Я не знаю, произошли бы у нее все эти психические отклонения, если ей не пришлось перенести такого потрясения. – Он вздохнул. – Мне бы хотелось думать, что они возникли бы неизбежно, но я сомневаюсь. Полагаю, единственное, что нужно воспринять как должно, это то, что я той ночью убил и своего брата, и свою сестру.
«Какая тяжкая ноша, и он несет ее всю жизнь, – подумала Клэр. – Какую ужасную вину он чувствует».
– Однако ты и сам был только ребенком, – сказала он. – Дети не думают о последствиях своих поступков. И они не осознают опасности. Или смертельного исхода. Если бы ты знал, что твой брат в опасности, ты бы сделал все возможное, чтобы предотвратить это.
Рэнди посмотрел на нее.
– Ты знаешь, я ведь так и не рассказал Льюэн правду о том, что произошло той ночью?
Тогда почему же ты рассказал мне? И почему именно сегодня? – спросила она.
– Потому что я знал, что ты не убежишь. Ты слишком быстро стараешься определить, что из себя представляют люди, но не пытаешься скрыться от них, неважно, насколько они неприятны. – Он покачал головой. – Я всегда думал, что Льюэн нужна была только самая незначительная зацепка, чтобы хлопнуть дверью. Я бы никогда не смог рассказать ей то, что рассказал сейчас тебе.
Клэр положила подбородок на колени.
– Я рада, что ты смог, – сказала она. Счет сравнялся. Каждый из них поделился с другим чем-то очень личным. Причиняющим боль. Ей захотелось обнять его, сделать так, чтобы он чувствовал себя так же, как она чувствовала за неделю до этого, когда он держал ее в объятиях в музее. Защищенной, согретой и понятой. Она положила ему на плечо руку и закрыла глаза.
Ангелочки. Разве не называли Ванессу «ангелом» с ее золотыми кудрями и невинной улыбкой, с ровными мелкими зубками? Разве не так ласково называла ее Мелли?
– О чем ты думаешь? – спросил Рэнди через несколько минут спокойствия.
– О Ванессе. Не знаю, почему. Может, потому что в твоих словах было что-то… и о нас.
– Что именно?
Она покачала головой.
– Я не знаю. Может быть, слово «ангелочки». Моя мама называла Ванессу «ангелом». У нее были такие золотые, блестящие, легкие волосы. – По неизвестной причине мысль об этой светловолосой девочке стала раздражать ее. – Неважно, – сказала она. – Я не хочу вспоминать.
– Я думаю, тебе нужно вспомнить.
– Я сомневаюсь, что есть что-то, заслуживающее воспоминаний.
– А я думаю, что некоторые чересчур сопротивляются этому. – Он повернул голову, чтобы подарить ей улыбку. – Ты сама сейчас как десятилетняя девочка, – сказал он. – С поджатыми ногами, обнимающая свои коленки.
Она немного поколебалась, прежде чем заговорить.
– Именно столько мне и было лет тогда. Летом, когда Ванесса уехала. Она почувствовала, что мелкими шажками приближается к чему-то. К чему, пока не могла понять. – Я знаю, что именно в этом возрасте я тогда была. А больше ничего не помню.
– Порядок, – сказал Рэнди. – Тебе десять лет. Что ты помнишь из десятилетнего возраста?
Она пожала плечами, не способная отличить этот возраст от какого-либо другого.
– Ничего, – сказала она.
– Ну, в каком классе ты была?
– Догадываюсь, что в пятом.
– И кто же был у вас учителем в пятом классе?
– Умм… – Она попыталась вспомнить, но ей ничего не приходило в голову. – Я не помню своих учителей начальной школы.
– А сколько лет было Ванессе, когда тебе было десять?
– Восемь.
– И почему же твой отец забрал с собой именно ее, а не тебя?
Она снова пожала плечами, на этот раз с чувством некоторого неудобства. Ей не хотелось об этом думать.
– Похоже, ты немного завидовала ей, а? Так же, как я ревновал к Марго и Чарльзу? Ванесса была красивой, у нее были такие прекрасные волосы.
– Я не завидовала ей. – А может быть, и завидовала. Не помню.
– Ты, вероятно, была рада, когда она уехала?
– Нет, нет.
– Конечно, нет, Рэнди, – передразнил он ее. – Как ты мог вообразить, что такая плохая мысль могла возникнуть в такой правильной головке, как моя? – Он взъерошил ей волосы.
– Ну, даже если я и завидовала ей, – сказала она, – это нормально в детском возрасте. Так же, как ты завидовал своим брату и сестре. Совершенно нормально. Все, что я знаю, что по какой-то причине мой отец взял с собой Ванессу в штат Вашингтон, и я больше никогда их не видела.
– «Позволь мне называть тебя любимой», – начал напевать Рэнди, – я…
– Прекрати! – Она оттолкнула его от себя и почувствовала, как к лицу прилил жар.
– Прости. – С лица Рэнди сбежала улыбка. Его пальцы окаменели под ее ладонью, пока он держал ее руку. – Прости меня.
Она позволила взять себя за руку.
– Мелли сказала мне, что очень скоро я снова увижу Ванессу и папу, – сказала она тихо. – Она всегда говорила это. Когда бы я ни спросила, она всегда отвечала: «Очень скоро, дорогая».
– Твоя мать была лгуньей.
– В определенном смысле, я полагаю, что да, но только, чтобы облегчить мне жизнь. Она лгала, чтобы защитить меня. Помочь мне пережить боль.
– Правда – это единственное, что может помочь пережить боль. Это всем известно. Необходимо смотреть правде в глаза, тогда справишься с болью. Полуправда всегда живет секретами.
Она почти не слушала, подставив запястье под свет, льющийся с балконов, чтобы взглянуть на часы. Как всегда, она слишком долго оставалась с Рэнди.
– Мне нужно домой, – сказала она.
Они молча надели пальто и пошли к выходу. В фойе Рэнди выключил отопление и свет на балконах, оставив их в совершенной темноте, когда прижал ее к себе, чтобы обнять.
– Ну, – сказал он, держа ее в объятиях, – прекрасный получился вечер. Ты прекрасно танцуешь. Однако этот последний час был ужасным.
– Да. – Она обвила его руками, и по тому, как отреагировало его тело, теснее прижавшись к ней, она поняла, что он чувствует теплоту и заботу, которую она предлагала ему. То, что чувствовала она, было любовью, глубокой и чистой, и всепоглощающей. Она чувствовала с Рэнди большую близость, чем с Джоном. Тем не менее, когда он нагнул голову, когда стал искать губами ее губы, это показалось ей неожиданным и нечестным, и недозволенным, и она быстро отвернулась от него.
– Прости, – сказал он ей в волосы. – Опять вышел за рамки. Пожалуйста, считай это просто благодарственным поцелуем за то, что снова возродила меня к жизни.
Ее трясло.
– У вас очень необычный брак, – сказал Рэнди через минуту. – Я не должен пользоваться терпимостью Джона, – он подбирал слова, а потом засмеялся, – делая наше знакомство чересчур близким. Я не знаю, как бы себя чувствовал, если бы моя жена пошла на танцы с другим мужчиной, неважно, какими бы платоническими их отношения ни были.
Клэр поколебалась минутку.
– Он не знает, – сказала она. – Я сказала, что иду в кино.
Подойдя к двери, Рэнди оглянулся, чтобы посмотреть на нее.
– Со мной? – спросил он.
– Нет. Я сказала, что иду с подругой. – Слышать слова лжи, сорвавшиеся с собственных губ, было отвратительно. Она должна сказать Джону правду. И она скажет, как только доберется до дома.
Рэнди бессильно опустил руки.
– Почему ты солгала? – спросил он.
– Потому что я не хотела его расстраивать.
Он вздохнул, покачав головой, обгоняя ее снова, чтобы открыть дверь.
– Ты – настоящая дочь своей матери, – сказал он.
– Что ты имеешь в виду? – Она вышла в ночь.
Он повернулся к ней, положив руку ей на плечо.
– Я не хочу быть частицей этой лжи, Клэр.
– Я тоже этого не хочу, – сказала она. – Это было ошибкой. Я просто плохо подумала.
Он посмотрел вниз по улице, в направлении своего дома, достал свою трубку из кармана пальто и постучал ею о ладонь.
– Я пойду домой пешком, – сказал он.
– Ты уверен?
– Да. Это пойдет мне на пользу. – Он прикурил трубку, и дымок пополз вверх в воздух небольшими ароматными облачками. Он вынул трубку изо рта и слегка коснулся ее руки. – Спокойной ночи, Клэр.
Она смотрела, как он шел вниз по улице, и не сделала ни одного шага к машине на стоянке. Она не сводила с него глаз до тех пор, пока темнота не поглотила его, и тогда она поняла, что у него беда. Она не хотела ни ехать домой, ни видеть Джона, ни чувствовать вес вины ото лжи, который висел на ней. Она не станет признаваться ему. Зачем? Признание облегчит только ее душу, но ему от этого будет только больно. Кроме того, если ей и придется солгать в другой раз, чтобы встретиться с Рэнди, она поступит точно так же.
22
Вена
Звонок от Амелии последовал в девять часов, как раз, когда Джон въехал в дом через черный вход. Она хотела поговорить с Клэр. Джон на мгновение поколебался, в уме повторяя сообщение, которое оставила ему Клэр по автоответчику.
– Разве она не с тобой? – спросил он. – Она сказала, что вы вдвоем собирались в кино.
– Первый раз слышу. Ты все точно понял?
– Да. Абсолютно точно. Может быть, кино будет позже?
– А я до сих пор ничего об этом не знаю, Джон, как ты думаешь? Послушай, скажи ей, что я звонила, ладно? – Она засмеялась. – И скажи ей, что если она использует меня для прикрытия, то ей лучше сообщать об этом мне, чтобы не было расхождений в наших рассказах.
Он не улыбнулся.
– Джон? Все в порядке?
– Да. Прекрасно. Я скажу ей, что ты звонила. Он положил трубку и сидел посреди кухни несколько минут. Всему этому есть, конечно, логическое объяснение. Тем не менее он не станет тратить своих усилий на его поиски. Возможно, она расскажет ему об этом сама, когда вернется домой.
Он разжег камин и сел в кресло-качалку, перебирая кучу статей, которые собрал за годы. Там были журнальные и газетные вырезки о музеях и однодневных путешествиях, и ресторанах, и парках, и кипа брошюр о мероприятиях, доступных людям с инвалидными колясками. После их ссоры в Балтиморе он пробежал эту кипу материалов дважды, собирая список возможных развлечений. Насколько он знал, Клэр даже не начала составлять свой список. Он чувствовал себя занудой каждый раз, когда поднимал этот вопрос, и поэтому вот уже несколько дней не спрашивал об этом. Он предоставит ей свой список в эти выходные. Если она не составила своего, значит, просто не хочет этого делать и полагается на него.
Он так углубился в брошюру о приключениях в диких лесах, что оторвался от нее только, почувствовав, как его желудок сжался, а руки затекли. Когда он затем посмотрел на часы на каминной полке, было уже больше десяти.
Она была с Рэнди. Он откинул голову на спинку кресла-качалки, закрыв глаза. Она была с Рэнди и солгала ему. А зачем же лгать, если между ними нет ничего, кроме дружбы? Что будет с ним и с Клэр, с их браком? Он не мог поверить, что он дошел до сути своих подозрений – нет, не подозрений, а уверенности, что она изменяет ему. В первый раз? Она не упоминала о Рэнди более одного-двух раз после выходных в Балтиморе, и он надеялся, что их ссора в отеле достаточно потрясла ее, чтобы наставить на путь истинный.
Час спустя Джон все еще был в кухне, предаваясь размышлениям перед тем, как лечь спать, когда вошла Клэр.
– Прости, что так поздно, сказала она, положив свою сумочку. – Мы заговорились, и я потеряла счет времени. – Она была розовощекая и не сняла пальто, когда пошла открывать посудомоечную машину, чтобы вытащить тарелки. Совсем недавно она бы сразу же от дверей пошла поцеловать его. Теперь даже не взглянула в его сторону.
– С кем заговорились? – спросил он.
Она не ответила, вытаскивая сковороду из моечной машины и поставив ее на стойку бара.
Он распрямил спину, приготовившись к ссоре.
– Амелия звонила сюда в девять часов, ища тебя.
Держа в руке стакан, она повернулась, приоткрыв рот, и он почувствовал что-то вроде презрения. Он подъехал на коляске к двери, ведущей в коридор.
– Возьми все, что тебе понадобится из спальни, – сказал он. – Потому что ты сегодня не будешь спать со мной.
Она опустила стакан на стойку бара.
– Джон, подожди. Послушай меня.
– Убирайся! Я не хочу, чтобы ты была рядом со мной. У тебя есть выбор. Комната Сьюзен или комната для гостей. Или можешь отправляться назад к Рэнди.
Он слышал, что она начала что-то говорить, но быстро остановила себя, а он повернулся посмотреть на нее еще раз.
– Что? Ты пытаешься сказать мне, что не виделась с ним сегодня вечером?
Она стянула лацканы пальто вместе, как щит.
– Я была с ним, но это не то, что ты думаешь. Сердце болью отозвалось у него в груди. Ему хотелось, чтобы он ошибся.
– Ты солгала мне, – сказал он. – И ты думаешь, что я поверю, что между вами ничего нет?
– Между нами кое-что есть. Дружба. И это для меня важно. Я не хотела лгать тебе, но я знала, что ты… чувствуешь неприязнь к нему, и я не знала, как мне встречаться с ним, не расстраивая тебя.
– Где вы были сегодня вечером?
Она с трудом сглотнула.
– На танцах, – сказала она.
– На танцах! Ты же всегда говорила, что тебе наплевать на танцы!
Она присела на стол и усталым жестом откинула прядь волос со щеки. Ее пальто распахнулось, и он смог видеть, что на ней надето сиреневое платье, которое он купил ей год назад.
– Мне наплевать на танцы, – сказала она. – Мне это совершенно не важно. – Она закрыла глаза и глубоко вздохнула. – Это не совсем правда, но это не главное, Джон, ведь я всегда говорила, что равнодушна к танцам, потому что мы не можем танцевать вместе.
И у него возникло непреодолимое желание схватить стакан со стойки и запустить им в нее.
– И о чем же еще ты мне лгала все эти годы? – спросил он. – Что еще я не в состоянии делать, чего ты так страстно хочешь, так, что делаешь это у меня за спиной?
– О, Джон. – Она нагнулась к нему, положив руку на плечо. – Пожалуйста, пожалуйста, прекрати. Прости меня.
Он увидел мягкое зовущее местечко, где ее груди соприкасались под платьем и почувствовал отвращение при мысли о том, что Рэнди видел то же самое. Хуже, если он прикасался к ней. Он скинул ее руку с плеча.
– Твои извинения ничего не стоят, – сказал он. Клэр снова встала, а потом сказала тихо:
– Я буду спать в комнате Сьюзен.
Посреди ночи он почувствовал, что она проскользнула к нему в постель. Она лежала рядом с ним, тихонько всхлипывая, эти слезы были редки, как бриллианты, и оттолкнуть ее снова он не мог. Почти рефлекторно он пододвинулся, чтобы обнять ее, прижать к себе, и ее тело приникло к нему, когда он пододвинул ее поближе.
– Мне страшно, – прошептала она. – Что с нами происходит, Джон?
Он закрыл глаза.
– По-моему, это называется связь с другим мужчиной.
На минуту она потеряла дар речи.
– Я знаю, тебе именно так все и должно казаться, – сказала она наконец, – но мой интерес к нему отнюдь не романтический. Клянусь.
– Тогда в чем же дело?
Она заколебалась.
– Дело в том… помнишь, я рассказывала тебе об этих странных вспышках воспоминаний?
– Да.
– Ну, прости меня, но они у меня все еще продолжаются. И все сильнее.
– О, Клэр! – Он зарыл лицо в ее волосах. Она извинялась так, как больной человек мог бы просить прощения за то, что он – обуза. – Почему же ты мне не рассказала?
– Я подумала, что тебе лучше об этом не слышать.
Он провел рукой по ее волосам.
– Почему ты так говоришь?
– Потому, что ты хочешь, чтобы я была веселой и счастливой, а сейчас это для меня невозможно.
Это была правда, что он все бы отдал, чтобы вернуть свою красивую, искрометную жену. Он глубоко вдохнул, а потом выдохнул.
– Следовательно, вы с Рэнди говорили об этих воспоминаниях?
– Да. В каком-то смысле именно он послужил их причиной, и я не пугаюсь, когда говорю с ним об этом. Он пытается заставить меня подумать о том, что же они обозначают. Откуда они приходят.
Ты – глуп, как осел, Донован. Парень совершенно не понимает, куда он ввязывается.
– Попробуй рассказать мне о них, Клэр, – храбро сказал он. – Дай мне шанс послушать.
Долгое время она молчала. Когда заговорила наконец, ее голос был запинающимся, совершенно не ее.
Ну, бывают те, о которых я уже тебе рассказывала. Пятна крови и зеркала. И однажды на работе я долго видела малиновку. Рисунок малиновки, как из книжки с картинками для раскрашивания и… О! «Позволь мне называть тебя любимой» – я услышала мелодию в музыкальной шкатулке… и я…
– Ты имеешь в виду музыку на карусели?
– На карусели?
– Это была одна из песен, которую твой дед заводил на карусели, не так ли? Разве это не ты говорила мне, может быть, Мелли…
– Да, ты – прав. Но почему же она меня так расстроила?
– О, Клэр, дорогая, я не знаю. – Он обнял ее. – Все перепуталось у тебя в голове, и каким-то образом это связано с Марго, и с мостом, и с Рэнди.
Она не сказала ничего.
– Зачем ворошить прошлое? – спросил он. – Я неоднократно слышал, как ты сама говорила это людям несчетное количество раз. – Клэр не доверяла психоаналитикам, которые копались в детстве своих пациентов. Он не совсем разделял ее философию, но именно сейчас, чувствуя отчаяние, заставлял ее поверить в то, в чем она убеждала других. – Сосредоточься на сегодняшнем, – сказал он. – Ведь ты сама так говоришь, не так ли? Оставь прошлое в покое.
– Но оно не хочет оставлять меня. – Она отодвинулась от него, переместившись на матрас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
«Какая тяжкая ноша, и он несет ее всю жизнь, – подумала Клэр. – Какую ужасную вину он чувствует».
– Однако ты и сам был только ребенком, – сказала он. – Дети не думают о последствиях своих поступков. И они не осознают опасности. Или смертельного исхода. Если бы ты знал, что твой брат в опасности, ты бы сделал все возможное, чтобы предотвратить это.
Рэнди посмотрел на нее.
– Ты знаешь, я ведь так и не рассказал Льюэн правду о том, что произошло той ночью?
Тогда почему же ты рассказал мне? И почему именно сегодня? – спросила она.
– Потому что я знал, что ты не убежишь. Ты слишком быстро стараешься определить, что из себя представляют люди, но не пытаешься скрыться от них, неважно, насколько они неприятны. – Он покачал головой. – Я всегда думал, что Льюэн нужна была только самая незначительная зацепка, чтобы хлопнуть дверью. Я бы никогда не смог рассказать ей то, что рассказал сейчас тебе.
Клэр положила подбородок на колени.
– Я рада, что ты смог, – сказала она. Счет сравнялся. Каждый из них поделился с другим чем-то очень личным. Причиняющим боль. Ей захотелось обнять его, сделать так, чтобы он чувствовал себя так же, как она чувствовала за неделю до этого, когда он держал ее в объятиях в музее. Защищенной, согретой и понятой. Она положила ему на плечо руку и закрыла глаза.
Ангелочки. Разве не называли Ванессу «ангелом» с ее золотыми кудрями и невинной улыбкой, с ровными мелкими зубками? Разве не так ласково называла ее Мелли?
– О чем ты думаешь? – спросил Рэнди через несколько минут спокойствия.
– О Ванессе. Не знаю, почему. Может, потому что в твоих словах было что-то… и о нас.
– Что именно?
Она покачала головой.
– Я не знаю. Может быть, слово «ангелочки». Моя мама называла Ванессу «ангелом». У нее были такие золотые, блестящие, легкие волосы. – По неизвестной причине мысль об этой светловолосой девочке стала раздражать ее. – Неважно, – сказала она. – Я не хочу вспоминать.
– Я думаю, тебе нужно вспомнить.
– Я сомневаюсь, что есть что-то, заслуживающее воспоминаний.
– А я думаю, что некоторые чересчур сопротивляются этому. – Он повернул голову, чтобы подарить ей улыбку. – Ты сама сейчас как десятилетняя девочка, – сказал он. – С поджатыми ногами, обнимающая свои коленки.
Она немного поколебалась, прежде чем заговорить.
– Именно столько мне и было лет тогда. Летом, когда Ванесса уехала. Она почувствовала, что мелкими шажками приближается к чему-то. К чему, пока не могла понять. – Я знаю, что именно в этом возрасте я тогда была. А больше ничего не помню.
– Порядок, – сказал Рэнди. – Тебе десять лет. Что ты помнишь из десятилетнего возраста?
Она пожала плечами, не способная отличить этот возраст от какого-либо другого.
– Ничего, – сказала она.
– Ну, в каком классе ты была?
– Догадываюсь, что в пятом.
– И кто же был у вас учителем в пятом классе?
– Умм… – Она попыталась вспомнить, но ей ничего не приходило в голову. – Я не помню своих учителей начальной школы.
– А сколько лет было Ванессе, когда тебе было десять?
– Восемь.
– И почему же твой отец забрал с собой именно ее, а не тебя?
Она снова пожала плечами, на этот раз с чувством некоторого неудобства. Ей не хотелось об этом думать.
– Похоже, ты немного завидовала ей, а? Так же, как я ревновал к Марго и Чарльзу? Ванесса была красивой, у нее были такие прекрасные волосы.
– Я не завидовала ей. – А может быть, и завидовала. Не помню.
– Ты, вероятно, была рада, когда она уехала?
– Нет, нет.
– Конечно, нет, Рэнди, – передразнил он ее. – Как ты мог вообразить, что такая плохая мысль могла возникнуть в такой правильной головке, как моя? – Он взъерошил ей волосы.
– Ну, даже если я и завидовала ей, – сказала она, – это нормально в детском возрасте. Так же, как ты завидовал своим брату и сестре. Совершенно нормально. Все, что я знаю, что по какой-то причине мой отец взял с собой Ванессу в штат Вашингтон, и я больше никогда их не видела.
– «Позволь мне называть тебя любимой», – начал напевать Рэнди, – я…
– Прекрати! – Она оттолкнула его от себя и почувствовала, как к лицу прилил жар.
– Прости. – С лица Рэнди сбежала улыбка. Его пальцы окаменели под ее ладонью, пока он держал ее руку. – Прости меня.
Она позволила взять себя за руку.
– Мелли сказала мне, что очень скоро я снова увижу Ванессу и папу, – сказала она тихо. – Она всегда говорила это. Когда бы я ни спросила, она всегда отвечала: «Очень скоро, дорогая».
– Твоя мать была лгуньей.
– В определенном смысле, я полагаю, что да, но только, чтобы облегчить мне жизнь. Она лгала, чтобы защитить меня. Помочь мне пережить боль.
– Правда – это единственное, что может помочь пережить боль. Это всем известно. Необходимо смотреть правде в глаза, тогда справишься с болью. Полуправда всегда живет секретами.
Она почти не слушала, подставив запястье под свет, льющийся с балконов, чтобы взглянуть на часы. Как всегда, она слишком долго оставалась с Рэнди.
– Мне нужно домой, – сказала она.
Они молча надели пальто и пошли к выходу. В фойе Рэнди выключил отопление и свет на балконах, оставив их в совершенной темноте, когда прижал ее к себе, чтобы обнять.
– Ну, – сказал он, держа ее в объятиях, – прекрасный получился вечер. Ты прекрасно танцуешь. Однако этот последний час был ужасным.
– Да. – Она обвила его руками, и по тому, как отреагировало его тело, теснее прижавшись к ней, она поняла, что он чувствует теплоту и заботу, которую она предлагала ему. То, что чувствовала она, было любовью, глубокой и чистой, и всепоглощающей. Она чувствовала с Рэнди большую близость, чем с Джоном. Тем не менее, когда он нагнул голову, когда стал искать губами ее губы, это показалось ей неожиданным и нечестным, и недозволенным, и она быстро отвернулась от него.
– Прости, – сказал он ей в волосы. – Опять вышел за рамки. Пожалуйста, считай это просто благодарственным поцелуем за то, что снова возродила меня к жизни.
Ее трясло.
– У вас очень необычный брак, – сказал Рэнди через минуту. – Я не должен пользоваться терпимостью Джона, – он подбирал слова, а потом засмеялся, – делая наше знакомство чересчур близким. Я не знаю, как бы себя чувствовал, если бы моя жена пошла на танцы с другим мужчиной, неважно, какими бы платоническими их отношения ни были.
Клэр поколебалась минутку.
– Он не знает, – сказала она. – Я сказала, что иду в кино.
Подойдя к двери, Рэнди оглянулся, чтобы посмотреть на нее.
– Со мной? – спросил он.
– Нет. Я сказала, что иду с подругой. – Слышать слова лжи, сорвавшиеся с собственных губ, было отвратительно. Она должна сказать Джону правду. И она скажет, как только доберется до дома.
Рэнди бессильно опустил руки.
– Почему ты солгала? – спросил он.
– Потому что я не хотела его расстраивать.
Он вздохнул, покачав головой, обгоняя ее снова, чтобы открыть дверь.
– Ты – настоящая дочь своей матери, – сказал он.
– Что ты имеешь в виду? – Она вышла в ночь.
Он повернулся к ней, положив руку ей на плечо.
– Я не хочу быть частицей этой лжи, Клэр.
– Я тоже этого не хочу, – сказала она. – Это было ошибкой. Я просто плохо подумала.
Он посмотрел вниз по улице, в направлении своего дома, достал свою трубку из кармана пальто и постучал ею о ладонь.
– Я пойду домой пешком, – сказал он.
– Ты уверен?
– Да. Это пойдет мне на пользу. – Он прикурил трубку, и дымок пополз вверх в воздух небольшими ароматными облачками. Он вынул трубку изо рта и слегка коснулся ее руки. – Спокойной ночи, Клэр.
Она смотрела, как он шел вниз по улице, и не сделала ни одного шага к машине на стоянке. Она не сводила с него глаз до тех пор, пока темнота не поглотила его, и тогда она поняла, что у него беда. Она не хотела ни ехать домой, ни видеть Джона, ни чувствовать вес вины ото лжи, который висел на ней. Она не станет признаваться ему. Зачем? Признание облегчит только ее душу, но ему от этого будет только больно. Кроме того, если ей и придется солгать в другой раз, чтобы встретиться с Рэнди, она поступит точно так же.
22
Вена
Звонок от Амелии последовал в девять часов, как раз, когда Джон въехал в дом через черный вход. Она хотела поговорить с Клэр. Джон на мгновение поколебался, в уме повторяя сообщение, которое оставила ему Клэр по автоответчику.
– Разве она не с тобой? – спросил он. – Она сказала, что вы вдвоем собирались в кино.
– Первый раз слышу. Ты все точно понял?
– Да. Абсолютно точно. Может быть, кино будет позже?
– А я до сих пор ничего об этом не знаю, Джон, как ты думаешь? Послушай, скажи ей, что я звонила, ладно? – Она засмеялась. – И скажи ей, что если она использует меня для прикрытия, то ей лучше сообщать об этом мне, чтобы не было расхождений в наших рассказах.
Он не улыбнулся.
– Джон? Все в порядке?
– Да. Прекрасно. Я скажу ей, что ты звонила. Он положил трубку и сидел посреди кухни несколько минут. Всему этому есть, конечно, логическое объяснение. Тем не менее он не станет тратить своих усилий на его поиски. Возможно, она расскажет ему об этом сама, когда вернется домой.
Он разжег камин и сел в кресло-качалку, перебирая кучу статей, которые собрал за годы. Там были журнальные и газетные вырезки о музеях и однодневных путешествиях, и ресторанах, и парках, и кипа брошюр о мероприятиях, доступных людям с инвалидными колясками. После их ссоры в Балтиморе он пробежал эту кипу материалов дважды, собирая список возможных развлечений. Насколько он знал, Клэр даже не начала составлять свой список. Он чувствовал себя занудой каждый раз, когда поднимал этот вопрос, и поэтому вот уже несколько дней не спрашивал об этом. Он предоставит ей свой список в эти выходные. Если она не составила своего, значит, просто не хочет этого делать и полагается на него.
Он так углубился в брошюру о приключениях в диких лесах, что оторвался от нее только, почувствовав, как его желудок сжался, а руки затекли. Когда он затем посмотрел на часы на каминной полке, было уже больше десяти.
Она была с Рэнди. Он откинул голову на спинку кресла-качалки, закрыв глаза. Она была с Рэнди и солгала ему. А зачем же лгать, если между ними нет ничего, кроме дружбы? Что будет с ним и с Клэр, с их браком? Он не мог поверить, что он дошел до сути своих подозрений – нет, не подозрений, а уверенности, что она изменяет ему. В первый раз? Она не упоминала о Рэнди более одного-двух раз после выходных в Балтиморе, и он надеялся, что их ссора в отеле достаточно потрясла ее, чтобы наставить на путь истинный.
Час спустя Джон все еще был в кухне, предаваясь размышлениям перед тем, как лечь спать, когда вошла Клэр.
– Прости, что так поздно, сказала она, положив свою сумочку. – Мы заговорились, и я потеряла счет времени. – Она была розовощекая и не сняла пальто, когда пошла открывать посудомоечную машину, чтобы вытащить тарелки. Совсем недавно она бы сразу же от дверей пошла поцеловать его. Теперь даже не взглянула в его сторону.
– С кем заговорились? – спросил он.
Она не ответила, вытаскивая сковороду из моечной машины и поставив ее на стойку бара.
Он распрямил спину, приготовившись к ссоре.
– Амелия звонила сюда в девять часов, ища тебя.
Держа в руке стакан, она повернулась, приоткрыв рот, и он почувствовал что-то вроде презрения. Он подъехал на коляске к двери, ведущей в коридор.
– Возьми все, что тебе понадобится из спальни, – сказал он. – Потому что ты сегодня не будешь спать со мной.
Она опустила стакан на стойку бара.
– Джон, подожди. Послушай меня.
– Убирайся! Я не хочу, чтобы ты была рядом со мной. У тебя есть выбор. Комната Сьюзен или комната для гостей. Или можешь отправляться назад к Рэнди.
Он слышал, что она начала что-то говорить, но быстро остановила себя, а он повернулся посмотреть на нее еще раз.
– Что? Ты пытаешься сказать мне, что не виделась с ним сегодня вечером?
Она стянула лацканы пальто вместе, как щит.
– Я была с ним, но это не то, что ты думаешь. Сердце болью отозвалось у него в груди. Ему хотелось, чтобы он ошибся.
– Ты солгала мне, – сказал он. – И ты думаешь, что я поверю, что между вами ничего нет?
– Между нами кое-что есть. Дружба. И это для меня важно. Я не хотела лгать тебе, но я знала, что ты… чувствуешь неприязнь к нему, и я не знала, как мне встречаться с ним, не расстраивая тебя.
– Где вы были сегодня вечером?
Она с трудом сглотнула.
– На танцах, – сказала она.
– На танцах! Ты же всегда говорила, что тебе наплевать на танцы!
Она присела на стол и усталым жестом откинула прядь волос со щеки. Ее пальто распахнулось, и он смог видеть, что на ней надето сиреневое платье, которое он купил ей год назад.
– Мне наплевать на танцы, – сказала она. – Мне это совершенно не важно. – Она закрыла глаза и глубоко вздохнула. – Это не совсем правда, но это не главное, Джон, ведь я всегда говорила, что равнодушна к танцам, потому что мы не можем танцевать вместе.
И у него возникло непреодолимое желание схватить стакан со стойки и запустить им в нее.
– И о чем же еще ты мне лгала все эти годы? – спросил он. – Что еще я не в состоянии делать, чего ты так страстно хочешь, так, что делаешь это у меня за спиной?
– О, Джон. – Она нагнулась к нему, положив руку на плечо. – Пожалуйста, пожалуйста, прекрати. Прости меня.
Он увидел мягкое зовущее местечко, где ее груди соприкасались под платьем и почувствовал отвращение при мысли о том, что Рэнди видел то же самое. Хуже, если он прикасался к ней. Он скинул ее руку с плеча.
– Твои извинения ничего не стоят, – сказал он. Клэр снова встала, а потом сказала тихо:
– Я буду спать в комнате Сьюзен.
Посреди ночи он почувствовал, что она проскользнула к нему в постель. Она лежала рядом с ним, тихонько всхлипывая, эти слезы были редки, как бриллианты, и оттолкнуть ее снова он не мог. Почти рефлекторно он пододвинулся, чтобы обнять ее, прижать к себе, и ее тело приникло к нему, когда он пододвинул ее поближе.
– Мне страшно, – прошептала она. – Что с нами происходит, Джон?
Он закрыл глаза.
– По-моему, это называется связь с другим мужчиной.
На минуту она потеряла дар речи.
– Я знаю, тебе именно так все и должно казаться, – сказала она наконец, – но мой интерес к нему отнюдь не романтический. Клянусь.
– Тогда в чем же дело?
Она заколебалась.
– Дело в том… помнишь, я рассказывала тебе об этих странных вспышках воспоминаний?
– Да.
– Ну, прости меня, но они у меня все еще продолжаются. И все сильнее.
– О, Клэр! – Он зарыл лицо в ее волосах. Она извинялась так, как больной человек мог бы просить прощения за то, что он – обуза. – Почему же ты мне не рассказала?
– Я подумала, что тебе лучше об этом не слышать.
Он провел рукой по ее волосам.
– Почему ты так говоришь?
– Потому, что ты хочешь, чтобы я была веселой и счастливой, а сейчас это для меня невозможно.
Это была правда, что он все бы отдал, чтобы вернуть свою красивую, искрометную жену. Он глубоко вдохнул, а потом выдохнул.
– Следовательно, вы с Рэнди говорили об этих воспоминаниях?
– Да. В каком-то смысле именно он послужил их причиной, и я не пугаюсь, когда говорю с ним об этом. Он пытается заставить меня подумать о том, что же они обозначают. Откуда они приходят.
Ты – глуп, как осел, Донован. Парень совершенно не понимает, куда он ввязывается.
– Попробуй рассказать мне о них, Клэр, – храбро сказал он. – Дай мне шанс послушать.
Долгое время она молчала. Когда заговорила наконец, ее голос был запинающимся, совершенно не ее.
Ну, бывают те, о которых я уже тебе рассказывала. Пятна крови и зеркала. И однажды на работе я долго видела малиновку. Рисунок малиновки, как из книжки с картинками для раскрашивания и… О! «Позволь мне называть тебя любимой» – я услышала мелодию в музыкальной шкатулке… и я…
– Ты имеешь в виду музыку на карусели?
– На карусели?
– Это была одна из песен, которую твой дед заводил на карусели, не так ли? Разве это не ты говорила мне, может быть, Мелли…
– Да, ты – прав. Но почему же она меня так расстроила?
– О, Клэр, дорогая, я не знаю. – Он обнял ее. – Все перепуталось у тебя в голове, и каким-то образом это связано с Марго, и с мостом, и с Рэнди.
Она не сказала ничего.
– Зачем ворошить прошлое? – спросил он. – Я неоднократно слышал, как ты сама говорила это людям несчетное количество раз. – Клэр не доверяла психоаналитикам, которые копались в детстве своих пациентов. Он не совсем разделял ее философию, но именно сейчас, чувствуя отчаяние, заставлял ее поверить в то, в чем она убеждала других. – Сосредоточься на сегодняшнем, – сказал он. – Ведь ты сама так говоришь, не так ли? Оставь прошлое в покое.
– Но оно не хочет оставлять меня. – Она отодвинулась от него, переместившись на матрас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47