— Он тоже его бог.
Барбара кивнула, вспомнив это имя.
— Да, и я бы не сказала, что он бог любви, а? Элизабет помотала головой, словно пытаясь стряхнуть злые чары.
— Я не знаю, что за проблемы у этого человека. Так странно слушать, что ты говоришь. Я никогда… Ну, никто из всех, кого я знаю, никто не любил собак. — Она отвернулась. — Я так виновата. Те собаки, в лаборатории моего отца — они и сейчас там. Они все умрут. Это кошмар. Однажды я зашла туда и видела одного пса — такой весёлый, рыжий, похож на ретривера, он лежал в клетке и так дружелюбно смотрел на меня. Хотел, чтобы я подошла и поговорила с ним. Просто хотел услышать от меня пару слов, и мне было его так жалко, я смотрела на него, а потом они зашили ему внутрь ещё одно собачье сердце, второе, чтобы посмотреть, сколько он протянет, и когда началось отторжение, он умер, так страшно, и я… — Элизабет замолчала. Рыжий ретривер стоял у неё перед глазами. Раскаяние огнём жгло её, воспоминание потрясло её, и она зажмурилась. Через минуту Элизабет открыла глаза и спросила: — Почему я решила, что Дамиан — особенный? Почему он, а не другие?
Барбара пристально смотрела на Элизабет. Ей была любопытна эта девушка, но вежливость не позволяла быть навязчивой.
— На этот вопрос нет ответа. Чем бы оно ни было, то же самое заставляет тебя любить одних людей, а не других. Люди и собаки — не слишком разные, на самом деле. Вспомни тех людей, которые тебе встречались: среди них было много замечательных, но разве все они стали твоими друзьями на всю жизнь? Многих ли ты любила? Ты каждый день видишь толпы людей — разве во всех них что-нибудь не так? Нет. Это лишь доказывает, что настоящая дружба — редкое чудо, будь то с человеком или с собакой. — Барбара встала, взглянула на пустую капельницу и вытащила трубку из вены Дамиана. — А вот почему некоторые люди смотрят на собаку и видят прекрасного друга, а другие — нет, — так это просто жизнь. — Она усмехнулась. — И между людьми то же самое. Сколько раз ты видела женатые пары и спрашивала себя: «И что она в нем только нашла?» Понимаешь, о чем я?
Элизабет вспомнила Севилла и Новак и тоже улыбнулась.
— О да.
Мне нужно проведать моих собак. Хочешь с ними познакомиться? Дамиан прекрасно побудет тут один.
— Конечно. — Элизабет потрепала Дамиана по холке, пообещав, что сейчас вернётся, и поднялась следом за Барбарой. Но питбуль, едва увидев, что она уходит, заскулил и попробовал ползти следом. Элизабет бросилась на колени, обняла его, уверяя, что через пару минут снова будет здесь. Когда она встала, Дамиан беспокойно посмотрел на неё, но остался лежать. Несколько раз оглянувшись, Элизабет наконец вышла вслед за женщиной на улицу, навстречу бодрящему солнцу ранней осени.
Большой, акров в пятьдесят, участок тянулся от дома до небольшого холма. Между деревьями виднелся луг, и утренний свет пробивался сквозь ветви яблонь, елей и кленов, расцвечивая золотом траву под ногами. Элизабет заметила впереди отблеск воды — там был пруд. Слева, в огороде, между сухими кукурузными стеблями пестрели тыквы. К женщинам рванулись сразу три питбуля — натянув до упора поводки, издавая странное горловое клокотание. Они бешено виляли хвостами, пританцовывая от радости при виде людей.
— Ой, это питбули! Они не агрессивны? — спросила Элизабет.
— А Дамиан не агрессивен? —. отозвалась через плечо Барбара. Затем добавила: — Разве они вообще выглядят приветливыми?
— Да нет… Но я всегда слышала…
Барбара развернулась и одарила её уничтожающим взглядом.
— Не стану говорить тебе, что я всегда слышала о людях из Исследовательского центра.
Элизабет натянуто улыбнулась.
— Да, ты права.
Девушка с изумлением увидела, что ей собаки рады ничуть не меньше, чем хозяйке. Они изгибались, вертелись, вставали на задние лапы, махали хвостами и подпрыгивали, пытаясь дотянуться до неё так же, как до Барбары. — Посмотри-ка.
Барбара отвязала одного пса и вывела его из-за ограды. Придерживая его за ошейник, она приблизилась к чему-то похожему на вздёрнутый труп с болтающейся внизу верёвкой. Собака взвизгнула от восторга и встала на задние лапы, чуть не придушив себя ошейником. Элизабет не поняла, что привело собаку в такой восторг. Внезапно Барбара отпустила ошейник, и собака стрелой помчалась к болтающейся верёвке. Подпрыгнув футов на десять, она вцепилась в верёвку и повисла в пяти футах от земли. На этом длинном канате пёс раскачивался, вертя головой и шеей.
Элизабет от изумления вскрикнула. Барбара хохотала, а две собаки неистово лаяли, дожидаясь своей очереди.
— Что она делает? — Элизабет пришлось кричать, такой поднялся шум.
— Она же бульдог! — крикнула в ответ Барбара, словно это все и объясняло.
Одну за другой Барбара отпускала собак с привязи и позволяла им по несколько минут повисеть на верёвке. Она постоянно говорила им: «Прекрасно!», «Умная собака!» и что они «отлично все делают». Когда гимнастика закончилась, она отвела их обратно, и собаки расслабились, вытянувшись на крышах своих домиков, а одна улеглась прямо в пластиковой ванночке около будки.
— Пойдём знакомиться, — позвала Барбара. — Вот эта полосатая — Триллер. Я не знаю её родословной, мы её спасли. Забрали из приюта для бродячих собак, там сказали, она якобы злобная. Питбуля оттуда просто так взять нельзя, это запрещено, так что я соврала им, что это моя собака, и заплатила штраф. Она ко всем ласкова и совсем не агрессивная. У неё нежная душа, она любит других животных, любит детей… Эта, — она показала на собаку в ванночке, — это Белтайн, красноносая рыжая, заметила? Очень породистая псина, энергичная, иногда простоватая, но хорошая.
Белтайн счастливо запыхтела из своей ванночки, вытянув задние лапы, как лягушка. У неё был очень красивый, ровный рыжий окрас, золотистые глаза и когти.
— А вот эта девушка — Кобра, видишь жёлтые змеиные глаза? Она ещё совсем щенок, тоже красноносая рыжая. Моя девочка! Иди сюда, Кобра, иди, мы с тобой обнимемся.
Барбара гладила и расхваливала собак, потом налила им свежей воды и положила каждой по мослу размером с небольшую дыню.
— Извините, ребята, — сказала она своим домочадцам, — но у нас тут есть один питбуль, мы ему нужны. Увидимся позже.
Элизабет заметила, что каждая собака привязана в тени дерева.
— Похоже, им тут нравится. Но разве цепная жизнь не делает их злыми?
— Я ещё раз тебя спрашиваю: разве они не выглядят злыми? Темперамент собаки не настолько податлив. Нормальная собака остаётся нормальной даже в плохих условиях, почти как человек. Не надо винить цепь в дурном характере собаки. Посмотри на своего пса: он прошёл через чёртову преисподнюю и обратно, и с ним до сих пор все в порядке. И если б ты была собакой — разве не лучше быть в такой день на улице, даже на привязи, чем сидеть в переносной клетке, в каком-нибудь доме, или в гараже, или в тесном закутке на холодном цементном полу? По мне, так приятней валяться на травке и наблюдать, что творится вокруг.
Когда они вернулись в дом, Барбара сразу уехала встречать Билла. Элизабет сидела рядом с Дамианом, ждала и боялась, что пёс действительно может умереть. Его десны почти совсем побелели, он не мог или не хотел поднимать голову. Лежал, уставясь в одну точку, и ждал, казалось, совсем как Элизабет. А ей в глазах собаки мерещился непривычный страх. Сознаёт ли пёс, что он в опасности и может умереть? Понимает ли, что такое смерть? Ей не нужно было говорить с Дамианом — она И так видела, что пёс обеспокоен своим состоянием. Он смотрел на неё единственным глазом, желая найти ответ на вопрос, который не мог задать.
— Дамиан, — сказала она, поглаживая его по голове, — с тобой все будет хорошо. Билл уже едет. Он вылечит тебя, сделает все даже лучше, чем было. Он будет с минуты на минуту. Может приехать прямо сейчас.
Дамиан тяжело дышал. Элизабет смотрела, как вздымаются при каждом вдохе его бока, как часто и поверхностно его дыхание, и понимала, что время истекает.
За окном заурчал мотор, следом — ещё один. Элизабет выскочила из комнаты и побежала к двери. И замерла как вкопанная. По дорожке к дому шли Билл и Дэйв. Её отец озирался с непроницаемой физиономией. О господи! Дэйв. Господи, помоги мне. Она глубоко вздохнула и вышла их встретить. Хорошо хоть, что Барбара предусмотрительно заперла таксу.
— Привет.
Что он сейчас скажет? Можно ожидать чего угодно.
— Элизабет. — Голос Дэйва звучал не слишком обнадёживающе. Как, ради всего святого, Билл уговорил его приехать сюда помогать ей? Дэйв рисковал всей своей карьерой, помогая украденной собаке. Почему же он пришёл?
Билл и Барбара вытащили инструменты из машины, Элизабет помогла отнести сумки в дом. Она взглянула на Барбару и заметила досаду на лице австралийки. За Билла-то можно поручиться, но отец? Она не знала, что и подумать. Входя в дом сквозь волны напряжённого молчания, Элизабет чувствовала себя неловко — её отец и Дамиан существовали в абсолютно противоположных мирах. А теперь вдруг оказались вместе…
Билл ушёл готовить кухню под операционную. Элизабет знала, что дед частенько критиковал отцовские способности Дэйва. По правде говоря, Билл всегда был ей больше отцом, чем Дэйв. С трепетом она думала о разговоре, который, должно быть, состоялся утром между мужчинами. Что бы там ни произошло, случилось чудо — отец приехал и, возможно, поможет сделать операцию. Она была ему за это благодарна — Дэйв виртуозный хирург, и вдвоём они сделают работу в два раза быстрее. Она знала, что Билл волновался, выдержит ли слабеющий пёс далеко не идеальный наркоз во время двух процедур.
— Пора начинать, — внезапно сказал Дэйв, оглядывая кухню и потирая рукой подбородок. Здесь было хорошее освещение, а кухонный стол подходил по высоте. По крайней мере, с облегчением поняла Элизабет, сейчас не будет никаких разговоров, объяснений и обвинений в том, что она поставила Дэйва в затруднительное положение.
Билл кивнул.
— Дамы, приготовьте стол, постелите простыню или что-нибудь ещё, как можно более чистое. Будет много крови, поэтому застелите пол газетами. Дэйв, я начну, как только разложу инструменты. Осмотри пока собаку — потом скажешь, что думаешь.
— Собака здесь… доктор, — сказала Барбара, чуть помедлив с обращением. Они втроём вошли в гостиную и замерли. Собаки на диване не было.
— Дамиан! — Элизабет рванулась вперёд, беспорядочно оглядывая комнату. — О нет, он… Вот черт, я же сказала ему, что скоро кто-то придёт. Должно быть, он решил, что его снова заберут. Мог он убежать на улицу?
— Нет, — ответила Барбара, — наверное, в коридоре. Они нашли его на полу, на полпути в прихожую. Пёс пытался сбежать, когда услышал мужские шаги. Когда-то гордый, теперь он поджал хвост и трясся от страха. Запах мужчин и их инструментов подтверждал все опасения — это люди Севилла, и они пришли за ним. Ужас его был совершенно бездонным.
— О господи, Дамиан! — воскликнула Элизабет. — Ты напугал меня до смерти. Я же сказала, что все будет в порядке. Это хорошие врачи, помнишь?
Пёс оглянулся, посмотрел на Дэйва и по его поведению и движениям женщин немедленно понял, что он чужой. Это очень Плохо.
— Плох, — сказал он, — туда.
Глаза Дэйва округлились, и он фыркнул:
— Так это правда? Я думал, твой дедушка сошёл с ума. — Он покачал головой и невесело засмеялся. — Иисусе, так вот в чем дело. Неудивительно, что Севилл хочет его вернуть. Надо же.
Элизабет опустилась перед собакой и посмотрела на Барбару.
— Давай перенесём его в комнату.
Барбара кивнула, они вдвоём подняли пса и отнесли в гостиную. Когда они положили его на застеленный диван, Барбара отступила и села на край кушетки. Элизабет устроилась рядом с псом, поглаживая ему голову и шею и удерживая его на месте.
— Все в порядке, все хорошо, — успокаивала его она. — Ладно, Дэйв, можно начинать.
— Я не буду ничего делать, пока он без намордника. Именно так я сберёг за все эти годы свои руки. Я хочу, чтобы на нем был намордник.
Элизабет открыла было рот, но Барбара быстро встала — лицо её оставалось подчёркнуто бесстрастным.
— У меня есть намордник, он не причинит собаке никаких неудобств и даст твоему отцу возможность сосредоточиться на работе, — сказала она. Вышла на минутку и вернулась с намордником. — Спокойнее, мальчик, вот так. — Австралийка надела намордник и снова села на край кушетки. Когда пса ограничили в движениях, появился Дэйв.
— Поставьте его на ноги.
Элизабет попыталась, но пёс был попросту слишком слаб, и ей пришлось поддерживать его с боков.
— Ничего, — нетерпеливо сказал Дэйв и присел на корточки рядом с собакой. Затем натянул на руки стерильные перчатки. Дамиан следил здоровым глазом за его движениями и слушал шорох тонкой резины: уже давно он научился ассоциировать этот звук с болью. Взяв собачью голову в руки, Дэйв осмотрел глаз. Затем быстро оглядел все тело, нашёл маленькое отверстие в боку, под коркой засохшей крови — там, куда воткнули ручку. Отковырнув струп, прощупал пальцем глубину и направление отверстия. Когда он начал пальпировать живот Дамиана, тот раскрыл пасть и мелко задрожал. Кончик его хвоста подёргивался, как будто это могло облегчить боль.
— Мне нужен градусник.
Барбара безмолвно выскользнула из комнаты и через секунду вернулась с чёрным футляром. Достала оттуда градусник для собак, встряхнула его, передала Дэйву и снова присела на место. Барбара решила держать рот на замке. Все это её больше не касалось. Пёс принадлежал Элизабет, и она изо всех сил старалась о нем заботиться. Австралийку беспокоило только одно: сумеет ли девушка справиться с этими двоими, очевидно, очень властными мужчинами. Вне данной ситуации дела этих людей её не касались. Однако она не могла не заметить, как Дэйв обращается с собакой — быстро, грубовато, без успокаивающих слов или жестов ободрения. Для него собака — неодушевлённый предмет, часть лабораторной обстановки. Глядя, как он работает, Барбара думала о том, какие они разные — этот мужчина и его дочь.
Хирург нащупал крайне болезненную область на левом запястье собаки, взял переднюю лапу, прощупал сустав, чтобы установить характер повреждения. Когда Дамиан захрипел от боли и рефлекторно отдёрнул лапу, доктор дёрнул её к себе.
— Стой спокойно! — резко сказал он. Дамиан дважды махнул хвостом, извиняясь, и от стыда опустил уши. Дэйв даже не взглянул на него и продолжал пальпировать лапу, а пёс негромко поскуливал от боли. В этот момент Барбара поняла, что за человек Дэвид Флетчер.
— Есть шанс, что он может умереть? — спросила Элизабет очень тихо.
— Разумеется, — ответил отец, — внутреннее кровотечение может вызвать перитонит. У него шок, и ему следовало бы лежать под капельницей. Возможно, повреждена печень или селезёнка. Скорее печень, иначе он бы уже умер.
— Ему ставили капельницу сегодня утром, — сквозь зубы проговорила Барбара, — и он дважды в день получал по 500 миллиграммов кефлекса.
— О? — Дэйв обернулся к ней и оглядел с головы до ног, словно впервые увидел. — И где же вы получили диплом? — спросил он.
У Элизабет перехватило дыхание. Она испугалась, но высокая австралийка замечание проигнорировала.
— Хотите начать прямо сейчас? — спросила она. Дэйв ещё некоторое время пристально смотрел на неё.
— Нет. Он слишком слаб, мы определённо убьём его, если попытаемся дать наркоз. Сначала его нужно стабилизировать. Температура тела должна быть не меньше ста градусов. Приготовьте бутылки с горячей водой, шерстяные одеяла, грелки, что угодно, все, что есть. Если мы хотим его спасти, нужно приступать немедленно.
Он ушёл в кухню, и Барбара сочувственно посмотрела на Элизабет. Девушка все ещё стояла на коленях около пса. Она сняла с него намордник и нежно укачивала большую и гладкую собачью голову. Одна-единственная слеза скатилась по её щеке. Она шептала:
— Ты не умрёшь, нет, уже нет, после всего, что было… Дамиан слабо вырывался, пытаясь лизнуть её в лицо, успокоить. Она прижалась щекой к его шее, и Барбара увидела, как она вся дрожит, силясь загнать слезы обратно.
Женщина поняла: меньше всего Элизабет сейчас хотела бы заплакать — при отце. Дамиан выгнул шею, приподнялся и несколько раз лизнул её.
— Ну, ну, — слабо проговорил пёс.
— Я пойду приготовлю бутылки, — сказала Барбара, ни к кому не обращаясь, и вышла из комнаты.
Они решили сразу положить его на кухонный стол, чтобы поднять температуру и избежать лишней работы. Пёс, очевидно, боялся вида и запаха мужчин, их хирургических инструментов, они пробуждали в нем жуткие воспоминания. Элизабет понимала это и не отходила от Дамиана, обещая ему, что она никуда не денется. Она просила его вести себя хорошо, пока хирурги ставили ему капельницу в переднюю ногу, и пёс держался отлично, только отвернул голову от мужчин. Пока он лежал под капельницей, а стероиды и пенициллин стекали по трубке, чтобы предотвратить шок, Билл приготовил смесь кета-мина и валиума, чтобы усыпить собаку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46
Барбара кивнула, вспомнив это имя.
— Да, и я бы не сказала, что он бог любви, а? Элизабет помотала головой, словно пытаясь стряхнуть злые чары.
— Я не знаю, что за проблемы у этого человека. Так странно слушать, что ты говоришь. Я никогда… Ну, никто из всех, кого я знаю, никто не любил собак. — Она отвернулась. — Я так виновата. Те собаки, в лаборатории моего отца — они и сейчас там. Они все умрут. Это кошмар. Однажды я зашла туда и видела одного пса — такой весёлый, рыжий, похож на ретривера, он лежал в клетке и так дружелюбно смотрел на меня. Хотел, чтобы я подошла и поговорила с ним. Просто хотел услышать от меня пару слов, и мне было его так жалко, я смотрела на него, а потом они зашили ему внутрь ещё одно собачье сердце, второе, чтобы посмотреть, сколько он протянет, и когда началось отторжение, он умер, так страшно, и я… — Элизабет замолчала. Рыжий ретривер стоял у неё перед глазами. Раскаяние огнём жгло её, воспоминание потрясло её, и она зажмурилась. Через минуту Элизабет открыла глаза и спросила: — Почему я решила, что Дамиан — особенный? Почему он, а не другие?
Барбара пристально смотрела на Элизабет. Ей была любопытна эта девушка, но вежливость не позволяла быть навязчивой.
— На этот вопрос нет ответа. Чем бы оно ни было, то же самое заставляет тебя любить одних людей, а не других. Люди и собаки — не слишком разные, на самом деле. Вспомни тех людей, которые тебе встречались: среди них было много замечательных, но разве все они стали твоими друзьями на всю жизнь? Многих ли ты любила? Ты каждый день видишь толпы людей — разве во всех них что-нибудь не так? Нет. Это лишь доказывает, что настоящая дружба — редкое чудо, будь то с человеком или с собакой. — Барбара встала, взглянула на пустую капельницу и вытащила трубку из вены Дамиана. — А вот почему некоторые люди смотрят на собаку и видят прекрасного друга, а другие — нет, — так это просто жизнь. — Она усмехнулась. — И между людьми то же самое. Сколько раз ты видела женатые пары и спрашивала себя: «И что она в нем только нашла?» Понимаешь, о чем я?
Элизабет вспомнила Севилла и Новак и тоже улыбнулась.
— О да.
Мне нужно проведать моих собак. Хочешь с ними познакомиться? Дамиан прекрасно побудет тут один.
— Конечно. — Элизабет потрепала Дамиана по холке, пообещав, что сейчас вернётся, и поднялась следом за Барбарой. Но питбуль, едва увидев, что она уходит, заскулил и попробовал ползти следом. Элизабет бросилась на колени, обняла его, уверяя, что через пару минут снова будет здесь. Когда она встала, Дамиан беспокойно посмотрел на неё, но остался лежать. Несколько раз оглянувшись, Элизабет наконец вышла вслед за женщиной на улицу, навстречу бодрящему солнцу ранней осени.
Большой, акров в пятьдесят, участок тянулся от дома до небольшого холма. Между деревьями виднелся луг, и утренний свет пробивался сквозь ветви яблонь, елей и кленов, расцвечивая золотом траву под ногами. Элизабет заметила впереди отблеск воды — там был пруд. Слева, в огороде, между сухими кукурузными стеблями пестрели тыквы. К женщинам рванулись сразу три питбуля — натянув до упора поводки, издавая странное горловое клокотание. Они бешено виляли хвостами, пританцовывая от радости при виде людей.
— Ой, это питбули! Они не агрессивны? — спросила Элизабет.
— А Дамиан не агрессивен? —. отозвалась через плечо Барбара. Затем добавила: — Разве они вообще выглядят приветливыми?
— Да нет… Но я всегда слышала…
Барбара развернулась и одарила её уничтожающим взглядом.
— Не стану говорить тебе, что я всегда слышала о людях из Исследовательского центра.
Элизабет натянуто улыбнулась.
— Да, ты права.
Девушка с изумлением увидела, что ей собаки рады ничуть не меньше, чем хозяйке. Они изгибались, вертелись, вставали на задние лапы, махали хвостами и подпрыгивали, пытаясь дотянуться до неё так же, как до Барбары. — Посмотри-ка.
Барбара отвязала одного пса и вывела его из-за ограды. Придерживая его за ошейник, она приблизилась к чему-то похожему на вздёрнутый труп с болтающейся внизу верёвкой. Собака взвизгнула от восторга и встала на задние лапы, чуть не придушив себя ошейником. Элизабет не поняла, что привело собаку в такой восторг. Внезапно Барбара отпустила ошейник, и собака стрелой помчалась к болтающейся верёвке. Подпрыгнув футов на десять, она вцепилась в верёвку и повисла в пяти футах от земли. На этом длинном канате пёс раскачивался, вертя головой и шеей.
Элизабет от изумления вскрикнула. Барбара хохотала, а две собаки неистово лаяли, дожидаясь своей очереди.
— Что она делает? — Элизабет пришлось кричать, такой поднялся шум.
— Она же бульдог! — крикнула в ответ Барбара, словно это все и объясняло.
Одну за другой Барбара отпускала собак с привязи и позволяла им по несколько минут повисеть на верёвке. Она постоянно говорила им: «Прекрасно!», «Умная собака!» и что они «отлично все делают». Когда гимнастика закончилась, она отвела их обратно, и собаки расслабились, вытянувшись на крышах своих домиков, а одна улеглась прямо в пластиковой ванночке около будки.
— Пойдём знакомиться, — позвала Барбара. — Вот эта полосатая — Триллер. Я не знаю её родословной, мы её спасли. Забрали из приюта для бродячих собак, там сказали, она якобы злобная. Питбуля оттуда просто так взять нельзя, это запрещено, так что я соврала им, что это моя собака, и заплатила штраф. Она ко всем ласкова и совсем не агрессивная. У неё нежная душа, она любит других животных, любит детей… Эта, — она показала на собаку в ванночке, — это Белтайн, красноносая рыжая, заметила? Очень породистая псина, энергичная, иногда простоватая, но хорошая.
Белтайн счастливо запыхтела из своей ванночки, вытянув задние лапы, как лягушка. У неё был очень красивый, ровный рыжий окрас, золотистые глаза и когти.
— А вот эта девушка — Кобра, видишь жёлтые змеиные глаза? Она ещё совсем щенок, тоже красноносая рыжая. Моя девочка! Иди сюда, Кобра, иди, мы с тобой обнимемся.
Барбара гладила и расхваливала собак, потом налила им свежей воды и положила каждой по мослу размером с небольшую дыню.
— Извините, ребята, — сказала она своим домочадцам, — но у нас тут есть один питбуль, мы ему нужны. Увидимся позже.
Элизабет заметила, что каждая собака привязана в тени дерева.
— Похоже, им тут нравится. Но разве цепная жизнь не делает их злыми?
— Я ещё раз тебя спрашиваю: разве они не выглядят злыми? Темперамент собаки не настолько податлив. Нормальная собака остаётся нормальной даже в плохих условиях, почти как человек. Не надо винить цепь в дурном характере собаки. Посмотри на своего пса: он прошёл через чёртову преисподнюю и обратно, и с ним до сих пор все в порядке. И если б ты была собакой — разве не лучше быть в такой день на улице, даже на привязи, чем сидеть в переносной клетке, в каком-нибудь доме, или в гараже, или в тесном закутке на холодном цементном полу? По мне, так приятней валяться на травке и наблюдать, что творится вокруг.
Когда они вернулись в дом, Барбара сразу уехала встречать Билла. Элизабет сидела рядом с Дамианом, ждала и боялась, что пёс действительно может умереть. Его десны почти совсем побелели, он не мог или не хотел поднимать голову. Лежал, уставясь в одну точку, и ждал, казалось, совсем как Элизабет. А ей в глазах собаки мерещился непривычный страх. Сознаёт ли пёс, что он в опасности и может умереть? Понимает ли, что такое смерть? Ей не нужно было говорить с Дамианом — она И так видела, что пёс обеспокоен своим состоянием. Он смотрел на неё единственным глазом, желая найти ответ на вопрос, который не мог задать.
— Дамиан, — сказала она, поглаживая его по голове, — с тобой все будет хорошо. Билл уже едет. Он вылечит тебя, сделает все даже лучше, чем было. Он будет с минуты на минуту. Может приехать прямо сейчас.
Дамиан тяжело дышал. Элизабет смотрела, как вздымаются при каждом вдохе его бока, как часто и поверхностно его дыхание, и понимала, что время истекает.
За окном заурчал мотор, следом — ещё один. Элизабет выскочила из комнаты и побежала к двери. И замерла как вкопанная. По дорожке к дому шли Билл и Дэйв. Её отец озирался с непроницаемой физиономией. О господи! Дэйв. Господи, помоги мне. Она глубоко вздохнула и вышла их встретить. Хорошо хоть, что Барбара предусмотрительно заперла таксу.
— Привет.
Что он сейчас скажет? Можно ожидать чего угодно.
— Элизабет. — Голос Дэйва звучал не слишком обнадёживающе. Как, ради всего святого, Билл уговорил его приехать сюда помогать ей? Дэйв рисковал всей своей карьерой, помогая украденной собаке. Почему же он пришёл?
Билл и Барбара вытащили инструменты из машины, Элизабет помогла отнести сумки в дом. Она взглянула на Барбару и заметила досаду на лице австралийки. За Билла-то можно поручиться, но отец? Она не знала, что и подумать. Входя в дом сквозь волны напряжённого молчания, Элизабет чувствовала себя неловко — её отец и Дамиан существовали в абсолютно противоположных мирах. А теперь вдруг оказались вместе…
Билл ушёл готовить кухню под операционную. Элизабет знала, что дед частенько критиковал отцовские способности Дэйва. По правде говоря, Билл всегда был ей больше отцом, чем Дэйв. С трепетом она думала о разговоре, который, должно быть, состоялся утром между мужчинами. Что бы там ни произошло, случилось чудо — отец приехал и, возможно, поможет сделать операцию. Она была ему за это благодарна — Дэйв виртуозный хирург, и вдвоём они сделают работу в два раза быстрее. Она знала, что Билл волновался, выдержит ли слабеющий пёс далеко не идеальный наркоз во время двух процедур.
— Пора начинать, — внезапно сказал Дэйв, оглядывая кухню и потирая рукой подбородок. Здесь было хорошее освещение, а кухонный стол подходил по высоте. По крайней мере, с облегчением поняла Элизабет, сейчас не будет никаких разговоров, объяснений и обвинений в том, что она поставила Дэйва в затруднительное положение.
Билл кивнул.
— Дамы, приготовьте стол, постелите простыню или что-нибудь ещё, как можно более чистое. Будет много крови, поэтому застелите пол газетами. Дэйв, я начну, как только разложу инструменты. Осмотри пока собаку — потом скажешь, что думаешь.
— Собака здесь… доктор, — сказала Барбара, чуть помедлив с обращением. Они втроём вошли в гостиную и замерли. Собаки на диване не было.
— Дамиан! — Элизабет рванулась вперёд, беспорядочно оглядывая комнату. — О нет, он… Вот черт, я же сказала ему, что скоро кто-то придёт. Должно быть, он решил, что его снова заберут. Мог он убежать на улицу?
— Нет, — ответила Барбара, — наверное, в коридоре. Они нашли его на полу, на полпути в прихожую. Пёс пытался сбежать, когда услышал мужские шаги. Когда-то гордый, теперь он поджал хвост и трясся от страха. Запах мужчин и их инструментов подтверждал все опасения — это люди Севилла, и они пришли за ним. Ужас его был совершенно бездонным.
— О господи, Дамиан! — воскликнула Элизабет. — Ты напугал меня до смерти. Я же сказала, что все будет в порядке. Это хорошие врачи, помнишь?
Пёс оглянулся, посмотрел на Дэйва и по его поведению и движениям женщин немедленно понял, что он чужой. Это очень Плохо.
— Плох, — сказал он, — туда.
Глаза Дэйва округлились, и он фыркнул:
— Так это правда? Я думал, твой дедушка сошёл с ума. — Он покачал головой и невесело засмеялся. — Иисусе, так вот в чем дело. Неудивительно, что Севилл хочет его вернуть. Надо же.
Элизабет опустилась перед собакой и посмотрела на Барбару.
— Давай перенесём его в комнату.
Барбара кивнула, они вдвоём подняли пса и отнесли в гостиную. Когда они положили его на застеленный диван, Барбара отступила и села на край кушетки. Элизабет устроилась рядом с псом, поглаживая ему голову и шею и удерживая его на месте.
— Все в порядке, все хорошо, — успокаивала его она. — Ладно, Дэйв, можно начинать.
— Я не буду ничего делать, пока он без намордника. Именно так я сберёг за все эти годы свои руки. Я хочу, чтобы на нем был намордник.
Элизабет открыла было рот, но Барбара быстро встала — лицо её оставалось подчёркнуто бесстрастным.
— У меня есть намордник, он не причинит собаке никаких неудобств и даст твоему отцу возможность сосредоточиться на работе, — сказала она. Вышла на минутку и вернулась с намордником. — Спокойнее, мальчик, вот так. — Австралийка надела намордник и снова села на край кушетки. Когда пса ограничили в движениях, появился Дэйв.
— Поставьте его на ноги.
Элизабет попыталась, но пёс был попросту слишком слаб, и ей пришлось поддерживать его с боков.
— Ничего, — нетерпеливо сказал Дэйв и присел на корточки рядом с собакой. Затем натянул на руки стерильные перчатки. Дамиан следил здоровым глазом за его движениями и слушал шорох тонкой резины: уже давно он научился ассоциировать этот звук с болью. Взяв собачью голову в руки, Дэйв осмотрел глаз. Затем быстро оглядел все тело, нашёл маленькое отверстие в боку, под коркой засохшей крови — там, куда воткнули ручку. Отковырнув струп, прощупал пальцем глубину и направление отверстия. Когда он начал пальпировать живот Дамиана, тот раскрыл пасть и мелко задрожал. Кончик его хвоста подёргивался, как будто это могло облегчить боль.
— Мне нужен градусник.
Барбара безмолвно выскользнула из комнаты и через секунду вернулась с чёрным футляром. Достала оттуда градусник для собак, встряхнула его, передала Дэйву и снова присела на место. Барбара решила держать рот на замке. Все это её больше не касалось. Пёс принадлежал Элизабет, и она изо всех сил старалась о нем заботиться. Австралийку беспокоило только одно: сумеет ли девушка справиться с этими двоими, очевидно, очень властными мужчинами. Вне данной ситуации дела этих людей её не касались. Однако она не могла не заметить, как Дэйв обращается с собакой — быстро, грубовато, без успокаивающих слов или жестов ободрения. Для него собака — неодушевлённый предмет, часть лабораторной обстановки. Глядя, как он работает, Барбара думала о том, какие они разные — этот мужчина и его дочь.
Хирург нащупал крайне болезненную область на левом запястье собаки, взял переднюю лапу, прощупал сустав, чтобы установить характер повреждения. Когда Дамиан захрипел от боли и рефлекторно отдёрнул лапу, доктор дёрнул её к себе.
— Стой спокойно! — резко сказал он. Дамиан дважды махнул хвостом, извиняясь, и от стыда опустил уши. Дэйв даже не взглянул на него и продолжал пальпировать лапу, а пёс негромко поскуливал от боли. В этот момент Барбара поняла, что за человек Дэвид Флетчер.
— Есть шанс, что он может умереть? — спросила Элизабет очень тихо.
— Разумеется, — ответил отец, — внутреннее кровотечение может вызвать перитонит. У него шок, и ему следовало бы лежать под капельницей. Возможно, повреждена печень или селезёнка. Скорее печень, иначе он бы уже умер.
— Ему ставили капельницу сегодня утром, — сквозь зубы проговорила Барбара, — и он дважды в день получал по 500 миллиграммов кефлекса.
— О? — Дэйв обернулся к ней и оглядел с головы до ног, словно впервые увидел. — И где же вы получили диплом? — спросил он.
У Элизабет перехватило дыхание. Она испугалась, но высокая австралийка замечание проигнорировала.
— Хотите начать прямо сейчас? — спросила она. Дэйв ещё некоторое время пристально смотрел на неё.
— Нет. Он слишком слаб, мы определённо убьём его, если попытаемся дать наркоз. Сначала его нужно стабилизировать. Температура тела должна быть не меньше ста градусов. Приготовьте бутылки с горячей водой, шерстяные одеяла, грелки, что угодно, все, что есть. Если мы хотим его спасти, нужно приступать немедленно.
Он ушёл в кухню, и Барбара сочувственно посмотрела на Элизабет. Девушка все ещё стояла на коленях около пса. Она сняла с него намордник и нежно укачивала большую и гладкую собачью голову. Одна-единственная слеза скатилась по её щеке. Она шептала:
— Ты не умрёшь, нет, уже нет, после всего, что было… Дамиан слабо вырывался, пытаясь лизнуть её в лицо, успокоить. Она прижалась щекой к его шее, и Барбара увидела, как она вся дрожит, силясь загнать слезы обратно.
Женщина поняла: меньше всего Элизабет сейчас хотела бы заплакать — при отце. Дамиан выгнул шею, приподнялся и несколько раз лизнул её.
— Ну, ну, — слабо проговорил пёс.
— Я пойду приготовлю бутылки, — сказала Барбара, ни к кому не обращаясь, и вышла из комнаты.
Они решили сразу положить его на кухонный стол, чтобы поднять температуру и избежать лишней работы. Пёс, очевидно, боялся вида и запаха мужчин, их хирургических инструментов, они пробуждали в нем жуткие воспоминания. Элизабет понимала это и не отходила от Дамиана, обещая ему, что она никуда не денется. Она просила его вести себя хорошо, пока хирурги ставили ему капельницу в переднюю ногу, и пёс держался отлично, только отвернул голову от мужчин. Пока он лежал под капельницей, а стероиды и пенициллин стекали по трубке, чтобы предотвратить шок, Билл приготовил смесь кета-мина и валиума, чтобы усыпить собаку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46