Должно быть, подумала Франческа, именно таким взглядом мужчины смотрят на нее.
Она тут же вспомнила, как он заключил ее в объятия, когда она вышла из гондолы, вспомнила его поцелуй – такой страстный и горячий. Но почему-то ей показалось, что он полон отчаяния.
Впрочем, сама Франческа тоже была неспокойна. Лоренцо и Джульетта узнали про монахинь-грабительниц, и когда она проснулась около полудня, они уже ждали ее. Франческе потребовалось немало времени на то, чтобы сначала успокоить их и развеять их тревоги, а затем уже начать нормальный разговор. И все равно ей хотелось лишь того, что она могла найти только на противоположной стороне канала. В объятиях этого мужчины.
Гордость помешала Франческе выскочить из дома в пеньюаре. Но она надела такое платье, от которого у него потекли слюнки. Оно было алого цвета – именно такие подобает носить шлюхам, – с глубокими вырезами впереди и сзади. На спине можно было увидеть краешек ее татуировки – ее знак греха.
Пока они ужинали, Франческа пыталась заставить себя не строить воздушных замков. Правда, это было очень трудно, ведь Джеймс был так добр и нежен с ней.
Вспомнив о том, чем питались его римские предки, Кордер угощал свою гостью самыми лакомыми кусочками, предлагал ей маслины и хлеб, изумительно приготовленных моллюсков, фрукты и сыры.
После еды Франческа улеглась, положив голову на подушки, а Джеймс устроился рядом, подперев голову рукой. При этом они смотрели друг на друга так, как смотрят… давние знакомые или очень близкие люди… И просто разговаривали.
Кордер описал ей монастырь и рассказал, что монахи превратили в место поклонения комнату, в которой брал уроки Байрон.
– Ты тоже будешь там заниматься? – спросила она.
– Я? – недоуменно моргая, переспросил Кордер.
– Разве ты ездил туда не для того, чтобы учиться у монахов армянскому языку?
– Когда-то эта мысль казалась мне привлекательной, – промолвил Джеймс. – Но армянский язык очень сложный. Неудивительно, что Байрон бросил изучать его. А я, пожалуй, буду изучать тебя.
– Только не слишком близко, – сказала Франческа. – И никогда не делай этого при свете дня. Ни одна женщина не выдерживает столь пристального внимания к себе.
– Господи, неужели ты считаешь, что дневной свет развеет мои иллюзии?! – воскликнул Джеймс. – Глупая девочка…
Глупой она не была. Но когда Кордер улыбался ей так, будто действительно был от нее без ума, когда она заглядывала в самую глубь его синих глаз, она забывала обо всем, чему научилась за последние пять лет. Все ее иллюзии и заблуждения возвращались.
– Английское солнце доброжелательно к женщинам, – заметила Франческа. – Но оно так редко светит.
– Тебе хочется туда вернуться?
Неожиданно Франческа ощутила острую боль потери. Это ее удивило, ведь такого чувства у нее не было уже очень давно.
Может быть, именно из-за этого она разговорилась. А может, из-за того, как он на нее смотрел, как внимательно ее слушал, вникал в ее слова. Ведь мужчины так редко делают это. Даже когда мужчина находится рядом с женщиной, его внимание обычно привлекают не слова дамы, а то, как она их произносит, как выглядит в этот момент.
Франческа много знала о мужчинах. И использовала свои знания для того, чтобы манипулировать ими. А вот Джеймсом Кордером, похоже, манипулировать невозможно.
– Иногда мне действительно хочется поехать… домой, – сказала она. – Знаю, что это глупо. К тому же здесь, на континенте, я просто разведенная женщина. А во многих местах к разводам относятся с пониманием. Меня повсюду приглашают… кроме разве тех мест, где бывают высокопоставленные англичане. И я очень рада, что мне не надо соблюдать их бесконечные правила приличия, терпеть их особое, английское, лицемерие.
– Но здесь ты все равно иностранка, – заметил Джеймс. – А скучать иногда по тому миру, в котором ты выросла, вполне нормально.
Да, он многое понимает правильно, но при этом не делает вид, как эти лицемеры, что они с ней родственные души. К тому же таковыми мужчина и женщина вообще стать не могут. Франческа узнала об этом, получив хороший урок. Нет, Кордер разделяет ее чувства, потому что он такой же странник, как и она. Ведь говорил ей Джеймс как-то раз, что провел в Англии совсем мало времени.
– Мне не хватает английской природы, – призналась она. – Не хватает звуков родной речи, всех ее диалектов, ее удивительной интонации. Мне недостает даже лондонского общества. Мне было уютно там, комфортно. И я была отличной хозяйкой. Я делала все, что должна была делать. И еще я была хорошей женой, правда. И любила своего мужа. Мне хотелось быть ему самым близким человеком на свете. Я считала, что такие чувства – это составная часть брака и что оба супруга обязаны любить и беречь друг друга. Мне казалось, что если один человек любит другого и женился на этом другом, то это навсегда. Ведь как раз об этом говорится в брачных клятвах.
Франческа горько вздохнула и расплакалась. Однако она сумела взять себя в руки, смахнула слезы и сказала:
– Черт бы тебя побрал, Кордер! И как только ты допустил, чтобы я заговорила о своем давнишнем замужестве? Что за вино мы пили? Я совсем расчувствовалась!
Джеймс ласково погладил ее щеку.
– Расчувствовалась или рассердилась? – спросил он. – Иногда женщины плачут из-за того, что они рассержены. В отличие от мужчин женщины не любят физического выражения чувств. Например, бросить кого-то в канал – это отличный способ унять растущее в тебе раздражение.
Франческа рассмеялась, терзавшая ее душевная боль затихла, как будто и не было ее вовсе. И почему-то она отвела в сторону его руку, как будто его прикосновения были ей неприятны.
– Это правда, – сказала Франческа. – Женщины обучены улыбаться и держаться спокойно, быть смелыми. На худой конец мы можем выразить собственные чувства словами.
– Ты могла бы написать роман вроде «Гленарвона» леди Каролины Лэм, – сказал Джеймс. – Подумай только, как она высмеяла своего любимого лорда Байрона за его равнодушное отношение к ней, ведь она выставила его в своем романе поэтом, наделенным пороками всех его героев.
Франческа покачала головой. Приподнявшись, она взяла бокал с вином и отпила глоток. А затем заглянула в бокал с таким видом, словно в нем можно было найти ответы на вопросы о том, что делать, что говорить и насколько можно доверять Джеймсу.
– Я избрала другой путь, – вымолвила она наконец. – Более прямой. Я пишу Элфику по крайней мере один раз в неделю.
Брови Кордера поползли вверх.
– Так часто? – удивился он.
– О да! Я ему очень верна – в переписке, разумеется.
– Ты пишешь, чтобы разозлить его? После стольких лет развода?
Франческа засмеялась, увидев, как изменилось лицо Джеймса.
– Разумеется, нет, – сказала она. – Тогда он вообразит, что я страдаю и несчастна. Напротив, я пишу ему о том, какой чудесный образ жизни я веду. Рассказываю, кто у меня бывает в гостях, о чем мы разговариваем, кто и куда меня приглашает, кто купил мой портрет, написанный известным художником, кто и какие украшения мне подарил и сколько они стоят. В моих письмах полно имен известных людей – все они художники, поэты, писатели… Но что самое главное, я называю в них имена представителей европейской знати, королевских семей. Особенно мне нравится упоминать тех, с кем ему очень хотелось бы познакомиться. Я знаю, что, читая мои письма, Элфик скрежещет зубами от ярости, и это доставляет мне удовлетворение. Такова моя месть.
Оба некоторое время помолчали.
Франческа выпила еще, чтобы прибавить себе смелости.
– Думаю, это ему хороший урок, – продолжила она. – Ведь каждого моего друга он постарался настроить против меня. Мой отец не стал мне опорой, так что позаботиться обо мне было некому. Поэтому Элфик был уверен, что после развода я сразу покачусь по наклонной плоскости и превращусь в какую-нибудь падшую женщину, бродяжку.
– Вместо этого ты стала королевой, – вставил словечко Джеймс.
– Королевой потаскух, но на континенте это почти так же почетно, как быть настоящей королевой, – сказала Франческа. – Тебе известно, что при некоторых дворах была официальная должность королевской любовницы или фаворитки? Например, так было во Франции, а в Джилении, насколько мне известно, это есть и сейчас.
Выражение лица Кордера в мгновение ока изменилось, стало каменным. Он сел.
– Ты хочешь занять это место при Лоренцо? – спросил Джеймс. – Так, может, я порушил твои тщательно разработанные планы?
– Я никому не хочу принадлежать, – вздохнула Франческа. – И мне все равно, кто это будет – король или просто обыватель. – Она через силу засмеялась. – Держите себя в руках, сэр, иначе я решу, что вы ревнуете.
– Так оно и есть, – согласился Кордер. – Об этом ты тоже напишешь своему бывшему мужу?
– Господи, конечно, нет! – возмутилась она подобному предположению. – Ты же всего лишь младший сын, так что на тебя ему будет, прости, наплевать.
– Это очень глупо, знаешь ли, – проговорил Кордер серьезно. – Я хочу сказать, что ты ведешь нелепую и опасную игру. Твой брак закончился пять лет назад.
– Но он же не успокаивается! – возразила Франческа. – Так почему должна успокоиться я? Он дразнит меня, описывая, на каких приемах побывал. Пишет о том, кто там был и что сказал. Ему известно, что мне всего этого не хватает. Он знает, что я скучаю по своим так называемым друзьям. Поэтому Элфик и старается сыпать мне соль на раны. Я знаю, что он мечтает о том, чтобы все покинули меня, чтобы я осталась совсем одна, несчастная, без гроша в кармане. Поэтому я и сообщаю ему о своих успехах – это донимает его. А как бы ты поступил в таком случае?
Забрав у нее бокал, Джеймс поставил его на столик.
– Но прежде всего я бы ни за что не отпустил тебя, – сказал он. Быстро заключив Франческу в свои объятия, он впился в ее губы таким страстным, жарким и сердитым поцелуем, что она забыла обо всем на свете. Ее голова откинулась назад, и она позволила ему целовать ее куда угодно и делать с ней все, что ему захочется. Не прошло и мгновения, как она оказалась лежащей на спине. Джеймс срывал с нее одежду, а Франческа смеялась.
Глава 13
На свод небесный все сердца похожи:
В них ночь сменяет день, как в небесах,
Их облака и молнии тревожат,
Пугает гром и сотрясает страх;
Но разразиться буря эта может
Простым дождем – зато у нас в глазах
Британский климат, и любые грозы
Весьма легко перекипают в слезы.
Лорд Байрон, «Дон Жуан», песнь вторая
Джеймс был сильно разгневан, и причин тому было множество: Франческа играла в опасную игру с опасным человеком. К тому же за ней охотились самые отпетые мерзавцы в Италии, а это говорит само за себя. Он обманывает ее, и она, узнав об этом, его возненавидит. Но правду она узнать должна, и очень скоро, – ради ее же безопасности.
Было еще много всего, просто Джеймсу не хотелось сейчас обдумывать все детали этой истории – не то у него было настроение. Он пытался во всем разобраться так, как это обычно делают мужчины, – поцеловал ее требовательным, властным поцелуем. Его нетерпение удивило Франческу, и она смеялась, касаясь его губ своими губами. Смеялась она и тогда, когда он бросил ее на спину и задрал ей юбки, а сам Джеймс тем временем познавал удивительную сущность ее натуры, испытывая полное смятение чувств. Впрочем, теперь он лучше понимал ее: чувства Франчески были глубокими, если уж она любила, то любила по-настоящему… Можно себе представить, как сильно она будет ненавидеть.
Джеймс не стал утруждать себя и раздевать Франческу; не стал он снимать одежду и с себя. Расстегнув панталоны, он лишь слегка приспустил их, как делал это в Кампаниле. Он был нетерпелив, как школьник. И ему было наплевать, что он может выглядеть при этом не слишком достойно, – она, похоже, тоже не заботилась о таких мелочах.
Франческа запустила пальцы в его шевелюру и шептала ему всякие двусмысленные фразы – сначала на английском, а затем, что действовало на него еще более возбуждающе, – на своем английском с итальянским акцентом. Джеймс тоже смеялся. Он не мог сдержаться. Но это был не обычный смех – его подогревали нетерпение, безумная страсть и радость близости с ней. Джеймс пришел в восторг от того, что может прикасаться к ней, что ее нежное лоно увлажнилось и изнывает по его ласкам. Постепенно его гнев унялся, и Джеймс снова забылся, проникнув в нее, наслаждаясь ее телом. На этот раз он и не пытался держать себя под контролем. Быстрое испепеляющее соитие стремительно вознесло их на вершину наслаждения.
Джеймс перекатился на спину, прижимая к себе Франческу. Он крепко держал ее, при этом ее ягодицы прижимались к его гениталиям. Ее тело так хорошо подходило к его телу, словно они были созданы друг для друга. Джеймс старался не думать о будущем. И отказывался спрашивать себя о том, что он будет делать, когда она возненавидит его.
Пока что она не испытывает к нему подобного чувства. Пока…
Но скоро ей придется узнать правду… скоро, очень скоро. Он не сможет долго играть с ней в игры. У них нет на это времени. Франческа находится в большой опасности, положение очень серьезное.
Однако она может и немного подождать.
У них впереди целая ночь.
Пока их тела сливались в неистовом экстазе, поднялась луна, и ее голубоватый свет проникал в комнату сквозь высокие окна. В этом свете кожа Франчески светилась, как жемчуг.
Джеймс поцеловал ее за ушком – он уже знал, что ей нравится, когда ее целуют именно туда. Он целовал ее шею, а затем стал расстегивать застежки на ее платье. Когда он стянул с нее лиф, его взору предстала шокирующая татуировка. Даже она ему нравилась.
Он медленно избавил ее от платья, сорочки, нижних юбок и корсета. Франческа позволила ему исполнять роль горничной и улыбалась, когда он поворачивал ее в разные стороны и наклонял, пока она не оказалась совсем нагой. После этого Джеймс медленно разделся сам – на сей раз ему не нужно было торопиться.
Франческа легла на спину, закинув руки за голову, и стала смотреть на него. Ей достаточно было обвести его фигуру своими зелеными глазами, чтобы он снова возбудился.
Но на этот раз можно не спешить.
Джеймс двигался медленно, изучая ее, пытаясь запомнить каждую клеточку ее тела.
Он наслаждался каждым дюймом ее шелковистой кожи, исходящим от нее ароматом, который, похоже, навсегда запечатлелся в его памяти. Его пальцы скользили по ее нежным изгибам – стройной и гибкой шее, точеным плечам, по округлой груди, которую так приятно было брать в руки, по ее упругим ягодицам. Он провел руками по всей длине ее потрясающих ног.
Джеймс целовал пальчики на ее ногах, ее лодыжки, колени… Постепенно он приближался к самому нежному, самому сладкому уголку. Франческа постанывала от наслаждения, и ее стоны смешивались со страстными стонами Джеймса.
Вскоре Франческа и сама захотела принять участие в этой сладкой пытке. Встав на колени, она осыпала Джеймса мелкими поцелуями, ласкала его грудь, плечи и, конечно же, его естество. Наконец, когда терпеть уже было невмоготу, он резким толчком вошел в нее, они перевернулись, и их тела слились в божественном экстазе…
Во второй раз за этот неполный день Франческа спала как убитая. Она проспала бы еще дольше, если бы лежавший рядом с ней Джеймс не зашевелился. И только потом она услышала какой-то шум за окном.
Франческа еще не успела толком проснуться, а Кордер уже встал, натянул панталоны и подошел к окну.
– Вот сучка! – промолвил он. – Она сошла с ума? Или… А-а-а, понятно!..
Франческу словно водой холодной окатили. Спотыкаясь, она нашарила свою сорочку и, натянув ее на себя, подошла к окну.
На противоположной стороне канала весь первый этаж палаццо Нерони был объят огнем.
– Господи! – Несколько мгновений Франческа смотрела на пожар, оцепенев от ужаса. Затем она отвернулась и принялась лихорадочно разыскивать свою одежду.
– Остановись! – сказал, подходя к ней, Джеймс. И, взяв Франческу за плечо, привлек ее к себе. – Сначала меня тоже удалось провести. Но твой дом не сгорит – они не рискнут. Это диверсия. – Он снова подвел ее к окну. – Посмотри! Они воспользовались какими-то специальными приспособлениями. Возможно, это были петарды или шутихи. Да можно было взять что угодно, лишь бы произвести побольше шуму и нагнать страху. Задача одна – разбудить людей посреди ночи и заставить их паниковать. Твои слуги разбегутся кто куда и оставят дом без охраны, а…
– Что ты такое говоришь?! – воскликнула Франческа. – Мы не можем оставаться здесь. Кто-нибудь может пострадать.
Франческа подумала, что Джеймс попытается что-то объяснить, но он молчал, а его взор устремился куда-то вдаль, сквозь нее. Наконец он добавил:
– Очень возможно, что это ловушка. Последнее, что тебе стоит делать, так это спешить туда. Не исключено, что кто-то ждет от тебя именно этого.
– От меня? – удивилась она.
– Да.
Тревога за слуг и дом уступила место какому-то другому темному чувству, зародившемуся в глубине ее существа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33