Почему они все время меняют свет? Может быть, они отражают не только краски внешнего мира, но и настроение девушки, малейшие движения ее души? А как-то раз они показались ему совершенно прозрачными, словно талая весенняя вода, текущая по светлым гладким камням.
Проклятие! Как мог он потерять власть над собою, дергать ее за волосы и уставиться как безумец в ее глаза? Он настолько забылся, что почти был готов овладеть ею силой.
Роберт де Ленгли отвернулся и скрылся за дверью конторы бейлифа в надежде убрать из памяти образ девушки из ненавистной ему семьи Монтегью. Но как забыть ее взгляд и странную энергию, исходящую от прядей ее волос, когда он сжимал эти волосы в своих пальцах?
Ее волосы, как и глаза, таили в себе завораживающий обман. Они не были черными, как показалось ему ночью при их первой встрече, а скорее темно-каштановыми, густого сочного оттенка. Лишь только солнце озарило их своим сиянием, как чернота пропала, а вот только сейчас опять что-то новое появилось в их окраске, мелькнул какой-то рыжеватый отблеск, когда она слегка повернула голову.
Наваждение! Обман зрения! Ложь во всем ее облике, как в облике всех дочерей Евы. Он даже зарычал на самого себя, чтобы отогнать застилающее взор видение и вернуть мысли к предстоящим делам. Но забота, которая его сейчас занимала, не имела ничего общего с доставкой продовольствия в Белавур.
Уже давно Роберт перестал верить женщинам, и причиной тому была Маргарита — злодейка, ведьма, истинное порождение дьявола. И хотя в юности он еще допускал мысль о том, что женщина хотя бы предназначена доставлять удовольствие телу мужчины, теперь он уже и в этом стал сомневаться. Вредными, опасными, хоть и по неисповедимой Воле Господней, необходимыми игрушками — вот чем являлись, по его мнению, женщины, все без исключения.
Он хотел женщину и не мог сейчас подавить в себе это желание, хотя раньше ему это удавалось легко. Прежде он умел управлять своей страстной натурой. Да и не до утех ему было, не до забав с женщинами. Он предпринимал вылазки и засады, убегал от погони, скрывался в подземельях и лесах, но теперь долгие месяцы воздержания и вынужденной монашеской жизни давали о себе знать. Видения женской плоти стали преследовать его. Бессмысленно притворяться перед самим собой. Есть только один способ избавиться от искушения — это поддаться ему.
Роберт издал то ли приглушенный стон, то ли сдавленный смешок и… сдался. Незачем себя больше мучить. Целомудренный порядок, установленный им после штурма в Белавуре, все равно нарушался. Множество женщин готовы были предоставить услуги солдатам его войска. Уже в первые часы после сражения бесчисленные парочки разбрелись по каморкам, сеновалам или просто по темным углам замка. Почему бы и ему не подобрать себе подходящую «игрушку», облегчить тело, а заодно и очистить разум? А потом вернуться к работе. Неважно, с какой женщиной он позабавится, лишь бы она была молодой, не грязнулей и не ожидала от него ничего большего, как серебряного пенни в уплату за труды.
А если она будет стройна, худощава и темные волосы ее будут согревать его ладонь, как теплый на ощупь шелк? Если она распахнет пушистые ресницы и искоса поглядит на него глазами — зелеными, карими, золотистыми, черт знает какими еще — словно весь рай небесный и ад подземный спрятаны в их глубине? Что тогда? Для этой женщины не пришло еще время.
С усмешкой на губах Роберт распахнул дверь и целеустремленно зашагал по коридору к лестнице. Интересно, как повела бы себя женщина из рода Монтегью, если бы он сейчас появился в ее спальне и напрямую заявил, что ему не нужно ее деловое партнерство, зато надобно ее тело. Но то, что он успел узнать из их короткого общения о ее характере, делало эту цель, хотя бы в ближайшее время, недостижимой.
6
Вместе с ранними осенними сумерками комнату заполнил пронизывающий холод. Джоселин хмуро ворошила кочергой еле теплящиеся угли в камине. Вечер выдался до невероятности тягостным. Она немного поспала, а после каждый проходящий в бессмысленном прозябании час казался ей бесконечным.
Она принялась было за штопку белья, но на поверку оказалось, что штопать почти нечего, тем более что Хейвиз нуждалась в каком-нибудь занятии гораздо больше, чем она. Джоселин передала всю работу ей и теперь наблюдала, как молоденькая служанка старательно орудует иглой.
Аделиза с полчаса назад зажгла свечи и, очевидно, чтобы изгнать из памяти ужасы прошлой ночи, усердно занялась вышиванием. Но при малейшем шуме за дверью она вскакивала с места, словно испуганный олененок.
Нервно кусая губы, Джоселин прошлась по комнате. Бог, в своей великой «доброте», обрек ее на заключение в тесном пространстве с этими двумя беспомощными женщинами. Как ни любила она сестру, как ни старалась ее ободрить и уверить в счастливом будущем, но проведенные вместе вечерние часы истощили ее нервы до предела.
Она уже чувствовала себя виноватой перед Робертом де Ленгли, что затеяла с ним неприятный для него разговор и нарушила их так хорошо складывающееся сотрудничество. Своим язвительным высказыванием она задела его мужское самолюбие в самый неподходящий момент.
Но сезон забоя скота — это решающий период в жизни любого хозяйства, от которого зависит, как это хозяйство перезимует, сколько людей выживет, а сколько отдаст Богу душу.
Особенно важно было для самого де Ленгли и его людей не упустить время, потому что, если хлеб, овощи и фасоль составляли обычный рацион постоянных обитателей замка и окрестных деревень, то для поддержания боевого духа солдат требовалось мясо, причем в большом количестве. Для крепости, выдерживающей длительную осаду, еда, а в особенности мясо — это залог победы. Нехватка пищи означала поражение.
Она представила себе всю эту людскую массу — мужчин, женщин, детей — всех, кто надеется на защиту и приют за крепкими стенами Белавура. Нет сомнения, что многие из них так или иначе погибнут — одни от меча, другие от голода, — прежде чем схватка двух несгибаемых характеров — ее отца и Роберта де Ленгли не завершится, пока воля одного не одолеет волю другого.
— Джоселин! Скажи, как нам поступить?
Джоселин с удивлением взглянула на Аделизу, и тут только до ее сознания дошло, что кто-то вежливо, но настойчиво стучится в дверь.
— Как нам поступить? Конечно, отодвинуть засов. Или ты хочешь, чтобы нашу дверь опять разнесли в щепки?
Аделиза была не в силах шевельнуться, тогда Джоселин сама, без колебаний распахнула дверь настежь. Мужчину, стоявшего у порога, она видела впервые.
— Миледи, — обратился он к ней. — Я сэр Джеффри Талмонт. Милорд де Ленгли поручил мне передать его нижайшую просьбу спуститься вниз. Ваше присутствие необходимо, чтобы получить ответы на некоторые вопросы.
Она вспомнила, насколько властен и бесцеремонен был с ней Нормандский Лев.
— Я думаю, вы лукавите, сэр. Сомневаюсь, что ваш господин когда-либо просил нижайше кого-то и о чем-то. И уж, конечно, не обратился бы ко мне с нижайшей просьбой разделить его общество.
Сэр Джеффри немного растерялся.
— Скажем тогда так… Он желает говорить с вами.
Джоселин удовлетворенно кивнула.
— Вот в это я могу поверить.
Она собралась уже покинуть комнату, но мужчина задержал ее.
— Вам понадобится плащ, леди. Мы отправимся на свежий воздух, а на дворе изрядно похолодало.
— Прекрасно.
Джоселин вернулась за плащом, но стоило ей отвернуться, как посланец, перешагнув порог, ошеломленно уставился на Аделизу. Джоселин уже привыкла, что так же вели себя все мужчины, видевшие а ее сестру впервые.
— Я готова, сэр Джеффри.
Молодой человек с усилием оторвался от созерцания Аделизы. Вид у него был виноватый. Аделиза же смотрела на него с ужасом, словно перед ней предстал сам черт с рогами и копытами. Справившись со смущением, сэр Джеффри обратился к Джоселин с преувеличенной вежливостью.
— Раз уж я здесь, то хочу воспользоваться случаем и спросить — не могу ли я что-нибудь сделать для вас и для вашей сестры. Может быть, вам нужно еще дров, или одеяло потеплее, или что-нибудь из еды и питья? Скажите, и я лично прослежу, чтобы все было доставлено вам немедленно.
Джоселин едва сдержала усмешку. Хрупкость Аделизы, ее ангельская красота и обаяние невинности возбуждали в мужчинах не только похоть, но и не менее сильное желание опекать ее.
— Благодарю вас, сэр, но в настоящее время у нас есть все, что требуется.
Они шли по узким, продуваемым сквозняками коридорам замка. Факелы ярко горели, метущееся пламя отбрасывало на стены, сложенные из серого камня, золотисто-желтые блики. Тени то вырастали перед идущими по проходу Джоселин и Джеффри, то пропадали. К удивлению Джоселин, кроме одного стражника им никто не повстречался по пути. Белавур казался покинутым, опустевшим.
Быстрыми шагами они спустились по крутым ступеням винтовой лестницы, ведущей к казармам гарнизона и замковым службам. Сэр Джеффри ухватился рукой за железное кольцо и потянул на себя тяжелую дверь. Внезапный шум обрушился на Джоселин, от жуткого зловония она едва не задохнулась.
Она окинула взглядом двор замка. В сгустившейся тьме люди толпились возле огромных костров или сновали взад-вперед, тащили из кухни к огню чаны, котлы, горшки. Людской говор заглушался истошным визгом свиней. Запахи паленой щетины и горелой плоти густо пропитали холодный ночной воздух.
— Что ж, вижу, что они все-таки разыскали кабанов в лесу! — заметила Джоселин.
Затем она решительно шагнула в этот хаос, так внезапно открывшийся ее взгляду.
То, что творилось во дворе замка, любого могло привести в замешательство. Только что был заколот громадный боров. Мясник вытащил из тела длинное и острое орудие убийства, кровь хлестала из раны потоком, вся земля была залита ею.
Джоселин подобрала юбки и приблизилась к месту заклания.
— Гленнис! — позвала она резко и властно. — О чем ты задумалась? Ну-ка, подставь кувшин и собирай кровь, а то она у тебя пропадает впустую. Маргарет, Эйнор, Фелис! Бегом на кухню. Несите сюда ячмень и овсянку и кидайте в кипяток. Эдвайр, помогай им! И поторапливайтесь! Откуда у нас возьмется кровяная колбаса и черный пудинг, если вы будете спать на ходу?
— Вы появились как раз вовремя, мадам.
Джоселин обернулась. Роберт де Ленгли возник из темноты позади. Сэр Джеффри поежился и издал смешок.
— Я всегда считал, что война — самое кровавое дело, но то, что здесь творится, честно признаюсь, не по мне.
— Да, такое зрелище не для рыцарей, — согласился де Ленгли, затем обратился к Джоселин: — Я поручил нескольким своим парням обрубать копыта и опаливать туши. Кое-что из этой премудрости сохранилось у меня в памяти с детских лет, но я представления не имею, кого лучше поставить на ту или иную работу. Без бейлифа, который давал бы четкие задания, мы крутимся как белки в колесе, а все без толку и только теряем драгоценное время.
Впервые она увидела этого человека несколько растерянным. Было очевидно, что его раздражает собственная беспомощность.
— Вероятно, вы неплохо знаете здешний народ и укажете мне на того, кто смог бы руководить работами.
— Разумеется. — Джоселин оглядела толпу, напоминающую растревоженный пчелиный рой. — Дел тут невпроворот, и плохо, что все это вы затеяли, когда уже стемнело. Но если не жалеть дров и как следует разжечь костры, то мы справимся, я уверена. Я сама прослежу за работой, я кое-что понимаю в заготовке свинины.
В тоне де Ленгли почувствовался холодок.
— Вам незачем заниматься этим лично, я же знаю, что все, связанное с кровью и убийством, вам не по душе.
— Мольбы и плач голодных детей опечалят меня еще больше. Кто б ни остался в живых после того, как вы и мой отец наломаете друг другу бока, кому бы ни достались в конце концов смерды и их дети — все равно все должны быть накормлены. Не сомневаюсь, что в округе на много миль в любую сторону уже ничего не осталось хрюкающего и мычащего. Мы должны рассчитывать только на то, что вам удалось добыть сегодня. И сберечь каждый кусочек мяса и сала.
Некоторое время де Ленгли хранил молчание. Порыв ветра взметнул темную гриву Нормандского Льва, отбросил тяжелые густые волосы за спину. Его плащ также взвился и захлопал на ветру, отбрасывая на землю громадную, уродливую тень. Предсмертные вопли закалываемых свиней, треск поленьев в огне — от всех этих звуков становилось не по себе.
— Как вы практичны, мадам. Явно сказывается уэльская кровь.
Джоселин откинула голову с вызовом, уязвленная не смыслом его слов, а иронией, с которой они были сказаны.
— Уже в третий раз вы напоминаете мне о моем смешанном происхождении. Если вас так и подмывает оскорбить меня, то придумайте что-нибудь иное. Уэльская кровь, текущая в моих жилах, так часто становилась предметом острот, что их жало давно уже затупилось. Кроме того, даже в доме Монтегью, в окружении потомков нормандских завоевателей, я никогда не стыдилась того, что нахожусь в родстве с коренными жителями острова. Не сочтите меня заносчивой, сударь, но это истинная правда.
К ее удивлению, де Ленгли нисколько не рассердился.
— Я и не думал вас оскорбить. Наоборот, намеревался сделать вам комплимент. Как вы, может быть, заметили, я весьма скуп на них и не расточаю их попусту, общаясь с женщинами.
Джоселин отнеслась к его словам недоверчиво. Над ней столько раз подшучивали, что она приучила себя быть всегда настороже. Но он смотрел на нее доброжелательно, и в уголке его рта засветилась чуть заметная улыбка.
— Мадам, неужели вы согласитесь… Она не дала ему договорить.
— Милорд, я совершенно искренне хочу остаться здесь и заняться чем-то стоящим. Я не приучена сидеть сложа руки и не желаю снова запереть себя в девичьей спальне. Там я чувствую себя узницей!
— Иначе говоря, я вас обрадую тем, что позволю надрываться вместе с нами тут всю ночь напролет, дышать смрадом и месить ногами свиные потроха?
Джоселин с готовностью кивнула.
— Что ж, это замечательно, мадам, — продолжал де Ленгли. — Тогда, чтобы доставить вам удовольствие, я попрошу вас взять на себя бразды правления над всем этим великолепием.
Джоселин опять кивнула. Внезапно она ощутила радостное волнение мысли о том, что де Ленгли понял ее. Никто из знакомых ей мужчин, включая отца, не ценил по достоинству ее способности и навыки, а этот человек все подхватывал на лету. С ним даже вступать в словесный поединок доставляло удовольствие.
— Я согласна, милорд. Я беру все в свои руки и верну вам власть над вашим замком лишь поутру.
— Вы не оговорились, мадам? Вы сказали над моим замком?
От Джоселин не укрылось то, как он выделил слово «моим».
— Разумеется, милорд. Белавур всегда был вашим. Даже когда вы пребывали в царстве мертвых. — Она вспомнила эпизод в часовне Белавура. — Вас не было в живых, а все равно вы считались хозяином.
Сэр Джеффри рассмеялся, приняв ее слова за шутку, но де Ленгли был серьезен. В отблеске костра его золотистые глаза вдруг засверкали, как раскаленные угли.
— Не намекаете ли вы, мадам, что пребывать героем легенды выгоднее, чем быть реальным человеком? Ведь легенда приукрашивает действительность.
Джоселин вспомнила моменты, когда он действительно использовал в своих интересах слухи, распускаемые о нем суеверным людом.
— Если вы узнаете меня получше, милорд, то убедитесь, что я никогда не прибегаю к намекам. Я говорю правду или молчу.
— В таком случае мне остается только поблагодарить вас за прямоту.
Он слегка поклонился и отошел от нее. С чувством удовлетворения от одержанной ею маленькой победы Джоселин принялась наводить порядок в окружающем ее хаосе. Мужчины потрошили опаленные на огне туши, а женщины оттаскивали на кухни печень, почки и все прочие внутренности. Затем свинина была порублена, рассортирована, приготовлена к засолке, копчению окороков и особо ценного бекона. Кишки очищались, чтобы превратиться затем в оболочку для колбас, пузыри готовили для хранения обильного количества столь необходимого лярда, копыта отскабливались, и из них вываривался желатин. Длинный жесткий волос выдергивали и собирали в пучки, им сшивали потом выдубленные шкуры. Все шло в дело.
В этой суете Джоселин постоянно ощущала присутствие хозяина Белавура. Он то появлялся на глазах, то так же стремительно исчезал. Она видела, как он помогает нести тяжелую тушу или вместе с женщинами тащит на скрещенных жердях чан с кипятком. Один раз он ловко подхватил на руки ребенка, подошедшего слишком близко к ревущему пламени. Его люди работали вместе со смердами. Даже рыцари без ворчания занимались далеко не рыцарским делом, исполняя приказы Джоселин. Она не могла представить на их месте своего братца и кого-нибудь из его вышколенных воинов.
Джоселин задержалась у одного из костров, протянув к огню окоченевшие пальцы. Работа шла споро, но конца ей не было видно, а по слухам утром пастухи должны пригнать еще новых свиней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
Проклятие! Как мог он потерять власть над собою, дергать ее за волосы и уставиться как безумец в ее глаза? Он настолько забылся, что почти был готов овладеть ею силой.
Роберт де Ленгли отвернулся и скрылся за дверью конторы бейлифа в надежде убрать из памяти образ девушки из ненавистной ему семьи Монтегью. Но как забыть ее взгляд и странную энергию, исходящую от прядей ее волос, когда он сжимал эти волосы в своих пальцах?
Ее волосы, как и глаза, таили в себе завораживающий обман. Они не были черными, как показалось ему ночью при их первой встрече, а скорее темно-каштановыми, густого сочного оттенка. Лишь только солнце озарило их своим сиянием, как чернота пропала, а вот только сейчас опять что-то новое появилось в их окраске, мелькнул какой-то рыжеватый отблеск, когда она слегка повернула голову.
Наваждение! Обман зрения! Ложь во всем ее облике, как в облике всех дочерей Евы. Он даже зарычал на самого себя, чтобы отогнать застилающее взор видение и вернуть мысли к предстоящим делам. Но забота, которая его сейчас занимала, не имела ничего общего с доставкой продовольствия в Белавур.
Уже давно Роберт перестал верить женщинам, и причиной тому была Маргарита — злодейка, ведьма, истинное порождение дьявола. И хотя в юности он еще допускал мысль о том, что женщина хотя бы предназначена доставлять удовольствие телу мужчины, теперь он уже и в этом стал сомневаться. Вредными, опасными, хоть и по неисповедимой Воле Господней, необходимыми игрушками — вот чем являлись, по его мнению, женщины, все без исключения.
Он хотел женщину и не мог сейчас подавить в себе это желание, хотя раньше ему это удавалось легко. Прежде он умел управлять своей страстной натурой. Да и не до утех ему было, не до забав с женщинами. Он предпринимал вылазки и засады, убегал от погони, скрывался в подземельях и лесах, но теперь долгие месяцы воздержания и вынужденной монашеской жизни давали о себе знать. Видения женской плоти стали преследовать его. Бессмысленно притворяться перед самим собой. Есть только один способ избавиться от искушения — это поддаться ему.
Роберт издал то ли приглушенный стон, то ли сдавленный смешок и… сдался. Незачем себя больше мучить. Целомудренный порядок, установленный им после штурма в Белавуре, все равно нарушался. Множество женщин готовы были предоставить услуги солдатам его войска. Уже в первые часы после сражения бесчисленные парочки разбрелись по каморкам, сеновалам или просто по темным углам замка. Почему бы и ему не подобрать себе подходящую «игрушку», облегчить тело, а заодно и очистить разум? А потом вернуться к работе. Неважно, с какой женщиной он позабавится, лишь бы она была молодой, не грязнулей и не ожидала от него ничего большего, как серебряного пенни в уплату за труды.
А если она будет стройна, худощава и темные волосы ее будут согревать его ладонь, как теплый на ощупь шелк? Если она распахнет пушистые ресницы и искоса поглядит на него глазами — зелеными, карими, золотистыми, черт знает какими еще — словно весь рай небесный и ад подземный спрятаны в их глубине? Что тогда? Для этой женщины не пришло еще время.
С усмешкой на губах Роберт распахнул дверь и целеустремленно зашагал по коридору к лестнице. Интересно, как повела бы себя женщина из рода Монтегью, если бы он сейчас появился в ее спальне и напрямую заявил, что ему не нужно ее деловое партнерство, зато надобно ее тело. Но то, что он успел узнать из их короткого общения о ее характере, делало эту цель, хотя бы в ближайшее время, недостижимой.
6
Вместе с ранними осенними сумерками комнату заполнил пронизывающий холод. Джоселин хмуро ворошила кочергой еле теплящиеся угли в камине. Вечер выдался до невероятности тягостным. Она немного поспала, а после каждый проходящий в бессмысленном прозябании час казался ей бесконечным.
Она принялась было за штопку белья, но на поверку оказалось, что штопать почти нечего, тем более что Хейвиз нуждалась в каком-нибудь занятии гораздо больше, чем она. Джоселин передала всю работу ей и теперь наблюдала, как молоденькая служанка старательно орудует иглой.
Аделиза с полчаса назад зажгла свечи и, очевидно, чтобы изгнать из памяти ужасы прошлой ночи, усердно занялась вышиванием. Но при малейшем шуме за дверью она вскакивала с места, словно испуганный олененок.
Нервно кусая губы, Джоселин прошлась по комнате. Бог, в своей великой «доброте», обрек ее на заключение в тесном пространстве с этими двумя беспомощными женщинами. Как ни любила она сестру, как ни старалась ее ободрить и уверить в счастливом будущем, но проведенные вместе вечерние часы истощили ее нервы до предела.
Она уже чувствовала себя виноватой перед Робертом де Ленгли, что затеяла с ним неприятный для него разговор и нарушила их так хорошо складывающееся сотрудничество. Своим язвительным высказыванием она задела его мужское самолюбие в самый неподходящий момент.
Но сезон забоя скота — это решающий период в жизни любого хозяйства, от которого зависит, как это хозяйство перезимует, сколько людей выживет, а сколько отдаст Богу душу.
Особенно важно было для самого де Ленгли и его людей не упустить время, потому что, если хлеб, овощи и фасоль составляли обычный рацион постоянных обитателей замка и окрестных деревень, то для поддержания боевого духа солдат требовалось мясо, причем в большом количестве. Для крепости, выдерживающей длительную осаду, еда, а в особенности мясо — это залог победы. Нехватка пищи означала поражение.
Она представила себе всю эту людскую массу — мужчин, женщин, детей — всех, кто надеется на защиту и приют за крепкими стенами Белавура. Нет сомнения, что многие из них так или иначе погибнут — одни от меча, другие от голода, — прежде чем схватка двух несгибаемых характеров — ее отца и Роберта де Ленгли не завершится, пока воля одного не одолеет волю другого.
— Джоселин! Скажи, как нам поступить?
Джоселин с удивлением взглянула на Аделизу, и тут только до ее сознания дошло, что кто-то вежливо, но настойчиво стучится в дверь.
— Как нам поступить? Конечно, отодвинуть засов. Или ты хочешь, чтобы нашу дверь опять разнесли в щепки?
Аделиза была не в силах шевельнуться, тогда Джоселин сама, без колебаний распахнула дверь настежь. Мужчину, стоявшего у порога, она видела впервые.
— Миледи, — обратился он к ней. — Я сэр Джеффри Талмонт. Милорд де Ленгли поручил мне передать его нижайшую просьбу спуститься вниз. Ваше присутствие необходимо, чтобы получить ответы на некоторые вопросы.
Она вспомнила, насколько властен и бесцеремонен был с ней Нормандский Лев.
— Я думаю, вы лукавите, сэр. Сомневаюсь, что ваш господин когда-либо просил нижайше кого-то и о чем-то. И уж, конечно, не обратился бы ко мне с нижайшей просьбой разделить его общество.
Сэр Джеффри немного растерялся.
— Скажем тогда так… Он желает говорить с вами.
Джоселин удовлетворенно кивнула.
— Вот в это я могу поверить.
Она собралась уже покинуть комнату, но мужчина задержал ее.
— Вам понадобится плащ, леди. Мы отправимся на свежий воздух, а на дворе изрядно похолодало.
— Прекрасно.
Джоселин вернулась за плащом, но стоило ей отвернуться, как посланец, перешагнув порог, ошеломленно уставился на Аделизу. Джоселин уже привыкла, что так же вели себя все мужчины, видевшие а ее сестру впервые.
— Я готова, сэр Джеффри.
Молодой человек с усилием оторвался от созерцания Аделизы. Вид у него был виноватый. Аделиза же смотрела на него с ужасом, словно перед ней предстал сам черт с рогами и копытами. Справившись со смущением, сэр Джеффри обратился к Джоселин с преувеличенной вежливостью.
— Раз уж я здесь, то хочу воспользоваться случаем и спросить — не могу ли я что-нибудь сделать для вас и для вашей сестры. Может быть, вам нужно еще дров, или одеяло потеплее, или что-нибудь из еды и питья? Скажите, и я лично прослежу, чтобы все было доставлено вам немедленно.
Джоселин едва сдержала усмешку. Хрупкость Аделизы, ее ангельская красота и обаяние невинности возбуждали в мужчинах не только похоть, но и не менее сильное желание опекать ее.
— Благодарю вас, сэр, но в настоящее время у нас есть все, что требуется.
Они шли по узким, продуваемым сквозняками коридорам замка. Факелы ярко горели, метущееся пламя отбрасывало на стены, сложенные из серого камня, золотисто-желтые блики. Тени то вырастали перед идущими по проходу Джоселин и Джеффри, то пропадали. К удивлению Джоселин, кроме одного стражника им никто не повстречался по пути. Белавур казался покинутым, опустевшим.
Быстрыми шагами они спустились по крутым ступеням винтовой лестницы, ведущей к казармам гарнизона и замковым службам. Сэр Джеффри ухватился рукой за железное кольцо и потянул на себя тяжелую дверь. Внезапный шум обрушился на Джоселин, от жуткого зловония она едва не задохнулась.
Она окинула взглядом двор замка. В сгустившейся тьме люди толпились возле огромных костров или сновали взад-вперед, тащили из кухни к огню чаны, котлы, горшки. Людской говор заглушался истошным визгом свиней. Запахи паленой щетины и горелой плоти густо пропитали холодный ночной воздух.
— Что ж, вижу, что они все-таки разыскали кабанов в лесу! — заметила Джоселин.
Затем она решительно шагнула в этот хаос, так внезапно открывшийся ее взгляду.
То, что творилось во дворе замка, любого могло привести в замешательство. Только что был заколот громадный боров. Мясник вытащил из тела длинное и острое орудие убийства, кровь хлестала из раны потоком, вся земля была залита ею.
Джоселин подобрала юбки и приблизилась к месту заклания.
— Гленнис! — позвала она резко и властно. — О чем ты задумалась? Ну-ка, подставь кувшин и собирай кровь, а то она у тебя пропадает впустую. Маргарет, Эйнор, Фелис! Бегом на кухню. Несите сюда ячмень и овсянку и кидайте в кипяток. Эдвайр, помогай им! И поторапливайтесь! Откуда у нас возьмется кровяная колбаса и черный пудинг, если вы будете спать на ходу?
— Вы появились как раз вовремя, мадам.
Джоселин обернулась. Роберт де Ленгли возник из темноты позади. Сэр Джеффри поежился и издал смешок.
— Я всегда считал, что война — самое кровавое дело, но то, что здесь творится, честно признаюсь, не по мне.
— Да, такое зрелище не для рыцарей, — согласился де Ленгли, затем обратился к Джоселин: — Я поручил нескольким своим парням обрубать копыта и опаливать туши. Кое-что из этой премудрости сохранилось у меня в памяти с детских лет, но я представления не имею, кого лучше поставить на ту или иную работу. Без бейлифа, который давал бы четкие задания, мы крутимся как белки в колесе, а все без толку и только теряем драгоценное время.
Впервые она увидела этого человека несколько растерянным. Было очевидно, что его раздражает собственная беспомощность.
— Вероятно, вы неплохо знаете здешний народ и укажете мне на того, кто смог бы руководить работами.
— Разумеется. — Джоселин оглядела толпу, напоминающую растревоженный пчелиный рой. — Дел тут невпроворот, и плохо, что все это вы затеяли, когда уже стемнело. Но если не жалеть дров и как следует разжечь костры, то мы справимся, я уверена. Я сама прослежу за работой, я кое-что понимаю в заготовке свинины.
В тоне де Ленгли почувствовался холодок.
— Вам незачем заниматься этим лично, я же знаю, что все, связанное с кровью и убийством, вам не по душе.
— Мольбы и плач голодных детей опечалят меня еще больше. Кто б ни остался в живых после того, как вы и мой отец наломаете друг другу бока, кому бы ни достались в конце концов смерды и их дети — все равно все должны быть накормлены. Не сомневаюсь, что в округе на много миль в любую сторону уже ничего не осталось хрюкающего и мычащего. Мы должны рассчитывать только на то, что вам удалось добыть сегодня. И сберечь каждый кусочек мяса и сала.
Некоторое время де Ленгли хранил молчание. Порыв ветра взметнул темную гриву Нормандского Льва, отбросил тяжелые густые волосы за спину. Его плащ также взвился и захлопал на ветру, отбрасывая на землю громадную, уродливую тень. Предсмертные вопли закалываемых свиней, треск поленьев в огне — от всех этих звуков становилось не по себе.
— Как вы практичны, мадам. Явно сказывается уэльская кровь.
Джоселин откинула голову с вызовом, уязвленная не смыслом его слов, а иронией, с которой они были сказаны.
— Уже в третий раз вы напоминаете мне о моем смешанном происхождении. Если вас так и подмывает оскорбить меня, то придумайте что-нибудь иное. Уэльская кровь, текущая в моих жилах, так часто становилась предметом острот, что их жало давно уже затупилось. Кроме того, даже в доме Монтегью, в окружении потомков нормандских завоевателей, я никогда не стыдилась того, что нахожусь в родстве с коренными жителями острова. Не сочтите меня заносчивой, сударь, но это истинная правда.
К ее удивлению, де Ленгли нисколько не рассердился.
— Я и не думал вас оскорбить. Наоборот, намеревался сделать вам комплимент. Как вы, может быть, заметили, я весьма скуп на них и не расточаю их попусту, общаясь с женщинами.
Джоселин отнеслась к его словам недоверчиво. Над ней столько раз подшучивали, что она приучила себя быть всегда настороже. Но он смотрел на нее доброжелательно, и в уголке его рта засветилась чуть заметная улыбка.
— Мадам, неужели вы согласитесь… Она не дала ему договорить.
— Милорд, я совершенно искренне хочу остаться здесь и заняться чем-то стоящим. Я не приучена сидеть сложа руки и не желаю снова запереть себя в девичьей спальне. Там я чувствую себя узницей!
— Иначе говоря, я вас обрадую тем, что позволю надрываться вместе с нами тут всю ночь напролет, дышать смрадом и месить ногами свиные потроха?
Джоселин с готовностью кивнула.
— Что ж, это замечательно, мадам, — продолжал де Ленгли. — Тогда, чтобы доставить вам удовольствие, я попрошу вас взять на себя бразды правления над всем этим великолепием.
Джоселин опять кивнула. Внезапно она ощутила радостное волнение мысли о том, что де Ленгли понял ее. Никто из знакомых ей мужчин, включая отца, не ценил по достоинству ее способности и навыки, а этот человек все подхватывал на лету. С ним даже вступать в словесный поединок доставляло удовольствие.
— Я согласна, милорд. Я беру все в свои руки и верну вам власть над вашим замком лишь поутру.
— Вы не оговорились, мадам? Вы сказали над моим замком?
От Джоселин не укрылось то, как он выделил слово «моим».
— Разумеется, милорд. Белавур всегда был вашим. Даже когда вы пребывали в царстве мертвых. — Она вспомнила эпизод в часовне Белавура. — Вас не было в живых, а все равно вы считались хозяином.
Сэр Джеффри рассмеялся, приняв ее слова за шутку, но де Ленгли был серьезен. В отблеске костра его золотистые глаза вдруг засверкали, как раскаленные угли.
— Не намекаете ли вы, мадам, что пребывать героем легенды выгоднее, чем быть реальным человеком? Ведь легенда приукрашивает действительность.
Джоселин вспомнила моменты, когда он действительно использовал в своих интересах слухи, распускаемые о нем суеверным людом.
— Если вы узнаете меня получше, милорд, то убедитесь, что я никогда не прибегаю к намекам. Я говорю правду или молчу.
— В таком случае мне остается только поблагодарить вас за прямоту.
Он слегка поклонился и отошел от нее. С чувством удовлетворения от одержанной ею маленькой победы Джоселин принялась наводить порядок в окружающем ее хаосе. Мужчины потрошили опаленные на огне туши, а женщины оттаскивали на кухни печень, почки и все прочие внутренности. Затем свинина была порублена, рассортирована, приготовлена к засолке, копчению окороков и особо ценного бекона. Кишки очищались, чтобы превратиться затем в оболочку для колбас, пузыри готовили для хранения обильного количества столь необходимого лярда, копыта отскабливались, и из них вываривался желатин. Длинный жесткий волос выдергивали и собирали в пучки, им сшивали потом выдубленные шкуры. Все шло в дело.
В этой суете Джоселин постоянно ощущала присутствие хозяина Белавура. Он то появлялся на глазах, то так же стремительно исчезал. Она видела, как он помогает нести тяжелую тушу или вместе с женщинами тащит на скрещенных жердях чан с кипятком. Один раз он ловко подхватил на руки ребенка, подошедшего слишком близко к ревущему пламени. Его люди работали вместе со смердами. Даже рыцари без ворчания занимались далеко не рыцарским делом, исполняя приказы Джоселин. Она не могла представить на их месте своего братца и кого-нибудь из его вышколенных воинов.
Джоселин задержалась у одного из костров, протянув к огню окоченевшие пальцы. Работа шла споро, но конца ей не было видно, а по слухам утром пастухи должны пригнать еще новых свиней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42