А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Роберт, казалось, не обратил ни малейшего внимания на этот неприятный инцидент.
— Каждому человеку своя цена. Ваш отец покупает людей задешево, а я — за полновесную монету. Моя потеря стоит полдюжины потерянных им воинов.
— Вы одержали победу, милорд, так празднуйте, а не срывайте свое раздражение на беззащитных дочерях своего противника. Не мы, женщины, ранили вашего воина. Война не обходится без потерь, и не мы затеяли эту войну.
— Я злюсь, потому что не добился главного. Ваш отец должен был умереть сегодня, мадам. В этом все дело. Я жалею, что он остался жив.
— Ваши счеты с ним меня не касаются. Скажите мне, в чем я провинилась перед вами?
— В том, что вы его дочь!
Аделиза пришла в себя как раз в тот момент, когда были произнесены эти грозные слова. Ее хрупкое тело задергалось в рыданиях. Джоселин едва удерживала на ногах свою сестрицу. Какими унизительно слабыми они выглядели в глазах упоенного своим успехом вояки! Джоселин сжала пальцами тонкое запястье сестры, предостерегая, чтобы та не обронила ненароком неосторожное слово. Уж слишком хищный огонек тлел в глазах Нормандского Льва. Почему он так озлоблен? Как казалось Джоселин, наблюдавшей за сражением со стороны, он блестяще руководил всем ходом событий и должен был сейчас только радоваться.
— Вы уже проявляли к нам свою ненависть и раньше, сэр. И не стоит возвращаться к разговорам на подобную тему. Господь рассудит вас по справедливости с сэром Монтегью, я надеюсь. А что касается этого воина… — Джоселин взглянула на умирающего юношу, — … мы с сестрой достаточно знакомы с наукой врачевания. С вашего разрешения мы посмотрим, что можно для него сделать…
Аделиза издала протестующий возглас, и тотчас же темные с желтым горящим ободком зрачки Нормандского Льва словно вонзились в ее бледное личико.
— Что такое? Вы не имеете желания, леди, помочь раненому?
Не к месту и не ко времени проявив несвойственную ей заносчивость, Аделиза упрямо вздернула вверх подбородок.
— Нет! От меня вы не дождетесь никакой помощи. Вы убийца! Надеюсь, что ваш воин испустит дух и что вы все за ним последуете! Всем вам место в преисподней… Там, откуда вы и вышли…
— Прекрасно сказано!
Похвала де Ленгли, обращенная к Аделизе, привела Джоселин в трепет.
— Моя сестра не в себе, милорд. Она только что узнала о сражении. Можно понять ее чувства.
— Значит, я убийца? — прервал Джоселин де Ленгли и, сделав огромный шаг, приблизился вплотную к Аделизе. — Я и предполагал, что кто-то здесь считает меня таковым. Но даже в бою я не убиваю человека ударом в спину. Я хочу, чтоб мой враг видел, кто отсылает его в загробный мир. А там уж все подсчитают на костяшках… и, надеюсь, по-честному. Я удачлив лишь только потому, что не жду, когда на меня навалятся всей кучей, а расправляюсь с врагами по одному, в очном поединке. А уж рубящий удар мне всегда удается.
Джоселин следила за тем, как конвульсивно сжимались огромные кулаки де Ленгли, имитируя его движения во время битвы. Он как бы снова перенесся туда — из сумрачного холла — на поле боя. Он уже не управлял собой. Он был весь во власти воспоминаний о недавнем сражении.
— Но ваш родитель тоже ловок. Он нанес мне удар, за который я предъявлю ему счет и тем очень огорчу вас, леди Аделиза. Если мой Аймер умрет, то и сэру Монтегью не жить.
Он внезапно умолк, схватил Аделизу за руку, выдернув белокурую красавицу из объятии Джоселин. От его рывка она закрутилась на месте, будто марионетка в руках опытного кукольника. Серебряные волосы Аделизы взметнулись и закрыли ей лицо. Ослепшая, напуганная до смерти, она вертелась волчком, подчиняясь силе, исходившей от победителя.
Роберт резко остановил ее, сжав ручищей ее нежный подбородок, и запрокинул ее голову так, что Джоселин ужаснулась. Девичья шея, казалось, вот-вот могла переломиться.
Он склонился над Аделизой и произнес ей нечто на ухо шепотом, который, однако, прозвучал так громко, что пробудил эхо, дремавшее в углах огромного холла.
Джоселин разобрала его слова, повторенные многократно грозным эхом:
— Я хочу, чтобы ты молилась, белокурая сучка, о выздоровлении моего воина. Он стоит дороже, чем сотня, чем тысяча таких подстилок для мужчин, как ты! Если он умрет, ты расплатишься за его смерть. Ты! Именно ты! И уж я придумаю, каким способом ты будешь расплачиваться.
Джоселин не успела помешать де Ленгли вытащить из ножен кинжал. Острое лезвие коснулось лица Аделизы. Роберт явно был намерен оставить на нем порез, который впоследствии превратился бы в уродливый шрам.
— Милорд, остановитесь!
Его рука не дрогнула. Так было и в сражении, когда он поочередно убивал противостоящих ему рыцарей.
— Это недостойно вас, милорд!
— Если вы рассчитываете, мадам, что я откажу себе в удовольствии расквитаться с милашкой Монтегью, то плохо знаете мой характер.
— Сколько бы обид ни нанес вам мой отец, Аделиза здесь ни при чем. Отпустите ее! Вы уже и так напугали ее до полусмерти.
Де Ленгли пронзил Джоселин взглядом. На какие еще унижения ей пойти, чтобы спасти сестру?
— Пожалуйста… — попросила она. — Смилуйтесь…
Он грубо накрутил на палец прядь светлых волос Аделизы.
— Какой поразительный цвет… Как он возбуждает! Вот еще одно напоминание Монтегью о том, что у меня в руках его «серебряное» сокровище. А ваш папаша, как известно, охоч до серебра. Не правда ли, мадам? Он всегда опускает его в кубок с элем «на счастье» и, кстати, оберегая себя от отравления.
Де Ленгли вдруг обернулся и увидел, что люди в холле, которые вроде бы должны были заниматься делами, на самом деле, разинув рты, слушают его разглагольствования. Он опомнился.
— Неужели вы настолько глупы, леди Джоселин, что впрямь подумали, что я способен прикончить или изуродовать вашу сестрицу? Я лишь собираюсь отрезать клок столь дивных волос и послать эту безделицу вашему отцу. Как вы считаете, он признает, что это локоны его обожаемой дочурки? Если так, то подарок лишний раз напомнит ему, какую ценную добычу я ухватил по воле случая.
Аделиза взвизгнула и забилась в его руках.
— Потише, милая леди. Мне неприятна даже мысль, что я по неосторожности вдруг перережу это нежное горлышко. Если я кого-то убиваю, то делаю это с определенной целью. А вы слишком очаровательны, чтоб лишать вас жизни… Мертвая вы будете выглядеть гораздо менее привлекательно.
Аделиза закрыла глаза и закусила жемчужными зубками нижнюю губу. Из-под ее густых ресниц катились одна за другой крупные слезы, Джоселин больше не могла выносить это зрелище. Она шагнула вперед и властно вытянула руку.
— Отдайте мне кинжал! Если вы хотели чем-то раздразнить моего отца, то, по-моему, в этом уже преуспели. Моей сестре хватит сегодняшних переживаний вперед на долгие годы. И мне, кстати, тоже.
К ее удивлению, он согласно кивнул.
— Вероятно, вы правы. Призраки прошлого слишком назойливы. Настала пора дать им пинка под зад, чтобы они убрались вновь на тинистое дно, где им и место.
Когда Джоселин брала из его рук кинжал, небывалое чувство облегчения охватило ее. Разумеется, она не верила, что он убьет Аделизу. Ни один мужчина, будучи в своем уме, не поднимет руку на подобное воплощение красоты. Но все же, все же он был близок к совершению безумного поступка.
— Успокойся, Аделиза, — твердила она захлебывающейся в истерических рыданиях сестре.
Аделиза, задыхаясь, глотала слезы, но все же старалась гордо вскидывать головку, чтобы показать этому чудовищу, что она его не боится.
Джоселин натянула ее волосы и аккуратно срезала небольшую прядь. Серебряный локон поддался отточенной стали, словно мягкое, растопленное в тепле масло.
— Получите то, что вы хотели, сэр Роберт. Конечно, наш отец узнает волосы Аделизы. А теперь позвольте нам удалиться.
Де Ленгли разжал свою железную хватку, и Аделиза грудью упала на стол.
— Вы чудовище! Чудовище! — вырывались из ее уст дерзкие восклицания. Более сильных ругательств она не знала. Ее уши не воспринимали грубости, которые позволяли себе ее отец и брат. — Пусть не будет у вас потомства! Сгорите вы в адском пламени! — выкрикивала она.
— Зачем предсказывать то, что уже в прошлом? Я один как перст, а за моей спиной пепелище. То, что я пока еще существую, больше всего огорчает герцога Генри Анжу и его прихвостней. Да и родитель ваш расстроится, когда получит послание с сувениром от покойника.
Ему не надо было оглядываться, чтобы убедиться в присутствии верного сэра Джеффри. Поэтому он бросил через плечо:
— Отведи женщину в ее покои. Пусть посидит под замком и погадает, что еще может сотворить с ней ее тюремщик.
Джеффри с готовностью исполнил приказ хозяина и повел, вернее, понес обессилевшую Аделизу к лестнице.
— Крепитесь, леди! Шаг… еще один. Я принесу вам наверх вина для подкрепления. А служанка вас разденет и уложит в кровать.
Джоселин растерянным взглядом проводила удаляющуюся наверх сестру.
Де Ленгли явно ожидал, когда она обернется к нему, и наконец дождался…
Их глаза встретились в безмолвном поединке. Только сейчас до ее сознания дошло, что она по-прежнему держит в руке обнаженный кинжал. Вряд ли он опасается выпада с ее стороны. Они оба уже один раз убедились, что ее воинственность ни к чему не приведет.
Она возвратила ему оружие.
Вдруг ей вспомнилось, что он сейчас в горе из-за смертельной раны своего друга. Как сказал сэр Джеффри, милорд в своей жизни терял многое, а приобретал малое. Джоселин почувствовала к нему почти материнское сострадание. Она была готова все ему простить.
— Забудьте проклятие Аделизы, милорд. Она искренне любит отца. Вы ее слишком напугали, а даже кролик способен в страхе нападать на того, кто ему угрожает.
Де Ленгли молча принял от нее кинжал, но усмешка на его лице не позволила Джоселин увериться, что состоялось окончательное примирение.
— Я не думаю, что вы были способны ранить ее, сэр. Даже царапнуть женскую кожу кинжалом — это не в ваших правилах. Но только не играйте со мной и с нею, как кот с мышью. Когда вы в гневе, милорд, то становитесь отвратительным.
— Согласен. Многие мне это говорили. Ярость, которая накатывала на Роберта, вдруг стихла. Джоселин поняла, что он до предела измотан и недавним сражением, и многими предшествующими бессонными ночами.
— Когда вы за последние дни отдыхали, милорд? — сочувственно спросила она.
— За пять лет — ни разу, — искренне ответил он.
— Так лягте в постель. Солнце совершит свой путь по небу, закатится и взойдет снова, и ничто не изменится за эти часы. Моему отцу с его войском ничего не остается, как разбить лагерь на лужайке под стенами крепости и переночевать в холоде.
Де Ленгли сонно помахал головой.
— Нет, нет, мадам. Я должен присмотреть за тем, как ваши женщины ухаживают за ранеными. Аймер Брайвел! Он ведь держал ворота открытыми из последних сил, когда я брал штурмом ваш замок… пока не подоспел Джеффри… Я не могу оставить его умирать здесь.
— Вам очень дорог этот человек?
— Он был со мной, когда та церковь в Нормандии горела… и уши у нас поджаривались, как ломти бекона на сковороде… А потом… потом…
Он повертел в руках отданный ему Джоселин кинжал, как бы любуясь отблесками остро отточенного лезвия. Для женщины это было, конечно, оружие, но для мужчины лишь игрушка.
— Потом… мы прошли через ад, мадам. Он мог покинуть меня, предать и тогда был бы обеспечен до старости, но так не поступил. Это… связывает мужчину с мужчиной цепью, крепче, чем… Вы, женщины, не способны на подобную верность.
Столько страдания было в его голосе, что Джоселин захотелось как-то утешить его.
— Я сделаю все, что смогу, чтобы ваш друг выжил…
Роберт засыпал на ее глазах.
— Простите меня, мадам, за грубость. Это дьявол повелевал мною… И передайте сестре, чтобы она меня тоже простила… Я пугал ее, был с нею жесток, чрезмерно жесток… Я раскаиваюсь. То был не я, а другой человек.
— Я понимаю, — мягко сказала Джоселин, не убежденная, что он тут же вновь не превратится в свирепого Нормандского Льва. Слишком часто с ним происходили подобные метаморфозы.
Она решила заняться раненым, как обещала. Но ее задержал его резкий окрик.
— Постойте!
Джоселин обернулась.
— Ваш отец умеет читать?
— Нет. Но мой брат Брайан обучен грамоте.
— Я подготовил вашему отцу послание, но кое-какие детали хотел бы уточнить.
Опять призрак издевательской улыбки мелькнул а на лице этого вроде бы смертельно усталого человека.
— Это касается волос его дочерей. Вложите и свою прядь в конверт.
—Что?!
— У Монтегью ведь две дочери. — Де Ленгли кончиком кинжала указал на ее волосы. — Приклоните вашу головку на этот стол. Я слишком утомлен, чтобы проделать с вами то же, что и с вашей сестрой, поэтому будьте более послушны.
Джоселин некоторое время колебалась, но мужчина, в ожидании взирающий на нее, был явно серьезен в своих намерениях.
Она опустила голову на широкую дубовую доску, освободив волосы от ленты, и раскинула по столу свое шелковистое богатство. Если бы она сейчас вдруг выпрямилась, то волосы ее упали бы тяжелой волной ниже талии.
Де Ленгли, приблизившись, потянул густую прядь и отсек ее кинжалом у самых корней. У Джоселин перехватило дыхание, когда его пальцы коснулись ее. Нежная кожа головы откликнулась на мучительное прикосновение ознобом. Она поспешно отстранилась, пальцы его показались ей раскаленными и словно обожгли ее. Каждый нерв в ней был натянут до предела, и ей казалось, что он также испытывает это напряжение. Они были словно две арфы, настроенные на один тон, и стоит лишь ударить по струнам, как польется совместный аккорд. Почему-то ей представилась в воображении голая Алис, распростертая на постели в сумраке замковых покоев, а потом еще и другие обнаженные тела женщин, которые безропотно ложились под него когда-то в Нормандии или где-то еще. Что это? Позорное желание отдаться ему? Да об этом Джоселин и подумать не посмела бы. Она окаменела, когда его руки мягко легли на ее волосы.
— Не бойтесь, мадам, я не перережу вам горло. Он погладил кончиками пальцев ее шею, нашел бешено бьющуюся жилку и задержался на этом месте, будто проверяя, какой у девушки пульс. Конечно, он теперь понял, что ее кровь взбунтовалась, и этот бунт означает не что иное, как ее похоть.
Напрягая всю свою волю, Джоселин удалось отодвинуться от него. Она, чтобы отвлечься, уставилась на засохшее кровяное пятно у него на груди. Чья это кровь? Раненого Аймера или убитых им врагов?
Он отпустил ее волосы и взглянул на свою ладонь, как будто кожа на ней еще пылала после соприкосновения с темным огнем ее волос. Потом он положил рядом две отрезанные пряди — серебряную, взятую им у Аделизы, и черную — с головы Джоселин.
— Странно. Как могли две такие разные дочери быть зачаты одним и тем же негодяем?
Долгие годы Джоселин задавалась этим же вопросом, сравнивая себя с Аделизой, и обычно не в свою пользу.
— Господь, вероятно, изволил пошутить, — сказала она.
— В вас нет ничего от отца. Народ в замке мне уже успел об этом донести.
Джоселин постепенно все дальше отодвигалась от него, и охватившая ее горячечная похоть понемногу угасала.
— Он женился на моей матери лишь для того, чтобы обезопасить границы своих владений от набегов из Уэльса. Он вовсе не желал моего появления на свет.
— Это делает вам честь, мадам.
— Но доставило мне и немало горестей. Многие наши знакомые, следуя примеру отца, пренебрегали мною.
— Вам не повезло со знакомствами… Но за последние дни ваша жизнь стала интереснее. Ведь правда? — Он помахал перед лицом Джоселин только что полученным от сестер сувениром. — Я собираюсь отослать эти драгоценные локоны вашему папаше Монтегью. Настало время убедить его, что я восстал из мертвых и начал охоту за ним. Наверное, вы торопитесь к своей сестрице. Конечно, она нуждается в вашем обществе, но я был бы благодарен вам, если бы все-таки взглянули на Аймера. Боюсь, что он плох, и вряд ли можно его спасти. Хотя говорят, что вы достигли совершенства в искусстве врачевания.
Джоселин нашла в себе мужество оборвать его насмешливые намеки.
— Я с готовностью осмотрю его, сэр.
Роберт де Ленгли молча кивнул и, пошатываясь, ушел в глубь холла.
Молодой рыцарь действительно едва цеплялся за жизнь. Возле умирающего Аймера столпилось с десяток воинов с печально опущенными головами. Он был раздет до пояса и прикрыт набухшей от крови простыней. Джоселин откинула ткань. Рана была ужасна. Широкий разрез открывал взгляду разрубленные кости и мышцы плеча. Лишь ничтожные доли дюйма отделяли смертоносное лезвие, обрушившееся на него во время схватки, от позвоночника. Кровь, вернее, ее последние капли сочились из разрезанных артерий и вен и засыхали в страшных сгустках, заполнявших рану. Как он мог, обескровленный, еще держаться в седле и добраться до спасительных крепостных ворот?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42