– Поезжайте в верхнюю часть города, к Парк-авеню! – крикнул он таксисту. Он никак не мог вспомнить номер этого проклятого дома. – Восточная Пятьдесят вторая улица. Я покажу вам дом…
Он откинулся на мягких подушках. «Боже, – прошептал он про себя, – как же я устал!» Он сидел расслабившись, то и дело подпрыгивая, когда автомобиль останавливался на красный свет и снова с места рвался вперед в плотном потоке уличного движения. С каждым таким рывком его пояс все больнее впивался в выпирающий живот. Он ослабил его на одну дырочку, сразу стало легче, вытащил из нагрудного кармана сигару, откусил ее кончик.
Ему никак не удавалось ее раскурить. Стоило поднести к сигаре спичку, как этот чертов таксист либо резко тормозил, либо давал газ. Наконец, он ее зажег, но большого удовольствия от нее не получал – нет, не та, не по его вкусу.
– Черт, по-моему, я сегодня уже перекурил… сейчас нужно выпить, – довольно громко процедил он сквозь зубы.
Таксист рывками гнал машину в верхнюю часть города. Время от времени Чарли краешком глаза видел серые контуры людей, сидящих в других такси и в личных машинах. Одна группа сменяла другую, трудно приглядеться. На Лафайет-стрит движение оказалось не таким сумасшедшим, гораздо спокойнее. Все сейчас, казалось, двигалось в верхнюю часть города – поток металла, стеклянные окошки, обивки салонов, пешеходы в пальто, их Невидимая плоть и кровь, галантерея. Машины останавливались, вновь начинали свой бег, в унисон переключая передачи, словно по неслышному звонку. Чарли, развалившись, сидел на заднем сиденье, чувствуя, как пояс брюк сжимает жировую прослойку его брюха, как пополневшая щека трется о твердый воротничок рубашки. Почему же, черт возьми, он не смог запомнить этот дурацкий номер? Целый месяц он появлялся там каждый вечер. Левое веко почему-то дергалось.
– Бонжур, месье, – сказал по-французски привратник в цивильной одежде.
– Как поживаешь, мой капитан? – спросил Фредди, приоткрыв острые как у крысы зубы.
Хозяин кивал своей черноволосой прилизанной головой.
– Месье сегодня обедает с мадемуазель?
Чарли покачал головой.
– Сегодня я жду к обеду мужчину, он придет ровно в семь. Принесите, пока я его жду, виски с содовой, но только не ту дрянь, которую вы пытались подсунуть мне вчера вечером.
Фредди нагловато улыбнулся.
– Произошла ошибка, мистер Андерсон. Эта бутылка настоящая, надежность гарантирована. Видите этикетку? Она еще влажная от морской воды.
Чарли только что-то проворчал, опускаясь в углу бара на стул с мягкими подлокотниками.
Он сразу опрокинул стаканчик неразбавленного виски и стал медленно, маленькими глотками запивать.
– Эй, Морис, тащи мне второй! – крикнул он седовласому старому морщинистому официанту-швейцарцу. – Тащи второй! Двойной, понимаешь? В обычном высоком стакане. Что-то я сегодня здорово устал.
Стаканчик виски его тут же взбодрил. Он потянулся, широко улыбнулся официанту.
– Ну, Морис, пока ты ничего мне не сказал о состоянии дел на бирже. Что там, по-твоему, происходит сегодня?
– Я не очень уверен, сэр… Но вы же знаете, мистер Андерсон. Вы можете мне все сказать, если захотите…
Чарли засмеялся, с удовольствием вытянул ноги.
– Взовьются выше бумажного змея, да?… Ах, черт подери, какой все же это адский труд. Хочу обо всем сейчас забыть.
Он уже чувствовал себя совсем хорошо, когда увидел Эдди Сойера. Тот шел к нему от стойки в своем обычном деловом костюме, со стаканами в руках, на фоне бледных лиц посетителей.
Он встал ему навстречу.
– Ну, как ты, Эдди? Как там, в нашем старом Детройте? Все там считают меня порядочным сукиным сыном, не так ли, Эдди? Ну, выкладывай всю подноготную…
Эдди, вздохнув, опустился на стул рядом.
– Ну, это долгая история, Чарли!
– Что скажешь о стаканчике бакарди с каплей абсента?… Хорошо, Морис, два, пожалуйста!
Желтоватое лицо Эдди было покрыто густой сетью морщин, словно перезревшее яблоко, слишком долго висевшее на ветке. Стоило ему улыбнуться, как морщины становились еще глубже у рта и у глаз над щеками.
– Ах, Чарли, старина, как я рад тебя снова увидеть. Знаешь, они там называют тебя кудесником по части финансирования самолетостроения.
– В самом деле? – спросил Чарли, положив погасшую сигару на край массивной медной пепельницы. – Но мне приходилось слышать о себе и нечто гораздо худшее.
После третьего коктейля Чарли так разошелся, что его уже нельзя было остановить.
– Можешь передать Джи Даблъю Фаррелу, что был такой день, когда я мог бы вывернуть его наизнанку, но не сделал этого. Почему, спросишь ты? Потому что мне абсолютно на это наплевать. Я на самом деле владел своими акциями. А им пришлось заложить все, что у них было, и все равно им не хватило… видишь, я-то думал, что они – мои друзья. Я сказал Нэту Бентону, когда он хотел на них нажиться, и для этого была возможность… «Нет, не нужно, все же они мои друзья. Пусть работают с нами вместе». И что из этого вышло? Ты только посмотри, как они все набросились на меня вместе с Глэдис. Знаешь, каких алиментов она добилась? Четыре тысячи долларов в месяц. Только потому, что судья – хороший приятель ее старика… вероятно, и ему кое-что перепало. Меня лишили детей… Всем, что у меня было, воспользовались они. А разве хорошо отнимать у человека детей? Ну, Эдди, я знаю, что ты здесь ни при чем, но когда вернешься в Детройт, то скажи этим желторотым мерзавцам, которые прячутся за женской юбкой, иначе им никогда не перехитрить меня… передай им, что я готов раздеть их всех до нитки, до последней нитки… Я уже начинаю понимать, где собака зарыта. Я уже совершил несколько наделавших немало шуму полетов… я… кудесник, говоришь? Скажи им, что они пока еще толком ничего и не видели. Они уверены, что я никакой не изобретатель, обычный механик, как несчастный старик Билл Чернак, не более… Да что это я! Давай поедим!
Официант, склонившись, накладывал закуски на тарелку Чарли.
– Уберите все это… Я съем только кусок мяса, больше ничего не буду.
Эдди был поглощен едой. Вдруг, оторвавшись от тарелки, он поглядел на Чарли, и на лице его начали появляться глубокие морщинки, свидетельствующие о том, что сейчас последует смачная острота.
– Мне кажется, это еще один случай, когда женщине приходится платить.
Чарли, не поняв каламбура, даже не усмехнулся.
– Заруби себе на носу, Глэдис никогда ни за что не платила в своей жизни. Ты прекрасно, не хуже меня знаешь, что она из себя представляет. Все семейство Уэтли – это скряги и живодеры. Она берет пример со своего старика… Ну, я усвоил преподанный мне урок… Больше никаких богатых сучек… Знаешь, ни одна самая захудалая проститутка не поступила бы так, как эта стерва… Так вот, передай это, когда вернешься в Детройт, к своим работодателям. Я знаю, зачем они тебя послали сюда. Убедиться в том, что этот стареющий ас все еще регулярно заглядывает в бутылку… Что он скоро допьется до чертиков и умрет. Таков сценарий истории, не так ли? Передай им, что я еще могу всех их перепить, и еще посмотрим, кто первый окажется под столом, мой дорогой старина Эдди, разве не так? Передай им, Эдди, что стареющий мальчик Чарли в хорошей, в отличной как всегда форме и теперь стал куда мудрее, черт подери… Они думали, что выбьют меня из колеи после развода, не так ли? Ну, в таком случае передай им, пусть не торопятся, поживем – увидим. И скажи Глэдис, что при первой же ее оплошности… при первой… пусть не думает, что мои люди за ней не следят… Скажи ей, что я намерен забрать у нее детей и лишить ее всего, что она получила благодаря мне… всего… Пусть идет побираться на улицу, мне абсолютно наплевать.
– Ну, ладно, ветеран, – похлопал его по спине Эдди. – Мне пора бежать… Как приятно видеть, что ты не сломался, что по-прежнему бодр, энергичен и красив.
– Взовьются выше бумажного змея! – заорал Чарли и расхохотался.
Эдди ушел. Морис пытался заставить его съесть бифштекс, который уже не раз разогревал. Но Чарли не мог есть, кусок не лез в горло.
– Возьми его домой, отдашь детишкам, – сказал он Морису.
В ресторане почти никого не было, здесь наступило затишье из-за начала спектаклей в театрах.
– Послушай, Морис, принеси мне бутылку шампанского, старик, может, с ним я одолею этот бифштекс. Разве не так все поступали в старину? И не упрекай меня, не говори, что я слишком много пью… И без тебя знаю… Если все те, кому ты верил, кинули тебя, все, до последнего человека… то мне наплевать. Стоит ли обращать внимание, что скажешь, Морис?
Какой-то черноволосый человек с короткой стрижкой и усиками смотрел на него, склонившись над стеклянной крышкой стойки бара.
– Я говорю, что наплевать! – кричал Чарли в сторону этого незнакомого человека, заметив, что тот пристально глядит на него. – Вы меня слышите?
– Вы что-то хотите мне сказать? – спросил тот, широкими шагами направляясь к его столику.
– Морис, принеси стакан для этого джентльмена. – Чарли поднялся, и, рискованно раскачиваясь вперед-назад, вежливо кланялся ему через столик.
На шум из глубины зала, из маленькой двери вышел мощный вышибала, вытирая свои большие красные руки о фартук. Увидав Чарли, он вернулся к себе.
– Моя фамилия Андерсон… Очень рад с вами познакомиться… мистер…
– Будкевич, – представился, нахмурившись, черноволосый. Пошатываясь, он подошел к противоположному краю стола.
Чарли указал незнакомцу на стул.
– Я пьян… выпил слишком много этой воды, шампанского… вам налить?
– С удовольствием, если вы настаиваете. Всегда лучше пить, чем драться.
– Так выпьем за старые славные денечки дивизии «Радуга»!
– Ты там бывал?
– Конечно. Поставь сюда, приятель.
– Да, это были славные денечки.
– И вот теперь, когда ты вернулся, здесь нет никого из порядочных людей, всюду полно обманщиков, этих подонков… Бизнесмены, нечего сказать… черт бы их всех побрал… я их всех называю двуличными подонками…
Будкевич встал, нахмурившись еще сильнее.
– Какой именно бизнес, какое дело вы имеете в виду?
– Это никого не касается. Не обращай внимания, приятель.
Будкевич снова сел.
– Ах, черт подери, Морис, тащи нам еще одну бутылку, только охлади ее как следует. Вам, мистер Будкобитцер, когда-нибудь приходилось пить такое вино в Сомюре?
– Вы спрашиваете, пил ли я сомюр? Как не пил? Я там проходил трехмесячную подготовку.
– Я так и думал. Этот парень был там, за океаном, – сказал Чарли.
– Я бы сказал, в этом спятившем мире.
– Чем вы занимаетесь, мистер Буханан?
– Изобретатель.
– Это по моей части. Когда-нибудь слышали о компании «Эскью-Мерритт» и об их аэроплане?
Как выяснилось, он ничего не слышал о компании «Эскью-Мерритт», а Чарли в свою очередь никогда не слышал о стиральной машине марки «Оторинз», но через пару минут они уже обращались друг с другом запанибрата, по-дружески – Чарли и Пол. У Пола тоже были нелады с женой, и он сказал ему, что скорее отправится в тюрьму, чем заплатит ей хоть один цент алиментов. Чарли заявил, что сядет в тюрьму вместе с ним. Но вместо тюрьмы они пошли в ночной клуб, где познакомились с двумя очаровательными девушками. Чарли рассказывал им, как он собирается пристроить Пола, своего закадычного старого друга Пола, в бизнесе по производству стиральных машин.
Они долго ездили с девушками на такси, переезжая из одного злачного места в другое. Наконец, поехали в какое-то место в Гринвич-Виллидж. Чарли хвастался, говорил, что ему ничего не стоит устроить своих новых подруг в кордебалет, потом долго объяснял, как он собирается раздеть донага этих подонков в Детройте. Он обязательно устроит их в кордебалет и там разденет их до нитки, выпустит на сцену абсолютно голыми. Им всем было весело, и они смеялись до упаду.
Он проснулся в каком-то незнакомом месте с рваными шторами. Старина Пол с девушками исчезли, а он сидел один за столиком, засыпанном сигаретным пеплом и залитым красным не то испанским, не то итальянским вином, морщась от лучей яркого света, проникающего в комнату через прорехи в шторах. Это, конечно, не отель и не бордель, а явно какой-то притон со столиками, в котором ужасно воняло прогорклым дымом сигар и оставшимися неубранными спагетти, томатным соусом и красным дешевым вином.
Кто-то тряс его за плечо.
– Сколько времени?
Какой-то жирный итальяшка, рядом с ним еще один молодой человек, с прилизанными волосами, тормошили его.
– Пора расплачиваться и уходить. Вот ваш счет.
На картонке было неразборчиво накарябано довольно много. Он мог читать только закрывая то один глаз, то другой. Общая сумма – семьдесят пять долларов. Итальяшка угрожающе смотрел на него.
– Вы сказали, чтобы мы отдали по двадцать пять долларов этим девушкам и внесли эту сумму в общий счет.
Чарли пошарил в карманах. Только один доллар. Боже, куда же делся его бумажник? Тот, что помоложе, угрожающе помахивал небольшой кожаной дубинкой, которую вытянул из заднего кармана.
– Можно было бы содрать с вас и сотню за то, что вы здесь вытворяли со своими девочками и все такое… Если вздумаете дурачиться, то все обойдется гораздо дороже.
– А у вас есть часы?…
– У нас вам здесь не притон…
– Который час?
– Который час, Джо?
– Позвольте мне позвонить в офис. Я попрошу секретаря приехать.
– Какой номер телефона? Как его зовут? – Молодой итальяшка, подбросив вверх дубинку, ловко поймал ее налету. – Я сам поговорю с ним. Мы постараемся, чтобы все обошлось вам не так дорого. Мы не хотим, чтобы у вас остался в душе неприятный осадок.
Позвонив ему на работу и попросив секретаря немедленно приехать к ним и забрать заболевшего мистера Андерсона, они угостили его кофе с ромом, но от этого ему стало еще хуже. Наконец он увидел в дверях Клиффа, такого опрятного, чисто выбритого.
– Ну, Клифф, должен тебе сказать, что я уже не такой боец, как прежде.
А в такси он напрочь отключился.
Когда открыл глаза, то лежал в своем отеле в постели.
– Вероятно, они что-то добавили в кофе, какой-то убийственной дряни, – сказал он Клиффу, сидевшему у окна с газетой в руках.
– Знаете, мистер Андерсон, вы на самом деле заставили нас поволноваться. Ваше счастье, что они не пронюхали, кто вы такой, кого они затащили в свой вонючий вертеп. В противном случае вам не отделаться бы от них и за десять «косых».
– Клифф, ты отличный парень. Ладно, вскоре повысим тебе жалование.
– Кажется, мистер Андерсон, такие посулы от вас я уже слышал.
– Бентон знает?
– Ну, кое-что я ему сообщил. Я сказал, что вы поели недоброкачественную рыбу и отравились трупным ядом.
– Молодец, неплохо для такого молодого человека как ты. Соображаешь. Боже, может я становлюсь алкоголиком?… Как там дела в городе?
– Худо. Мистер Бентон чуть с ума вчера не сошел, повсюду разыскивая вас.
– Боже, как разламывается голова… Послушай, Клифф, как ты думаешь, я становлюсь алкоголиком, да?
– Вот здесь еще осталось лекарство, которое принес этот эскулап.
– Какой сегодня день недели?
– Суббота.
– Боже мой, а я-то думал – пятница.
Зазвонил телефон. Клифф подошел к аппарату.
– Это массажист.
– Скажи ему, пусть приходит… А Бентон в городе?
– Конечно, где же ему еще быть, мистер Андерсон… Он пытается связаться с Мерриттом и узнать у него, сможет ли он остановить бойню… Мерритт…
– Ах, черт подери! Очень скоро я обо всем узнаю. Скажи этому массажисту, пусть входит.
После массажа, сделанного похожим на швейцара крупным курчавым шведом, который отвлекал его от дикой боли своими забавными комментариями с немецким акцентом по поводу погоды и своими суждениями по поводу проходящего хоккейного сезона, он почувствовал себя гораздо лучше, смог сходить в туалет, где его вырвало зеленоватой желчью. Потом он принял холодный душ, снова лег в постель, крикнул Клиффа, который печатал на машинке письма, попросил его позвонить рассыльному, пусть сбегает в аптеку за колотым льдом, чтобы положить холодный резиновый пузырь на лоб.
Лежа на подушках, он чувствовал, как ему с каждой минутой становится лучше.
– Эй, Клифф, нельзя ли увидеть божий день? Который час?
– Около полудня.
– Боже… Послушай, Клифф, мне никакая женщина не звонила?
Клифф покачал головой.
– Ну и слава Богу!
– Позвонил какой-то парень, сказал, что он таксист, и что вы обещали устроить его на работу в авиационной промышленности, на авиационном заводе… Я сказал ему, что вы срочно вылетели в Майами.
Состояние Чарли помаленьку неуклонно улучшалось. Он лежал на мягкой, удобной кровати, на чистых, только что из прачечной, хрустящих простынях, и от нечего делать разглядывал свою большую гостиничную спальню. Высокий потолок. Серебряный свет проникает через широкое окно. Через повешенные буквой А шторы виделся кусок голубого неба с барашками облаков. Чарли вдруг начало овладевать чувство какого-то серьезного свершения, он сейчас был похож на человека, приходящего в себя после изматывающего продолжительного путешествия или опасного восхождения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71