прошел со времени, как она покинула свою комнату, до времени, когда она разбудила Кейси, она уже потеряла нить своих мыслей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
Хотя в архивной комнате Джез чувствовала себя совершенно смятой волной невероятной усталости, когда она вылезла из ванны и приготовилась ко сну, до ее сознания дошло, что только девять часов вечера. Она не могла решить, стоит ли подождать со сном и вернуться окончательно к калифорнийскому времени или поддаться соблазну и заснуть в такую рань. Задумчиво она развернула рождественский подарок Пита, который он сунул ей в сумку, когда они разговаривали в студии Мэла во время вечеринки. Черная атласная пижама и такого же цвета халат, отделанные белой атласной тесьмой! Удовольствие осветило ее лицо. На языке таких подарков этот ансамбль означал открытое, но не агрессивное провозглашенное желание. Добрый старый Пит! Он никогда не перестанет надеяться. Она все это надела, почувствовала, как подарок великолепно облегает тело, и решила, что не может быть ничего важнее хорошего сна.Джез проснулась, как от толчка, через три часа, неожиданно вынырнув на поверхность сознания. Это означало, что ей уже не удастся снова задремать, даже в этой удобной постели, в которой она спала лучше, чем где бы то ни было во всем мире. На ее часах была полночь, по нью-йоркскому времени три утра, а всем известно, что наихудшее время, чтобы проснуться, это три часа утра – странный час, причудливо извращающий мысли и навевающий такие идеи, которые днем не пришли бы в голову. Но, лежа в постели с широко открытыми глазами, она ощущала в себе какое-то таинственное и глубокое счастье, как будто она только что видела необыкновенно прекрасный, но тут же забывшийся сон, так приятно окрасивший ее пробуждение.Джез подобрала подушки с аппликацией, которые сбросила на пол, перед тем как окончательно заснуть, подоткнула их под спину и села в кровати, стараясь обрести контроль над своими мыслями. В этом счастье, которое после такого адского утра было почему-то разлито в ней, надо было еще разобраться, понять его источник. Она подумала о Гэйбе и Фиби, их сговоре, лишившем ее возможности сделать редкостные фотографии.Конечно, Сьюзи была права. За обедом она еще была не в состоянии взглянуть в глаза правде. Гэйб знал, что он делал. Первые слова, которые она сказала ему, когда он явился к ней на квартиру, имели отношение к «Лэйкерз». На ней всегда были футболки «Лэйкерз». Конечно, Гэйб будет всегда вести себя в своей манере, не считаясь ни с кем, а Фиби – в своей. Единственный способ иметь дело с ними – это или, передернув плечами, принять их такими, какие они есть, или вообще избавиться от них. Как от клопов.Джез выбрала второе. Это было четкое решение, пришедшее неожиданно, но окончательно, и Джез поняла, что теперь они действительно ушли из ее жизни. Воспоминания, связанные с синяками и шишками ее жизненного опыта, вдруг исчезли. Хотя в ней еще жило желание увидеть прием на новоселье у Мэджика Джонсона, но оно уже переместилось в разряд неисполнимого и несбыточного. Желания? Может быть, ее сон был о каких-нибудь желаниях? Это слово прозвучало как крошечный колокольчик, возвращающий сны из памяти, подумала Джез. Но больше она ничего не смогла припомнить, хотя ощущение необъяснимого счастья оставалось таким же сильным.Мысли Джез обратились к Сэму Батлеру. Может быть, она чувствовала себя счастливой потому, что в понедельник он впервые приедет на ранчо? Последнее время он находился в смятенном состоянии. Он согласился на роль в комедии Губера – Петерса, роль манекенщика, который разрушает все ожидания зрителя, став биржевым маклером. После подписания контракта его замучили сомнения.– Это самый неудачный шаг в моей карьере, – с несчастным видом жаловался он Джез. – Не могу понять, как этим негодяям удалось убедить меня взять роль, в которой развенчивается традиционное представление публики об идеальном мужчине. Они меня окрутили. А потом этот репортер... Он сказал мне, что актеры обязательно обнажают свою скрытую сущность не в процессе интервью, где они могут маскироваться, а в выборе ролей, что является, по его мнению, неизбежным проявлением того, что они представляют собой на самом деле. И я спросил себя: согласился бы Рэдфорд сыграть такого героя? И должен был ответить, что нет.Джез улыбнулась при мысли о Сэме, его карьере и его муках. О, они были реальны – на самом деле, – так же реальны, как проблемы обычного человека с обычной внешностью, и она хотела сочувствовать ему, как она сочувствовала бы, будь это Мэл или Пит. Но у него было что-то другое – может быть, он слишком драматизировал их? Но он не мог выражать свои переживания иначе, с жалостью к нему подумала Джез. Бедный Сэм, большой, обычный австралиец, втиснутый в обличье красавца! Ему бы родиться в Древней Греции – там его настоящее время и место, решила она. Но не следует говорить об этом. Его чувства юмора не хватит, чтобы понять это.Нет, мысли о Сэме вызывают только тошноту. Почти беспрецедентный сбор всей семьи на Рождество не обещал стать праздником добрых чувств, а еще если прибавить Сэма, то это может или приятно развлечь всех, или вызвать настоящую катастрофу. Она уже жалела о том, что импульсивно пригласила его, когда он пожаловался, что не поедет на праздники домой, в то единственное место, где к нему относились так же, как и ко всем. И как ее отец воспримет Сэма? А почему это должно беспокоить ее? Он замечает только Рэд. Почему бы не побеспокоиться о чем-нибудь реальном, например, о том, будут ли Сэм и Кейси вежливы друг с другом?Кейси! Джез вдруг выпрямилась на постели. В памяти вдруг всплыла частица ее сна. Она сидела у фортепьяно рядом с Кейси, а он пел «Маленький отель», а потом... Она ничего не вспомнила, кроме голоса Кейси: «Я хотел бы, чтобы мы были там, вместе». А она прильнула щекой к его плечу.Джез закрыла глаза и постаралась сконцентрироваться, но ничего другого из этого сна не пришло ей на память. Тем не менее ощущение счастья усилилось и стало четче, будто она рассматривала свои чувства в видоискатель. Кейси!Сегодня вечером она едва замечала его. На протяжении всего обеда он представлял просто в достаточной степени сочувствующую ей аудиторию. После она ощущала его доброе, теплое, терпеливое присутствие, его желание исполнить все, что ей может взбрести в голову, только бы отвлечь от гнева, и все же... и все же... Что, если бы его не было здесь вечером? Ну, проснулась бы она вот так же, среди ночи, с полнейшим пониманием того, что, если уж быть откровенной, Сэм Батлер чересчур... да, немного слишком занят самим собой и своими переживаниями, что Гэйб так и остался безнадежным Венгерцем. Кейси расставил все по своим местам, как-то все высветил, что ли, и не тем, что говорил, а тем, что он собой представлял.Цельная натура! Вот что. Основной чертой Кейси была его цельность, решила Джез. Она выбралась из постели и надела новую блузу. Она уже не сможет заснуть. Может, пойти на кухню и согреть молока? Но классическое средство от бессонницы требовало слишком больших усилий. Может, включить свет и почитать, пока не захочется спать? Так ведь не захочется!В комнате было холодно. Южная Калифорния оказалась во власти классического приступа холодов, к чему никто, как всегда, не был готов. Надо пойти в гостиную и посмотреть, есть ли еще угли в камине, подложить несколько поленьев и разжечь огонь, подумала Джез, бессознательно напевая мелодию «Маленького отеля». Помнится, Мэл и Пит однажды долго рассуждали о том, что единственный способ понять, что у тебя на уме, – это прислушиваться, какие песни непрошеными выливаются наружу. Мэл назвал это «мелодиотерапия», и Пит согласился с ним. Если это так, чтобы снова заснуть, нужно услышать, как Кейси поет под фортепьяно.Это звучало подходяще. Несколько куплетов его застольных баллад, и она уже будет зевать. Единственная проблема – комната Кейси находится в гостевом крыле, в конце длинной крытой веранды, тянущейся вдоль всей гасиенды, и придется выйти наружу, возможно, даже разбудить его, объяснить ситуацию, пригласить в гостиную. И заставить петь.Но предлагал же он после обеда сделать все, что угодно, чтобы приободрить ее. Ну а теперь, когда она приободрилась, и даже очень, что может помешать сказать, что она расстроена больше, чем когда-либо, и хочет принять его предложение исполнить что-нибудь из репертуара Эллы? Ничего, решила Джез. Только неохота прерывать его сон или заведомо врать. С другой стороны, Кейси, вероятно, будет доволен, если она разбудит его и скажет, что чувствует себя лучше. Он будет рад, и он запоет. А может, он и сам не спит, беспокоясь о ней, как о больной корове?Джез, шлепая босыми ногами, шла по веранде. Цветущий жасмин наполнял воздух сладкой ностальгией. Сырость, пронизывающая до костей, дополнялась порывами ветра. Так она совсем простудится, стараясь избавить Кейси от беспокойства. Ангел милосердия, очень кстати одетый в черный атлас! Конечно, если бы она была одета в кружевную ночную сорочку, пришлось бы сменить ее на что-нибудь менее провоцирующее, но в таком халате можно даже отправиться на танцы.Под дверью Кейси не было видно света. Совершенно очевидно, что он не слишком беспокоился и все-таки заснул, подумала Джез, содрогаясь от холода. Она постучала в дверь, но не услышала в ответ ни звука. Она позвала его, но ответа не было. Противный ветер продувал насквозь атлас, ноги мерзли на холодном каменном полу. Погода была как раз подходящая, чтобы схватить воспаление легких. Джез нетерпеливо покрутила ручку. Старая тяжелая дверь со скрипом открылась, и она быстро вошла в комнату, закрыв дверь за собой. С минуту она постояла, чтобы привыкнуть к темноте, помня, как когда-то наткнулась на багаж, оставленный Кейси.Во внутреннем дворике горели фонари, они давали достаточно света, и через некоторое время она смогла увидеть предметы в комнате. Она подошла к кровати Кейси и наклонилась над ним в нерешительности, стараясь выбрать наилучший способ разбудить его. Она не могла потянуть его за большой палец ноги: большой палец так далеко расположен от сердца, что не вызывает страха при пробуждении, но ноги Кейси были спрятаны под одеяло. Она могла бы погладить его по руке, но ближайшая к ней рука находилась тоже под одеялом, а другую он откинул так далеко, что она оказалась на другом краю кровати, и Джез очень далеко пришлось бы тянуться до нее, с риском свалиться на Кейси.Джез села на пол у кровати, раздумывая, что делать. Ее лицо оказалось на уровне матраца. Она стала изучать спящего Кейси. Видно было только его лицо – одеяло было натянуто до подбородка. Во сне он совсем мальчик, подумала она. Его изборожденный морщинами лоб разгладился, и на лице не было обычного напряженного выражения. Он слегка улыбался. Может быть, он сейчас видел тот же сон, который видела до этого и она?Глаза Джез, так много изучавшие строение человеческого лица, медленно перемещались по лицу Кейси, оценивая его форму: от подбородка к линии, где начинались волосы, от носа на веки, от ушей ко рту. Все его черты были лишены цвета в слабом свете от далеких фонарей. Рыжеватые волосы с кудряшками и вихрами были непонятного темного цвета, но только не рыжие. И все же его лицо вызывало симпатию, глубокую симпатию, даже нос, который был слишком широк у основания. Каждая из черт была основательной, каждая отлично сочеталась с другими. Их грубоватость выражала не отсутствие чувствительности, а силу.Все-таки с закрытыми глазами он выглядит хуже, решила Джез. Хочется заглянуть в его быстрые яркие глаза необычного коричневого цвета, цвета спелого ореха. И ей просто необходимо увидеть выражение упрямого львенка, всегда присутствующее на его лице, когда он говорит. Да, он гораздо лучше выглядит, когда бодрствует. Вне всяких сомнений. Может ли какой-нибудь другой мужчина спать так крепко?Не утерпев, с невольным вздохом, Джез наклонилась и поцеловала Кейси в улыбающиеся во сне губы. Никаких признаков того, что он просыпается. Она поцеловала его снова, теперь уже таким поцелуем, который, по ее мнению, не мог бы позволить ни одному настоящему мужчине с красной кровью в жилах спать дальше. Он только отвернулся. Это уже начинало раздражать.Можно было бы пронзительно свистнуть прямо ему в ухо, подумала Джез, тогда он быстро придет в себя. Но, с присущей ему неуклюжестью и прямотой, Кейси может и кулаком заехать, прежде чем поймет, кто перед ним. Подумав, Джез зажала ноздри Кейси большим и указательным пальцами так, чтобы он не мог дышать через нос, и крепко прижала губы к его губам, чтобы он не мог дышать и через рот. Все еще не просыпаясь, он попытался увернуться, но она крепко держала пальцами его нос, так что попытка не удалась.Начав задыхаться, Кейси вдруг широко раскрыл глаза, и Джез быстро отпрянула от него.– Это я, – произнесла она.– А, что? – Он был в полнейшем замешательстве.– Это я, Джез.– Что ты здесь делаешь?– Я... Я хотела тебе сказать кое-что.И чего я пришла сюда? – подумала Джез. Была очень хорошая и веская причина прийти в его комнату, но в тот очень длинный промежуток, который прошел со времени, как она покинула свою комнату, до времени, когда она разбудила Кейси, она уже потеряла нить своих мыслей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65