– Убью Эбби, маленькая негодяйка, – возмутилась Лиони. – Могла бы мне сказать.– Какой же тогда смысл в заговоре? – усмехнулся Дуг. – Так ты поедешь со мной?Лиони соскребла пятно краски с его рубашки и потрепала за бороду.– Да, и с удовольствием. Медсестры даже вздохнули от зависти.– Мы не должны их разочаровывать, – заметил Дуг с лукавой искоркой в глазах. – По-моему, нашей аудитории не хватает поцелуя под занавес.И он поцеловал ее так страстно, что Лиони пришлось уцепиться за шкаф с медикаментами, чтобы не упасть. 28 Эмма слушала шестичасовые новости по установленному в кухне радио и одновременно резала горячую куриную грудку на маленькие кусочки. Затем положила на тарелку большую ложку картофельного пюре. У нее была приготовлена подливка для отца, но она знала, что предлагать ее матери будет ошибкой. Совершенно непостижимым образом Анна-Мари приходила в неистовство во время еды только в тех случаях, когда ей предлагалось что-то, от чего могли остаться пятна. Если еда была бесцветной, она послушно ела пластмассовой вилкой или позволяла себя кормить. Но когда Эмма как-то дала ей томатный соус, она швырнула свою вилку через всю комнату и так забрызгала стены и мебель, что они стали напоминать предметы искусства в стиле мо – дерн. Эмма часто думала, что кормить мать – все равно, что кормить ребенка, только очень большого размера и порой на удивление сильного.– Мам! – позвала она, ставя тарелку на кухонный стол рядом с чашкой чуть теплого чая. – Мам, ужин готов!Мать не появилась, и Эмма оправилась ее искать. Нашла она ее в столовой, где Анна-Мари энергично пыталась открыть дверь на патио. Это с некоторых пор стало ее любимым занятием после бессмысленной беготни по дому. Выбраться она не могла по той простой причине, что все двери были теперь Надежно заперты. Три месяца назад она исчезла ночью, но, к счастью, была обнаружена соседями в своем палисаднике. Она беспомощно стояла перед их домом и плакала. С той поры Эмма настояла, чтобы все двери и окна всегда были заперты.К счастью, сегодня Анна-Мари пребывала в спокойном состоянии и даже ласково похлопала Эмму по руке, когда та привела ее на кухню. Эмма положила сахар в чай и села рядом, чтобы помочь матери, если понадобится. Анна-Мари с жадностью набросилась на еду, ее когда-то прелестное личико было лишено всякого выражения. Теперь так бывало почти всегда, за исключением тех моментов, когда она вдруг чего-то пугалась. Страх остался одним из немногих доступных ей чувств.Наблюдая, как мать сдается перед наступлением ужасной болезни, Эмма пришла к выводу, что мозг – это все. Когда его медленно съедает безжалостная хворь, лицо становится просто частью тела и напоминает пустой холст. Мать уже почти перестала разговаривать, за исключением тех моментов, когда она злилась и что-то бормотала, или швырялась вещами и звала Джимми. Эмма боялась, что скоро мать вообще перестанет узнавать ее.– Она будет знать, что вы – важный для нее человек, но забудет, кто вы на самом деле, – пояснил специалист по болезни Альцгеймера три месяца назад, когда поставил свой страшный диагноз. – Вскоре ей понадобится круглосуточный присмотр опытной медсестры.Больше всех его слова потрясли Джимми. У него был такой вид, будто он собирается впервые в жизни заплакать. Мощные плечи опустились, он уже не напоминал огромного шумного Деда Мороза, превратившись в пустую оболочку когда-то сильного мужчины. Кирстен смотрела в окно с отсутствующим видом. Только Эмма беседовала с врачом, выясняя, что можно сделать сейчас, чем поддержать, если есть такие лекарства, и какие больницы он порекомендует. Вскоре все остальные вышли: Джимми – к жене, которая воевала с медсестрой, а Кирстен – покурить. Без них было легче говорить с врачом откровенно.– Моему отцу трудно с этим смириться, – сказала Эмма. – Всем трудно. Не могу припомнить человека, кому было бы легко, – ответил доктор. – Трудность еще в том, что справляться, боюсь, придется вам одной, а другие просто смирятся, и все. Ведь ваша сестра, кажется…Эмма кивнула. Не время было вдаваться в отношение Кирстен к жизни. Подобно капризному ребенку, который считает, что, если он прикроет глаза и не будет вас видеть, вы тоже не будете его видеть, Кирстен полагала, что ничто не может причинить ей боль, если она не будет об этом думать.– Короче говоря, – сказала Эмма, доставая блокнот и ручку, чтобы все записать, – что мы сейчас делаем? Как долго мама продержится на том уровне, на котором она сейчас?Врач пояснил, что точно сказать невозможно. Болезнь прогрессирует с различной скоростью. Некоторые остаются на одном уровне долгие годы, состояние других, как Анны-Мари, стремительно ухудшается. Он пояснил, что болезнь Альцгеймера прогрессирует по ступеням: какое-то время человек находится на одной ступени, затем спускается на следующую, но никогда не возвращается на предыдущую. Назад пути нет.И в самом деле, с каждым днем становилось все труднее. Родственники и друзья пытались помочь, Эмма проводила в доме родителей всю субботу за уборкой и готовкой, да еще приезжала по вечерам. Отец теперь работал неполный день, а двое соседей по очереди сидели по утрам с Анной-Мари, чтобы дать ему возможность съездить на работу. Кирстен появлялась по воскресеньям, но на неделе от нее не было никакого толка, поскольку ее с непривычки совершенно выматывала новая работа – она сидела в приемной у дантиста. Даже ужасная тетя Петра появлялась по пятницам утром, хотя Эмма и сомневалась, что это удачная мысль: тетя Петра с ее остеопорозом вполне могла что-нибудь себе сломать, постоянно передвигаясь за Анной-Мари по дому.Эмма понимала, что им требуется квалифицированная помощь. Но Джимми не хотел об этом слышать. Ему казалось, что впустить в дом профессиональную сиделку означает сдаться и поверить, что нет никакого света в конце тоннеля.– Кто-нибудь дома? – раздался голос Кирстен из холла. – Это я!– Мы в кухне.Кирстен вошла в кухню, бросила пиджак на стул и плюхнулась рядом с Эммой, даже не подойдя к матери и не поцеловав ее.За месяцы после расставания с Патриком она очень изменилась. Потеряла тот роскошный вид, который придавало ей богатство мужа и бесконечные визиты в парикмахерскую. К тому же ей никогда раньше не приходилось работать.Теперь у нее не было денег, чтобы постоянно красить волосы, ушел в прошлое и маникюр дважды в неделю. Волосы стали длиннее, корни черные, макияж небрежен после долгого рабочего дня. О былой Кирстен напоминали только роскошная сумка из леопарда и огромное обручальное кольцо, которое Патрик не попросил вернуть.– Как дела, сестренка? – спросила она, наливая себе чаю. – Что ты сегодня вечером делаешь? Я подумала, заеду, может, мы с тобой в кино сходим.Эмма сдержалась и не сказала, что свое свободное время Кирстен вполне могла бы посвятить уходу за матерью. Это было бы несправедливо. В конце концов, у них с Питом ведь тоже своя жизнь, а Кирстен тосковала, после того как ее брак распался. Она теперь не могла позволить себе ничего из тех развлечений, к которым привыкла раньше. Она вела довольно одинокую жизнь и стала часто приезжать к Эмме с Питом, привозя новые видеокассеты и чипсы.– Мы ничего не планировали, – сказала Эмма. – Пит работает допоздна, я даже ужина не готовила, закажем что-нибудь на вынос. Если хочешь, присоединяйся.– Ага, – сказала Кирстен, – наверное.Когда мать поела, Эмма повела ее наверх, чтобы заняться сложной процедурой переодевания блузки. Анна-Мари ненавидела переодеваться, и стоило Эмме расстегнуть одну пуговицу, как она начала орать, отбиваясь так, будто ей делали больно.– Джимми! – жалобно взывала она. – Вели ей перестать!– Мам, – сказала Эмма как можно спокойнее, увертываясь от ударов, – мы только сменим блузку. Ты же не любишь носить одежду в пятнах…– Джимми! – завопила мать еще громче. «Интересно, где эта клятая Кирстен, когда она так нужна?» – подумала Эмма.– Джимми, Джимми, Джимми…Хлопнула входная дверь, и раздались тяжелые шаги по лестнице.– Что ты с ней делаешь? – прорычал Джимми О'Брайен, появляясь в дверях с грозным лицом.– Джимми! Джимми! Помоги мне!– Я здесь! – заорал он, пытаясь обнять жену, но она начала вырываться. – Что ты с ней сделала? – набросился он на Эмму.Эмма, уставшая за полдня возни с матерью, без сил опустилась на кровать.– Ничего, – тупо сказала она. – Просто пыталась сменить ей блузку, она запачкала ее за ужином.– К черту проклятую блузку! – крикнул Джимми.И тут что-то в Эмме оборвалось. Она отпросилась на полдня в офисе, чтобы отец мог проработать целый день, зато накануне ей пришлось засидеться допоздна. К тому же матери удалось вылить целую бутылку чистящего средства для туалета на лестницу, и уборка заняла долгое время.– Блузка – это очень важно, – сказала она спокойно и тихо, чтобы еще больше не расстраивать мать. – Маме нравится выглядеть хорошо. Она всегда придавала этому большое значение. Беда в том, что я не умею менять одежду на такой больной, как мама. Это может сделать только опытная сиделка.– Послушай меня… – попытался перебить ее Джимми. Но Эмма встала и молча вышла из комнаты, не обращая внимания на требования отца немедленно вернуться. Кирстен подслушивала внизу у лестницы.– Похоже, ты уходишь?Эмма мрачно кивнула.– Подожди, я с тобой!В машине Эмма долго молчала. Начинала дико болеть голова. Ей хотелось закричать на саму себя за то, что снова оказалась трусихой, не посмела сказать своему проклятому отцу, что он может сделать со своей грубостью, дурным характером и неблагодарностью за ее усилия помочь. Элионор явно огорчится.– Ты выглядишь несчастной, – заявила Кирстен, элегантно выскальзывая из машины с неизбежными чипсами и огромной плиткой шоколада. – Надеюсь, ты не собираешься звонить папе и извиняться за то, что ушла, не дав ему доругаться? Он терпеть не может, когда публика разбегается, если он только что разогрелся для хорошей ссоры. Ты плохая девочка.Эмма слабо улыбнулась.– .Сегодня я собираюсь устроить себе выходной. Готова посмотреть любой ужасный фильм, который ты притащила, и съесть кусок пиццы.Пит бросил взгляд на напряженное лицо Эммы и сразу же возвестил, что они идут куда-нибудь ужинать.– Плевать на деньги, – сказал он, обнимая Эмму. – Тебя надо развеселить.Они пошли в маленький итальянский ресторан, где ели спагетти, запивая еду прекрасным красным вином, и закончили трапезу рюмками граппы, которой их угостил хозяин заведения. Кирстен весь вечер кокетничала с ним, он растаял, подвинул к ним стул и смотрел на Кирстен коровьими глазами.Когда Эмма, пошатываясь, возвращалась к столику после посещения дамской комнаты, она услышала разговор между Кирстен и Питом, которые ждали счета.– Знаешь, иногда мне хочется набить ему морду, , – говорил Пит с необычной для него злостью. – Когда я вспоминаю, сколько времени Эмма проводит с матерью, делает там все, черт побери… Ради нее я всегда молчал – считал, она вполне обойдется без еще одного наглого босса в своей жизни. Но когда-нибудь я обязательно скажу твоему отцу, что я о нем думаю!– Из-за меня не отказывай себе, – беспечно сказала Кирстен. – Уж я ему цену знаю. Но дело в том, что Эмма должна воспротивиться ему сама. Не понимаю, почему она этого не сделала много лет назад.Несмотря на вино и граппу, Эмма снова почувствовала себя несчастной. Алкоголь не в состоянии ей помочь. Она должна все сказать отцу. Но ему так много приходится сейчас переживать, что слишком жестоко еще ей ссориться с ним. В конце концов, не его вина, что у нее не хватило смелости остановить его много лет назад. А сейчас не время.– Может, мне подольше посидеть в туалете, чтобы вы могли обо мне поговорить? – спросила она, подходя к столу и целуя Пита в лысину.– Прости, радость моя, мы говорили только о вашем чертовом папаше, – виновато сказал Пит. – Я знаю, ты не хочешь, чтобы я вмешивался, но он не имеет права так с тобой обращаться. Ты для него вроде служанки, и я больше не стану это терпеть.– Ох, Пит, – вздохнула Эмма, – у бедного папы сейчас столько забот. Не надо ничего говорить. Я сама, хорошо?Кирстен и Пит одновременно пожали плечами.На следующий день Эмма очень неохотно поехала к родителям. День выдался солнечным, на небе ни облачка. Как раз в такие дни они с Питом любили сидеть в своем садике величиной с носовой платок, греться на солнышке, читая воскресные приложения к газетам и довольствуясь какой-нибудь примитивной едой вроде яичницы. Вместо этого ей придется часа четыре присматривать за матерью, потому что у отца была назначена встреча с приятелем. Она с ужасом думала о том, что ее ждет, и чувствовала себя от этого виноватой.Отец уже ждал ее у дверей, держа в руках пиджак и ключи от машины.– Ты опоздала, – заявил он, проходя мимо. – Учти: я ее не кормил. У нее скверный день.Оказалось, что это еще слабо сказано. Эмма обнаружила мать в спальне в окружении куч одежды, вытащенной из всех шкафов и ящиков. Носки, рубашки, блузки, брюки, платки грудами лежали вокруг нее. На ней самой ничего не было, кроме колготок. Она складывала вещи одну на другую, пока вся куча не рассыпалась, и тогда начинала снова. Длинные, когда-то ухоженные волосы были спутаны и немыты, лицо не накрашено, хотя раньше мать очень следила за собой.Эмма почувствовала, как глаза наполняются слезами.Через два часа, после нескольких истерик ей удалось вымыть мать, подкрасить и надеть на нее синее платье. Настроение Анны-Мари сразу улучшилось. Она любовалась собой в зеркале, пока Эмма варила макароны на обед, и даже начала напевать высоким голосом, пританцовывать и мило улыбаться дочери. Они пообедали, потом переместились в гостиную, и Эмма включила телевизор, где показывали старый мюзикл. Мать послушно села рядом. Теперь она редко смотрела телевизор, но старые фильмы любила. Она уютно свернулась рядом с Эммой, иногда поглядывая на экран.Эмма подумала, что если бы кто-нибудь видел их в этот момент, то умилился бы такой картине: мать и дочь вместе смотрят телевизор. Насколько же по-другому все было на самом деле. Будет ли у нее когда-нибудь собственная дочь, с которой она сможет смотреть телевизор? Наверное, нет…Но почему нет? Эмма выпрямилась. Что ей мешает? Она ведь не знает точно, бесплодна она или нет. Зачем горевать заранее? Жизнь слишком драгоценна и коротка, чтобы изводить себя без веских оснований. Именно сейчас, ухаживая за безнадежно больной матерью, она почувствовала это особенно остро.Эмма решила, что она не позволит себе зря растрачивать свою жизнь, и внезапно ей захотелось рассказать об этом Питу.Он не сразу снял трубку.– Заснул над газетой, – признался он. – Очень устал. Что-нибудь случилось, Эм?– Помнишь, мы говорили насчет анализов, которые следует сделать, чтобы выяснить, почему я не беременею?– Да, – нерешительно сказал Пит.– Ты все еще готов пройти через это? – спросила Эмма с бьющимся сердцем.– Разумеется.– Тогда первым делом в понедельник я иду к врачу! – объявила Эмма. – Я хочу ребенка, Пит. Я сделала глупость, что так затянула, но мне казалось, что не время, раз мама болеет. Но теперь я знаю: сейчас самое время!– Господи, Эмма, я так люблю тебя! – воскликнул Пит. – Почему ты вдруг решила?– Это от сидения с мамой, – объяснила она. – Ее жизнь уходит, а я зря трачу свою, потому что боюсь посмотреть правде в глаза. Если у нас не может быть ребенка, мы усыновим чужого. Какой же я была дурой.– Ну, не надо так расстраиваться, – пробормотал он.– Но я потеряла столько времени. Мы уже давно могли бы встать в очередь на усыновление.– Давай сначала убедимся, что у нас не может быть собственного ребенка. Я тут читал про искусственное осеменение. Высокий процент удач, так что, если не получится с первого раза, можно повторить.– Это дорого, – заметила Эмма.– Даже если мне придется продать самого себя, я это сделаю, – пошутил Пит. – Правда, солнце мое, мы справимся. Ведь это для нас сейчас самое главное. Займем, если придется.– Ты просто прелесть, – сказала Эмма.– Согласен. Приходи скорей домой, мы еще потренируемся.Джимми вернулся значительно позже семи. Эмма устала, ей не терпелось попасть домой, чтобы все подробно обсудить с Питом. А Джимми к тому же был в дурном настроении.– Ты что, мне ужин не приготовила? – прорычал он, обнаружив, что в духовке его не ждет ничего вкусного.Эмма не могла поверить тому, что слышит.– Нет, – холодно ответила она. – Я не приготовила ужин, потому что полагала, что ты придешь значительно раньше.– Замечательно! Я тебя вырастил, а ты мне даже поесть не приготовишь. Послушай меня, моя девочка…– Нет, – резко перебила Эмма, – это ты меня выслушай. Я полдня тут просидела, ухаживая за мамой, а ты начинаешь кричать на меня, едва войдя в дверь. Так не пойдет.– Не смей разговаривать со мной таким тоном! – заорал Джимми.Впервые в жизни Эмма не стушевалась.– И ты не смей со мной так разговаривать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52