– От чего исходит этот запах? – спросил он. – Я различаю аромат жасмина, к которому добавляется еще какой-то, едва ощутимый.
– Тереза раскладывает в моих шкафах среди белья, платьев и носовых платков ароматные пакетики, – объяснила она. – Видишь ли, женщине недостаточно красиво одеваться. А куртизанка должна пахнуть как-то особенно, возбуждающе.
– Тем более такая известная, как ты! – проговорил Джеймс, не позволяя себе думать о том, что происходило у нее в спальне, о ее разбросанных вещах, обо всех этих женских безделушках, флакончиках с золотыми пробками и ажурным тиснением. Труднее всего было не думать о ее прозрачном пеньюаре и о сексуальной ночной сорочке, в которой он ее увидел. – Тебе удается скрывать всех остальных любовников, так что я насчитал всего двоих… или, допустим, троих, если считать меня.
– Нет, тебя мы считать не будем, – сказала Франческа. – Потому что ты – это наваждение.
– Очень хорошо, – кивнул он. – Но в Италии каждая уважающая себя матрона имеет по крайней мере двоих любовников и, возможно, наваждение-другое.
– Но я не итальянка, – возразила она. – Я англичанка, к тому же разведенная.
– Находясь в Риме, – немного перефразируя известную поговорку, произнес Джеймс, – лучше всего вести себя как все римляне. В Риме, в Италии, да и вообще в любой стране континента, тебя никто не примет за путану.
– Не говори ерунды, – сказала она. – Я-то знаю, кто я такая. И могу доказать это с помощью моих бриллиантов.
– Я бы назвал тебя великолепной деловой женщиной, – вымолвил Кордер.
– Я училась у лучшей из нас, – сказала Франческа. – В Париже. У Фаншон Нуаро.
Джеймс присвистнул.
– Я слышал о ней. Ей, должно быть, лет шестьдесят.
– Шестьдесят пять, – уточнила Франческа. – Она уже отошла от дел и живет в роскоши с преданным ей любовником. Это единственная шлюха, которая не кончила в помойной яме.
Джеймс помолчал.
– Господи, Боннард, – вздохнул он наконец, – я вижу, ты хорошо изучила это ремесло.
– Ты сможешь обо всем прочитать в моих мемуарах, – усмехнулась Франческа. – Я собираюсь написать их, когда мне будет сорок лет – до того как умрут все мои персонажи. Пока они еще не слишком стары для того, чтобы испытывать стыд, смущение. А может, моя книга их еще и развлечет.
– А я попаду в твои мемуары?
– Скорее всего нет, – ответила она. – Я собираюсь забыть о тебе к завтрашнему дню.
– В таком случае я, пожалуй, постараюсь осуществить свое намерение сегодня, – вымолвил Джеймс. И, крепче сжав ее руку, он с удвоенной энергией зашагал вверх по пандусу.
Глава 9
Когда сгустится ночь под небосклоном
(Чем гуще тьма, тем лучше, господа!),
Когда скучней супругам, чем влюбленным,
И нет у целомудрия стыда,
Тогда своим жрецам неугомонным
Веселье отдается без труда.
Визг, хохот, пенье, скрипки и гитары
И нежный вздох целующейся пары.
Лорд Байрон, «Беппо»
«Он похож на кошку», – подумала Франческа. Несмотря на то что они продвигались вперед в ночной мгле, Джеймс ни разу не остановился, не споткнулся.
Ни единого неуклюжего, неграциозного жеста, ни одного неверного движения!
Что-то на мгновение вспыхнуло у нее в голове, но тут же погасло – словно светлячок мимо пролетел.
Внезапно Франческа ощутила беспокойство. Чем ближе они были к башне с колокольней, тем явственнее она понимала, что рядом с ней мужчина, которого она почти не знает. Еще она вспомнила, что всего несколько дней назад какой-то человек пытался ее убить… а другой человек, имеющий законный титул и связи в британском правительстве, несколько недель назад приказал обыскать ее дом. Франческа не забыла и то, как потрясающе силен ее спутник. Ему ничего не стоит взять ее на руки и выбросить в одно из арочных окон на каменную мостовую.
Сердце Франчески тревожно забилось. Неожиданно ей вспомнились предупреждения и опасения графа Маньи.
– Почему? – спросила она Джеймса. – Почему тебе пришло в голову подняться на Кампанилу посреди ночи?
– Я давно мечтал увидеть Венецию в свете звезд, и чтобы при этом меня сопровождала красивая женщина, – ответил Кордер.
– Но в компании графини Бенцони было полно красивых женщин, – напомнила ему Франческа. – И Джульетта очень хороша собой. Ты бы гораздо быстрее достиг успеха, если бы ухаживал за ней.
Кордер вздохнул:
– Знаю… Беда в том, что ты единственная из всех, кого я хочу видеть рядом с собой. И по какой-то непонятной причине ты единственная женщина, с которой мне хочется подняться на эту колокольню. Странно, ты не находишь?
– Ничего странного в этом нет, – отозвалась Франческа. – Ты просто ослеплен страстью ко мне.
Джеймс рассмеялся и, забывшись, споткнулся. Франческа громко закричала и попыталась вырвать у него руку, опасаясь, что, падая, он увлечет ее за собой. Однако Кордер быстро и легко выпрямился, помог своей спутнице и попросил ее вести себя тише.
– У меня совсем из головы вылетело, что здесь начинается лестница, – объяснил он.
Издаваемый ими шум привлек внимание стражника. Маленькая темная фигура с фонарем в руке откуда ни возьмись появилась перед ними, и стражник сурово спросил, кто они такие.
Договориться с ним Кордеру составило не больше труда, чем с тем стражником, который охранял вход в Кампанилу внизу. Джеймс тихо и дружелюбно говорил ему что-то, стражник отвечал. Затем Джеймс показал билет, который дал ему первый караульный, и сунул в руку своего новоприобретенного друга монету. Стражник с приветливой улыбкой провел их по одному лестничному пролету, открыл им дверь верхней галереи и вернулся в свою каморку досыпать.
– Вовсе я не ослеплен страстью, – продолжил Кордер начатый несколько минут назад разговор, подводя Франческу к краю каменного балкона.
«Что ж, может ты и не испытываешь страсти, зато ее испытываю я», – подумала она.
– Помолчи, – произнесла Франческа вслух.
Ей не хотелось разговаривать. Не хотелось думать. Хотелось лишь выбросить все из головы и просто наслаждаться этим мгновением, видом раскинувшегося под Кампанилой волшебного зрелища.
Небо начинало постепенно светлеть, но звезды все еще горели на небосводе. Город внизу походил на темную сказочную страну с мерцающими тут и там огоньками. Очарованная открывшимся видом, Франческа прошла вперед вдоль башенной стены. Вода лагуны тоже мерцала – в ней отражались гаснущие звезды, свет лодочных фонарей и, возможно, даже свет солнца, все еще прячущегося за горизонтом.
– Именно таким видят мир боги, – тихо проговорила Франческа. – А мы для них всего лишь песчинки.
Люди на площади под ними были похожи на крохотные темные пятнышки на серебристо-сером фоне. Франческа хотела разглядеть лабиринт венецианских каналов, но на такой высоте он был скрыт городскими колокольнями, башнями и дворцами. Она знала, что где-то совсем рядом возвышаются горы со снежными вершинами, однако и их скрывала тьма. Франческа надеялась, что горы будут видны с восходом солнца, если только день будет таким же ясным, какой была ночь.
Впрочем, Франческу захватили не отдаленные горные вершины. Нет, ее внимание было поглощено лагуной, островами, разбросанными на сверкающей водной глади, и кораблями, снующими между ними, которые вышли в море при первых признаках восхода.
Она с наслаждением вдохнула морской воздух.
– Думаю, именно так все обстоит в раю, – сказала Франческа. А потом в горле у нее запершило, глаза наполнились слезами, и, к собственной досаде, мадам Боннард разрыдалась.
Джеймс считал, что он не из тех мужчин, которые тревожатся из-за женских слез. Ведь у него имелось бесчисленное количество сестер, а к тому же тетушек, племянниц и кузин.
Но то были его сестры, тетушки, племянницы и кузины.
Оттолкнувшись от стены, прислонившись к которой он стоял, Джеймс подошел к Франческе и обнял ее.
– Per carita! – прошептал он. – Ради Бога, что случилось?
Франческа уронила голову ему на грудь и плакала – не тихонько, а громко, отчаянно. В этих горьких рыданиях Джеймс сразу распознал большое горе.
Его сердце застучало быстрее.
– Послушай, Боннард, ну не надо так убиваться, – проговорил он, стараясь, чтобы его слова звучали как можно беспечнее. – Я знаю, что твоя любовь ко мне не дает тебе покоя, но все же…
Франческа закашлялась, но ее тело тут же снова содрогнулось от рыданий.
Джеймс крепче обнял ее.
– Умоляю тебя не бросаться вниз с балкона, – вымолвил он. – Я того не стою…
Она подняла на него глаза, на ее ресницах блестели слезы. Одна слезинка скатилась вниз по носу.
– Правда, не стою, – повторил Кордер.
– Кретин, – сказала Франческа хрипловатым от слез голосом. – Если бы только у меня были силы столкнуть тебя вниз.
Можно было подумать, что слово «кретин» ласкательное, потому что, услышав его, Джеймс ощутил огромное облегчение, почувствовал свежесть и прохладу утреннего ветерка, дующего с моря.
– Мне нужен носовой платок, – произнесла она тем же голосом. – Или, может, мне вытереть нос твоим шейным платком?
– Нет, – решительно возразил Джеймс. – Я готов сделать для тебя все, что угодно, моя дорогая, но мужской шейный платок – вещь неприкосновенная. По крайней мере для джентльмена.
Отпустив ее, Кордер стал шарить по карманам в поисках платка. К тому времени, когда он отыскал его в кармане фрака, Франческа нашла собственный платочек: крохотный квадратик тончайшего льна, отороченный примерно шестью ярдами кружев.
Промокнув глаза этим бесполезным клочком пены, Франческа попыталась высморкаться в него.
Кордер убрал собственный платок.
– Ладно уж, так и быть, вытри нос моим галстуком, – сказал он. – Ты в самом деле считаешь, что я сгораю от страсти? Что ж, позволь мне объяснить тебе кое-что, богиня красоты, развратная шлюха, царица Нила и кем ты там еще себя воображаешь…
– Ты мужчина, – промолвила Франческа. – Ты ничего не знаешь… Ровным счетом ничего, черт возьми!
И, воздев в знак отчаяния королевским жестом затянутую в перчатку руку вверх, она направилась к лестнице.
– Ну вот, ты уходишь, – сказал Кордер. – Похожие на тебя женщины всегда устраивают драматические сцены расставания. – Он направился следом за ней, напевая слова из арии Фигаро: – «Женщины, женщины, вечные боги, кто может понять, что у них на уме?»
Не задумавшись ни на мгновение, Франческа продолжила – только не сопрано, каким должна петь Розина, а хрипловатым альтом: – «Ах, только ты, моя любовь, только ты можешь утешить мое сердце».
Сердце Джеймса подскочило в груди.
Он стал спускаться следом за ней по лестнице.
– Ну вот, теперь все понятно, – вымолвил он. – В этом-то и беда. У нас слишком много общего. Ты знаешь Россини. Знаешь Байрона. Или по крайней мере те отрывки из их произведений, которые известны и мне.
– Полмира знает эти отрывки из Байрона, – возразила Франческа. – Полмира знает «Севильского цирюльника» наизусть. Продолжай искать причины, Кордер. Продолжай искать объяснения того, почему ты не можешь расстаться со мной. Ты такой же, как Лоренцо. Ты сгораешь от страсти. Разница лишь в том, что у него достает мужской смелости признаться в этом.
Но Джеймс вовсе не сгорал от страсти. Он знал, что это такое. В годы свой мятежной юности он множество раз безумно влюблялся.
– Это всего лишь плотское желание, глупая ты женщина! – воскликнул он. – То, что чувствует Лоренцо, – это обычная реакция здорового молодого человека на близость красивой женщины. А в его случае желание особенно сильное, потому что его слишком долго держали в королевской детской под присмотром нянек. Так что со стороны его высочества это вовсе не любовь, а потребность в хорошем сексе.
– В сексе? – Она засмеялась своим манящим смехом, от которого по коже Кордера побежали мурашки. – Ты имеешь в виду хороший ночной секс? Ты смешон, Кордер, тебе это известно? Ты привел меня на вершину Кампанилы в звездную ночь. И это было очень романтично. Так романтично, что я расплакалась. Возможно, я снова разрыдаюсь, потому что сердце у меня болит. Но скорее от жалости, потому что ты совершенно безнадежный и полный болван. – Франческа двигалась вдоль внутренней части башни, поглядывая на город сквозь арочные своды.
Джеймс с такой силой сжал руки в кулаки, что его ногти впились в ладони. Он опустил на них глаза. А затем очень осторожно разжал кулаки. Да что происходит? Нет ведь никакой видимой причины так переживать, уверял он себя. Абсолютно никакой. Она права. Восхождение на башню, да еще ночью, – это ли не романтичная прогулка? И он должен победить ее, завоевать ее доверие. Он точно знает, что делает. Точно! Потому что выполняет свою работу!
Вот только идет все не так, как должно идти.
Постоянно!
Он попал в ловушку. Но такого с ним никогда не бывало.
Он становится скучным, неуклюжим и глупым, и это неудивительно. Он устал, ему досадно от того, что он не сделал того, что следовало сделать несколько месяцев назад.
Однако он вовсе не сгорает от страсти.
– Я знаю, чего ты хочешь, – промолвила Франческа. – Взять надо мной верх. Оставь эту надежду, мой дорогой. Я никогда не заходила так далеко. И все, чего я достигла, я получила благодаря тому, что не позволяла никому и никогда мной командовать.
Она, без сомнения, имеет в виду и Элфика, подумал Джеймс. Так, может, с помощью писем она взяла верх над своим бывшим мужем? Может, именно поэтому она отказывается признаться в том, что они у нее?
Джеймсу не хотелось спрашивать ее об этом, хотя, возможно, это было бы мудрым поступком. Но ему противно именно сейчас думать об Элфике и этих чертовых письмах.
Подойдя к Франческе, Кордер остановился возле нее.
Она опустила глаза вниз.
Джеймс посмотрел через ее плечо, чтобы увидеть то, что видела она: не просто площадь внизу, но весь город, окружавший ее, золотые купола, поблескивающие в розоватом предрассветном свете. А дальше, в сверкающей воде лагуны, рассыпались живописные острова.
Сердце Джеймса как-то странно сжалось. Ему не хотелось приезжать сюда, ведь для него Венеция была городом угасающим, местом скорее печальным. Но в это мгновение, когда он смотрел через плечо Франчески и видел город ее глазами – глазами человека, нашедшего здесь прибежище, – Джеймс ощутил его очарование.
– Я не болван, – промолвил он.
Джеймс накрыл руками ее руки, державшиеся за перила, и она оказалась в его объятиях. Он вдыхал ее аромат, к которому примешивалось дыхание Венеции, ее древних камней, металлический запах колоколов, висевших над их головами. Его голова опустилась, и он прижал губы к ее шее, а затем к особому местечку у нее за ухом.
Франческа вздрогнула, но тут же поднырнула под его руку и со смехом отбежала в сторону.
Эхо этого манящего звука пронеслось по галерее.
Джеймс быстро подошел к Франческе и заключил ее в свои объятия.
– С играми покончено, – заявил он. Увы, это было невозможно. Ему надо выполнить работу, и игры были ее составной частью. Но все его существо было полно ею, ее шелестящими шелками, от которых божественно пахло жасмином, он прикасался к теплым изгибам ее тела, ее бархатистой коже, и ему совершенно не хотелось думать о работе.
Его губам оставалось только прикоснуться к ее губам, и тут же жар желания, которое он постоянно испытывал в ее присутствии, побежал по его жилам, затмил его разум, он забыл о здравом смысле и превратился в глупца, сгорающего от страсти.
Франческа высвободилась из его объятий. И, пританцовывая, отошла от него. Джеймс последовал за ней.
– Дорогая… – произнес он, стараясь вложить в это слово всю свою страсть.
Франческа остановила его, подняв руку вверх.
– Не называй меня так, – сказала она. – Никаких проявлений нежности, даже в шутку.
– Боннард!
– И так меня не надо называть!
– Франческа, – сделал еще одну попытку Кордер. Его лицо запылало, словно он был мальчишкой, который совершил какой-то вопиющий проступок. Когда он краснел в последний раз? Но ее имя ложилось на его язык так же легко, как ее рука подходила к его руке, ее тело – к его телу. – Дьяволица!
Франческа тихо засмеялась, однако ее смех тут же оборвался. Прислонившись к стене, она опять посмотрела на город.
Джеймс приблизился к ней. Он уперся ладонями в стену по обе стороны от нее, и вновь Франческа оказалась в плену его объятий.
– Давай попробуем еще раз, – предложил он.
Она покачала головой.
Он поцеловал ее в шею. По ее телу пробежала дрожь, и она снова попыталась ускользнуть от него, но на сей раз Джеймс удержал ее. Она затихла.
Джеймс нежно прикусил мочку ее уха. Она застонала.
Его язык скользнул вниз по ее шее к плечу. Он поцеловал ее и, когда она задрожала, укусил.
– О! – тихо вскрикнула она. – Чудовище!
– Это ты чудовище, – возразил он. Джеймс потянул вниз корсаж ее платья, обнажая нежную кожу, чтобы осыпать ее градом мелких медленных поцелуев.
Джеймс ощущал вкус ночной прохлады на ее коже, вдыхал в себя аромат жасмина, к которому примешивались соленый запах лагуны и еще какие-то дразнящие запахи, которые он и определить-то не мог, – должно быть, это просто был ее собственный аромат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33