Зоя спросила:
- Эти парни теперь затаят на вас злобу? Как бы чего не случилось. Очень уж неприятные типы.
- А-а... Не маленькие. Чего бояться?!
- О чем вы? - оставив свой скулёж, спросил Славик.
- Я говорю о тех, из клуба. Боюсь, что они не забудут.
Григорий кивнул головой:
- Да. Может быть.
В следующую минуту Славик прыгнул вперед и, повернувшись лицом к ребятам, загородил дорогу. Задрав подбородок, он заговорил резко и картинно жестикулируя:
- Но они не знают, с кем имеют дело. Что это такое!? - ткнул он себя пальцем в грудь. - Что это такое, я вас спрашиваю?! - закричал он.
- Кожа да кости, - успокоил его остановившийся Володя.
- Молчать, завистник! - вскипел Славик. - Это сплошной мускул! Это сила и ярость! И кто с мечом к нам войдет, погибнет от этого кулака! - И вскинул над головой кулак.
Зоя смеялась и, вынув один цветок из своего тощего букетика, приладила его Славику на рубашку.
Андрей успокоил друга:
- Теперь мы все поняли. И нас не напугаешь. Пойдем, ярость.
На кухне громыхали посудой. А за столами и рядом, на бревнах, пили чай, курили, беседовали, точили топоры и пилы.
Григорий в штаб завернул, Зою поварихи к себе позвали, остальные же по вагончикам разошлись, ко сну готовились.
- Вообще-то мы можем в историю влипнуть, - проговорил Володя. - Девка, видно, еще та. Сегодня они поругались, завтра помирятся, а нам морока.
- Ну и что, - ответил Славик. - Какая еще морока?
- Какая, какая! - окрысился Володя. - Ты думаешь, эти парни отвяжутся. Как же...
- Ну, а мы-то при чем. Мы первый раз этих девчат видим. Правда, это нашего ловеласа знакомые, - шутливо толкнул Андрея Славик. - Пусть заступается. А мы ему поможем. Не отвяжутся, так дадим по рогам. Что же, будем смотреть, как они девчонке жить не дают? Она вроде толковая.
- Даешь, - ухмыльнулся Володя. - Потом в институте и разбираться не будут. Выкинут, и все. Скажут, зачем связывались. Она без нашей защиты жила и проживет.
Андрей молчал. Он о Кольке думал. И решил завтра же его разыскать.
6
Ручные пилы ушли в отставку. Две бензопилы "Дружба" достались бригаде. Работали с ними Володя и Петя-большой. Уже с утра навалили они столько леса, что и передохнуть было некогда.
Деревья лежали внахлестку, одно на другом, и пробираться в этом содоме, обрубая сучья, было трудно. Поначалу Андрей представлял себе работу сучкоруба легкой и незатейливой. Иди себе по стволу и помахивай топориком. Но теперь, продвигаясь по скользкой, словно жиром смазанной, сосне, оступаясь в невидимые, заваленные ветками ямы, обдирая лицо, когда приходилось подбираться к стволу неподступно-колючих, опутанных паутиной елей, Андрей думал иначе. Только лиственница поддавалась легко. Толстенные ветки ее достаточно было разок ударить, и они с хрустом отламывались. А к березе, сосне и кедру нужно приловчиться. Ахнул было Андрей сплеча по сосновому суку, и отскочивший топор, к счастью вскользь, полоснул по ноге, распоров сапог. Андрей вполголоса выругался, но работать стал осторожнее.
- Берегись!
- Бойся! - кричали то Володя, то Петя-большой, и зыбко качалась земля под ногами.
Андрей поднимал голову, слыша крики, и с тоской убеждался, что поспеть за разохотившимися в работе "дружбистами" нет никакой возможности.
- Осатанели парни, - жаловался кто-то.
А облепленный паутиной, похожий на лешего Славик кричал бригадиру:
- Бугор! Не зверей! Загоняешь ты нас со своей игрушкой!
И когда вечером бригадир наконец закричал долгожданное: - Кончай, народ! Ко мне! - Никто к нему не пошел.
Медленно, постанывая, разгибали спины, жадно пили из ведра теплую воду и тяжело валились на землю.
- Бригада - сплошной повал, - засмеялся Володя и вдруг застыл, завороженно глядя в сторону тайги.
- Тиш... - зашипел он, приседая. - Глухарь.
Поднялись все. Даже Скоба открыл оба глаза, протер их руками и уставился в сторону, куда смотрел бригадир.
Андрей затаил дыхание.
- В-о-о-н... - прошептал Володя. - Видите, здоровая листвянка. Так чуть правей.
- Ага.
- Во здоровый...
- Снять бы его...
- Так и подпустит, разевай рот шире.
Теперь и Андрей увидел глухаря: большая черная птица сидела неподвижно. До нее было метров двести.
- Трах-ба-ба-бах-бах! - заорал что есть мочи Славик и замахал руками.
Птица тяжело поднялась с дерева и ответила:
- Карр-р-р!
Минуту молчали, приходя в себя, а потом Андреи хохотал так, что заболел затылок. Славик дурашливо катался по земле, ухватившись за живот и вопил:
- Пожизненный клей! Глухарь! Уйди, бугор, а то я сдохну!
- Хватит, хватит... Ишь, обрадовались.
- Ну, поехали...
- Стой, народ, - остановил Володя, - еще одно сообщение. Штаб решил сегодня после работы провести воскресник, вместе с поселковыми. В лагере уберем, возле клуба. Площадки сделаем: волейбольную, городошную.
Бригада заворочалась, недовольно загудела.
- Штаб решил, пусть и работает. А я, как бобик, умотался, копытом не шевельну, - отозвался Славик.
- Надо убрать. Чего в свинстве жить. И площадки нужны.
- Кому нужны, пусть те и делают.
- Я приехал сюда не мусорщиком работать.
- Точно. Тыщу лет валили, а теперь дурачков нашли.
- А заплатят за это?
- Благодарность, видимо, объявят!
- Да уберем, какой разговор, - поднялся Петя-большой. - А тебя, детинушка, задавлю, если будешь противоречить, - положил он лапищу на голову своего маленького тезки. Но тут же взвизгнул от щекотки и бросился убегать.
- Пошли, ребята, пошли...
В лагере и возле уже шла работа. Таскали и складывали в штабеля разбросанные доски и брусья, рубили и пилили торчащие из земли пеньки, со звоном и скрежетом сгребали и грузили на носилки битые бутылки, жестянки консервных банок. Их было здесь великое множество, особенно под вагончиками. Тут же сколачивали из горбыля тротуары, прокладывая их к кухне, умывальнику, клубу.
Володина бригада работала на краю лагеря, невдалеке от клуба. Андрей со Славиком под вагончик забрались и выгребали оттуда мусор, когда рядом раздался раскатистый смех.
- Ха-ха-ха! Молодцы, комсомольцы. Старайтесь, Родина вас не забудет.
Ребята вылезли наружу. Три парня, которых они недавно видели в клубе, стояли возле вагончика. Разглагольствовал длинный - Иван.
- Не забудьте и возле нашего дома марафет навести, - подбоченился он и дурашливо раскрыл рот. - А что? В порядке помощи. Человек человеку... Вы мне - чистоту, я вам - поллитру. У вас сухой закон, так я ее сам выпью, за ваше здоровье. Пойдет?
Ребята стояли растерянные, не зная, что ответить. Сзади за плечо Андрея тронула чья-то рука.
Начальник участка Прокопов с маленькой девчушкой, которая удобно сидела на его просторном плече, встал рядом.
- Чего зубы скалите? - спросил он у парней. - Работать пришли - берите лопаты. Нет - так сматывайтесь, чтоб духу вашего не было!
- А что, что?! - запетушился Иван. - Разве не имеем права подышать? После труддня. Вполне.
- Я говорю: пошел. А то покажу труддень!
Троица ушла, бормоча себе под нос что-то невнятное.
Девчонка, обхватив голову Прокопова, попросила:
- Папа, не ругайся, я боюсь.
- Ты что, - засмеялся Прокопов, снимая ее с плеча, - я вовсе не ругаюсь, маленькая.
Девочка в больших руках Прокопова и вправду казалась крошечной.
- Извините, ребята, есть у нас и такие. Извините, - проговорил начальник участка. - Болтун! Ко мне! - Собака примчалась мигом и стояла, весело помахивая хвостом. - Будь с Леночкой, Болтун, - приказал Прокопов. Понял?
Болтун переступил ногами, хвостом еще сильнее завилял: дескать, что тут непонятного.
Девчушка его тотчас обняла, начала уговаривать:
- Болтуша, Болтуша, где ты репьев набрал. Давай я их вытащу.
- Антоныч! - закричал Прокопов. - Гони сюда!
Подъехал тягач со свеженькими, недавно ошкуренными столбами, какие-то девушки стояли в кузове.
Лихарь выпрыгнул из кабины, замахал длинными руками.
- Живей, девчата, живей! Прыг - и на землю! Что вы такие неповоротливые! Вот помню я, тридцать лет назад, молодой, красивый...
Девушки прыснули, видно, не могли представить, что носатый, жердлявый Лихарь мог быть красивым и молодым.
- Значит, не верите?!
Сделав зверское лицо, Лихарь засунул два пальца в рот да так разбойничьи свистнул, что все вокруг сразу поверили: был Лихарь молодым. Был!
- Комиссар! Куда комиссар делся? Где волейбольную площадку делать будем?! Вон скрепер идет!
Григорий с Лихарем пошли к клубу. Прокопов остался у вагончиков. Взяв лопату-грабарку, он начал шуровать ею, покрикивая:
- Давай-давай! Носилочки, носилочки! Не ленись, ребята!
И вовсе не похож он был на бугая. Лицо у него приятное, только дубленое, красноватое. А силища... Когда нужно было железные бочки с известью на тягач погрузить - они городошной площадке мешали, - начались дебаты. Прокопов же подошел, затянул на поясе широкий офицерский ремень, ухватил бочку, поднял и в кузов бросил. Потом другую, третью. Люди вокруг только рты разинули. А Григорий сказал Володе:
- Вот так, штангист. Понял?
Прокопов, услышав, повернулся к Володе, окинул его взглядом, спросил:
- Второй средний? По какому работаешь?
И к великому Володиному удовольствию, начался у них серьезный, профессиональный разговор.
- Мать моя! Это еще что за гвардия? - воскликнул Лихарь.
От поселка к лагерю приближалась небольшая колонна из десятка пацанов.
Лица были серьезны. Впереди маршировал Колька, широко размахивая руками. Иногда он косил глазом назад и шипел сдавленно:
- Р-ровней иди... Рот закрой, Васька...
За десяток шагов от площадки Колька скомандовал: "Стой!", подошел к Прокопову и доложил:
- Индейский отряд "Разведчик" прибыл. Ставьте на работу.
На голове Кольки, надо лбом, торчал пучок длинных перьев, привязанных тесемкой. Такие же султаны из перьев были и у других ребят.
- Какой, какой отряд? - почему-то шепотом спросил Лихарь.
- Индейский отряд "Разведчик", - сурово повторил Колька.
Лихарь раскрыл было рот, хотел еще что-то спросить, но Прокопов его опередил.
- Комиссар, принимай разведчиков, - без тени улыбки сказал он. Определи их на работу.
Григорий повел ребят к клубу.
И лишь тогда Лихарь, разинув рот от уха до уха, закатился в беззвучном смехе, прикрывая лицо руками.
- Индейцы... - сдавленно сипел он. - Монтигомо - Ястребиный Коготь... Черти полосатые.
Прокопов тоже засмеялся.
Снова все пришло в движение. И в лагере, и на площадках, и у клуба.
Зоя с прорабом напропалую кокетничала. Они размечали волейбольную площадку.
- Валерий Никитич... Валерий Никитич... - щебетала Зойка.
Валерий Никитич был молод, носил джинсовый костюм, очки в тяжелой оправе, гривастую студенческую прическу. Так что не грех с ним было и пококетничать.
- Зоенька, Зоенька, правее реечку поставьте! - кричал он.
- Слушаюсь, Валерий Никитич, слушаюсь! - откликалась Зоя.
Было шумно, суматошливо. Инструмента уже не хватало.
Болтун, кудластый Болтун, с веселым лаем носился, а за ним гонялась Прокопова дочка. Она цеплялась за его густую шерсть, хотела повалить. Болтун вырывался и мчался прочь от девочки, делал круг, сразу же возвращаясь к ней.
* * *
После воскресника Андрей пошел Кольку провожать. На голове мальчишки по-прежнему красовался пучок длинных птичьих перьев.
- Что это у вас за отряд? - спросил Андрей.
Колька подозрительно покосился.
- Вам, значит, можно отряд, а нам нельзя?
- Почему нельзя... Я просто спрашиваю, какой отряд?
- Индейский.
- А почему индейский?
- А почему у вас студенческий?
- Здорово. Мы же студенты, вот и студенческий. А вы школьники - значит, школьный.
- Школьный, - презрительно усмехнулся Колька. - Скажешь тоже... школьный. Индейский, вот это да.
- А почему "Разведчик"?
- А у вас почему "Ермак"? Вы что, Ермаки, что ли?
- Вообще-то верно.
- А мы разведываем.
- Что разведываете?
- Разведываем. Нельзя говорить. Не обижайся, я клятву дал.
- Раз клятву, тогда конечно... Слушай, это ты ребятам в лагере сказал, что нас бить собираются? Тогда, в клубе?
- Я.
- С чего ты взял? Кто нас бить собирался?
- Я у клуба слышал. Ваня этот бешеный. Лезет на всех. Задавучий. Вот я и побежал. Неправильно, что ли?
- Да нет, может, и правильно. А ты чего не приходишь к нам?
- Чтобы врачиха опять орала?
- Не будет она орать, - успокоил его Андрей. - Мы ей сказали, приходи.
- Приду, - пообещал Колька. - А ты нам можешь индейские значки нарисовать? Как у вас на рубашках?
- Нарисую. Только ты скажи, что рисовать. Подумайте с ребятами, и скажешь.
- Точно нарисуешь?
- Я же сказал.
- Тогда я побегу к пацанам. Может, сегодня успеем придумать.
- Беги.
Колька, поддернув штаны, помчался рысью и исчез за вагончиками.
Андрей же пошел потихонечку дальше и скоро очутился за поселком, на развилке дорог. Одна из них вела к посадочной площадке вертолетов, другая поворачивала вправо, к станции. Андрей двинулся по второй.
Вечерело. Погустела комариная сетка, висящая возле лица. Сумерки пробрались в тайгу, она потемнела. Розовой пеной лежали высоко в небе легкие облака. А от поворота дороги, навстречу Андрею шла женщина.
Еще издали, не видя ее лица, Андрею показалось, что походка и фигура женщины знакомы, а пройдя десяток-другой шагов, он понял, что это Наташа. Андрей остановился, подождал и, когда Наташа поравнялась с ним, поздоровался.
Сегодня на лице Наташи не было и следов косметики, которая неприятно поразила Андрея в клубе. Оно было ясным, и ветер плескал на него темные пряди распущенных волос, обнажая маленькое ухо с проколотой оттянутой мочкой.
Андрей вдруг почувствовал, как томительной и светлой волной наплывает на него робость.
- Гуляете? - спросил Андрей, когда они пошли рядом, и показал глазами на большую сумку: - Позвольте?
- Да она пустая, - отозвалась Наташа и легко подняла сумку на вытянутой руке перед собой, но потом вдруг передумала, протянула ее Андрею: - Держите.
- Гуляете? - еще раз повторил Андрей.
- Купаться ходила. Постирала немного. Здесь озеро, километра два по дороге. Правда, вода какая-то черная, но чистая, да и лучше нет.
- А я не, знал, - отозвался Андрей и вдруг со страхом почувствовал, что наступает катастрофическое состояние, которое было его всегдашней бедой. Он никогда не был молчуном и считался в своем кругу человеком разговорчивым. Но стоило ему остаться наедине с девушкой, которая ему нравилась, и язык замирал. Боязнь сказать что-нибудь не так, заговорить о пустом и тем показать себя человеком болтливым и бестолковым, слишком откровенное желание с первых минут разговора понравиться, произвести выгодное впечатление портили дело. Десятки будто бы подходящих тем вертелись в голове и просились на язык, но все тот же страх заставлял лихорадочно искать лучшее. А время между тем шло, и унизительная, по его мнению, пауза затягивалась. Все новые и новые темы, забавные случаи и истории вспоминал он, тотчас отвергая их. Пауза становилась угрожающей. Андрей окончательно терялся и, желая во что бы то ни стало прервать мучительное молчание, с каждой минутой отдаляющее его от идущей рядом девушки, бодро наигранным, насквозь фальшивым голосом начинал действительно бесцветный и пустой разговор, какой ведут люди, когда им приходится идти рядом. Путь становился тягостным, длинным, и Андрей с нетерпением ждал конца, быстро прощался, а потом ругал себя последними словами и горько жалел, что все получилось так нескладно. Так вышло и сегодня. Он уже начал ругать себя, что пошел с девушкой, надо было поздороваться и идти своей дорогой, не выставлять себя на посмешище. Но его выручила Наташа.
- Домой вы дошли спокойно?
- Да, конечно.
- Я боялась, как бы эти... - она запнулась, - ну, Ваня Судак, по пьянке драться на вас не кинулись.
- Нас же было четверо. А вас они не потревожили?
- Обошлось, - нахмурилась Наташа и тут же спросила: - А эта девушка, Зоя, она вместе с вами в бригаде работает?
- С нами.
- Молодец! Вот молодец!
В голосе Наташи звучало уважение.
- Чему вы удивляетесь? Ведь вы тоже работаете, и больше, чем Зоя.
- То я, а то она, - разница.
Минуту поколебавшись, Андрей спросил:
- А кто эти ребята, вчерашние?
- Эти-то... Ну, тот высокий, Ваня - Бешеный Судак. Так... без царя в голове. Больше пьет, чем работает. Его бы выгнали давно, да людей не хватает. Электрик... А те двое, я и звать-то их как не знаю, недавно приехали.
- Они пристают к вам?
Наташа не ответила, опустила голову.
- Да вы не бойтесь, скажите. Мы с ними не справимся, что ли. В конце концов начальству вашему скажем. Тоже мне гангстеры.
- Нет, не надо начальству, - испуганно сказала Наташа. - Не надо.
Андрей остановился.
- Послушайте, чего вы боитесь?
- Хорошо, я вам скажу, только об этом не надо рассказывать, и заступаться за меня не надо. Я сама не маленькая. Обещаете?
- Обещаю.
- Хорошо, пойдемте, чего мы стали... - Она повернулась к Андрею и пожаловалась. - Пристает он ко мне.
Это было сказано просто, но такими жалобными стали Наташины глаза, в которых казалось вот-вот проступят слезы, что Андрею сделалось не по себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18