А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

— Я тебе не сова. Человеку не спать на дереве!
—Чо, давай, залезай, ман, для тебя тут готова комната. В доме отца моего обителей много; но ты не должен забывать о хороших манерах и попросить место по-хорошему. И нечего смущаться. Не ты первый, не ты последний.
—Я на рынок пришел с бабушкой, — встал на свою защиту Айван. — Пойду поищу ее, надо ей помочь.
—Иди, только не задерживайся, а то передумаю.
Смех старика еще долго преследовал его, но новая идея пришла, когда Айван подходил к рынку. Он отыскал картонную коробку и как ни в чем не бывало прилег рядом с рыночными торговками, надеясь, что если его и заметят, то сочтут за кого-то из своей компании. Так оно и вышло. Сначала он лежал неудобно и едва дышал, притворившись спящим и ожидая, что вот-вот его разбудят. Но в конце концов расслабился и погрузился в тяжелый сон.
Айван собрался уходить; рынок в бледных лучах рассвета был удивительно тих. Он увидел открытую корзину, за которой никто не присматривал. Осмотрелся. Никого. Только из бетонного туалета доносился шум спускаемой воды. Айван схватил связку бананов и один апельсин и поспешил к туалету, уже по пути понимая, что, если кто-то его заметил, он окажется в ловушке. Он забежал в кабинку и закрыл за собой дверь. Его сердце стучало, пока он старался успокоить свое прерывистое дыхание и хорошенько прислушаться. Никаких криков, никто не стучится. В кабинке пахло застарелой мочой и хлоркой. Запах был резким и удушливым, в животе у него начало что-то подниматься, заполняя горло кислой слизью. Он справился с дыханием и с животом, затем умыл лицо. Прополоскал рот. Вода была холодной, с каким-то металлическим, слегка горьковатым неприятным привкусом.
Айван почувствовал себя лучше, когда отыскал в парке место, чтобы позавтракать. Он собирался съесть два банана, а остальное оставить на потом, но не справился с собой: апельсин был сочный и его терпкость уничтожила неприятный запах во рту. Покончив с едой, он ощутил облегчение и решил потратить весь день на поиски Жозе и того парня-извозчика. Если не отыщет никого, не будет больше тратить зря время, а сразу же пойдет искать работу, ведь если он останется в городе, когда-нибудь он все равно их встретит… а он здесь останется.
Свой завтрак Айван украл, зато на ужин честно заработал. Он брел по улице, что вела из Центра города в предместье, расположенное на склоне холма, и подошел к перекрестку, где улочка делала крутой изгиб, вливаясь в основную дорогу. Он бросил праздный взгляд на бегущую вверх улицу, и в это мгновение время как будто остановилось. Замерев без движения, на крутом склоне стояла громоздкая некрашеная тележка, доверху заваленная пустыми бутылками. За тележкой в этот миг он увидел человека, худощавое бородатое лицо того перекосилось от напряжения. Глаза дредлока были навыкате, с кровавыми прожилками, лицо бороздили морщины страдания. В отчаянном напряжении он удерживал тележку, борясь с ее весом и наклоном дороги, и, похоже, силы его были на исходе. Его торс блестел на солнце, мускулы натянулись как веревки, вены на шее и плечах набрякли. Глаза его, наполненные гневом поражения и беспомощной мольбой, встретились с глазами Айвана.
—Держи ее, брат, не пускай, — крикнул Айван и, поднырнув под передок тележки, навалился всем своим весом, чтобы она не покатилась под откос. Человек на том конце тележки переменил положение, крепче уперся в землю ногами, и они вместе медленно скатили ее вниз со склона.
Растаман тяжело опустился на траву у края дороги, его костистая грудь ходила ходуном. Дышал он отрывисто, глаза его смотрели в открытое пространство и, казалось, теряли фокус. Он был одет в одни только шорты цвета хаки, его угловатые конечности выглядели будто беспорядочная куча черных блестящих костей, брошенная в траву.
—Спасибо… тебе… брат. — Каждое слово он произнес отдельно и с заметным усилием.
—Отдыхай, брат, — проговорил Айван, что заставило его окончательно успокоиться. С длинными руками и ногами, костистым телосложением и эффектными матовыми волосьями-дредами он казался Айвану самым высоким, самым черным и самым поразительным человеком, встреченным им за всю его жизнь.
Через некоторое время Растаман выпрямился и посмотел на тележку с отблеском ненависти в глазах:
—О… не могу везти ее, Джа. Думал, уже не справлюсь.
— Все в порядке, ман.
—Джа, если бы не ты… сам Бог тебя послал. — Он потряс головой. — Иначе мои шестеро дитятей не поедят сегодня, знаешь, Джа. И папа их в тюрьму спать пойдет тоже. Бвай, еще бы немного — и дети мои спали бы на свалке, а ветер свистел бы у них в животиках.
—Да, вижу, что ты совсем выжат.
—Джа, я не знал, что дорога такая крутая. На холм я забрался — а когда стал спускаться с холма этого… — Он указал на дорогу. — Телега как будто отпрыгнула от меня, Джа. Как будто стала тяжелее в пять раз. Все время я боролся с ней там — взгляни на мои руки. — Он показал ладони, натертые деревянной ручкой: кое-где грубая мозолистая кожа треснула, была в ярких кровавых бороздках. — И сюда посмотри, — он указал на правую ногу. Он потерял свою сандалию, и шершавая поверхность горячего асфальта содрала кое-где кожу со стопы.
—Бвай, я бы уж, наверное, бросил тележку, — сказал Айван, увидев покалеченную ногу.
—Бросил? Бросил? — Человек издал короткий горький смешок. — Дорогой мой, ты ничего не понимаешь.
Айван взбежал на холм и вернулся с потерянным кем-то шампата — куском автопокрышки, вырезанной под размер ноги и прошнурованной двумя резиновыми ремешками. Раста плюнул на кровоточащую ногу, прилепил разодранную кожу и спекшуюся с пылью кровь и надел сандалию.
—Ты говоришь «бросить». Брат, ты понимаешь, что каждое пенни мое я отдал за тележку эту? Если еще раз она ускачет от меня и поедет с холма, то Я-ман — конченый человек, ман. Дитяти мои есть не будут. Мамка их уже поставила кастрюлю на огонь, а в кастрюле одна водица, и все меня ждут, что я наконец принесу и положу им туда. Как мне бросить все? Я первый же и буду мертвец. И — смотри на меня — представь себе, что тележка с горы поехала и врезалась в машину большого человека? В тюрьме мученик-я спать буду, понимаешь. Да, Джа, в тюрьме — и полиция тут как тут — а они ой как рады голову мою дубинкой проломить и дреды Я-мана скорее сбрить вместе с бородой.
Он говорил с тихой напряженностью, которая только усиливала гнев, кипевший внутри него, словно, как показалось Айвану, дикий зверь, загнанный в его тощее тело.
—Ай, смотри, глаза мои — красные какие. Думаешь, так я родился, Джа? Когда солнце горячее и тележка тяжелая, Я-ман даже руку не могу отпустить и пот со лба утереть. Вот он и течет прямо в глаза и жжет их.
—Так почему бы тебе не нанять кого-нибудь помогать?
—Мой старший бвай большой уже, знаешь, но ему в школу надо ходить — думаешь, я хочу, чтобы он по моим стопам пошел? — Раста жестом указал на тележку.
Даже если оставить без внимания все его причитания, человек этот, решил Айван, явно не способен толкать такой груз, тем более в потоке транспорта.
—Куда ты едешь с этим?
—На фабрику бутылок в западную часть — миль десять отсюда.
Айван посмотрел на человека и его груз. Внезапно им овладел интерес: каково это везти такой нескладный груз по ревущим запруженным улицам. Впервые с тех пор, как он лишился денег и вещей, он задумался о чем-то постороннем, перестал думать о собственных трудностях.
— Я помогу тебе толкать, — предложил он. Впервые на протяжении всего разговора Дредлок пристально на него посмотрел.
—Ты знаешь, где эта фабрика?
—Нет, но все в порядке.
—Спасибо, ты уже помог Я-ману — весь народ собрался бы посмотреть на крушение и посмеяться, так что Я-ман тебя благодарит. Почему ты хочешь еще помочь?
Человек спрашивал без подозрительности, но с некоторым недоумением. Айван был удивлен своим ответом.
—Я не хочу ничего от тебя получить. Посмотри на свои руки и ноги и скажи, как ты один потащишь всю эту тяжесть?
—Правда это, — сказал человек. — Меня зовут Рас Мученик.
—Меня зовут Риган.
—Одна любовь, Джа.
Дредлок медленно поднял с земли свое тощее тело и осторожно поставил его на израненные ноги. Он прохромал несколько шагов, выругался про себя и занял свое место между ручками. Айван взялся за передние ручки и они двинулись к фабрике бутылок.
Путешествие по размягшему от жары асфальту, среди хаотического движения оказалось медленным и долгим, да вдобавок с резким сухим ветром, проходившимся пылью по их потным лицам. Рас Мученик слушал историю Айвана и время от времени давал ему советы, как найти работу или, по крайней мере, как прокормить себя. Его взгляд на город, да и на всю жизнь, был, в отличие от Жозе, очень мрачным. С каким-то извращенным смирением он принимал всю достающуюся ему боль и страдание, поскольку город был «Вавилон», в котором «черный человек должен страдать». Но хотя он и написал на одном боку своей тележки МУЧЕНИК НОМЕР 1 и выработал фаталистическое отношение к своим несчастьям, тем не менее какая-то загнанная ярость клокотала в его теле, но она не относилась ни к чему в отдельности, а была направлена на все мироздание в целом.
К концу дня они дотолкали тележку до железных дверей фабрики и въехали во двор, к небольшому деревянному складу, где производилась покупка бутылок. Служащий уже собирался уходить и запирал двери. Рукава его белой рубашки были застегнуты, с шеи свисал галстук. На его глаза падала тень, но Айван заметил в них сердитое выражение. Он был не старше Айвана.
—Что случилось, Мученик? Ты знаешь, что в это время мы уже закрываемся. — Он причмокнул и стал запирать склад. — Тебе известно, когда мы работаем. Приходи завтра.
—Чо, господин, дайте шанс, не надо, сэр, — застонал Мученик.
—Нет, ман, вы, чертовы Раста, все одинаковые — хотите лежать под деревом манго и целыми днями курить свою ганджу, а потом приходите и говорите: «Дайте шанс, сэр». Думаешь, мне больше нечего делать, как с тобой тут разбираться?
—Господин… Миста Ди, Я-ман не знаю, куда сложить бутылки эти, вы же знаете, сэр, к утру их все своруют. Сэр, мне нужно совсем немного денег, вы знаете, сэр — мне нужны они, сэр.
Служащий проверил дверь и отмахнулся.
—Я сказал: приходи завтра.
Дредлок возвысился над ним. Он не повысил голоса и не встал в угрожающую позу, но в его просительных интонациях возникла затаенная угроза.
—Я умоляю вас, сэр. Вы знаете, что мои дети голодные и Я-ман никак не пойдет домой, пока не продаст эти бутылки. Я не могу пойти так.
—Ну ладно, — согласился вдруг служащий и принялся открывать дверь, — но знай, что это только из-за твоих детей.
Айван и Раста сортировали бутылки и складывали их в коробки, пока служащий сидел на складе и курил сигарету, время от времени отодвигая рукав, чтобы взглянуть на часы.
—Так что ты привез мне? — спросил он сердито.
—Тридцать одну дюжину и еще четыре, сэр.
—Так — и сколько среди них битых, а?
—Я не могу привезти вам ни одну битую бутылку, сэр. Не говорите так, сэр.
Служащий вышел со склада, держа в руках короткую линейку. Помахивая сю, он прошелся, заглядывая в коробки. Какое-то время оценивал их, бросая взгляды на Расту, потом позвал одного из сторожей.
—Эти мы не возьмем, — и он указал на две коробки.
—Почему же, сэр, так… — начал было Мученик.
—Я сказал, что не возьмем, убери их. Сторож отодвинул в сторону обе коробки.
Служащий продолжал ходить, презрительно помахивая линейкой.
—Убери вот эту, и эту, и эту, и вон ту… Линейка непрерывно двигалась, прикасаясь к бутылкам, и забраковано оказалось, в среднем, по две бутылки в каждой коробке. Рас Мученик посмотрел на Айвана, потом на кучу бракованных бутылок.
—Что в них не так, сэр?
—Битые, убирай их, — рявкнул служащий.
Сторож, повинуясь линейке, вытаскивал бутылки из коробок. Когда процедура подошла к концу, количество забракованных бутылок было внушительным.
—Но почему, сэр?
—Извини, нам они не нужны. — Он протянул Рас Мученику деньги. Тот продолжал смотреть на него. — Эй, деньги ты собираешься брать или нет?
Мученик протянул руку.
—Неужели вы их не купите? — спросил он снова.
—Что случилось, ты глухой, что ли? Я сказал, что нам они не нужны.
—Нет, сэр, — заторможенно сказал Мученик. — Я-ман не глухой. Совсем не глухой Я-ман.
Двое мужчин смотрели друг на друга, служащий, уперев руки в бока, с непередаваемым выражением самодовольства на лице.
Внезапно лицо дредлока изобразило загадочную улыбку.
—Ну что ж, — сказал он и, прихрамывая быстро прошел через двор. Назад он вернулся с булыжником, который прижимал к груди. Служащий и сторож поспешно расступились. Мученик поднял камень над головой, покачиваясь из стороны в сторону под его тяжестью, и швырнул прямо в кучу забракованных бутылок. Тяжело дыша, он стоял и мечтательно созерцал струйку крови стекающую на грудь с подбородка, в который угодил отлетевший осколок.
—Этот чертов человек точно сумасшедший, — сказал служащий. — И неблагодарный, ко всему прочему.
—На том они и стоят, — согласился сторож. Выйдя из ворот фабрики, Мученик посмотрел на Айвана.
—Эй, братец, возьми-ка, — он протянул Айвану один доллар. — Жаль, что Я-ман не получил больше — но ты ведь сам видел, как все обернулось.
—Да, — сказал Айван с дрожью в голосе. — Да, я видел, как все обернулось.
Место стройки было окружено высоким забором, входные железные ворота закрыты на цепь. Двое охранников, в строгих шляпах, с револьверами за поясом, прохаживались вдоль очереди. Айван пришел ровно в шесть утра, и сердце его тревожно забилось: очередь уже тянулась далеко от ворот и загибала за угол.
—Постройтесь в линию, — кричал один из охранников без особой на то необходимости, — все в одну очередь.
То и дело подходили новые люди: они глядели на очередь, качали головами и тем не менее становились в ее конец. Подобно Айвану, они были одеты как попало, по воле бедности и случая. Особой надежды на лице ни у кого не было, даже у тех немногих, кто пришел в рабочей одежде из синей хлопчато-бумажной ткани, со свертками завтраков в руках и выглядел опытным профессионалом. В восемь тридцать подъехал джип с четырьмя полицейскими. На боку у них висели револьверы, а позади водителя виднелся ряд блестящих прикладов ружей на случай бунта. Они сидели в джипе, курили и пили кофе, время от времени сурово поглядывая на очередь сквозь очки, какие носят летчики.
В восемь сорок пять из-за ворот вышли трое мужчин и вынесли стол, за который, положив перед собой лист бумаги, уселся один из них. Прораб, пухлый парень в металлической каске и тяжелых башмаках, встал рядом со столом. Третий мужчина, небрежно одетый в спортивную одежду и легкие туфли, показался Айвану не похожим на рабочего.
—Кто это? — спросил Айван у человека впереди него, когда они подошли к воротам.
—Тсс, — сказал человек, затем шепнул: — Партийный представитель.
—Что? — сказал Айван.
—Ты не понимаешь?
—Если честно, то нет.
—Это государственная работа. Здесь могут работать только члены партии.
Пока они приближались к столу, Айван чувствовал, как растет напряжение среди окружающих его мужчин. У него самого свело живот. У мужчины в рабочей одежде, стоявшего перед Айваном и рассказывавшего о стройках, на которых он работал, на лице внезапно появилась гримаса. Он надвинул свою каску до самых бровей. В желудке у Айвана заныло. Последней его едой были хлеб и сардины, купленные этим утром на доллар Мученика. Сейчас словно какой-то кислый ком сдавливал ему живот. Мужчина в каске избегал смотреть прорабу в лицо, по каким-то причинам не желая обращать на себя его внимание.
—Где ты раньше работал? — резко спросил прораб.
—На стройке, сэр.
—Какого рода работа?
—Плотник, мастер-плотник, сэр.
—Почему ушел?
—Работа закончилась, сэр.
Мужчина отвечал вполголоса, стоя на некотором отдалении. Айван увидел, что у него на лбу задергалась жилка, а лицо покрыла испарина. Он как будто присох к земле. Прораб сделал паузу и сказал:
—Хорошо, скажи свою фамилию мистеру Джексону и распишись.
—Да, сэр! — крикнул мужчина и с широкой улыбкой на лице направился к столу.
—Одну минуту, подойди сюда! — Голос партийного представителя внезапно стал властным.
Плотник остановился на полпути с выражением комического удивления на лице.
—Я, сэр?
—Да ты, — лицо партийного деятеля стало суровым и подозрительным. — Да, именно ты, сэр… кажется, я тебя уже где-то видел, а? Какую партию ты поддерживаешь?
—Я не состою в партии, сэр.
—Врешь ты! Ты же чертов юнионист — я тебя видел недавно в офисе мистера Маквелла?
—Меня, сэр? Нет, сэр, зачем вы шутите шутки такие, сэр… — Казалось, мужчина в каске утратил контроль над собой, и голос его задрожал от возмущения. — Уже три месяца я не работаю, я должен получить хоть какую-то работу. Что мой ребенок есть будет, а, сэр? Он сейчас у меня больной от голода, животик аж вспух.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51