Сотрудница этого отдела Хлоя Барнет, работавшая с ними на съемках «Центуриона», в данный момент находилась в Лондоне. С ней нужно созвониться до вылета, она сможет использовать свои связи с местной прессой, чтобы подавить интерес к высказываниям Стоуна.Следует также позвонить Барбаре Рифкин, их общему с Кензи агенту. Барби была специалистом высочайшего класса, среди ее клиентов множество знаменитостей, которых она защищала, как тигрица своих детенышей. Репортер, написавший статью, которая пришлась ей не по нраву, рисковал больше никогда не получить разрешение на интервью с ее клиентами.Следует также подать сигнал тревоги Маркусу и Наоми Гордон. Они имеют огромное влияние в Голливуде, многие деятели которого были обязаны Маркусу своим успехом, и, видит Бог, бросят все силы на помощь Кензи.Рейн взглянула на часы. В Калифорнии сейчас полночь, придется отложить разговор с Барбарой и Маркусом на более подходящее время. Она сразу представила, что скажет Барби: «Чудовищные обвинения со стороны журналиста, известного своей злобностью. Все это полная чепуха, выброси это из головы».Но если Найджел Стоун сможет привести убедительные доказательства, она останется в дураках. И будет уже поздно…Телефон зазвонил у нее в руке, Рейн вздрогнула от неожиданности.– Да?– Рейни, это Памела Лейк. Кензи с тобой?– Откуда у тебя номер моего телефона? – изумилась Рейн.– Ты сама мне его дала.– Ах да. – Помня, что не должна выказывать озабоченности, она продолжила: – У меня от волнения все из головы вылетело. Кензи здесь. Ты готовишь материал о панихиде по Чарлзу Уинфилду?– Да, но пока я брала интервью у человека, который руководил последним спектаклем Уинфилда, там, оказывается, произошел грандиозный скандал. – Голос Памелы звучал сочувственно. – Я слышала, будто бы Кензи не ответил на обвинения Найджела Стоуна. Может быть, он сделает заявление сейчас?Кензи был не в состоянии ни с кем разговаривать.– Конечно, не ответил – он был охвачен горем утраты старого друга, а журналисты устроили настоящую засаду. Подожди, я узнаю, захочет ли он поговорить с тобой.Прикрыв рукой трубку, но так, чтобы ее собеседница могла разобрать слова, Рейн, насколько возможно, понизила голос и пробормотала несколько ругательств. Потом обычным тоном громко произнесла:– Если это все, что ты хотел сказать, Кензи, то лучше было не начинать. – Обращаясь к Памеле, она оживленно прощебетала: – Его комментарии по поводу заявления Стоуна приличная газета не напечатает.– Настолько непристойные? – хмыкнула Памела.Рейни заговорщицки прошептала:– Обычно Кензи внимания не обращает на дикие вымыслы, с него как с гуся вода. Но на этот раз он дошел до белого каления. Ты знаешь, какой он терпеливый. Он понимает, что репортеры тоже хотят есть, и никогда не отказывает фотографам и дает интервью. Истории, которые он сочиняет о своем прошлом, только поднимают тиражи газет. Он просто защищает свое право на личную жизнь. Он ведь это заслужил, как ты думаешь?– Да, хотя далеко не все журналисты согласятся со мной. – Памела умолкла, видимо, делая пометки в блокноте. – Можно сказать, что он отрицает вымысел Найджела Стоуна?– Если перевести его высказывания на приличный язык, то он хотел сказать, что не удостоит ответом этого искателя грязных сенсаций. – Рейн снова понизила голос. – По моему личному мнению – это не для печати, – Найджела Стоуна вдохновили на безумную выходку некоторые сюжетные линии «Центуриона». Любой журналист, который даст себе труд прочитать роман Шербурна, поймет, какие тогда царили нравы. Но вряд ли кто-то из них отважится на такой поступок – в те времена писали длинно и тяжеловесно.– Кензи поступил мудро, не поддавшись на провокацию, – согласилась Памела. – Ты не слышала, какие именно доказательства собирается представить Найджел?– Он на что-нибудь намекал? – заволновалась Рейн.– Он утверждает, что Кензи родился в Лондоне, его настоящее имя Джеймс Маккензи, и готов представить свидетельство о рождении.– Не сомневаюсь, если бы Стоун захотел, то раздобыл бы доказательства, что Кензи по рождению – принц Уэльский, но это не сделало бы его претендентом на английский престол, – сухо заметила Рейни. – В Британии ежегодно рождается множество мальчиков. Свидетельство о рождении ничего не значит.– Я тоже так думаю. – Памела сменила тон. – Ты действительно дочь Клементины?– О Господи! Да, да, да… Как я уже сказала Найджелу Стоуну, это ни для кого не секрет. Просто я не желаю наживаться ни на ее славе, ни на ее трагедии.Не хотела она и той боли, которую всегда вызывали разговоры о матери.– Я выросла на ее песнях, – вздохнула Памела. – «Сердце над холмами» – эта песня помогла мне пережить не одну сердечную драму и спасала в дни одиночества. Она умела передать и боль любви, и надежду на будущее. Когда она умерла, я несколько дней проплакала. Она была великой рок-певицей.– Согласна, но я не могу судить об этом беспристрастно.Памела снова вернулась к профессиональным обязанностям.– Скажи, между тобой и Кензи не произошло примирения? Сегодня утром вы казались дружной парой.Рейн колебалась. Она уже переманила журналистку на свою сторону и не хотела лгать этой милой и весьма полезной женщине.– Честно говоря, я сама не понимаю, что происходит, Памела. Если появится какая-нибудь сногсшибательная новость на эту тему, я сообщу ее, тебе первой. Но не обольщайся.– По крайней мере честно. Счастливого полета.Рейн попрощалась, потом позвонила Хлое. Произнеся пылкую речь и заручившись поддержкой Хлои, Рейн выключила телефон, не в силах разговаривать ни с кем, даже с Вэл. Остаток пути в аэропорт прошел в молчании. Кензи в полной прострации смотрел в окно невидящими глазами.Как она ни старалась, не могла отключиться от мыслей о его прошлом. Неужели он действительно продавал себя? Всеми фибрами души она протестовала против этого. Их страстное влечение друг к другу в течение почти четырех лет со счетов не сбросишь. И хотя теоретически возможно, что он бисексуал, она никогда не Замечала в нем даже намека на интерес к мужчинам. Он всегда вел себя как человек, вполне удовлетворенный своей сексуальной ориентацией.Но даже если Найджел Стоун солгал, с прошлым Кензи не все гладко. Его реакция достаточно красноречива.Неужели нищета заставила его пойти на крайности? Ей хотелось в это верить, но это звучало неправдоподобно. Кензи нашел бы другой способ выжить.А если он действительно окажется бисексуалом, что будет чувствовать она? Ей совершенно не хотелось, чтобы это оказалось правдой. Среди ее коллег и друзей было множество гомосексуалистов и бисексуалов, и ее совершенно не беспокоило, чем они занимаются в свободное время. Но Кензи… другое дело.Она неохотно призналась себе, что если для него одинаково притягательны и мужчины, и женщины, то это хоть в какой-то мере объясняет его намерение расстаться с ней и больше никогда не жениться. Как и его реакцию на предложение сыграть Рандалла – человека, испытывающего двойственные чувства к другому мужчине.Наверное, их бурный роман настолько сильно захватил Кензи, что он решил, будто с прошлым покончено, но позже понял свою ошибку. Возможно, он изменил ей с Анджелой Грин специально, чтобы смягчить для нее горечь расставания.Кто станет отрицать, что во всем этом отсутствует логика?Неприятный холодок пробежал по спине, Рейни поежилась, обхватила себя руками. Ничто не заставит ее разлюбить его, но, Боже правый, как же не хочется, чтобы все это оказалось правдой! Глава 31 Сознание медленно возвращалось к нему. Вибрация передавалась телу. Самолет, сообразил он.Кензи с трудом восстанавливал в уме ход событий, последовавших за чудовищным обвинением Найджела Стоуна. Поглощенный мыслями о Чарлзе, он самонадеянно решил, что Стоун больше не представляет угрозы, и оказался совершенно безоружным перед лицом страшных фактов. Он словно впал в оцепенение, лишившись способности рассуждать. Такое с ним часто случалось в школе, когда учитель обращался к нему с вопросом, а он стоял, набрав в рот воды, не в состоянии произнести ни слова. Когда он повзрослел, то подобное происходило с ним все реже и реже. И вот опять…К счастью, в отличие от него Рейн не потеряла здравого смысла. Она нашла какие-то уместные слова, чтобы замять скандал, и поторопилась увезти его. Дальнейшие воспоминания носили отрывочный характер. Его друзья, объединившись, встали на его защиту. Рейн, всегда честная и принципиальная, врала почем зря, разговаривая по телефону.Организовала перелет. Джош, небритый и запыхавшийся, примчался в аэропорт с его багажом.Казалось, все это происходило с кем-то другим. А вот стычка с Найджелом Стоуном – другое дело. Момент, когда репортер разрушил хрупкую иллюзию по имени Кензи Скотт, накрепко врезался в память, опаляя ум и душу.Поморщившись, он потер лоб. Рейни заставила его выпить какие-то таблетки, он послушался, а теперь жалел об этом. После лекарств он всегда чувствовал себя разбитым и заторможенным.– Ну что, очухался? – тихо прозвучал голос Рейн.– Только потому, что нет другого выхода.Он вытянул ноги и спрятал лицо в ладонях. Без пиджака и галстука, но в черных брюках и сорочке он походил на Джеймса Бонда после крутой попойки.Рейн устроилась в кресле с книгой на коленях. Она сменила строгий костюм на свободные шелковые брюки и легкий свитер. Но тени под глазами выдавали ее душевное состояние.Он поднялся и пошел к бару в главном салоне. Этот чертов самолет как две капли воды похож на тот, на котором они летели домой после съемок в «Пурпурном цветке». Летели навстречу своему счастью. Ирония судьбы, которую трудно не заметить.Он налил в стакан тройную порцию виски, не добавив ни капли содовой.Подойдя к нему, Рейн осторожно заметила:– Алкоголь – не лучший выбор после приема транквилизаторов.Он отхлебнул добрую треть виски.– Честно говоря, мне на это наплевать.Она вздохнула.– Остается надеяться, что со временем это пройдет.Он уселся в широкое кожаное кресло. Черт возьми, куда ехать после посадки? И где они сейчас? За иллюминатором было светло, но, поскольку они летели на запад, вслед за солнцем, это ни о чем не говорило.– Где мы?– В часе полета до Нью-Йорка. – Она села напротив. – Я сказала пилоту, чтобы вместо Лос-Анджелеса он летел в Нью-Мексико. Думаю, Сибола – более подходящее место, чем Калифорния.Он поднял на нее глаза. Да она просто гений! Уединенное ранчо оставалось единственным светлым пятном посреди всего того мрака, который обрушился на него. Местом, где он может укрыться от остального мира.Он снова отхлебнул виски. Алкоголь – самый древний способ отвлечься. И хотя он издавна пользуется дурной славой, мудрость и рассудительность лучше оставить на потом.– Твоя сдержанность достойна восхищения, – бросил он.– Я решила, что ты сам расскажешь обо всем, когда придет время. Если захочешь… – Она замялась, потом медленно проговорила: – Единственное, что мне пришло в голову: человек может пойти на такое, чтобы не умереть с голоду. Многие подростки так поступают. Счастливчикам удается выпутаться.Прикрыв глаза, он с холодной отстраненностью перебирал в уме чудовищные подробности своего детства, будто это касалось кого-то другого. Так легче рассказать правду, а Рейни заслуживает этого.Неплохое предположение, но более милосердное, чем я заслуживаю. Я занимался именно тем, в чем обвинил меня Найджел Скотт, – проституцией.После продолжительного молчания она спросила:– Долго?– Пять лет. С семи до двенадцати.Она чуть не задохнулась.– О Господи! Это не проституция, а растление малолетних! Как такое могло случиться?– Моя мать родилась в Шотландии, в какой-то глухомани. Лет в семнадцать она сбежала в Лондон. Вероятно, она уже была беременна, а может, это произошло позже, я малочто знаю о ней.– А кто твой отец?– Не имею ни малейшего понятия.Она горько усмехнулась:– Это нас сближает.– Да, нам обоим досталось…Он замолчал. Допив стакан, он направился к бару, но на этот раз добавил в виски лед.Когда он снова сел, Рейн робко заметила:– Я никогда не видела, чтобы ты столько пил.– Если бы была такая возможность, я бы вливал алкоголь прямо в вену.Он прижал ко лбу холодный стакан, вспоминая свою мать. Высокая, темноволосая и зеленоглазая. Красивая и слишком… хрупкая и слабая.– Мою мать звали Мэгги Маккензи, хотя, думаю, это вымышленное имя. Поскольку я поразительно похож на нее, одному Богу известно, какие еще гены смешались во мне.– Так свидетельство о рождении Джеймса Маккензи, которое разыскал Найджел Стоун, подлинное?– Вероятно.– Ты говорил, что у Стоуна нет никаких улик.– Он не может доказать, что это именно мое свидетельство о рождении. С того момента, когда семилетнего Джейми Маккензи выгнали из муниципальной лондонской школы, и до поступления Кензи Скотта в театральную академию прошло одиннадцать лет. Об этом периоде не существует абсолютно никаких документов. Я просто не существовал.Он и сейчас не существует. Вся его жизнь – сплошной мираж.– Как же случилось, что ты из сына матери-одиночки превратился… – ее голос прервался, – в подростка, торгующего своим телом, а потом в студента самой знаменитой театральной школы?– Так уж получилось, что это занятие было семейным бизнесом. У моей матери не было других навыков, – резко ответил он. – Когда я пошел в школу и учителя сказали, что я отстаю в развитии, она делала для меня все, что могла. Но потом она подсела на наркотики и уже не понимала, что мне требуется срочная помощь. Наркотики стоили дорого, и у нее был только один способ заработать на них. Ее хозяин и сожитель Рок был сутенером. Он снабжал ее наркотиками, отбирал деньги, бил… Мне было семь, когда очередная доза оказалась слишком большой. – Он хрипло перевел дух. – Это убило ее.– Ты… ты нашел ее тело? – с дрожью в голосе спросила Рейн.– Она умирала у меня на глазах, и я ничего не мог сделать. – Он отпил глоток виски и подумал, что разговор дается ему легче, чем он предполагал. Видимо, все его чувства атрофировались. – Рок появился спустя несколько часов, чтобы поколотить ее за то, что она не вышла на работу. Ее смерть не произвела на него никакого впечатления. Вероятно, он не в первый раз терял девушку из-за передозировки. Он быстро уладил формальности. Я не знаю, где ее похоронили. Никакой службы не было. Она просто ушла. И все.Но не исчезла из памяти.– Сутенер обратился к властям, чтобы тебя отправили в приют или… как это в Англии называется? –– Нет. Рок был слишком опытным бизнесменом, чтобы упустить свой шанс. Я был хорошеньким мальчиком, на таких всегда есть спрос. Он объяснил, что станет заботиться обо мне, но поскольку моя мать задолжала ему определенную сумму, мне придется отработать ее долг. И ударил меня так, что я отлетел в другой угол комнаты, чтобы продемонстрировать, что меня ждет, если я откажусь.Джейми боялся Рока, но еще сильнее его страшила мысль, что он недоразвитый, глупый, никому не нужный мальчишка и иного обращения не заслуживает. Он превратился в покорного раба, даже не помышлявшего о том, что его жизнь когда-нибудь переменится.Чтобы превратить человека в раба, нужно прежде всего сломить его волю.– Семейный бизнес. – По щекам Рейни катились слезы. – Он заставлял тебя ублажать педофилов, извращенцев и еще бог знает кого?– Возможно, это звучит странно, но для актера это лучший тренинг в мире. Я научился соблазнять клиентов, дрожать от страха перед теми, кому это нравилось, изображать страсть, оскорблять тех, кто хотел чувствовать унижение… По сравнению с этим театральная академия – детская игра.Рейн проглотила ком в горле, представив себе то, о чем он умалчивал. Она никогда не сможет относиться к нему по-прежнему. Она вздохнула, подумав, что, наверное, это к лучшему.– Ты жил с Роком?– Он предпочитал не смешивать личную жизнь и работу, поэтому поселил меня в квартире с проститутками. Они постоянно менялись. Им полагалось следить, чтобы я был вымыт, одет, накормлен. Некоторые из них жалели меня…– Как ты выбрался из этого? Убежал?Рейни не понимала – не могла понять, – насколько сломлен и опустошен был Джейми Маккензи. Ни воли, ни души, ни надежды… Такие не убегают.– С годами я понял, что совершенно нормален, и стал тяготиться тем, что мне приходилось делать. Однажды, когда мне было двенадцать, я напился с клиентом-немцем, который по делам регулярно приезжал в Лондон. Он отличался садистскими наклонностями. Вместо того чтобы по возможности избежать этого, я провоцировал его. Он до крови избил меня. И получил такое удовольствие, что заплатил вдвое больше.Когда немец ушел, маленький Джейми тихо скулил, лежа в убогой комнатенке дешевого отеля, и горько жалел, что остался жив.Побелев, как полотно, Рейн спросила:– Что было дальше?– Через час должен был прийти следующий постоянный клиент, Тревор Скотт-Уоллис. Немец не запер дверь, и Тревор нашел меня избитого, всего в крови.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39