Он купил газету и среди громких заголовков, которые только что изобретенный электрический телеграф так быстро передал на сто сорок миль от места трагедии, обнаружил имя Ван Рина.
«Надежда исчезла для благородного героя» гласил один заголовок. Джефф вцепился в газету побелевшими пальцами. Его ничего не видящие глаза пробежали по расплывающимся строчкам, содержащим одни истерические догадки.
Он начал снова.
«Пока известны лишь немногие детали этой колоссальной трагедии, но среди многих деяний героизма одно имя должно быть окружено особым блеском славы. Мы имеем в виду мистера Николаса Ван Рина, который…» — Боже! — выдохнул Джефф. Он локтем толкнул дверь. Она вела в пивную гостиницы, которая в эти утренние часы была пустынной и тихой. Он сел за стол и положил газету перед собой.
Он заставил себя читать медленнее, выискивая по крупицам правду среди массы пустой болтовни, за которой журналисты похоронили немногие добытые факты. Было уже известно не менее сорока погибших, включая капитана Холла и лоцмана. Николас Ван Рин спас свою жену, а затем миссис Эдвардс и ее ребенка, после чего вновь вошел в воду с очевидным намерением помочь другим людям, которые все еще барахтались в воде. Больше его не видели.
Затем поезд перевез всех спасенных, а также тех, кого уже ничто не могло вернуть к жизни, в Нью-Йорк.
Это было все.
Джефф вытер пот с лица. Он вернулся в свою комнату, где забрал шляпу и багаж. Пароход на Нью-Йорк уже отошел. Он пересек реку на пароме и, наняв лошадь до Кастальтона, сел там на поезд, идущий вдоль берега реки.
В восемь вечера поезд прошел мимо места катастрофы. В сотне футов от дороги все еще тлел нос «Мери Клинтон» — все, что осталось от парохода. Тишина реки постоянно нарушалась пушечной стрельбой, призванной поднять со дна реки оставшиеся там тела погибших. Смрад от обугленных трупов миазмами разливался в нежном майском воздухе.
Поезд Джеффа остановился, чтобы забрать еще три тела, завернутых в одеяла, и молодой человек воспользовался возможностью расспросить рабочих на берегу. Они отослали его к бледному невысокому человеку, который печально стоял у дымящегося носа. Это был агент Николаса, Бронк, который находился на месте катастрофы еще с предыдущего вечера, когда первый ужасный груз пришел в Нью-Йорк.
Он поднял осунувшееся лицо на Джеффа, задававшего ему вопрос о Николасе.
— Нет, — произнес Бронк. — Тело мистера Ван Рина еще не найдено. Я осмотрел всех, кого удалось вытащить. Около дюжины тел еще не поднято. Невозможно сказать, сколько погибло людей, ведь у нас нет списка пассажиров.
— Но что с Мирандой… с миссис Ван Рин? — перебил Джефф. — Где она?
— Ее отвезли в их нью-йоркский дом. Полагаю, с ней все в порядке, — глухо ответил агент. Его лицо дернулось и он с горячностью добавил: — Будь проклят день, когда я заговорил с ним о «Мери Клинтон». Это все глупые гонки. Ведь я предупреждал, просил его…
Его голос задрожал и оборвался.
— Но он постарался исправить зло. Он погиб смертью героя, как истинный аристократ.
Кондуктор закричал «Посадка», и Джефф поспешил к поезду. Через два часа они вернулись и загромыхали по Парк авеню к деревянным хижинам в поле у Сорок второй улицы.
Джефф сел в кеб и помчался до Третьей авеню к Миранде.
Глава двадцать вторая
Выздоровление Миранды от двойного потрясения было осложнено воспалением легких, сопровождаемым высокой температурой и бредом. Много дней она никого не узнавала. Она лежала на золоченой кровати, ее супружеской кровати нью-йорского дома, совершенно не осознавая того, что ее окружало, не ощущая любящих рук, ухаживающих за ней. После того, как Джефф приехал и увидел стонущую в беспамятстве Миранду, за которой ходила лишь перепуганная жена дворника, он сразу же вызвал Абигайль.
А через два дня с верховьев Гудзона приехала и Пегги. Она и Абигайль обменялись одним проницательным, оценивающим взглядом, а затем, взаимно удовлетворенные, без излишней суеты занялись тяжелой работой ухода за своей пациенткой.
За все девять дней до кризиса Джефф ни разу не вышел из дома, но он не дерзнул положиться только на свой опыт, когда дело касалось Миранды, и поэтому постоянно обращался к доктору Френсису.
На десятый день Миранда открыла глаза и оглядела розовую с золотом спальню. Она слабо вскрикнула и сразу же почувствовала, как ее обняли нежные любящие руки.
— Мама, — прошептала Миранда, еще плохо понимающая, что происходит, и осознающая лишь поддержку от присутствия родного человека, — мне снилось, что ты со мной.
Слава Богу, думала Абигайль, она наконец-то пришла в себя.
— Я все время была с тобой, родная. Ты была очень больна. Не надо пока разговаривать.
И спаси нас Господь, когда она начнет задавать вопросы, добавила про себя Абигайль.
Глаза Миранды закрылись, она прижалась к материнской груди и вновь погрузилась в дрему.
Абигайль тихо сидела на краю кровати Миранды в неудобной позе. Ее глаза наполнились горькими слезами. Она смотрела на свою старшую и самую любимую дочь, которая теперь казалась беспомощной и почти такой же маленькой как Чарити. Ее прекрасные золотые волосы были коротко острижены, чтобы хоть немного сбить жар лихорадки, и теперь вились на маленькой головке, словно чепчик.
Как они скажут ей, что ее муж мертв? И вообще Абигайль многого не понимала. Во время долгих часов бреда Миранда говорила много неясных бессвязных слов. Она несла какую-то чепуху о комнате в башне, о чердаке и цветах — об олеандрах, все это мать отнесла за счет того потрясения, которое она пережила. Но в словах Миранды была и страшная нотка реальности происходящего, от которого ей мучительно хотелось бежать. Вновь и вновь тоненький напряженный голос повторял одну и ту же фразу: «Я должна бежать. Бежать. Но Бог не позволит. Я тоже виновна. Я грешна».
И она ни разу не упомянула имя Николаса.
Ни Пегги, ни Джефф, посвященные во все события, ни словом не обмолвились Абигайль.
В полдень того дня, когда началось выздоровление Миранды, доктор Френсис и Джефф сошли вниз после осмотра пациентки и по просьбе молодого врача прошли в кабинет.
— Я должен поговорить с вами, сэр, — произнес Джефф. — Обязан.
Старый врач был несколько удивлен мрачным видом молодого человека.
— С девушкой все в порядке, она поправляется. Да и вообще, она здоровая молодая особа. Нет никаких причин для беспокойства. У нее прекрасные врачи… и замечательный уход, что в некоторых случаях гораздо важнее любых врачей.
— Да, я знаю. Но сейчас я опасаюсь не за здоровье Миранды, если не считать…
— Вы хотите сказать, что беспокоитесь, как она воспримет известие о том, что овдовела? Ну, она быстро придет в себя. Она очень молода. Кроме того она может поклоняться его памяти, геройской смерти при спасении ее жизни… все это поможет перенести горе.
Френсис говорил с нарочитой насмешкой. Он был уверен, что волнения Джеффа были связаны с явной симпатией молодого человека к больной девушке наверху.
— Я хотел поговорить с вами о Ван Рине, сэр. Я все думал и думал об этом и теперь уже не знаю, что делать. Я должен облегчить душу.
— Давайте, мой мальчик, — ответил доктор Френсис и развалился в кресле. — Что там с Ван Рином?
Джефф коротко рассмеялся.
— Ничто в жизни не возвеличило его так, как смерть, — с горечью сказал он. — Вы как-то спрашивали меня, от чего умерла первая миссис Ван Рин. Сейчас я расскажу вам.
Но еще до того как он начал свое повествование, раздался стук в дверь, и на пороге появилась Пегги.
— Хозяйка зовет вас, доктор, — сказала она Джеффу. — Она хочет поговорить с вами наедине. Нет, — добавила маленькая служанка в ответ на встревоженный взгляд Джеффа, — с ее здоровьем все в порядке. Это совсем по другому поводу.
Миранда опиралась на три подушки и над голубым покрывалом ее лицо выглядело маленьким и бледным. Но ее глаза, ставшие огромными под потемневшими веками, пристально следили за Джеффом.
— Вы прекрасно выглядите, — улыбаясь сказал он. — С этой прической вы напоминаете очаровательного мальчика. Кажется, такая мода была во Франции в начале этого столетия? Вы можете установить такую моду здесь, хотя, конечно, волосы быстро отрастут.
Она не обратила внимания на его вымученную веселость.
— Джефф, — спокойно произнесла она. — Николас мертв, да? — И это было не больше, чем риторическим вопросом.
И потому Джефф просто молча кивнул.
— Расскажите мне, что случилось, Джефф.
— Он спас вас, миссис Эдвардс и ее маленького сына. Затем он вновь бросился в воду, чтобы помочь другим. Думаю, он переоценил свои силы, потому что больше его не видели.
— Нет, — промолвила она. — Он не переоценил свои силы. Он не собирался возвращаться. Он сказал мне… в те последние секунды на горящем пароходе… — она остановилась, а затем повторила без всякого выражения: — «Вы увидите, что я могу спасать жизни, точно так же, как и губить их».
Итак, он умер так же как и жил, доказывая себе и другим, что он всемогущ, устало думал Джефф. Катастрофа с судном дала ему великолепную возможность самовознестись.
— Да, — сказала Миранда, словно он произнес это вслух. — Вы видите, мы все ошибались относительно Николаса, как и он ошибался в себе. Он не был сильным. Он был слаб. Самым слабым человеком в мире. Человек, который жил только для себя. Он в изумлении уставился на Миранду, потому что понял, что своим слабым усталым голосом она сказала чистую правду и подобрала ключ к странному характеру Николаса. Не сила, а слабость или страх слабости довели его до преступления и безжалостной эксплуатации других. Эгомания, вспомнил Джефф. Этот термин он нашел в новой переводной книге из Германии. А все неимоверное зло по отношению к многим невинным людям совершается исключительно из эгоизма.
— Джефф, — зашептала Миранда, — когда я смогу уехать отсюда? Я хочу домой на ферму.
— Не торопитесь, дорогая. Вы должны сначала окрепнуть.
Она подняла руку с покрывала. Золотое кольцо на пальце тускло заблестело, когда она пристально посмотрела на него. Затем она спрятала руку под простыню.
— Я не могу здесь оставаться, — сказала она. — Вы ведь понимаете это, Джефф?
— Этот дом теперь ваш, — мягко ответил он. — Вся собственность Ван Рина теперь ваша.
Он не знал, сколько можно ей сказать в настоящий момент. Несколько дней назад, когда стало ясно, что тело Николаса никогда не будет найдено, Бронк пришел в дом Ван Ринов и поговорил с молодым врачом. Агент знал условия завещания Николаса, потому что сам составлял его. И к тому же эти условия были очень просты.
Николас так и не изменил завещание, написанное летом 1846 года, за несколько месяцев до рождения ребенка. В этом завещании он оставлял все, чем владел, своему наследнику мужского пола, а Кэтрин еще раньше была обеспечена всем необходимым. Бронк пытался убедить своего хозяина, что такое завещание неразумно и слишком рискованно, но Николас не прислушался к робким замечаниям агента, что, в конце концов, может случиться и так, что у него не будет прямого наследника.
И вот теперь, в его отсутствие, все имущество перешло к Миранде. Она теперь будет очень богатой женщиной.
Джефф объяснил ей все это, стараясь обуздать собственную печаль от мысли, что ее неожиданное богатство разделяет их не менее надежно, чем это раньше делал Николас.
— Неужели ты думаешь, что я приму все это? — в гневе воскликнула Миранда. — Всё имущество Ван Ринов принадлежит дочери Джоанны Кэтрин. Я передам все ей… кроме одного. Драгонвика. Он будет разобран до основания, камень за камнем, пока не останется ничего, что бы напоминало об этом месте зла и несчастья.
— А земля? — спросил Джефф после недолгого молчания.
— Земля отойдет к фермерам, к тем, кто работает на ней. Лишь фермеры имеют на нее право.
— Моя дорогая девочка! — изумленно воскликнул Джефф. Он не верил своим ушам. Он решил, что это было естественной реакцией на пережитый ужас. Ему казалось невозможным, что она могла разглядеть духовную изоляцию Николаса, его полную неспособность к пониманию ближних, что в конце концов приводит к трагедии. Этот человек и его образ жизни представляли собой отклонение от общей линии развития. Развития человечества и развития нации. Слава Богу, он умер, подумал Джефф.
— И все же, я хочу именно этого, — внушительно ответила Миранда. — Я боялась работы. Я хотела, чтобы все было легко и красиво. Зло, сидящее во мне, вырвалось наружу и разбудило зло в Николасе.
Она повернула на подушке голову. Джефф увидел, как по ее впалым щекам медленно заструились слезы.
— Миранда, не надо! — закричал он. — Не вини себя и не мучь!
Она не ответила, но вскоре он почувствовал, что она успокоилась, и тогда сошел вниз к доктору Френсису, который по-прежнему сидел в кабинете. Старый врач потягивал из бокала шерри. Когда Джефф вошел, он поднял голову и отодвинул бокал.
— Чудесное вино, — зашептал он. — Погреба Ван Рина великолепны. И теперь принадлежат Миранде, — с усмешкой добавил он. — Она очень богатая женщина.
— Не думаю, — медленно произнес Джефф. — Она не хочет всего этого.
— То есть?
— Не хочет денег и всего, что принадлежало Ван Рину.
— Глупости! — фыркнул доктор Френсис. — Детские капризы. Она вдова и имеет право на собственность Ван Ринов. Или это вы забили ее хорошенькую головку своими бредовыми идеями? — с подозрением спросил он. — Вроде прелести общинной жизни?
— Нет, — ответил Джефф со слабой улыбкой. — У нее есть основания. Послушайте, сэр, я расскажу вам все…
Джефф говорил около часа и после первых же слов выражение снисходительности на лице старого врача сменилось удивленным вниманием. Он поставил бокал с шерри, подался вперед и стал слушать. Пока Джефф не закончил, он не произнес ни слова. Затем он воскликнул: «Черт возьми!», выудил из глубокого кармана носовой платок и вытер вспотевший лоб.
— Если бы это рассказал кто-нибудь другой, я бы ни слову не поверил.
— Я знаю.
— Хорошо, что в тот день вы так и не попали к губернатору. Он счел бы, что вы сошли с ума, особенно теперь, когда Ван Рин стал героем.
— Да, — ответил Джефф. — Он действительно спас трех человек вместо тех двух, в гибели которых он был повинен. Джоанны и того мальчишки на Астор-Плейс. Является ли это мрачной попыткой искупления или нет, я не знаю. Но если уж на то пошло, Бронк, похоже, считает, что и в самом несчастье с пароходом косвенно был повинен Ван Рин. Старик кивнул.
— Полагаю, все трагедии в мире, мой друг, случаются из-за эгоизма и нежелания признать права других людей. Но слава Богу, на свете не так уж и много таких как Ван Рин.
Оба помолчали. Затем доктор Френсис поднял голову и спокойно спросил:
— Вы все еще мечтаете об этой девушке, Джефф?
— Больше всего на свете, если только она полюбит меня.
— Полюбит, полюбит, не волнуйтесь. Только дайте ей время, — ответил старый врач.
В декабре этого года его пророчество сбылось.
За два дня до Рождества Джефф и Миранда поженились. Они венчались перед кафедрой, украшенной рождественскими венками, в церкви Второй конгрегации, а обряд совершил новый, но уже всеми любимый пастор, доктор Джоэль Линдсей.
Слава Богу, как отличается этот брак от первого, размышляла Абигайль, стоя рядом с Эфраимом у передней скамьи. Она положила свою руку на его, и он с пониманием хмыкнул. Он ничего не знал о браке дочери с Ван Рином, кроме того, что было общеизвестно. Он немного поартачился, когда узнал, что она хочет отказаться от всего своего имущества, его практицизм янки был поражен. Но вскоре он смирился с объяснением Абигайль, что Миранда была несчастна с Николасом. Мать знала немногим больше этого, или же просто не хотела знать.
Когда Эфраиму сказали, что Миранда и Джефф хотят пожениться, он был доволен.
— Жаль, что она не сделала этого с самого начала, но девчонка всегда была такой легкомысленной.
Таково было его единственное объяснение.
Но Миранда больше не была легкомысленной, даже ее отец был вынужден это признать. В ней появилась спокойная сила и серьезность целей во всем, что она ни делала. Она без жалоб вернулась к жизни на ферме, освобождая мать от самой тяжелой работы. И подумать только, удивлялся Эфраим, скосив глаза на Пегги, стоявшую позади своей госпожи и плачущую в носовой платок, подумать только, что она смогла сделать для этой девушки.
В июле Джефф оперировал ногу Пегги на кухне их фермерского дома на Стэнвич-Роуд. Но именно Миранда — белая как полотно, покрывающее маленькое тело на вымытом столе — держала конус с эфиром, равномерно капая милосердную жидкость, подчиняясь коротким приказам Джеффа. Операция закончилась великолепно. Хромота исчезла, и теперь, в день свадьбы Миранды, Пегги гордо шла по проходу за своей хозяйкой, и в ее походке была заметна лишь очень слабая неуверенность.
Во время долгих недель после операции, когда Джефф и Миранда боролись с инфекцией и лихорадкой, которые считались неизбежными, они поняли, какой должна быть их жизнь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37