Нет, он не мог говорить это искренне! Ведь Аллегра и не помышляла ни о чем подобном! Господи, просвети его, помоги прочесть истину у нее в глазах! Бедняжка только отчаянно трясла головой.
– Ты и теперь пытаешься отрицать это из опасений, что я пересмотрю наш договор? – презрительно скривился Ридли. – И тогда ты совсем потеряешь надежду на свободу?
– Нет, – прошептала она.
– Я велел тебе молчать! – рявкнул он, грозно блеснув глазами. Отпил изрядный глоток джина и отвернулся, уставившись на коллекцию кинжалов. – Так вот, о прошлой ночи. Я бы наверняка уничтожил твой контракт не далее как этим утром. Подумала ты об этом? Ты так заморочила мне голову своими лживыми глазами и дрожащими губами, что я готов был на что угодно. – И он со вздохом снова заглянул Аллегре в лицо.
Только теперь она обратила внимание на его измученный вид. На дне янтарных глаз затаилось затравленное выражение и растерянность. Он чем-то напомнил ей отца, поднимавшегося на борт корабля с каторжниками. Гордого человека, в котором умерли все надежды.
– Но в итоге ты все же передумала. – От боли его голос дрожал все сильнее. – Неужели в конце концов тебе стало так противно отдаться трусу? Даже ради собственной свободы? Неужели твоя плоть возопила при одной мысли о близости с тем, кто… – Ридли стиснул зубы и бессильно стукнул кулаком по столу, – …кто так опозорился перед тобой в Ладлоу?!
– Нет! – не выдержала Аллегра, сердце которой разрывалось от сострадания. – Вы не можете так думать! Дело вовсе не в вас. И я не хотела вас оттолкнуть, я просто…
– Заткнись! – крикнул Ридли, хлопая ладонью по столу. – Иначе я сию же минуту пошлю за розгами!
Бедняжка моментально сникла. Ну вот, теперь все ясно. Его ненависть, его холодность в это утро. Она отвернулась от него в прошлую ночь. И в своем ужасном мире, полном унижения и горя, он воспринял ее неприятие как приговор: в нем недостает мужественности, чтобы быть ей хотя бы приятным. А Ридли уже опустошил бутылку и выругался:
– И почему выпивка всегда кончается так быстро? Ну ладно, вернемся к делу. – Его голос снова звучал холодно и цинично. Дверь в тот тайник, где обитала боль, удалось захлопнуть. – Как это ни странно, ты все еще для меня желанна. Я желаю удовлетворить физическую потребность. Ты желаешь обрести свободу. Вот и отлично. Но позволь заметить, что тебе самой придется явиться ко мне, если захочешь поторговаться. И ублажать меня придется так, как это сделала бы самая изощренная шлюха. Не жди больше с моей стороны никаких поблажек. В будущем ты при желании сможешь хвастаться, что выкупила свободу собственным телом. Но никак не тем, что сподобилась меня одурачить! Ты все поняла? – Откинувшись в кресле, Ридли посмотрел на Аллегру. – Пожалуй, теперь можешь говорить.
– Меньше всего я хотела ранить вас, милорд, – прошептала Аллегра, любой ценой желая ободрить его. – И мой отказ прошлой ночью… – Она машинально смахнула слезу и продолжала: – Он никоим образом не относится к вам. Это у меня нет права… Я не могла… – «Боже, ну как заставить его понять?!»
– Избавь меня от своих слез, – презрительно скривился Ридли. – Они не менее лживы, чем доброта в твоем взгляде.
Бесполезно, все бесполезно. Девушка сделала реверанс.
– С вашего позволения, милорд, – пробормотала она и на негнущихся ногах вышла вон.
У себя в комнате Аллегра рухнула на кровать и плакала, пока не иссякли слезы. Ее семья. Грей… И те и другие не отпускали ее, рвали на части. Ее сердце, ее долг, ее клятвы. Ее желания… Наверное, это было бы сродни тому, что могло произойти прошлой ночью в парке, если бы ее настигли сторожевые псы.
Целый год. Придется так долго ждать. Целый год видеть его, следить за ним и желать дать ему утешение. Год сладкой пытки, соблазна связать с ним свою жизнь, в то время как память о ее семье станет бледнеть, пока клятвы не окажутся нарушенными. Она и так бессовестно задержалась в Бэньярд-Холле, слишком занятая своими переживаниями и мечтами. Аллегра чувствовала, как притупляется острота ее ненависти – так старый клинок исчезает под слоем ржавчины в струях быстрой реки. Больше всего ее страшило, что решимость прикончить Уикхэма иссякнет гораздо раньше, чем истечет этот год.
Ей необходимо сбежать. Остаться здесь – значит забыть, ради чего Всевышний сохранил ей жизнь. Остаться здесь – значит оказаться во власти Грея с его несчастьем, пойти на поводу грез о будущем, которого она не достойна. Не достойна, пока хоть один Уикхэм ходит по земле.
Остаться здесь – значит взглянуть в лицо правде. А правда заключалась в том, что она полюбила.
На небе не было ни облачка. Луна светила вполсилы. Аллегра выглянула из маленького окошка в своей комнате и довольно кивнула. Света будет достаточно, чтобы различать дорогу, но не настолько, чтобы ей не удалось укрыться в тени, если начнется погоня. Она завернула в платок сменное платье и пару чулок, добавила туда же гребенку и туго затянула узел. Соломенную шляпу можно надеть потом. А что до отцовского испятнанного кровью платка… Она не расстанется с ним и понесет у себя на груди. Мало ли какие неприятности и опасности – вплоть до грабителей – поджидают на лондонской дороге? Она не может рисковать последней памятью об отце.
Положив готовый узел на стул, Аллегра еще раз обдумала план действий. Приподняла крышку на большой кастрюле и принюхалась. Ф-фу! Еще пара дней промедления – и кто-то из горничных наверняка полюбопытствует, отчего из ее комнаты несет тухлятиной.
Пришлось три или четыре раза тайком пробираться в кухню на протяжении нескольких дней, чтобы умудриться натаскать достаточно мяса прямо под носом у повара. Да еще два дня ушло на то, чтобы добыть белесый сок из маковых головок и с нетерпением дождаться, пока он не высохнет в противные бурые комки. Эти комки Аллегра размолола в порошок и подмешала к мясу. Собаки должны заснуть мигом. Приготовленный таким способом сок действует как сильный наркотик: она слышала, что даже хирурги применяют его перед ампутациями.
Хэмфри отправился коротать ночь со своей подружкой. Об этом Эндрю шептался с Верити. Скинуть запор с ворот и скрыться в ночной тьме не составит теперь никакого труда.
Девушка еще раз пересчитала имевшиеся на руках деньги. Не так уж мало: Ридли был неизменно щедр те два месяца, что она прослужила в поместье. Хватит, чтобы оплатить поездку от Ладлоу до Лондона в почтовой карете и снимать по дороге комнаты в гостиницах. Итак, через три дня – Лондон. А там – Уикхэм.
Аллегра озабоченно нахмурилась. Как же она будет жить в Лондоне? Припомнилось приглашение леди Дороти. Конечно, можно воспользоваться гостеприимством этой доброй дамы. Но деньги все равно понадобятся. Если нанять агента, который отыскал бы для нее Уикхэма, задача стала бы намного легче. Но где может храниться столько денег, даже если она решится на кражу? И мистер Бриггс, и миссис Ратледж держат доверенные им суммы под замком. А что до Ридли – Аллегра понятия не имела, куда он прячет деньги.
Ридли. Она задумалась. Все эти его кинжалы. Сплошь усыпанные самоцветами. Одного такого кинжала хватит с лихвой, чтобы объехать вокруг света, если это понадобится для погони за Уикхэмом. Один-единственный кинжал – из целой кучи. Почему бы и нет? Наверняка Ридли даже не заметит пропажу.
Девушка задула свечу и распахнула дверь. Должно быть, уже далеко за полночь. Холл был погружен в темноту и тишину. Узелок с вещами и кастрюлю с мясом она оставит пока у себя. Если, Боже упаси, ее застанут на пути к хозяйским покоям, можно будет наплести какую-нибудь ерунду о прогулках во сне, и никто не заподозрит новую попытку бегства.
Сквозь окна в коридоре проникало немного света. Аллегра двигалась медленно и бесшумно, в самых темных местах и на крутых лестницах находя путь на ощупь. Вот наконец и дверь в хозяйскую гардеробную. Вряд ли она наткнется сейчас на Джагат Рама: его комната находилась на другой стороне коридора. Аллегра решительно толкнула дверь и вошла.
На ходу она глянула на портрет леди Бэньярд. Ее лицо словно светилось даже в ночном сумраке.
– Я не забыла, – прошептала Аллегра, как будто должна была держать отчет перед всеми поколениями Бэньярдов. Последняя в роду.
Стоило сунуть нос в кабинет, и легкие заполнил приторный аромат благовоний. Значит, у Грея был нелегкий день, коль он искал забвения в памяти о прошлой жизни в Калькутте. Хотя, конечно, она не могла сказать наверняка. С той злополучной ночи на чердаке он игнорировал ее присутствие, как и все остальные в доме, включая даже мистера Бриггса. Как будто она прокаженная. Это было тем более непереносимо – чувствовать, что Грей страдает, и не иметь возможности обратиться к нему. Однако из-под дверей спальни этой ночью света видно не было. По крайней мере он спит. И Аллегра помолилась, чтобы его сон был спокоен и принес облегчение. А потом внимательно осмотрелась.
Сквозь сандаловые ставни проникал отблеск луны, набрасывая волшебную кисею на толстый ковер и подушки, наваленные на диване. Коллекция кинжалов оставалась в тени, но даже там можно было уловить слабое сияние отполированной стали и драгоценных камней. Аллегра торопливо окинула взглядом все клинки. Насколько она помнила, там должен быть один, с особенно большими камнями на рукоятке. Уж коли привелось стать воровкой, то лучше украсть что-нибудь подороже и поменьше – такое, что легко спрятать и отдать в залог. И она протянула руку к изящному, нездешней работы кинжалу, на который пал ее выбор.
Воровка… От этой мысли рука ее дрогнула. Пораженная внезапным чувством вины, Аллегра понурилась, тяжело опершись на каминную полку. Она готова была пойти на убийство, если потребуется. Это же ради ее семьи. Но заниматься воровством… Горько вздохнув, девушка зажмурилась, положив голову на руки, не в силах одолеть душевную боль. Что же стало с той Анной Аллегрой Бэньярд, которая не могла даже вытащить яйцо из-под курицы, не подумав, что крадет у бедной несушки ее малыша? Из груди снова вырвался вздох. Прошлое ей не вернуть, не вернуть детской невинности и чистоты. Но подчас новый шаг в будущее давался слишком тяжело и был полон болезненных сожалений.
За спиной послышался какой-тo звук, и Аллегра распахнула глаза. Комнату заливал яркий свет. Резко развернувшись, она увидела Грея Ридли, который стоял на пороге спальни с канделябром в руке. Он громко чертыхнулся и со стуком опустил канделябр на ближний столик. От этого огоньки свечей затрепетали, и их пляшущие тени придали чеканным чертам его лица угрожающее выражение.
– Какого черта ты тут делаешь? – рявкнул он.
Глава 13
Аллегра в ужасе уставилась на него, прижимая руку к груди, как будто этим можно было утихомирить бешеное биение сердца.
Грей Ридли показался ей страшным, как никогда. Он стоял, сердито хмурясь, в одной ночной рубашке, босой, с голыми ногами, рослый, сильный мужчина. Ноги, покрытые густыми темными волосами, только усугубляли исходившую от него угрозу. Виконт мог вполне сойти за настоящего дикаря, варвара, явившегося из далекого прошлого, если бы не вполне современный пистолет, зажатый в руке. Ридли положил оружие возле канделябра и решительно шагнул к Аллегре. Янтарные глаза сузились в холодном негодовании.
– Я спросил, что ты здесь делаешь.
От испуга она онемела, отчаянно подыскивая подходящую ложь.
– Прошу прощения, милорд… Я не подумала… Минуточку… Мне хотелось сказать… – Аллегра махнула рукой: – Я и не знала, что вы уже легли… – «Думай! Думай! Что привело тебя сюда посреди ночи?»
– Сегодня я лег рано, – язвительно скривился Ридли. – И почти трезвым, если хочешь знать. – Его ухмылка стала двусмысленной. – Я читал на сон грядущий стихи Эндрю Марвелла. Тебе известны его сочинения?
До нее моментально дошел смысл намека, и от обиды кровь прихлынула к ее лицу.
– Да, – сухо промолвил Грей. – Я так и знал. Больше всего мне нравится «К его робкой возлюбленной». Так забавно наблюдать, когда другого мужчину оставляют в дураках. – Ледяной голос внезапно приобрел остроту клинка. – Но это так, между прочим. Я спросил, что ты здесь делаешь. Мне повторить вопрос?
– Я… я пришла… – Она потупилась и неловко заломила руки.
Следующая его фраза застала Аллегру врасплох и ошеломила:
– Чтобы предложить свое тело в обмен на свободу? Это ты хотела сказать?
«Господи, спаси…» У бедняжки едва не вырвался отчаянный крик. А что, если сделать вид, будто так оно и есть? Тогда появится еще несколько минут отсрочки, чтобы заставить мозги работать.
– Д-да… – пробормотала она, пятясь к двери. – Но теперь я вижу, что вы…
– «Да»? И тем не менее, даже явившись сюда, ты торчишь у камина, погрузившись в раздумья. Или на тебя снова напала нерешительность? – Вокруг него словно сгущались тучи. Грей молча ждал ответа.
– Нет!!! – Аллегра отчаянно затрясла головой. Будь что будет, она не допустит, чтобы он еще больше усомнился в собственной мужественности. – Я ни о чем не думала, милорд. Но когда я увидела, что у вас темно, мне стало страшно. – Девушка присела в очередном реверансе и отступила к двери. – Я больше не стану тревожить вас нынче ночью. Если будет угодно вашей милости, вы только назовите час, и я явлюсь сюда завтра вечером. – «Прости, Господь, эту невольную ложь». Ведь завтра вечером Аллегра будет уже на пути в Лондон. В спину уперлась дверная ручка. Еще два шага – и она свободна.
– Черт побери, а ну стой! – В его глазах полыхнуло опасное пламя. – Нам с тобой предстоит заключить сделку, верно? И я собираюсь уступить тебе твою свободу. В данных обстоятельствах по всем законам торговли у меня есть право выбирать условия сделки. И коль скоро ты находишься здесь, а я все равно разбужен, я выбираю здесь. И сейчас.
Она попалась. Попробуй отказать – и он наверняка заподозрит ее в попытке сбежать. А это означает новое унижение, скорее всего порку, которую он задаст собственноручно. С непременным заключением в ее каморке – это уж точно. Рухнет последняя надежда попасть в Лондон – по крайней мере пока не кончится год. А если согласиться… У Аллегры вырвался вздох. Боже, да разве это так важно? Маме пришлось пережить кое-что похуже. И девушка решительно кивнула.
– Отлично. Мы будем уточнять условия? Я предлагаю со своей стороны три месяца от срока нашего договора.
Эта торговля показалась Аллегре на удивление глупой. Она отдастся ему, он получит от нее все, что захочет, а потом она сбежит. Покинет и его постель, и этот дом задолго до рассвета. Так стоит ли торговаться? Но тут в ней взыграла гордость. И девушка дерзко выпалила:
– Десять месяцев. Остаток срока по договору.
– А ты от скромности не умрешь. Шесть месяцев – и ни днем больше. Из тебя получилась превосходная буфетчица. И я не хочу тебя слишком скоро отпускать. Прослужишь здесь до января.
Девушка гадала, что чувствуют в такие минуты настоящие шлюхи. Помешкав мгновение, чтобы преодолеть сильнейшее желание выскочить вон, Аллегра двинулась вперед. Что теперь он от нее захочет? Она застыла, выжидая, пока Ридли сделает первый шаг. Однако он стоял, скрестив руки на груди.
– Ну?
– Милорд?
– Я сказал, что тебе не следует уповать на снисхождение.
У Аллегры упало сердце. Он и в самом деле ждет от нее того, что полагается делать шлюхам. Набравшись храбрости, она обняла его за шею. Но стоило ей потянуться к его губам, он грубо вырвался.
– Ты умеешь лучше! – рявкнул Грей. В растерянности Аллегра опустила руки и отшатнулась. – Я должен еще раз взглянуть, стоишь ли ты целых шести месяцев. – Он пробежался по ее фигурке горящим взором. – То, что я увидел тогда в лесу, уже забылось. Покажись мне.
Аллегра прерывисто вздохнула. Шлюхе положено быть покорной желаниям клиента. И она стала раздеваться. Вспомнила, что Грею нравилось, когда ее волосы распущены, сняла чепчик, вытащила заколки и тряхнула головой, чтобы волна темных локонов свободно ниспадала на плечи. Оставшись без платья и нижней юбки, девушка задрожала, как в лихорадке.
Прежде чем взяться за остальное белье, ей пришлось пристально уставиться в стену у него за спиной. Когда он вот так смотрит, руки опускаются сами собой. И вовсе не из страха предстать перед ним обнаженной: напротив, почему-то ей даже хотелось, чтобы он увидел ее. Но когда комнату заливал этот безжалостный свет, а лицо Ридли казалось неподвижной холодной маской, она не чувствовала ничего, кроме настороженного ожидания, удастся ли ей ублажить недоверчивого хозяина. На миг ей даже стало стыдно. Как позволила она этой минуте, которой полагалось наполниться нежностью, теплом и лаской, стать безрадостной и чуть ли не деловитой?! Недаром он назвал это условиями сделки.
Несмотря на то что движения ее были неловкими и она старалась провозиться как можно дольше, вскоре с одеждой было покончено. На ней осталась лишь тонкая нижняя рубашка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42