— Вы видели эту собаку, вот как? Где вы её видели?
Такая манера вести диалог вынуждала Элизабет сомневаться в собственных словах. На секунду она даже усомнилась, что действительно видела Дамиана.
— Я была в лаборатории доктора Севилла, и там…
— В каком качестве вы там были?
— Я хендлер.
— Хендлер. Понятно.
У Элизабет возникло неприятное ощущение в желудке: ей не понравился тон Новак.
— Я полагаю, вы имеете представление о том, как проводят исследования? Вы знакомы с работой вашего отца?
— Ну да…
— А теперь скажите мне, что вы увидели в офисе доктора Севилла, что вселило в вас сомнения?
— Я видела, как собак били током — неоднократно. Они сидели в маленьких металлических клетках и не могли выбраться из них. Никто даже не смотрел за ними, никто. Они просто сидели там, их било током, они обезумели от страха. Это было жуткое зрелище. Я хочу сказать, они в буквальном смысле сходили с ума от страха.
Новак ничего не ответила.
— То есть это же неправильно.
Женщина за столом вздохнула и откинулась назад. Через стол до Элизабет донёсся розовый аромат духов, нанесённых щедрой рукой.
— Вы выяснили, почему была применена электрическая стимуляция?
— Не у кого было спрашивать. Я вошла туда по ошибке, понимаете, и увидела все это.
— Так вы действительно не знаете, что это за исследования? Вы не знаете, было ли допущено нарушение закона?
— Какого закона?
— Существует утверждённый протокол экспериментов.
— Ну, не знаю. Послушайте, разве это вопрос протокола? Разве он может поступать так — бить током животных, когда никого нет рядом? Это выглядит так жестоко, я думала… — Она запнулась, потеряла мысль. Женщина не собиралась ей помогать. Элизабет постепенно начинала злиться. Это просто смешно. То, что Севилл делал с собаками, не могло быть законным. Если кто-нибудь на улице попытается сделать что-нибудь подобное, его самого запрут и ключ выкинут подальше.
Я обращусь в газеты! Будь оно проклято, я так и сделаю!
Она выпрямилась на стуле, расправила плечи. Откашлялась и приготовилась высказать директору все, что думает о ней, о Севилле и обо всей ситуации в целом. Новак внимательно наблюдала за девушкой и теперь сцепила пальцы и кивнула. Казалось, она приняла решение.
— Не могли бы вы, Элизабет, — сказала она, — изложить свою жалобу письменно? Эта бумага очень пригодится в случае расследования — и я думаю, её рассмотрят.
Это было так неожиданно, словно напротив неё вдруг оказался совсем другой человек. Элизабет заморгала.
— Я… ну, да… я…
— Согласитесь, нам потребуется некоторое время — после того как вы передадите мне письмо, — некоторое время для расследования?
Такой поворот застиг Элизабет врасплох. Она, должно быть, ошиблась в этой женщине.
— Ну да, конечно… — В её голосе зазвучала надежда.
— Спасибо вам за помощь, Элизабет. Вы понимаете, мы строго следим, чтобы наши исследователи не нарушали правила, поэтому все, что имеет к этому отношение, мы воспринимаем очень серьёзно. Разумеется, доктор Севилл очень уважаемый учёный, но ваши обвинения тоже заслуживают внимания. — Новак подалась вперёд, понизила голос. — Поскольку доктор Севилл — член нашего Совета, я не буду вводить в курс дела персонал. Я сама разберусь в этом вопросе. Постарайтесь написать письмо как можно скорее, и я позвоню вам, когда что-нибудь выясню. Хорошо?
Элизабет встала.
— Да, спасибо, это будет замечательно. Я принесу вам письмо сегодня в обед. Большое спасибо за то, что приняли меня, и за вашу помощь.
Новак поднялась и проводила её до двери. Запах розовых духов был так силён, что Элизабет почти тошнило, но теперь она почти не обращала на него внимания.
— Вы поступили правильно, что обратились именно сюда, — продолжила Новак, — если у вас будут ещё какие-нибудь жалобы, вы всегда можете прийти или позвонить мне, в любое время. Я скажу Лидии, чтобы она дала вам мой прямой номер, договорились?
— Конечно.
Элизабет запнулась, потрясённая неожиданным доверием со стороны этой женщины.
— Это здорово. Спасибо вам… — Не за что, Элизабет. Я займусь этим делом, как только получу от вас письменное заявление.
Элизабет покинула офис и очутилась в белом прямоугольнике внутреннего двора, где даже бетон плавился под лучами послеполуденного солнца. Она была ошеломлена — Новак заинтересовалась. Она нашла возможного союзника, и довольно сильного. По дороге к машине Элизабет улыбалась сама себе.
Глава 5
Душа сама выбирает себе общество.
К себе одного из всего народа
Пустит она,
Потом у вниманья закроет входы —
Кругом стена.
Эмми Дикинсон
Дамиан был собакой стойкой и выносливой, но все же находился на грани безумия. Даже просто запереть в клетку молодого питбуля, лишив его возможности трудиться, необходимой для поддержания духа и тела в порядке, было жестоко. Но с ним и обращались крайне жестоко — его просто использовали как инструмент, как лабораторное оборудование, бесстрастно и равнодушно. Исследования, в которых принимал участие Дамиан, касались в основном простейших аспектов поведения. Учёных интересовали биохимические реакции организма на стресс. В этих условиях настоящий Дамиан, крепкий полосатый питбуль, обладающий чувством юмора, терпением, глубиной и мужеством, практически перестал существовать.
Здесь манипулировали поведением животных, наблюдали, сравнивали, описывали и публиковали результаты. Люди с воображением легко получали денежные гранты на подобные исследования — нужно было только придумать новый, неожиданный проект. Хорошо организованные базовые исследования обеспечивали приличную жизнь. Это был удобный мир — для учёных. Для Дамиана жизнь была далеко не так хороша. Он жил в мире, построенном на принципах несвободы и безумия. Он не мог больше полагаться даже на такую простую вещь, как пол клетки, который здесь был его злейшим врагом, постоянно атаковал его, и он ничего не мог с этим поделать. Он мог укусить или ударить пол — он так и поступал, — но это ни к чему не приводило. Мог кричать или подпрыгивать, скулить в ужасе и замешательстве — он так и делал, — но это ничего не меняло. Мог впадать в безумие и рычать, биться о прутья двери — и это он пробовал, — но только ломал себе зубы.
Здесь он понял, что бежать или драться — неподходящий выбор, когда оказываешься лицом к лицу с жуткой болью, от которой никуда не деться. Правила вселенной здесь были иными, и выбор тоже был иным. Когда-то гордый питбуль научился сдаваться, а это умение пришло далеко не сразу. Он научился подчиняться и уступать полнейшей беспомощности. Его постоянно били током, и он никогда не знал, когда его ударит снова. Иногда звуковой сигнал предупреждал его, иногда нет. Иногда он звучал, и ничего не происходило — такое было хуже всего. Иногда громкий, пугающий шум, очень болезненный для слуха, возникал без всяких причин, ещё больше дезориентируя сокамерников, методично толкая их навстречу безумию.
Но даже в безумии была своя система. Исследователям нужны были его ужас и отчаяние, они заботливо поддерживали их. Денежные гранты — весьма внушительные суммы — зависели от того, смогут ли учёные спровоцировать у собак разрушительное стереотипное поведение, связанное с разного рода расстройствами, беспомощностью, отчаянием и безумием. Эти люди и несчётные сотни других учёных занимались этим годами, снова и снова.
Несмотря на все это, Дамиан не озлобился. Гены бесчисленных тысяч поколений предков требовали, чтобы он подчинялся этим людям. Сознавая их превосходство, он никогда не сопротивлялся Севиллу и тем, кто с ним работал. Он был бульдог, настоящий рабочий бульдог, а бульдоги не восстают против людей из-за боли. Его кровь требовала непререкаемого повиновения. Собаки его породы отличались потрясающей отвагой, которая заставляла их умирать в адских схватках, растоптанными в пыль, разодранными дьявольскими челюстями противников, под ударами рогов и копыт взбешённых быков. Они умирали, почтительно виляя хвостами, глядя в глаза хозяев, чтобы в последний миг жизни увидеть там одобрение. Только благодаря всему этому Дамиан так долго сохранял рассудок, принимая муки, не упрекая людей. Была и другая причина: он чувствовал, что все в этой комнате происходило по воле ужасного темноволосого человека в белом халате, альфа-лидера, начальника над всеми, кто здесь работал. Ужас Дамиана перед ним был безграничен.
Произошло это случайно: когда пол в первый раз ударил пса током, Севилл как раз приблизился к клетке и стоял, глядя на собаку. Дамиан увидел, как человек показал на него в момент разряда. Страх породил жёсткую подсознательную зависимость между болью и случайным появлением Севилла. Этот человек стоял около его клетки, и тут произошёл удар. Он чувствовал запах мужчины или его сигарет — и приходила боль, острая, мгновенная, невыносимая. Возник непредусмотренный условный рефлекс — а Севилл даже не подозревал об этом.
Так что, когда дверь во внешнюю комнату оставалась открытой и Дамиан видел Севилла, он каждый раз возбуждённо пытался предугадать действия мужчины. Изо всех сил пытался понять, за что его наказывают. Собаке, как любому кающемуся грешнику, понятна концепция наказания, несмотря на то, что многие бихевиористы отрицают такую способность. Наказание, сознание вины и прощение занимают то же место в собачьей картине мира — и так же напрямую связаны с душой, — как у любого падающего ниц монаха. Дамиан постоянно смотрел на дверь, ожидая увидеть Севилла. Он пылко и безнадёжно ждал возможности угодить человеку, предотвратить боль, которую человек зачем-то причинял ему. Бывают собаки, которым нет дела до одобрения хозяев: избалованные домашние тираны или равнодушные псы, которых нередко ошибочно называют «благородными»; но Дамиан стремился заслужить похвалу. Питбуль был уверен: если он сможет как-то угодить этому неумолимому властелину, жизнь изменится к лучшему. И он старался, используя каждый шанс.
Темпы «стимуляции страха» росли по мере продолжения исследований. К электрическим разрядам от пола прибавились такие же разряды от кормушек и водяных дозаторов. Когда, доведённый до отчаяния голодом и жаждой, Дамиан приближался к резервуарам, он всегда вынужден был соизмерять возможность получить удар в язык со своими насущными нуждами. Большую часть времени его опасения были напрасны, но иногда — и всегда непредсказуемо — в его чувствительный язык било током, и он с ворчанием отскакивал в дальний угол клетки, пока голод или жажда снова не приводили его к кормушке.
Существование в этом аду брало своё. Дамиан и другие собаки начали демонстрировать те самые повторяющиеся движения, которых добивались люди. Дамиан раскачивался в своей маленькой клетке из стороны в сторону, создавая себе таким образом милосердный мир предсказуемых движений, предсказуемых схем, предсказуемых ощущений.
Добившись желаемого, учёные стали накачивать собак разнообразными психостимуляторами, тестируя их способность ослаблять индуцированное стереотипное поведение. Временами под воздействием наркотиков к Дамиану возвращались естественные реакции, и он терял над собой контроль. В такие дни люди с величайшей осторожностью брали у него кровь или вводили лекарства. Вообще-то пёс ни разу никого не укусил и даже не пытался, но благодаря своей внешности давно заработал незаслуженную репутацию свирепого монстра. Когда ему вводили психостимуляторы, эффект был непредсказуемым: он дважды на несколько минут впадал в безумный гнев и неистовство. Для Дамиана это был сверхъестественный опыт; обнаружив, что рычит на богов в белых халатах и даже пытается их укусить, он стыдился и пугался. Когда наркотики переставали действовать, он понимал, что поступил Плохо, и чувствовал себя очень виноватым перед людьми.
Чейз, любимый студент Севилла, возражал, чтобы питбуль участвовал в исследовании.
— Да он же убьёт кого-нибудь, вы только взгляните на него, — кричал он через всю комнату, когда Севилл и Том боролись с животным во время одного из его приступов наркотической безумной ярости. Они пытались взять у него кровь из вены, а Дамиан с остекленевшими глазами отчаянно вырывался. Том удерживал его палкой с петлёй. — Это чокнутый питбуль, ради всего святого.
— Заткнись, Чейз, — ответил Севилл, — подай мне вон тот шприц — если, конечно, не боишься подойти поближе.
Он схватил пса за переднюю ногу и пристроил на ней жгут. Чейз негромко выругался и подобрался поближе.
— Видишь ли, у меня нет своего человека на небесах, как у Томми, и нет твоего чёртова везения, вот и все. Держи. — Он передал шприц Севиллу, который проворно вонзил иглу в перетянутую вену собаки и медленно вытянул кровь. Когда шприц наполнился, он придержал его одной рукой, а другой развязал жгут.
— Верно, ты не так удачлив, как я. — Севилл вытащил шприц и на секунду зажал место укола. — И не так красив. — Он отступил назад, глядя, как Том пытается запихнуть пса обратно в клетку. — Ты просто нажимаешь на кнопки, пока мы с Томом делаем самую грязную работу. — Севилл говорил шутливо, и Чейз мельком взглянул на Тома — не улыбается ли тот.
— Да, и в один прекрасный день, пока вы с малышом Томми будете нежиться в постельках, этот ублюдок откроет клетку. И тогда вы лишитесь одного хорошего программиста. Здорово, правда?
Севилл внимательно рассматривал кровь.
— Тебя это действительно беспокоит? — спросил он, не оборачиваясь.
— Да, я чертовски беспокоюсь. Этот проклятый пёс — совершенно психованный. Он выберется оттуда и сожрёт нас всех. По-моему, не такая уж странная мысль, как по-вашему? Разве Том только что не открывал дверцу? Я не понимаю, зачем держать здесь эту ненормальную собаку.
Севилл взглянул на пса. Он знал, что на самом деле Дамиан был просто очень испуган и дезориентирован; если бы он хотел укусить его или Тома, за прошедшие недели он мог бы сделать это множество раз. Услышав неподдельное беспокойство в голосе своего студента, он задумался о собаке на несколько минут: его позабавила мысль, что именно Чейз, который был крупнее и сильнее и его, и Тома, боится собак. Лёгкая улыбка играла у него на губах: а что, если Том, который явно недолюбливает Чейза, когда-нибудь соблазнится и «забудет» запереть дверь? Чейз, конечно, уже думал о такой возможности. Но в том, что пёс останется, сомневаться не приходилось, — это было маленькое одолжение, о котором просил его друг Виктор Хоффман.
— Пёс остаётся, Чейз. И, между прочим, на твоём месте я бы не стал слишком часто злить Тома.
После обеда Севилл уже забыл об этом разговоре, отвлекшись на неприятный сюрприз со стороны Огэста Д. Котча, его оппонента из университета штата Огайо. В «Журнале экспериментальной психологии» тот опубликовал статью «Поведенческие процессы у животных».
О господи, только посмотрите на это, — пожаловался Севилл, хлопнув журналом об стол. Он брал журналы в основном, чтобы выискивать в них следы своего недруга из Огайо. — Похоже, Котч собирается получить приглашение в Нидерланды вот с этим. — В отвращении он даже не закончил фразу, затянулся сигаретой, созерцая обложку журнала и покачивая головой.
— Что пишет? — спросил Чейз из-за компьютера.
— В основном свойственную ему чушь. Как можно всерьёз относиться к такой ерунде? Как он вообще умудрился пропихнуть эту ахинею в научный журнал?
— Может, переспал с редактором? — с готовностью предположил Чейз. — Ну, и что мы придумаем на этот раз? Пошлём ему отравленную ручку или перейдём к более радикальным действиям? Он бросил тебе вызов, и если он поедет на симпозиум, а ты нет, у него будет перед тобой преимущество.
Севилл не ответил, обошёл стол и сел на угол, с задумчивым отвращением оглядывая комнату.
— Нет, этого не будет, — тихо сказал он сам себе, — нет, не будет.
Его соперничество с Огэстом Котчем началось много лет назад, когда дерзкая статья молодого Севилла, написанная в ответ на публикацию старшего коллеги в престижном журнале по психологии поведения, незамедлительно вызвала снисходительный комментарий Котча. К большому удовольствию читателей, эти двое немилосердно препирались на страницах журнала около полугода. С тех пор ни один не упускал случая метнуть копьё в другого.
Предмет спора был тривиален и неинтересен никому, кроме представителей академической науки. Для Севилла главным было то, что Котч не хотел уступить и дерзко высмеивал точку зрения Севилла. Для Джозефа Севилла не было ничего важнее в жизни, чем возможность всегда оставлять последнее слово за собой, поэтому ему не так важно было самому получить приглашение в Нидерланды, как то, чтобы туда не поехал Котч. Если бы не он, Севилл даже не стал бы думать о приглашении. Однако теперь, мрачно размышлял он, это вопрос жизни и смерти.
Пришла пора уделить немного времени и сил на достойный ответ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46