А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


— А я и не знала, что ты давал телеграмму.
— Ее давал Хиггинс, когда привез сюда Пирса и Джексона. Может быть, еще рано спрашивать, но я все-таки хотел бы проверить. Если новости будут плохими, поплачем вместе.
Он зашел сам, а она его ждала на улице. Вышел он, заметно посерьезнев.
— Пока ничего, — сказал он, беря ее за руку.
На обратном пути в «Менгер-Хаус» он казался чем-то озабоченным, даже отчужденным. Затем, когда они подошли к входной двери, он резко остановился и сказал:
— Я не хотел, Ре на, чтобы все так получилось — мне хотелось, чтобы все было по правилам.
— О чем ты?
— Я не хочу знать, что в этом конверте. Если он оставил тебе пятьдесят тысяч долларов золотом, ты обеспечена на всю жизнь, и я тебе больше не буду нужен.
— А если не оставил?
— Пока еще не знаю. — Его руки сжали ей плечи, и он сказал: — Я хочу, чтобы ты зашла в гостиницу сама. Поднимись в комнату, вскрой конверт и прочти то, что внутри.
— А ты куда пойдешь?
— Просто прогуляюсь по улице.
Она была в полной растерянности и не знала, что подумать:
— Но что все-таки произошло?
— Ничего, просто мне надо кое о чем поразмыслить.
— Ты все-таки получил ответ на свою телеграмму, и новости оказались плохие, не так ли? — осмелилась она спросить.
— Нет, просто я считаю, что если тебе предстоит стать богатой, то тебе имело бы смысл подумать, чего ты по-настоящему хочешь.
— Но я и так знаю, чего хочу.
— Ты все еще мыслишь, как Верена Хауард, незамужняя школьная учительница из Пенсильвании. Но стоит тебе превратиться в состоятельную мисс Хауард, твое отношение ко всему может в корне измениться.
— Нет, это не так.
— Послушай, я вернусь часа через два, максимум через три.
— Но…
— Ты ведь взяла с собой зеленое платье?
— Да.
— Мне хочется, чтобы ты сегодня его надела. — Он наклонился к ней и нежно поцеловал в губы, затем отодвинулся и произнес: — Ты должна мне верить.
Глядя ему вслед, она не могла не подумать, а не означает ли все это простую вещь: как только он увидит, что с ней все будет в порядке без его помощи, он сразу же исчезнет. Повернувшись к гостинице, она с опаской посмотрела на конверт, страшась того, что может оказаться внутри. И ее охватило какое-то дурное предчувствие. Ей не нужны эти деньги, если они достанутся ценой потери Мэтта Маккриди — нет, Мэтта Моргана, поправила она себя. Морган… Трудно было привыкнуть к его настоящему имени — ведь с первого дня знакомства она называла его Маккриди.
Она медленно поднялась по устланной ковром лестнице наверх и вошла в комнату, в которой они сегодня будут вместе. Если только он вернется. Но он должен вернуться. Она обещала ему эту ночь.
Окинув взглядом комнату, названную портье, лучшей, в гостинице, она прежде всего обратила внимание на букет роз в большой вазе на маленьком дубовом столе. Подойдя к нему, она села и стала рассматривать надпись на конверте. Надпись была лаконичной — «Верене Хауард», но почерк был знакомый. Такая же надпись была и на Библии, подаренной отцом, когда ей исполнилось семь лет. В то время он хотя бы делал вид, что религия для него что-то значит.
Сделав глубокий вдох, она сломала сургучную печать и открыла конверт. Первый листок в бумагах оказался письмом. Держа его дрожащей рукой перед собой, она прочла следующее:
«Дорогая моя Рена!
Наверное, мне никогда не было так трудно писать, как сейчас, когда я пишу это письмо. Ты, должно быть, ненавидишь меня. Не уверен, хотелось бы тебе это знать или нет, но все же скажу, что твое мнение обо мне не может быть ниже моего мнения о себе. И не буду пытаться тебе объяснить, как порядачного человека может испортить его собственная алчность.
Нет, я не прошу, чтобы меня простили, Рена. Какие-то несколько слов не могут искупить долгие годы небрежения, да я и не рассчитываю на это. Но ты — это все, что осталось у меня в этом мире, и теперь, когда мои былые грехи все более преследуют меня, давая мне все меньше надежд на продолжение моего дальнейшего существования, я хочу передать тебе все, что остается после меня.
Ферма теперь твоя, и ты вольна или оставить ее себе, или продать. Все остальное, чем я владею, находится на попечении мистера Пойнтера из банка, в котором ты получила настоящее послание. Я молю тебя не судить меня слишком строго за все то, что я намерен тебе сейчас поведать, но я испытываю необходимость объяснить тебе, каким образом Демон Алчности довел меня до нынешнего состояния.
В конце 1864 года, неся патрульную службу, я и мои люди настигли и захватили повозку конфедератов, груженную партией золота. Посовещавшись, мы решили оставить золото себе, а я должен был позаботиться о его надежном хранении после нашего исчезновения. Но деньги развращают человека, дорогая моя Рена, и поскольку рядом со мной не было никого, кто мог бы меня остановить, я решил оставить все себе, для чего отвез золото в Мексику и поменял на деньги. По окончании войны я приехал в Техас, где мне повстречался один человек из моего отряда. Пришлось отдать ему половину, чтобы он молчал. С тех пор я его больше не видел.
Купив ферму и надежно спрятав деньги, я собирался притаиться там на несколько лет и только потом начать их тратить. Но прошлое преследует и терзает меня, и я понимаю, что жить на этом свете мне осталось считанные недели. Я дал указания Пойнтеру, моему банкиру, вложить оставшиеся двадцать тысяч долларов в железнодорожные акции. Ты можешь или оставить эти акции, дав им и в дальнейшем расти в цене, или получить за них деньги. Я просто считал, что в виде ценных бумаг спрятать деньги будет легче.
Так что, моя дорогая Рена, мне только остается молить Бога, чтобы эти деньги принесли тебе больше счастья, чем мне.
Всегда, даже в бесчестье, твой папа».
Итак, она получила двадцать тысяч долларов железнодорожными акциями. А с ними — подтверждающие сертификаты. Она еще раз перечитала последние строчки письма. Подумать только, у него было двадцать тысяч долларов, а он жил на этой убогой ферме. Имея такие деньги, он даже не осмеливался их тратить. Что ж, зато она осмелится. Если Маккриди… то есть если Морган позволит ей, она наймет самого лучшего адвоката для его защиты.
Вложив бумаги в конверт, она поспешила в банк, где обсудила с мистером Пойнтером, как лучше продать акции. По его настоятельному совету, она решила не торопиться и до конца месяца подумать. Он уверил ее в своей готовности сделать так, как она посчитает нужным; окончательный выбор останется за ней.
Выйдя из банка и направляясь в гостиницу, она мысленно твердила себе, что теперь она богата, хотя, положа руку на сердце, не чувствовала никакой перемены.
Теперь нужно поскорее разыскать Мэтта, он должен узнать, что все подтвердилось, хотя бы отчасти. Пусть не пятьдесят тысяч, но все равно это целое состояние.
Переходя улицу, на другой стороне которой была их гостиница, она вдруг почувствовала, что от первоначальной пьянящей радости у нее не осталось и следа. Реальность была такова, что ей достались краденые деньги, на которые она, по сути, не имела права — ни малейшего.
— Мэм! — Это был портье. — Мэм! Тут для мистера Маккриди телеграмма.
— Да, благодарю вас.
Телеграмма была на стандартном, сложенном вдвое листке желтой бумаги; по всей видимости, это и был ответ, которого ждал Мэтью. Но именно сейчас его, конечно, не оказывается на месте! После некоторого колебания она положила телеграмму в сумочку и быстро спросила:
— Где здесь ближайшее заведение, в котором играют в карты? Самое ближайшее?
Ее снабдили целым списком, и она не медля направилась на розыски. Может быть, Мэтт и не будет в восторге, но она не собирается сидеть на месте и покорно ожидать, когда он соизволит явиться и наконец расскажет, в чем дело. Далеко идти ей не пришлось: за первой же дверью, которую открыл ей огромный детина в черном костюме, она увидела Мэт-та, сидящего за столом в дальнем конце комнаты.
— Дамам вход запрещен, — решительно заявил детина.
— А я и не дама, — мрачно заявила она. — Я наследница.
— Что-что?
Пока привратник соображал, что это может значить, Верена, проворно проскочив мимо него, направилась сквозь облака удушающего сигарного дыма к столу, где сидел Мэтью Морган. Она бросила быстрый взгляд на стопки фишек перед ним и спросила:
— Надеюсь, ты закончил?
— Эй, дамочка, ему нельзя сейчас уходить, — запротестовал один из игроков. — Я проигрываю ему двести долларов.
— Ну что, Джордж, будем рассчитываться? — обратился к крупье Мэтт.
— Э-э, постойте-ка…
— Прошу прощения, семейные обстоятельства, — проговорил Мэтт и, взяв Верену за локоть, спросил: — Что, плохи дела?
Видя, как разгневанно смотрят на него остальные, она с прискорбным видом произнесла:
— Очень. Скорее всего до утра не доживет.
— Слышали — человек умирает?
Подождав, пока Джордж отсчитает шестьсот с лишним долларов, он подхватил Верену под руку и поспешил к выходу.
Она слышала за спиной недовольные возгласы, но не обращала внимания. Когда они вышли на улицу, она остановилась и вручила ему телеграмму:
— Вот почему я пришла. Надеюсь… надеюсь, это тот ответ, который тебе нужен?
Он развернул бумажку и прочел ее с таким серьезным выражением лица, какого она у него никогда не видела, но ничего не сказал, и сердце у нее забилось так сильно, что стало больно дышать. А он лишь положил телеграмму в карман и молча пошел дальше.
Дойдя до первого же переулка, он свернул за угол, увлекая ее за собой, и протянул выигранные деньги.
Она посмотрела сначала на них, потом на него и спросила:
— Зачем ты мне это даешь?
— Ты ведь хотела продать ферму, не так ли?
— Да, но…
— Если этого не достаточно, считай, что это задаток.
— Что?
— А у тебя плохие новости, да? Никакого золота не оказалось?
— Нет, но…
— Послушай, я понимаю, какое это для тебя разочарование, но зато для меня все упрощается. Я хочу, чтобы ты знала — я люблю тебя не из-за этих денег. И мне хотелось бы думать, что мое место — рядом с тобой, чтобы я мог оберегать тебя и заботиться о тебе.
— Но ты же так не любишь все, связанное с фермерством, — слабым голосом проговорила она и лишь только потом уяснила значение его слов: — Что, что ты сказал?
— А что именно ты не расслышала? — спросил он с лукавым видом, и на лице его вспыхнула широкая мальчишеская улыбка.
Она почувствовала огромное облегчение, что бы в той телеграмме ни сообщалось, это, должно быть, не так уж и страшно.
— Даже не знаю, а почему бы тебе не повторить все сначала? — улыбнулась она в ответ.
— Даже не знаю, с чего начать.
Его лицо посерьезнело, он взял ее под руку, отчего по ее телу пробежала легкая дрожь, и произнес, глядя в эти чудесные глаза с золотистыми искорками:
— Мне, конечно, хотелось бы, чтобы все это было в более торжественной обстановке, но…
Он взял ее за руки, глубоко вздохнул и произнес:
— Знаешь, Рена, я никогда не думал, что захочу остепениться и начать новую жизнь, но, представь себе, я этого хочу.
У нее на глаза навернулись слезы, а он кивнул и провозгласил:
— Верена Мэри Хауард, готовы ли вы сменить свою фамилию на Морган? Теперь она свободна и незапятнанна.
У нее дрогнули губы, она высвободила руки и бросилась ему в объятия.
— Я уже думала, ты никогда не попросишь меня об этом, — прошептала она, уткнувшись ему в грудь. — Да, да — конечно, да!
Он стоял, крепко прижимая ее к себе, чувствуя щекой ее мягкие волосы, и думал, что счастливее его нет, наверно, никого на свете.
— Мой братишка Уэйн всегда мечтал разводить овец, — тихо произнес он. — Как ты к этому относишься?
— Я не знаю таких животных, которые бы мне не нравились. — Она шмыгнула носом, пытаясь сдержать слезы, а потом спросила: — Так все-таки что же было в той телеграмме?
— Ни в Луизиане, ни в Миссисипи ордера на мой арест никто не выдавал, так что меня никто не разыскивает и властям я не нужен.
Не обращая внимания на взгляды прохожих, она притянула к себе его голову и осыпала поцелуями его лицо.
— Зато тебя разыскала я, — нежно прошептала она, — и мне ты еще как нужен!
НАЧАЛО ВЕСНЫ,
1875 год
Из кухонного окна хорошо было видно поле, и Верена, на минуту оторвавшись от дел, смотрела, как Мэтт заканчивает последнюю борозду. Дойдя до конца поля, он вынул плуг из борозды и повел лошадей к сараю. Быстро отойдя от окна, прежде чем он успел ее заметить, Верена сняла передник и поспешила в спальню, чтобы заколоть шпильками волосы.
Мэтт тем временем распряг лошадей и завел их в стойла, после чего бросил каждой свежего сена и насыпал в кормушки овса. Выйдя из сарая во двор, он остановился и окинул глазами дом.
Да, жизнь была прекрасна — лучше, чем он мог когда-либо раньше себе представить, подумал Мэтт, глядя на свежевыбеленные стены, на обшитые оборками занавески на окнах. После некоторых колебаний он решил, что прежде всего умоется у насоса. Зачем нести грязь в дом, в котором поддерживается такая безупречная чистота.
Она совершила чудо, превратив заброшенный фермерский дом в уютный домашний очаг, создав в нем особую атмосферу, свойственную домам, в которых живут любящие женщины, наполнив его нарядными стегаными одеялами, фарфоровой посудой и множеством других красивых вещей. Сразу же после того как будет убран урожай кукурузы и закончены работы в огороде, он начнет пристраивать комнату по ее просьбе — светлую, солнечную комнату с южной стороны дома, где она сможет заниматься шитьем.
Вскоре ему придется нанимать помощников, без которых не управиться с растущей отарой овец. Почти сотня голов — вдвое больше, чем в прошлом году. Дружок охранял их поистине с волчьей свирепостью, и за всю зиму погибли от хищников всего две овцы.
Да, жизнь действительно была хороша. Настолько, что он редко когда вспоминал о балах в шикарных новоорлеанских салонах или речных пароходах на Миссисипи. Да, он еще позволял себе иной раз сыграть партию-другую в Сан-Анджело или в форте, но это уже перестало быть его всепоглощающей страстью. Теперь была Верена. И сейчас, спустя восемь месяцев после свадьбы, он по-прежнему мог сказать, что она самое лучшее, что было и есть в его жизни. Спустя восемь месяцев после свадьбы у него начинало бешено колотиться сердце от одной лишь дразнящей улыбки Верены.
Она оставила ему у насоса чистое полотенце и кусок домашнего мыла, заметил он, стягивая рубашку и оставшись в одних брюках. Двигая вверх и вниз металлической ручкой, он добился хорошей струи и, намылив лицо и волосы, сунул голову под кран. Чувствуя, как холодная вода возвращает силы его уставшему телу, он намылил свой могучий торс и смыл пену водой.
Закинув за плечо полотенце и подобрав с земли ботинки и рабочую одежду, он направился к заднему крыльцу и, приоткрыв дверь, взял оттуда чистую рубашку и надел на себя.
Воздух наполнял соблазнительный запах жареных цыплят, заставляя течь слюнки. Нет, лучше такой жизни просто ничего не бывает. Когда он заглянул в открытую дверь и увидел жену, у него сразу же пересохло во рту и он полностью забыл о еде. Поразительная красота этой женщины неизменно вызывала в нем томительное желание.
Склонившись над столом, Верена зажигала свечи вместо привычной керосиновой лампы. И когда она взглянула на него своими лучистыми золотисто-зелеными глазами, у него перехватило дыхание. Ее каштановые волосы были собраны в узел над стройной, изящной шеей, а глубокое декольте зеленого платья подчеркивало великолепие мраморно-белых точеных плеч. Она медленно подошла к нему, шурша атласным платьем, и протянула ему тонкий стакан.
— Это вино из бузины, — тихо произнесла она.
— Сегодня — какой-то особый день? — спросил он в недоумении.
— Да.
— Это ведь не день твоего рождения, я точно знаю.
— Нет.
— День Святого Валентина тоже уже прошел.
— Да.
Он залпом выпил вино и поставил стакан на стол. Она была так близко, что он мог слышать исходящий от нее аромат лавандовой туалетной воды. От ее искристых глаз исходило теплое сияние.
— Что же ты не угадываешь дальше? — лукаво спросила она, обвивая руками его шею и прижимаясь к нему.
— А подсказать не хочешь?
— В некотором смысле это так же неожиданно, как морозный день в аду, — произнесла она срывающимся голосом и с загадочным выражением лица добавила: — А кроме того…
— Ну, ну?
— Хорошо, во-первых, мы отмечаем то, что ты вспахал поле.
Он обнял ее и, уткнувшись губами в ее мягкие волосы, спросил:
— А во-вторых?
— Во-вторых — мне уже не нужна отдельная комната для шитья, — прошептала она.
Она дотронулась языком до самого чувствительного места на его ухе и стала щекотать его, от ее теплого дыхания у него замерло все внутри.
— Хочешь знать, почему?
— Да, но немного позже, — пробормотал он, вынимая шпильки из ее волос; освободившись, они шелковистой волной упали ей на спину. — Сейчас меня волнует совсем другое.
Повернув ее к себе спиной, он обхватил ее руками, привлек к себе и стал расстегивать крючки на лифе платья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37