А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Даже Эфраим не видел ничего плохого в подобной игре на свадьбе, как не видели в этом ничего странного и другие фермеры, которые в жизни могли следовать очень пуританским правилам, но вместе с тем наслаждаться грубыми и дикими забавами.
Миранде очень хотелось убежать в свою тихую комнатку на чердаке, которую уже не надо было ни с кем делить, но она не осмеливалась это сделать, зная, что ее отсутствие может оскорбить отца. Она старалась держаться в стороне, занявшись пирогами и тарелками, которые носила с кухни на кухню, и молодым людям приходилось все время пропускать ее. Многие мужчины бросали на нее восхищенные взгляды, но они побаивались ее. Эта высокая, красивая девушка в своем зеленом шелковом платье выглядела такой чужой и недоступной.
— Ну и задавала она, — шепнула коренастая Феба Мид Деборе Уилсон, когда обе они забежали за угол амбара, чтобы спрятаться от Зака Уилсона, который в этот момент с завязанными глазами и вытянутыми руками тщетно старался поймать какую-нибудь девушку.
Увидев, что в ее направлении, спотыкаясь, бредет ее бывший поклонник, Миранда спряталась за деревом и, конечно, избежала бы нежеланной встречи, если бы Об, ее новоиспеченный братец, не схватил ее в охапку и не толкнул в распростертые руки Зака. Все перестали бегать, чтобы посмотреть, что из этого выйдет. Послышались смешки. Миранда стояла неподвижно словно столб, а грубые пальцы Зака шарили по ее платью и волосам.
— Это же Ренни! — воскликнул молодой человек и, сорвав с глаз повязку, наградил ее звучным слюнявым поцелуем прямо в губы. Не успев даже сообразить, Миранда изо всей силы ударила его по толстой щеке, так что он даже покачнулся.
— В следующий раз играй лучше с айсбергом, Зак, — выкрикнул чей-то мужской голос. — По крайней мере, они не дерутся.
Миранда отвернулась и заметила негодующий взгляд Табиты. Ренни посмела устроить сцену, испортив всем веселье на ее собственной свадьбе! Миранда почувствовала, как к щекам прилила волна крови.
— Прости, Тибби, — прошептала она, а затем, подобрав юбки, убежала в дом.
В отличие от Эфраима, к счастью, не удостоившегося лицезреть этот инцидент, Абигайль все видела.
— Пойду проверю, как дела, духовка может быстро остыть, — шепнула она соседке и пошла за дочерью.
Она нашла Миранду наверху, лежащую на кровати лицом вниз и рыдающую так, что она даже не услышала шагов матери. Но почувствовав прикосновение к своим волосам, она подскочила.
— Успокойся, Ренни, — мягко сказала Абигайль. — Расскажи мне, что тебя беспокоит. Я же вижу…
Она остановилась, в удивлении глядя на дочь. На корсаже Миранды висело удивительное золотое кольцо с красным камнем в форме сердечка. Девушка быстро прикрыла его рукой, но мать покачала головой и вытащила его из ее сжатых пальцев.
— Что это, Миранда? — строго спросила она. — И почему ты его прячешь? Я жду ответа, дорогая, — она положила руки на плечи девушки, и Миранда с судорожным всхлипыванием спрятала лицо на груди матери.
— Это обручальное кольцо Ван Ринов, — прошептала она.
Абигайль, совершенно сбитая с толку, ощутила сильную тревогу. Значит ли все это, что Ренни взяла это кольцо тайком и теперь боится признать свою вину и потому его прячет? Оно явно очень дорогое. Она убрала руку.
— Откуда у тебя это кольцо? — резко спросила она.
Миранда подняла голову. Раз уж все так получилось, она не может больше скрывать это от матери.
— Он дал его мне, — гордо ответила она. — Николас.
На мгновение Абигайль почувствовала облегчение. Не удивительно, что при расставании мистер Ван Рин вручил девушке подарок, тем более, что он очень щедрый человек. Но затем ее недоумение вернулось вновь.
— Но почему это обручальное кольцо? И почему ты прячешь его? И потом, — добавила она со все возрастающим беспокойством, — ты называешь его Николас, но ведь это неприлично, Ренни.
Миранда встала с кровати и медленно подошла к маленькому столику, на котором лежали ее туалетные принадлежности. Флакон с туалетной водой стоял не на месте. Она передвинула его, взяла роговой гребень и снова положила.
— Я собираюсь выйти за него замуж, мама, — ответила она.
— Что? — закричала Абигайль.
Миранда обернулась. Ее подбородок был слегка приподнят, а удлиненные глаза одновременно испуганы и вызывающи, но на ее губах играла легкая улыбка.
— Замуж, мама, следующей весной.
— Но Ренни, это же невозможно! Не глупи, девочка.
Абигайль в волнении сцепила пальцы. Ее обычная решимость перешла в смущение.
— Он слишком стар для тебя.
Из множества теснившихся в ее голове возражений это первое пришло ей на ум — представление о Николасе как о степенном, уже немолодом джентльмене.
Миранда тихонько рассмеялась, сообразив, что у ее матери, должно быть, сохранилось о Николасе прошлогоднее представление.
— Мамочка, ему всего тридцать два года и он самый красивый мужчина на свете.
— Вижу, Миранда, он совсем не такой, каким я его представляла, — серьезно произнесла Абигайль. — Но это не важно. Скажи мне лучше, как могло случиться, что жена его умерла в понедельник, ты уехала в пятницу, и все же он дал тебе обручальное кольцо? Ее голос звучал очень холодно и невольно девушка сделала протестующее движение.
— Да, — сказала она, стараясь подыскать верные слова. — Я знаю… это кажется… я знаю, что это трудно понять, все было не совсем так… — Миранда остановилась. Неожиданно она бросилась к ногам матери, и, обхватив ее худые колени, взглянула на нее с отчаянной мольбой.
— Я люблю его, мама. Думаю, я полюбила его с первого взгляда. Неужели ты не можешь постараться меня понять? Пожалуйста? А он… он не был счастлив с Джоанной.
Абигайль понемногу успокаивалась, позволяя своей любви к дочери победить охватившее ее сомнение. Знатные господа живут по-иному, размышляла она, кто я такая, чтобы судить их? Она молчала, нежно поглаживая волосы дочери, и постепенно даже почувствовала гордость за нее, смешанную с чувством вины. Возможно, это будет прекрасный брак.
— Твой отец… — начала было она, одновременно пытаясь привыкнуть к новой мысли.
— Папа не должен ничего знать, — быстро перебила ее Миранда. — Никто не должен знать. Он так хотел. Николас.
Нахмурившись, Абигайль отвернулась от молящего взгляда дочери. Она видела все основания для сохранения тайны. Весь Гринвич будет взбудоражен, если о планах Миранды станет что-то известно. И все же во всем этом было что-то неправильное, что-то злое, думала Абигайль. Но девочка любит его. Она станет настоящей леди. Я не разрушу ее счастье.
Она быстро встала и поправила свое поплиновое платье.
— Вытри глаза, Ренни, и посмотри, готов ли пирог. Я не раскрою твоего секрета.
Девушка посмотрела на мать с пылкой благодарностью. Было так приятно поделиться своей тайной.
Это делало ее мечту более реальной. Потому что бывали моменты, когда ей начинало казаться, что сам Драгонвик был сном, как сном было и все, что с ней там случилось. Может быть, Николас забыл ее… Может быть, он и не любил ее вовсе… может быть, он уже встретил другую…
Все медленнее тянулись летние дни, а страхи Миранды все возрастали.
К концу сентября Миранда уже не могла больше ждать спокойно. Она не могла ни есть, ни спать. Ее талисманы — кольцо с сердечком и записка Николаса, которую она получила в день отъезда из Драгонвика, больше не могли служить ей утешением. По правде говоря, она уже приготовилась принять тот факт, что он может и не написать ей.
И еще она была уверена, что существует некое табу на возможность написать ему самой. Но все же почему? — страстно размышляла Миранда. Что может быть более естественным? Несколько благодарных слов за доброту и самый безобидный вопрос о здоровье. Письмо, которое любой человек может прочесть без всяких подозрений.
Однажды утром, когда мужчины работали в поле, а Абигайль пошла навестить Табиту, Миранда прокралась в гостиную и села за отцовский письменный стол из вишневого дерева.
У нее получилось четыре варианта письма и в конце концов она остановилась на последнем, переписав его набело на линованной бумаге, вырванной из гроссбуха отца. Больше добавить было нечего.
Стэнвич-Роуд, Гринвич, 25 сентября, 1845.
Дорогой кузен Николае.
Кажется, прошла вечность (она соскребла это слово перочинным ножом и заменила на «прошло много времени») с тех пор, как я уехала из Драгонвика.
Я надеюсь, что, вы как и Кэтрин, здоровы. Мои мысли все время возвращаются к вам (она остановилась, торопливо поправила букву «м» на «ш» и добавила окончание «ей») вашей доброте и гостеприимству. Пожалуйста (это слово она соскоблила). Для меня было бы большой честью узнать, что у вас все благополучно.
Она отложила ручку, и ее глаза тоскливо устремились сквозь окно на листья вяза. Как же ей подписать письмо? Не «искренне ваша», не «с почтением». Она долго не могла подобрать подходящего слова, а затем решительно взяла ручку и написала «Миранда», тщательно сопроводив подпись причудливыми завитушками, которыми ее обучили в академии.
Сложив листок пополам, она положила его в конверт и надписала адрес. Ясным погожим днем, пройдя три мили до почты, Миранда отправила письмо без марки и, вернувшись назад через поля золотарника и дальше по Стэнвич-Роуд, почувствовала, как на душе у нее становится легко.
Конечно, все остальное он прочтет между строк и пришлет ей слова поддержки.
Но неделя проходила за неделей, а ответа все не было.
Девочка просто тает на глазах, думала Абигайль, с тревогой глядя на дочь. Как хотела бы я, чтобы она никогда не ездила в этот Драгонвик и даже не слышала ни о каком Николасе. Она всегда была очень романтичной натурой, и к моему стыду, я, кажется, поощряла ее.
— Ешь хорошенько, Ренни, — приказывала она с раздражением, рожденным тревогой. — Ты похожа на ощипанного воробышка.
— Это точно, — согласился Эфраим, вытирая рот и пристально глядя на Миранду. — Что тебя тревожит все эти дни, дитя? У тебя до того вытянулось лицо, что тебе впору есть овес из кормушки.
В последнее время он был доволен дочерью. Она была такой тихой и послушной. Правда, ему казалось, что она стала худой как жердь, но девчонки такие неуравновешенные, непонятные создания, вечно со своими глупыми прихотями.
Ее отец нахмурился и открыл было рот, чтобы заговорить, но тут в разговор вмешался Нат.
— Смотрите, — закричал он, показывая на кухонное окно. — Какой-то чужак на чалой лошади въехал в наши ворота.
Миранда вздрогнула. Несмотря на весь свой здравый смысл, дикая надежда заставила ее сердце яростно забиться. Вместе со всеми она бросилась к окну, и они внимательно наблюдали за приближающимся всадником. Приезд любого незнакомца всегда был для них событием.
— Это не торговец, — заметил Нат. — У него нет никакой котомки.
Чалая пошла шагом со склоненной головой. На всаднике был шерстяной плащ и круглая шляпа.
— Кто-то сбился с дороги, — предположила Абигайль. Ей пришла в голову мысль, что этот человек мог приехать и к Миранде, но взглянув на девушку, стоявшую с разочарованным лицом, поняла, что это не Николас.
— Пойду узнаю, что ему надо, — сказал Эфраим, направляясь к двери. В этот момент незнакомец поднял голову, и Миранда удивленно вскрикнула.
— Это доктор Тернер!
Она смотрела на крепкие плечи, круглое улыбающееся лицо Джеффа и ненавидела его в этот момент за то, что он прибыл с верховья реки, что он так сильно напоминал ей Драгонвик, но не был тем не менее Николасом. Но ведь он может сообщить ей какие-нибудь новости о Николасе, подумала она с возрастающим возбуждением. Конечно, у него должны быть новости.
Пока Джефф слезал с лошади, она быстро сбежала по ступенькам.
В какой-то миг он даже не узнал ее. Ее золотые волосы были заплетены в косы и туго уложены вокруг головы. В своем розовом ситцевом платье и фартуке она выглядела очень худой и бледной, а ее карие глаза на заострившемся лице казались теперь огромными. Когда она робко ему улыбнулась, ее губы дрожали.
— О доктор Тернер! — импульсивно воскликнула она. — Вы знаете… знаете?… — она оборвала себя, сообразив что Эфраим внимательно смотрит на нее.
Джефф взял ее руку, почти не слушая, что она говорит. Он счел, что весь этот пыл, этот крик радости, когда она произнесла его имя — это все предназначено ему. Он решил, что она счастлива его видеть. Джеффа охватило невероятное волнение. В этом простом наряде она показалась ему гораздо красивее, чем в Драгонвике, где она носила роскошные модные шелка. Его тронул вид ее впалых щек и тени под красивыми удлиненными глазами.
— И кто же этот джентльмен, Ренни? — строго спросил Эфраим.
Джефф выпустил руку девушки и несколько смущенно улыбнулся.
— Я Джефферсон Тернер из Гудзона, мистер Уэллс. Может быть, Миранда рассказывала обо мне.
— Нет. не рассказывала, сэр, — ответил Эфраим.
Он тоже неправильно истолковал поведение дочери. Этот молодой человек, видимо, и был причиной всех ее вздохов и охов. Но хотя Джефф ему сразу понравился, как он всегда умел нравиться людям, Эфраим не собирался ничего предпринимать, пока не получит полного разъяснения.
Вскоре Джеффа усадили за стол, и Абигайль угостила его жареной свининой и пирогом. Миранда поняла, что ее собственное любопытство должно подождать, пока ее отец будет задавать гостю вопросы, и она двигалась от печи к столу и вновь от стола к печи с еле сдерживаемым нетерпением.
Оказалось, Джефф ездил в Нью-Йорк.
— Там живет замечательный врач, доктор Джон Френсис. У него есть новые идеи по излечению холеры. В июле в Гудзон зашло старое китобойное судно и занесло холеру из Индии. У нас, к счастью, было всего пять случаев заболевания, но двух пациентов я уже потерял.
Он отложил нож и его лицо омрачилось.
— Надеюсь, они были хорошими христианами и умерли с верой в нашего Господа, — вставил Эфраим.
Джефф кивнул.
— О, с их душами все в порядке, но меня гораздо больше беспокоит благополучие их тел.
— Молодой человек, — произнес Эфраим, — ваше замечание выдает ваше легкомыслие. Плоть всего-навсего пыль и тлен. И все же, — продолжал он, чувствуя интерес к гостю, так как несмотря на слабые принципы, молодой врач показался ему прекрасным молодым человеком, — вы нашли новое лекарство от холеры?
— От нее ничего не помогает, кроме глины, — ответил Джефф. — Китайской глины. Доктор Френсис провел испытания, и у него получилось.
Джефф объяснил, каким образом используется эта глина и рассказал о своем путешествии из Гудзона. Он ехал верхом, так как надеялся остановиться в Поукипси, Фишкиле и Уайт-Плейнсе для встречи с друзьями и консультации с врачами.
— Утром я был в Ри, — улыбаясь, сказал он, — и обнаружив, что это очень близко от Гринвича, я подумал, что не стоит ли съездить повидаться с Мирандой.
Это было не совсем правдой. Сначала он вовсе не собирался ехать к Уэллсам. Он сам до конца не понимал, чего ради ему хочется вновь увидеть девушку и это сбивало его с толку.
— Я рад, что вы заехали, — сердечно сказал Эфраим. — Сегодня, конечно, вы останетесь у нас. Вы можете разделить постель с Томом… Миранда, — обратился он к дочери, — ты можешь немного прогуляться с доктором. Покажи ему наш сад. Уверен, там, откуда вы приехали, таких яблонь нет.
Эфраим был себе на уме. Без сомнения, парень заявился сюда ухаживать за его дочерью. Он предпочел бы кого-нибудь из соседских сыновей, но Джефф ему все равно понравился. Я не стану осуждать девчонку, решил Эфраим, могло быть и гораздо хуже.
Так, с отцовского соизволения, сопровождаемые недоуменным взглядом матери, Миранда и Джефф вышли на прогулку в яблоневый сад.
— Вы не очень хорошо выглядите, Миранда, — мягко сказал Джефф. — Полагаю, мне надо дать вам что-нибудь успокоительное.
Миранда шла быстро, стремясь подальше отойти от дома, чтобы их не было слышно, она отмахнулась от всех замечаний и быстро перебралась через каменную ограду. Джефф последовал за ней, а затем, когда они встали на вскопанной земле, где валялось несколько изъеденных червями яблок, она резко повернулась к нему.
— Скажите, вы были в Драгонвике? Вы видели мистера Ван Рина?
Вот значит как, подумал он, поразившись, до чего же он ошибся. Эта радость встречи предназначалась вовсе не ему. Девушка все еще была одержима владельцем имения.
— В Драгонвике никого нет, — ответил он, — с июня. Мистер Ван Рин путешествует где-то по югу. Разве вы не знали?
Она покачала головой, стараясь спрятать от него свое лицо, но он все же заметил слезы в ее глазах.
— Я видел его всего раз, в сентябре, на втором суде над беднягой Боутоном, — словно нехотя сообщил он. Он не собирался рассказывать ей об этом, а также о послании к ней Николаса, так как все время уверял себя, что вернувшись домой, она его забудет. И он был глубоко убежден, что так для нее будет лучше всего. Но перед лицом такого страдания, он не смог промолчать.
— Как он? — беззвучно спросила она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37