Но я хочу, чтобы ты знал: несмотря на все колкости и гадости, которые я тебе говорила, я очень ценю все, что ты для меня сделал, и благодарна тебе за это. Мне хотелось бы думать, что, может быть, мы не похожи на всех других и что нам удастся остаться друзьями. Может быть, ты когда-нибудь приедешь в Филадельфию?
— Ну, Филадельфия — город большой, Рена.
— Я живу… — Нет, это бесполезно. Когда она возвратится, ей придется искать себе другое жилье. — Впрочем, не это главное, ведь правда?
— Пожалуй. Да и вряд ли я туда когда-нибудь попаду.
— Что ж, ты прав.
— Ну как, готова к приему пищи?
— А ты?
— Я — да. Неподалеку от гостиницы есть одно очень симпатичное заведение. Портье в гостинице сказал, что там отличная кухня, и я думаю, нам стоит проверить. Мне по-прежнему хочется угостить тебя бифштексом.
— Я согласна.
Назад они шли молча, не обменявшись за всю дорогу и двумя словами. Когда молчать стало невмоготу, она вдруг выпалила:
— Скажи, почему ты не можешь поехать со мной?
У него всегда находились нужные слова, чтобы уходить от прямого ответа, но на сей раз он решил сказать правду.
— Ты правильно догадалась тогда, в самом начале. — Он попытался улыбнуться, но не смог. — Дело в том, что я вынужден, как говорится, лежать на дне.
Не осмеливаясь смотреть ей в глаза, он направил свой взгляд на симпатичный домик в испанском стиле на другой стороне улицы.
— Меня разыскивает полиция, Рена. — Он больше не мог смотреть в сторону и твердо встретил ее посерьезневший взгляд.
— Теперь ты все знаешь и можешь, если хочешь, звать сюда стражей порядка.
— Думаю, я поняла это чуть ли не сразу, — тихо проговорила она.
— Ну и как?
— В каком смысле «ну и как»?
— Ты по-прежнему согласна отужинать со мной?
Она крепко сжала пальцами его руку и, прямо глядя ему в глаза, сказала:
— Меня не интересует, за что тебя разыскивает полиция. В чем бы там ни было дело, я все равно считаю тебя хорошим человеком. Если бы не ты, я, думаю, сейчас не стояла бы здесь.
— Что ж, по крайней мере мы не остались в долгу друг перед другом. — Глубоко вздохнув, он произнес совсем другим тоном: — Думаю, я уже созрел для бифштекса.
— Пожалуй, я тоже.
Испанский ресторанчик, о котором шла речь, оказался совсем небольшим, но на каждом столе была постелена белая чистая льняная скатерть и стояла красивая масляная лампа. После энергичного жестикулирования и объяснений на смеси ломаного английского и ломаного испанского языков был в конце концов сделан заказ. Когда официант ушел, Мэтт откинулся назад, прислонившись спиной к белой стенке, и сказал:
— Только Богу известно, что нам с тобой принесут.
— Главное, чтобы оно разрезалось ножом и протыкалось вилкой, остальное меня не волнует, — уверила его она.
— Настолько проголодалась?
— Очень.
Оглянувшись вокруг и убедившись, что их никто не подслушивает, она наклонилась к нему через стол и после некоторых колебаний спросила:
— А что будет, если тебя поймают?
— Отправят назад, будут судить, а потом повесят.
— Что ж, тогда понятно, почему ты скрываешься. А ты действительно виновен?
— Если даже и так, думаешь, я бы тебе признался? — отозвался он.
— Не знаю. Хотелось бы думать, что да.
— Ни разу еще не встречал виновных, которые бы не утверждали, что они невиновны.
— Да, наверное, ты прав — кому хочется быть повешенным?
— В том-то и дело.
И вдруг он понял, что ему очень не хотелось, чтобы она думала о нем плохо:
— По сути говоря — можешь мне верить или нет, — это была самозащита. Ну а теперь, когда все стало на свои места, я бы предпочел поговорить о чем-нибудь другом — ведь это твоя последняя ночь в Сан-Антонио.
Желтое пламя в лампе горело ровно, не мигая; на лице Мэтта Маккриди легла продолговатая тень, придав ему несколько зловещий вид. Но ей неудержимо хотелось прикоснуться к нему, и она, протянув руку через стол, сжала его горячие пальцы.
— Возможно, у тебя хватает недостатков, Мэтт Маккриди, но ты не убийца.
Прежде чем Мэтт успел что-нибудь сказать в ответ, появился официант с бутылкой бургундского и двумя серебряными бокалами.
— Это для senora, это для senor, — проговорил он, наполняя бокалы темно-красным вином. Широко улыбаясь, он ждал, пока они его не попробуют. Верена смотрела на свой бокал с опасением, но Мэтт не стал медлить и сделал большой глоток.
— Очень неплохо. Попробуй — не пожалеешь.
— То же самое ты говорил у Брассфилдов, — напомнила она ему. — А также прошлой ночью.
— Да, но на сей раз это будет с едой. А что касается виски, ты его слишком быстро выпила. Надо пить медленно и закусывать, тогда оно не подействует так сильно.
— Если мне опять будет плохо, я не смогу завтра сесть на дилижанс и в таком случае не успею на почтовую карету. А это означает, что мне придется ждать следующей еще целых три дня.
— Да, наверное, ты права.
С изумлением наблюдая, как быстро он осушает свой бокал и тут же снова наполняет его, она спросила:
— А разве на тебя оно никогда не действует?
— Теперь уже нет. Думаю, я привык к нему.
Она долго смотрела на темную жидкость, затем вздохнула и сдалась:
— Что ж, если я попробую капельку, большой беды не будет, ведь правда?
— Без всякого сомнения.
Она подняла бокал и, поднеся его к губам, увидела вдруг нечто такое, что заставило кровь застыть в ее жилах. Отпив от неожиданности изрядный глоток, она ткнула Маккриди под столом носком туфли и прошептала:
— Посмотри туда.
— Куда?
— Тсс… Он там, у тебя за спиной.
Она втиснулась в кресло, стараясь сжаться в комок. Мэтт даже не шевельнулся, и она тихим и ровным голосом проговорила:
— Мы видели его у шерифа Гуда.
Мэтт кивнул:
— Минутку, и я взгляну на него.
Но в этом не было необходимости. Мимо него прошел знакомый им высокий блондин и сел за соседний столик. Поравнявшись с Вереной, он почтительно приподнял шляпу. Она тут же выпрямилась — все равно он увидел ее.
— Может быть, это просто совпадение? — пробормотал Мэтт.
Но человек этот сидел и пристально смотрел на нее.
— Не думаю, — едва слышно сказала она и глотнула для храбрости еще вина.
— Эй, полегче. Подожди, пока принесут еду, а потом уже допивай. — Подавшись вперед, Мэтт приблизил к ней голову и спросил: — Ты уверена, что никогда раньше его не видела?
— Только у Гудов.
— А может быть, дело в платье? Смотри, он просто не сводит с него глаз.
— Не думаю.
— Хочешь вернуться в гостиницу?
— Чтобы он пошел за нами? Нет, лучше подождем, пока он уйдет.
— А он, я вижу, недурен собой, — отметил Мэтт.
И вдруг ей в голову пришла новая мысль:
— А что, если ему нужен ты, а не я?
— Тогда это должен быть рейнджер, но, по-моему, он выглядит для рейнджера слишком чистым. У них обычно вид даже хуже, чем у преступников, за которыми они гоняются.
Так же внезапно, как и появился, высокий блондин вдруг встал с места, подошел к их столику и, снова коснувшись шляпы, медленно пошел к двери, и, пока он не исчез, Верена сидела совершенно неподвижно, словно каменная.
— Да, видно, этот человек не привык долго ждать, пока его обслужат, — произнес Мэтт с легкой иронией в голосе.
Еда оказалась превосходной — с тех пор, как она уехала из дома, ничего вкуснее она не ела. Мясо было мягкое, горошек действительно зеленый, картошка — с маслом и украшена петрушкой, а хлеб еще не остыл после печи. О том, что они в Техасе, говорил лишь непременный рис с мелко порубленным перцем. Пока они ели, она незаметно для себя выпила еще один бокал вина.
Напряжение после неприятной встречи с незнакомцем быстро прошло. Откинувшись назад, Мэтт молча смотрел на Верену. При каждом ее движении золотая вышивка на платье вспыхивала и мерцала, а желтое пламя лампы золотыми искорками отражалось в ее светло-карих глазах. Проглотив последний ломтик бифштекса, она изящным жестом вытерла губы и, взглянув на Мэтта, смущенно пробормотала:
— Ты, наверное, думаешь, что я настоящая обжора.
— Нет, — негромко ответил он. — Я думаю, до чего же ты красивая женщина, мисс Верена!
От того, как он это произнес, у нее забегали по спине мурашки, но вовсе не от страха или холода. Подавшись вперед и подперев рукой подбородок, она мечтательно, не отрываясь, смотрела на Мэтта. Как же он все-таки красив, подумала она.
— Ну что ж, — сказал он в конце концов, — по крайней мере, я накормил тебя отличным ужином.
Взяв в руку бутылку, он разлил по бокалам оставшееся вино и, протянув ей один из них, произнес:
— За тебя, Верена, и пусть сбудутся все твои мечты!
Он чокнулся с ней, отчего воздух наполнился серебряным звоном бокалов, и тихо добавил:
— Надеюсь, ты понимаешь, как мне будет недоставать тебя.
Ей казалось, что близится к концу какое-то грандиозное приключение; глядя в эти темные, почти черные глаза, она внезапно поняла, что не хочет уезжать без него. Сан-Анджело казался теперь таким далеким, а ферма отца такой ненужной по сравнению с тем, что она сейчас теряла. После всего, через что ей пришлось пройти, после тех лишений, которые она перенесла только для того, чтобы сюда добраться, ей вдруг все это показалось совершенно бессмысленным.
Ее мама все-таки оказалась права, предостерегая ее от таких мужчин. Он и в самом деле был опасен, как ей и показалось с самого начала, но по иной причине. Ему вовсе не было необходимости соблазнять ее лживыми обещаниями. Нет, не прошло и недели, как она сама незаметно для себя увлеклась этим темноволосым, темноглазым авантюристом, и не пытавшимся скрывать, насколько он далек от мысли о домашнем очаге. И она не была столь наивна, чтобы надеяться перевоспитать его. Да если бы и смогла, это ничего бы не изменило. Все равно он оставался бы человеком вне закона. И как бы сильно ей ни хотелось, чтобы он с ней поехал, она знала, что этому не бывать.
Чокаясь с ним, она сдавленным голосом проговорила:
— Я тоже буду по тебе скучать. Ужасно!..
То, как она это произнесла, сказало ему неизмеримо больше, чем сами слова, и, прежде чем он успел обуздать себя, его захватила волна желания, грозя смести собственную решимость расстаться с ней.
— Послушай, Рена…
Его ладонь легла на ее нежную руку. В нем шла мучительная борьба с самим собой, но он понимал, что им не суждено быть вместе.
— Рена…
— Ничего не нужно говорить, Мэтт, я все и так понимаю. Просто я и не думала, что со мной может случиться такое, вот и все. — Не поднимая глаз от белой льняной скатерти, она тихо добавила: — Я думала, что просто приеду сюда, продам ферму и возвращусь домой. Мне нужно было одно — понять, почему он нас бросил. А поняв это, я бы могла продолжать жить дальше.
— Да, я знаю.
Казалось, его пальцы горят, касаясь ее руки. С неохотой отведя руку, он сказал:
— Пойдем, завтра тебе предстоит долгий путь.
Что ж, она получила ответ. Еще один раз.
— Ты прав, — кротко согласилась она.
Они вышли на улицу и направились к себе в «Менгер-Хаус». Теплый ночной воздух был напоен ароматом роз, небо было безоблачным, по-ночному темно-синим, усеянным звездами. С одной его стороны поднимался молодой месяц, улыбаясь сверху доброй улыбкой. Ночь была прекрасна, и казалось, что можно коснуться самой Вечности, повисшей под мириадами звезд.
Рядом шел Мэтт Маккриди, такой сильный, такой надежный, такой красивый, и трудно было поверить, что завтра его уже не будет рядом, что это уже конец. Подняв голову, она поняла, что он выбрал самый длинный путь и вывел ее к реке. Вода холодно поблескивала в лунном свете, превращая реку в серебряную ленту. В другое время она увидела бы в этом нечто магическое, даже мистическое, но только не сейчас.
— Я, пожалуй, встану утром пораньше, чтобы проводить тебя, — нарушил он долгое молчание.
— Это вовсе не обязательно.
— Хочу быть уверенным, что ты нормально села на дилижанс. Мне будет спокойнее, если я буду знать, что ты уже в пути, а значит, успеешь завтра на почтовую карету. Думаю, с ней будет вооруженный конвой.
— Ты считаешь, они появятся снова?
Он глубоко вздохнул и только потом ответил:
— Не знаю.
— Мэтт…
— Не надо, Рена, я все равно не смогу поехать. Мне надо найти какое-то место, где я смогу укрыться, а в Сан-Анджело это было бы непросто. Такой человек, как я, слишком бросался бы там в глаза.
— Я вовсе не это хотела сказать, — солгала она. — Я хотела сказать, что со мной все будет в порядке. Но как только я доберусь туда, куплю себе револьвер. И без мистера Хеймера не поеду осматривать папину ферму.
— Правильно. — Наклонившись, он поднял камешек и пустил его скакать по медленно движущейся воде. — Что ж, нужно идти.
— Мне так не хочется возвращаться, — пробормотала она, стараясь продлить эти волшебные мгновения.
— Ничего не поделаешь — завтра тебе рано вставать.
И он быстро зашагал в сторону гостиницы, словно ему не терпелось поскорее избавиться от Верены. Она молча семенила рядом, понимая, что сказать им друг другу больше нечего.
У ее двери он остановился и спросил:
— Так ты думаешь, он преследует нас?
— Да, а разве ты думаешь иначе?
— Должно быть, его интересую я, — проговорил он. — Ты сама так сказала.
— Надеюсь, я ошибалась. — Ей было теперь неловко перед ним, и она смущенно предположила:
— Если бы это был ты, он арестовал бы тебя прямо там, на месте. Я имею в виду, если он действительно рейнджер.
— Возможно. А может быть, он хочет убедиться, что я действительно тот, кто ему нужен.
— Ты думаешь?
Как трудно было дать ей уйти! Намного труднее, чем он мог предположить.
— Послушай, — решил он наконец, — может быть, нам снова поменяться комнатами? Может быть, тебе так будет спокойнее спать? Да, я знаю — как только ты сядешь в почтовую карету, тебя уже никто не тронет. — Это он говорил скорее для собственного успокоения. — Но тебе и сегодня не помешает чувствовать себя более уверенно.
— Да, наверно, это неплохая мысль, — согласилась она, — если только он ищет не тебя.
Мэтт отрицательно покачал головой:
— Он явно чего-то ждет — не знаю, может быть, ордера на арест.
Подойдя к своей комнате, он достал из кармана ключ и отпер дверь, а затем, пропустив Верену вперед, предложил принести ее вещи.
— Подожди…
Она решилась снова заглянуть в эти темные глаза и тихонько проговорила:
— Спасибо за чудесное платье, Мэтт. У меня никогда не было ничего подобного. И я сомневаюсь, что когда-нибудь будет.
— Мне просто показалось, что оно будет хорошо на тебе смотреться. И это действительно так — оно выглядит на тебе потрясающе. И мне бы очень хотелось, чтобы, надевая его, ты хоть иногда вспоминала обо мне.
— У школьных учительниц, как правило, мало поводов появляться в таких роскошных нарядах, — грустно проговорила она, а затем, не зная, как лучше выразить свои чувства, порывисто воскликнула:
— Ах, Мэтт, это было словно чудесное приключение — просто повстречать тебя и быть эти дни с тобой!
Ему было видно, как в полумраке блестят ее влажные глаза.
— Боже мой, ты ведь не плачешь, Рена?
— Конечно, нет, — прошептала она, отворачивая от него лицо. Глаза ее наполнились жгучими слезами, готовыми в любую секунду перелиться через край. И в этот момент она почувствовала на плечах его теплые руки; он повернул ее к себе, и она, не в силах больше сдерживать себя, горестно простонала:
— Ах, Мэтт!
Он заключил ее в объятия и крепко прижал к себе. Его жаркое дыхание ласкало ей щеки, и она, не в силах бороться с собой, обвила руками его шею, беззастенчиво напрашиваясь на поцелуи. И он не обманул ее ожиданий.
Он целовал ее самозабвенно, пылко, полностью завладев ее губами. Она отвечала ему с такой же страстью, и это заставило его забыть обо всем, кроме ощущения ее близости. Оторвавшись от ее губ, он стал нетерпеливо покусывать мочки ее ушей, чувствуя, как по ее спине прошла дрожь ответного желания. Собрав остатки благоразумия, он сказал себе, что должен остановиться, что не простит себе, если она его возненавидит после этого.
— Я должен идти, Рена, — тебе это совсем ни к чему.
— Останься со мной, Мэтт, прошу тебя. Держи меня всю ночь в своих объятиях.
— Послушай, Рена…
— Я не хочу умереть старой девой, так и не узнав, что такое любовь. Я хочу, чтобы сегодня, только одну эту ночь, ты любил меня.
Ее глаза, словно огромные черные озера, затягивали в свою пучину, грозя поглотить его, и в голове у него в который раз промелькнул образ зыбучих песков. Ударом ноги он захлопнул за собой дверь и снова стал ее целовать — а завтрашний день пусть катится к черту! Чего бы это ему потом ни стоило, он отдаст этой единственной ночи с Вереной всего себя без остатка.
Его руки не уставая гладили ее плечи, спину, бедра; он крепко прижимал ее к себе, и его губы скользили по ее подбородку, шее, а затем ниже — по гладкой, шелковистой коже плеч, оставляя всюду жаркие, лихорадочные поцелуи. Мантилья беззвучно соскользнула на пол.
— Скажи, что я должна делать, — прошептала она. — Я хочу знать, как мне любить тебя.
Вместо ответа он повернул ее спиной к себе, а затем, прежде чем она успела что-то сказать, уткнулся в ее волосы, вдыхая сладкий аромат роз, и тихо проговорил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
— Ну, Филадельфия — город большой, Рена.
— Я живу… — Нет, это бесполезно. Когда она возвратится, ей придется искать себе другое жилье. — Впрочем, не это главное, ведь правда?
— Пожалуй. Да и вряд ли я туда когда-нибудь попаду.
— Что ж, ты прав.
— Ну как, готова к приему пищи?
— А ты?
— Я — да. Неподалеку от гостиницы есть одно очень симпатичное заведение. Портье в гостинице сказал, что там отличная кухня, и я думаю, нам стоит проверить. Мне по-прежнему хочется угостить тебя бифштексом.
— Я согласна.
Назад они шли молча, не обменявшись за всю дорогу и двумя словами. Когда молчать стало невмоготу, она вдруг выпалила:
— Скажи, почему ты не можешь поехать со мной?
У него всегда находились нужные слова, чтобы уходить от прямого ответа, но на сей раз он решил сказать правду.
— Ты правильно догадалась тогда, в самом начале. — Он попытался улыбнуться, но не смог. — Дело в том, что я вынужден, как говорится, лежать на дне.
Не осмеливаясь смотреть ей в глаза, он направил свой взгляд на симпатичный домик в испанском стиле на другой стороне улицы.
— Меня разыскивает полиция, Рена. — Он больше не мог смотреть в сторону и твердо встретил ее посерьезневший взгляд.
— Теперь ты все знаешь и можешь, если хочешь, звать сюда стражей порядка.
— Думаю, я поняла это чуть ли не сразу, — тихо проговорила она.
— Ну и как?
— В каком смысле «ну и как»?
— Ты по-прежнему согласна отужинать со мной?
Она крепко сжала пальцами его руку и, прямо глядя ему в глаза, сказала:
— Меня не интересует, за что тебя разыскивает полиция. В чем бы там ни было дело, я все равно считаю тебя хорошим человеком. Если бы не ты, я, думаю, сейчас не стояла бы здесь.
— Что ж, по крайней мере мы не остались в долгу друг перед другом. — Глубоко вздохнув, он произнес совсем другим тоном: — Думаю, я уже созрел для бифштекса.
— Пожалуй, я тоже.
Испанский ресторанчик, о котором шла речь, оказался совсем небольшим, но на каждом столе была постелена белая чистая льняная скатерть и стояла красивая масляная лампа. После энергичного жестикулирования и объяснений на смеси ломаного английского и ломаного испанского языков был в конце концов сделан заказ. Когда официант ушел, Мэтт откинулся назад, прислонившись спиной к белой стенке, и сказал:
— Только Богу известно, что нам с тобой принесут.
— Главное, чтобы оно разрезалось ножом и протыкалось вилкой, остальное меня не волнует, — уверила его она.
— Настолько проголодалась?
— Очень.
Оглянувшись вокруг и убедившись, что их никто не подслушивает, она наклонилась к нему через стол и после некоторых колебаний спросила:
— А что будет, если тебя поймают?
— Отправят назад, будут судить, а потом повесят.
— Что ж, тогда понятно, почему ты скрываешься. А ты действительно виновен?
— Если даже и так, думаешь, я бы тебе признался? — отозвался он.
— Не знаю. Хотелось бы думать, что да.
— Ни разу еще не встречал виновных, которые бы не утверждали, что они невиновны.
— Да, наверное, ты прав — кому хочется быть повешенным?
— В том-то и дело.
И вдруг он понял, что ему очень не хотелось, чтобы она думала о нем плохо:
— По сути говоря — можешь мне верить или нет, — это была самозащита. Ну а теперь, когда все стало на свои места, я бы предпочел поговорить о чем-нибудь другом — ведь это твоя последняя ночь в Сан-Антонио.
Желтое пламя в лампе горело ровно, не мигая; на лице Мэтта Маккриди легла продолговатая тень, придав ему несколько зловещий вид. Но ей неудержимо хотелось прикоснуться к нему, и она, протянув руку через стол, сжала его горячие пальцы.
— Возможно, у тебя хватает недостатков, Мэтт Маккриди, но ты не убийца.
Прежде чем Мэтт успел что-нибудь сказать в ответ, появился официант с бутылкой бургундского и двумя серебряными бокалами.
— Это для senora, это для senor, — проговорил он, наполняя бокалы темно-красным вином. Широко улыбаясь, он ждал, пока они его не попробуют. Верена смотрела на свой бокал с опасением, но Мэтт не стал медлить и сделал большой глоток.
— Очень неплохо. Попробуй — не пожалеешь.
— То же самое ты говорил у Брассфилдов, — напомнила она ему. — А также прошлой ночью.
— Да, но на сей раз это будет с едой. А что касается виски, ты его слишком быстро выпила. Надо пить медленно и закусывать, тогда оно не подействует так сильно.
— Если мне опять будет плохо, я не смогу завтра сесть на дилижанс и в таком случае не успею на почтовую карету. А это означает, что мне придется ждать следующей еще целых три дня.
— Да, наверное, ты права.
С изумлением наблюдая, как быстро он осушает свой бокал и тут же снова наполняет его, она спросила:
— А разве на тебя оно никогда не действует?
— Теперь уже нет. Думаю, я привык к нему.
Она долго смотрела на темную жидкость, затем вздохнула и сдалась:
— Что ж, если я попробую капельку, большой беды не будет, ведь правда?
— Без всякого сомнения.
Она подняла бокал и, поднеся его к губам, увидела вдруг нечто такое, что заставило кровь застыть в ее жилах. Отпив от неожиданности изрядный глоток, она ткнула Маккриди под столом носком туфли и прошептала:
— Посмотри туда.
— Куда?
— Тсс… Он там, у тебя за спиной.
Она втиснулась в кресло, стараясь сжаться в комок. Мэтт даже не шевельнулся, и она тихим и ровным голосом проговорила:
— Мы видели его у шерифа Гуда.
Мэтт кивнул:
— Минутку, и я взгляну на него.
Но в этом не было необходимости. Мимо него прошел знакомый им высокий блондин и сел за соседний столик. Поравнявшись с Вереной, он почтительно приподнял шляпу. Она тут же выпрямилась — все равно он увидел ее.
— Может быть, это просто совпадение? — пробормотал Мэтт.
Но человек этот сидел и пристально смотрел на нее.
— Не думаю, — едва слышно сказала она и глотнула для храбрости еще вина.
— Эй, полегче. Подожди, пока принесут еду, а потом уже допивай. — Подавшись вперед, Мэтт приблизил к ней голову и спросил: — Ты уверена, что никогда раньше его не видела?
— Только у Гудов.
— А может быть, дело в платье? Смотри, он просто не сводит с него глаз.
— Не думаю.
— Хочешь вернуться в гостиницу?
— Чтобы он пошел за нами? Нет, лучше подождем, пока он уйдет.
— А он, я вижу, недурен собой, — отметил Мэтт.
И вдруг ей в голову пришла новая мысль:
— А что, если ему нужен ты, а не я?
— Тогда это должен быть рейнджер, но, по-моему, он выглядит для рейнджера слишком чистым. У них обычно вид даже хуже, чем у преступников, за которыми они гоняются.
Так же внезапно, как и появился, высокий блондин вдруг встал с места, подошел к их столику и, снова коснувшись шляпы, медленно пошел к двери, и, пока он не исчез, Верена сидела совершенно неподвижно, словно каменная.
— Да, видно, этот человек не привык долго ждать, пока его обслужат, — произнес Мэтт с легкой иронией в голосе.
Еда оказалась превосходной — с тех пор, как она уехала из дома, ничего вкуснее она не ела. Мясо было мягкое, горошек действительно зеленый, картошка — с маслом и украшена петрушкой, а хлеб еще не остыл после печи. О том, что они в Техасе, говорил лишь непременный рис с мелко порубленным перцем. Пока они ели, она незаметно для себя выпила еще один бокал вина.
Напряжение после неприятной встречи с незнакомцем быстро прошло. Откинувшись назад, Мэтт молча смотрел на Верену. При каждом ее движении золотая вышивка на платье вспыхивала и мерцала, а желтое пламя лампы золотыми искорками отражалось в ее светло-карих глазах. Проглотив последний ломтик бифштекса, она изящным жестом вытерла губы и, взглянув на Мэтта, смущенно пробормотала:
— Ты, наверное, думаешь, что я настоящая обжора.
— Нет, — негромко ответил он. — Я думаю, до чего же ты красивая женщина, мисс Верена!
От того, как он это произнес, у нее забегали по спине мурашки, но вовсе не от страха или холода. Подавшись вперед и подперев рукой подбородок, она мечтательно, не отрываясь, смотрела на Мэтта. Как же он все-таки красив, подумала она.
— Ну что ж, — сказал он в конце концов, — по крайней мере, я накормил тебя отличным ужином.
Взяв в руку бутылку, он разлил по бокалам оставшееся вино и, протянув ей один из них, произнес:
— За тебя, Верена, и пусть сбудутся все твои мечты!
Он чокнулся с ней, отчего воздух наполнился серебряным звоном бокалов, и тихо добавил:
— Надеюсь, ты понимаешь, как мне будет недоставать тебя.
Ей казалось, что близится к концу какое-то грандиозное приключение; глядя в эти темные, почти черные глаза, она внезапно поняла, что не хочет уезжать без него. Сан-Анджело казался теперь таким далеким, а ферма отца такой ненужной по сравнению с тем, что она сейчас теряла. После всего, через что ей пришлось пройти, после тех лишений, которые она перенесла только для того, чтобы сюда добраться, ей вдруг все это показалось совершенно бессмысленным.
Ее мама все-таки оказалась права, предостерегая ее от таких мужчин. Он и в самом деле был опасен, как ей и показалось с самого начала, но по иной причине. Ему вовсе не было необходимости соблазнять ее лживыми обещаниями. Нет, не прошло и недели, как она сама незаметно для себя увлеклась этим темноволосым, темноглазым авантюристом, и не пытавшимся скрывать, насколько он далек от мысли о домашнем очаге. И она не была столь наивна, чтобы надеяться перевоспитать его. Да если бы и смогла, это ничего бы не изменило. Все равно он оставался бы человеком вне закона. И как бы сильно ей ни хотелось, чтобы он с ней поехал, она знала, что этому не бывать.
Чокаясь с ним, она сдавленным голосом проговорила:
— Я тоже буду по тебе скучать. Ужасно!..
То, как она это произнесла, сказало ему неизмеримо больше, чем сами слова, и, прежде чем он успел обуздать себя, его захватила волна желания, грозя смести собственную решимость расстаться с ней.
— Послушай, Рена…
Его ладонь легла на ее нежную руку. В нем шла мучительная борьба с самим собой, но он понимал, что им не суждено быть вместе.
— Рена…
— Ничего не нужно говорить, Мэтт, я все и так понимаю. Просто я и не думала, что со мной может случиться такое, вот и все. — Не поднимая глаз от белой льняной скатерти, она тихо добавила: — Я думала, что просто приеду сюда, продам ферму и возвращусь домой. Мне нужно было одно — понять, почему он нас бросил. А поняв это, я бы могла продолжать жить дальше.
— Да, я знаю.
Казалось, его пальцы горят, касаясь ее руки. С неохотой отведя руку, он сказал:
— Пойдем, завтра тебе предстоит долгий путь.
Что ж, она получила ответ. Еще один раз.
— Ты прав, — кротко согласилась она.
Они вышли на улицу и направились к себе в «Менгер-Хаус». Теплый ночной воздух был напоен ароматом роз, небо было безоблачным, по-ночному темно-синим, усеянным звездами. С одной его стороны поднимался молодой месяц, улыбаясь сверху доброй улыбкой. Ночь была прекрасна, и казалось, что можно коснуться самой Вечности, повисшей под мириадами звезд.
Рядом шел Мэтт Маккриди, такой сильный, такой надежный, такой красивый, и трудно было поверить, что завтра его уже не будет рядом, что это уже конец. Подняв голову, она поняла, что он выбрал самый длинный путь и вывел ее к реке. Вода холодно поблескивала в лунном свете, превращая реку в серебряную ленту. В другое время она увидела бы в этом нечто магическое, даже мистическое, но только не сейчас.
— Я, пожалуй, встану утром пораньше, чтобы проводить тебя, — нарушил он долгое молчание.
— Это вовсе не обязательно.
— Хочу быть уверенным, что ты нормально села на дилижанс. Мне будет спокойнее, если я буду знать, что ты уже в пути, а значит, успеешь завтра на почтовую карету. Думаю, с ней будет вооруженный конвой.
— Ты считаешь, они появятся снова?
Он глубоко вздохнул и только потом ответил:
— Не знаю.
— Мэтт…
— Не надо, Рена, я все равно не смогу поехать. Мне надо найти какое-то место, где я смогу укрыться, а в Сан-Анджело это было бы непросто. Такой человек, как я, слишком бросался бы там в глаза.
— Я вовсе не это хотела сказать, — солгала она. — Я хотела сказать, что со мной все будет в порядке. Но как только я доберусь туда, куплю себе револьвер. И без мистера Хеймера не поеду осматривать папину ферму.
— Правильно. — Наклонившись, он поднял камешек и пустил его скакать по медленно движущейся воде. — Что ж, нужно идти.
— Мне так не хочется возвращаться, — пробормотала она, стараясь продлить эти волшебные мгновения.
— Ничего не поделаешь — завтра тебе рано вставать.
И он быстро зашагал в сторону гостиницы, словно ему не терпелось поскорее избавиться от Верены. Она молча семенила рядом, понимая, что сказать им друг другу больше нечего.
У ее двери он остановился и спросил:
— Так ты думаешь, он преследует нас?
— Да, а разве ты думаешь иначе?
— Должно быть, его интересую я, — проговорил он. — Ты сама так сказала.
— Надеюсь, я ошибалась. — Ей было теперь неловко перед ним, и она смущенно предположила:
— Если бы это был ты, он арестовал бы тебя прямо там, на месте. Я имею в виду, если он действительно рейнджер.
— Возможно. А может быть, он хочет убедиться, что я действительно тот, кто ему нужен.
— Ты думаешь?
Как трудно было дать ей уйти! Намного труднее, чем он мог предположить.
— Послушай, — решил он наконец, — может быть, нам снова поменяться комнатами? Может быть, тебе так будет спокойнее спать? Да, я знаю — как только ты сядешь в почтовую карету, тебя уже никто не тронет. — Это он говорил скорее для собственного успокоения. — Но тебе и сегодня не помешает чувствовать себя более уверенно.
— Да, наверно, это неплохая мысль, — согласилась она, — если только он ищет не тебя.
Мэтт отрицательно покачал головой:
— Он явно чего-то ждет — не знаю, может быть, ордера на арест.
Подойдя к своей комнате, он достал из кармана ключ и отпер дверь, а затем, пропустив Верену вперед, предложил принести ее вещи.
— Подожди…
Она решилась снова заглянуть в эти темные глаза и тихонько проговорила:
— Спасибо за чудесное платье, Мэтт. У меня никогда не было ничего подобного. И я сомневаюсь, что когда-нибудь будет.
— Мне просто показалось, что оно будет хорошо на тебе смотреться. И это действительно так — оно выглядит на тебе потрясающе. И мне бы очень хотелось, чтобы, надевая его, ты хоть иногда вспоминала обо мне.
— У школьных учительниц, как правило, мало поводов появляться в таких роскошных нарядах, — грустно проговорила она, а затем, не зная, как лучше выразить свои чувства, порывисто воскликнула:
— Ах, Мэтт, это было словно чудесное приключение — просто повстречать тебя и быть эти дни с тобой!
Ему было видно, как в полумраке блестят ее влажные глаза.
— Боже мой, ты ведь не плачешь, Рена?
— Конечно, нет, — прошептала она, отворачивая от него лицо. Глаза ее наполнились жгучими слезами, готовыми в любую секунду перелиться через край. И в этот момент она почувствовала на плечах его теплые руки; он повернул ее к себе, и она, не в силах больше сдерживать себя, горестно простонала:
— Ах, Мэтт!
Он заключил ее в объятия и крепко прижал к себе. Его жаркое дыхание ласкало ей щеки, и она, не в силах бороться с собой, обвила руками его шею, беззастенчиво напрашиваясь на поцелуи. И он не обманул ее ожиданий.
Он целовал ее самозабвенно, пылко, полностью завладев ее губами. Она отвечала ему с такой же страстью, и это заставило его забыть обо всем, кроме ощущения ее близости. Оторвавшись от ее губ, он стал нетерпеливо покусывать мочки ее ушей, чувствуя, как по ее спине прошла дрожь ответного желания. Собрав остатки благоразумия, он сказал себе, что должен остановиться, что не простит себе, если она его возненавидит после этого.
— Я должен идти, Рена, — тебе это совсем ни к чему.
— Останься со мной, Мэтт, прошу тебя. Держи меня всю ночь в своих объятиях.
— Послушай, Рена…
— Я не хочу умереть старой девой, так и не узнав, что такое любовь. Я хочу, чтобы сегодня, только одну эту ночь, ты любил меня.
Ее глаза, словно огромные черные озера, затягивали в свою пучину, грозя поглотить его, и в голове у него в который раз промелькнул образ зыбучих песков. Ударом ноги он захлопнул за собой дверь и снова стал ее целовать — а завтрашний день пусть катится к черту! Чего бы это ему потом ни стоило, он отдаст этой единственной ночи с Вереной всего себя без остатка.
Его руки не уставая гладили ее плечи, спину, бедра; он крепко прижимал ее к себе, и его губы скользили по ее подбородку, шее, а затем ниже — по гладкой, шелковистой коже плеч, оставляя всюду жаркие, лихорадочные поцелуи. Мантилья беззвучно соскользнула на пол.
— Скажи, что я должна делать, — прошептала она. — Я хочу знать, как мне любить тебя.
Вместо ответа он повернул ее спиной к себе, а затем, прежде чем она успела что-то сказать, уткнулся в ее волосы, вдыхая сладкий аромат роз, и тихо проговорил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37