Я не могу допустить, чтобы ты похоронила себя в какой-нибудь дыре в Мексике.
— Но почему обязательно в Мексике? — воскликнула она дрогнувшим голосом. — В нашем распоряжении весь мир: Южная Америка… Европа…
— Ты заслуживаешь лучшей участи, Рена, и ты достойна лучшего человека, чем я.
Она бросила к его ногам свою гордость, а он растоптал ее. Все это время инициатива в их отношениях принадлежала ей, а не ему, и именно она первая предложила ему себя. Теперь она начинала понимать, насколько все-таки была права мама, называя таких, как он, мужчин опасными. И если она не окончательная дурочка, ей не стоит удерживать его.
— Рена…
Она почувствовала на щеке его дыхание, и он поцеловал ее в губы. На нее нахлынула горячая волна желания, но она понимала, что не должна поддаваться слабости, и продолжала сидеть тихо и неподвижно, словно превратившись в соляной столп.
— Извини, — отодвигаясь, сказал он. — Пожалуй, пора ехать дальше.
— Далеко еще до диких степей?
— Где-то миль шесть.
Это были самые длинные шесть миль в ее жизни. Изредка они обменивались замечаниями по поводу жары и пыли, и было очевидно, что ни ей, ни ему никакие другие общие темы в голову не приходили. Наконец, после бесконечно длившегося молчания он снова остановился и сказал:
— Приехали.
Она окинула взглядом расстилавшуюся перед ней равнинную ширь, не сразу заметив маленький деревянный домик и сарайчик за ним. Даже на расстоянии место это казалось убогим и заброшенным; трудно было представить, что здесь мог жить человек, обладавший более чем пятьюдесятью тысячами долларов золотом.
— Не на что смотреть, не правда ли?
— Если хочешь знать, я подумал как раз другое — не так уж и плохо это выглядит. Просто ты никогда не жила на ферме. Можешь мне поверить, это место по сравнению с тем, где я вырос, кажется настоящими хоромами. А у нас были лишь голые доски, и зимой мы были вынуждены затыкать тряпками щели, чтобы не замерзнуть.
— Ну, ты, наверное, преувеличиваешь.
— Должно быть, ты думаешь, что я появился на свет сразу таким, как сейчас? — повернувшись к ней, сказал он. — Так вот, я, к твоему сведению, учился читать, чуть ли не держа голову в печке, чтобы различать буквы, и рядом со мной не было такой матери, как у президента Линкольна. А когда я был маленьким, я помню, что мы всегда летом, даже сидя дома за закрытыми дверями, прикрывали молоко руками, чтобы в него не надуло грязи. Мы были много беднее Брассфилдов, Рена. Первую пару башмаков я надел, когда мне исполнилось десять лет. А первую в жизни новую рубашку я купил себе сам. Помню, я ненавидел отца за то, что он заставляет нас жить такой жизнью только ради того, чтобы иметь возможность пахать свой собственный клочок земли.
— Сейчас у тебя есть все основания гордиться собой, Мэтт, — мягко проговорила она.
— Чем гордиться? Все, чего я добился, Рена, — это то, что у меня появилось немного денег. Но все равно каждый день, ложась спать, я не уверен, что утром не проснусь нищим. Ощущение собственной нищеты никогда не перестает напоминать о себе, Рена, как бы ты ни прикрывал ее, замазывал штукатуркой или белил свежей известкой. Ну а когда наступают лучшие времена, стараешься о ней забыть.
— У нас, знаешь, тоже никогда не было много денег. После того, как отец оставил нас, маме пришлось продать почти все, что у нас было. Но мне кажется, в чем-то мы были непохожими на других: она всегда говорила, что главное — это кто мы такие, а не сколько у нас денег. И как бы мама ни относилась к отцу, она своим собственным примером показывала мне, что значит быть настоящей леди. И для нее ничего важнее этого не было.
— Ну а тебя это сделало счастливой — я имею в виду, быть настоящей леди?
— Не знаю. Просто я никогда не жила иначе, поэтому мне трудно сказать. До встречи с тобой я даже не совершила ни одного сколько-нибудь неожиданного или дерзкого поступка.
— А как насчет того парня и ведерка с углем на его голове?
— Ну, это была самозащита. То же самое могу сказать и о булавке для шляпки и остром языке. — Она взглянула на него и невольно улыбнулась. — Когда ты мне сказал, чтобы я прыгала с того поезда, я подумала, что ты ненормальный, что ты совершенно спятил.
— А когда мы потом добрались до Брассфилдов и ты их увидела, у тебя, наверное, исчезли последние сомнения.
— Пожалуй — пока я не узнала этих людей поближе. К тому времени, когда мы уезжали от них, они успели мне очень понравиться — и мальчики тоже. Не могу, правда, сказать, что я так уж привязалась к свинье, но все они явно обожали ее.
— Помнишь, когда мы были в Сан-Антонио, ты сказала, что все эти дни были для тебя грандиозным приключением?
— Помню.
Его черные волосы блестели на жарком техасском солнце, словно были из атласа, и по случаю жары верхние пуговицы на его рубашке без воротника были расстегнуты; это придавало ему мальчишеский и в то же время чувственно-привлекательный вид.
— Как было бы хорошо, если бы это приключение никогда не заканчивалось; как было бы замечательно, если бы оно только начиналось! — с болью в голосе произнесла она и отвернулась в сторону.
— Бывают времена, Рена, когда человеку только и остается, что жить сегодняшним днем. Я это понял на примере своих братьев, не доживших до конца войны. — Он ослабил поводья и, хлестнув ближайшего к нему мула, сказал: — Что ж, давай-ка взглянем на твою ферму поближе.
Когда они по наезженной колее въехали во двор, дом и сарай с близкого расстояния показались им жутковатыми, таинственно-призрачными. Они имели совершенно нежилой вид, и на всем лежала печать запустения и заброшенности. Двери сарая были открыты настежь, и оттуда проглядывала пещерная пустота; входная дверь дома была приоткрыта, будто ее оставил в таком положении покинувший ферму дух. Их приветствовала жуткая, гнетущая тишина.
— Место кажется мертвым, — нарушила молчание Верена.
— Это из-за голых досок; стоит их побелить — и дом приобретет совершенно другой вид, — сказал он.
Остановив мулов, он спрыгнул с коляски и привязал поводья к грубо отесанному столбу. Затем снова подошел к бричке и протянул Верене руки:
— Посмотрим, что там в доме.
Когда его руки сжали ее за талию и его лицо оказалось близко к ее лицу, у нее на мгновение перехватило дыхание, и ей показалось, что время остановило свой ход. Она почувствовала, как сильно ее влечет к нему, кровь запульсировала в ней горячими толчками, нагнетая во всем теле нетерпеливое желание. И то, что она увидела в его глазах, красноречиво сказало ей, что он чувствует то же самое. Он подхватил ее и опустил на землю. Она стояла вплотную к нему, близко-близко. Казалось, что в воздухе между ними пробежал электрический заряд.
Он готов был отдать все в эту минуту, чтобы заключить ее в свои объятия, но какой-то предостерегающий голос шепнул ему, что он не должен этого делать. Он не имеет права просить ее разделить с ним жизнь, полную обмана. Он не может даже дать ей свое собственное имя. И он вынужден был, сделав над собой огромное усилие, выпустить ее из рук, отступить от нее, нарушить очарование этого волшебного момента.
— Я войду первым, — сказал он. — Кто знает, что там внутри.
Поднявшись за ним по двум ступенькам крыльца, она посмотрела вниз и увидела на досках темно-коричневое пятно.
— Наверное… наверное, папа умер здесь, — прерывающимся голосом проговорила она.
— Мне сказали, что тело нашли во дворе. Видимо, в него выстрелили, когда он был в дверях, но он еще смог сойти со ступенек, прежде чем упал и умер.
— У него не было даже возможности оказать сопротивление — как ты думаешь?
— Его дробовик был найден в доме. Я думаю, это увязывается с показаниями Джексона и Пирсона.
— О том, что его убил Гиб Ханна?
— Ну да. Но они не присутствовали при этом, они не очевидцы, поэтому никто не может это утверждать наверняка. Шериф считает, что твоего отца застрелили, когда он открыл дверь на чей-то стук. Он, по-видимому, садился в этот момент ужинать.
— Но мистер Хеймер ничего не написал мне об этом. Он ни словом не упомянул о том, как умер папа.
— Да, я знаю.
— Получается, если он действительно украл это золото, то в конце концов заплатил за это жизнью, ведь так?
— Ты права.
Открыв дверь ногой, он услышал сухой треск, мгновенно отскочил назад и выхватил револьвер.
— Берегись!
— Что там такое?..
Рядом с ней грохнул выстрел, и в пыльном сумраке помещения что-то метнулось и тут же замерло. Сунув «кольт» назад в кобуру, Мэтт распахнул дверь до конца, хлопнув ею по наружной стене, и они увидели на полу истекающую кровью, похожую на толстую веревку пятнистую змею, от головы которой до кончика хвоста было три фута.
— Гремучая змея, — бросил он коротко.
— Как, в доме?
— Им, как и нам, тоже не нравится быть на жарком солнце.
— Я уже не уверена, что хочу заходить в дом, — сказала она, боясь двинуться с места.
— Сделаем так — я сейчас войду и открою все, что можно, с тем чтобы стало виднее, а потом вернусь за тобой.
— Я точно так же не уверена, что хочу здесь оставаться одна, — пробормотала она, чувствуя, как ее бьет нервная дрожь.
— А что, если где-то рядом притаился дружок этой змеи?
— Не исключено.
Войдя в переднюю комнату, Мэтт подождал, пока глаза не привыкнут к полумраку, а затем подошел к окну и отодвинул пыльную занавеску.
— Похоже, что кто-то побывал здесь до нас.
Она вошла вслед за ним в дом и тут же остановилась, потрясенная произведенным в нем опустошением.
— Кто-то здесь что-то искал… — только и сказала она.
Создавалось впечатление, что по комнате пронесся ураган: все было перевернуто вверх дном, дверцы шкафов открыты, ящики выдвинуты, их содержимое выброшено на пол, выцветший диван порезан в нескольких местах, обивка вывернута наружу, потертый ковер на полу отброшен в сторону, а в досках рядом с ним прорезана дыра, через которую была видна земля внизу.
Держась за рукоятку «кольта», Мэтт вошел в другую комнату и увидел там ту же картину. Перину в спальне распороли, а содержимое вытрясли, покрыв пол пушистым белым ковром из перьев. В раме кровати недоставало нескольких планок, а к спинке, рядом с еще одним отверстием в полу, был прислонен топор. Даже стены не пощадили: тот, кто побывал в доме, дал выход ярости и прошелся топором по штукатурке, отчего во многих местах обнажилась решетка дранки.
— Видать, он вконец взбесился, когда добрался до этой комнаты.
— Не мог же он ожидать, что найдет золотые слитки в стенах.
— Должно быть, решил, что Хауард обменял золото на деньги.
— Но сам подумай: если бы отец пошел в банк с золотыми слитками, сколько бы это вызвало разговоров!
— А разве он не мог это сделать в Мексике, а потом, возвратившись, поменять песо на доллары?
— В таком случае не похоже, чтобы он сильно потратился на ферму из тех денег, — заметила Вере-на. — Вся эта мебель стоила ему максимум полсотни долларов.
— Это уж точно, — согласился с ней Мэтт. — Такое впечатление, что здесь жил человек, у которого было не густо с деньгами.
Перейдя в кухню, он увидел, что дверца на шкафчике сорвана, а по полу рассыпаны мелкие осколки от разбитой посуды.
— Целыми остались только жестянки, кофейник и кастрюли со сковородками, — сообщил он.
Она села на стул с перепончатой спинкой и растерянно проговорила:
— Я не смогу продать этот дом в таком состоянии — ни один человек в здравом уме не купит его.
— Тебе придется привести его хоть в какой-то порядок.
— Но у меня нет денег, чтобы нанять кого-нибудь. Ты только взгляни на это — ничего стоящего не осталось.
— Но земля-то чего-то стоит, — попытался он ее успокоить. — Я заметил, здесь есть кукурузное поле, а за домом — неплохой огород. Так что, если вложить немного труда, то кое-что из урожая можно еще спасти.
— Я никогда не занималась выращиванием овощей и фруктов. Мы жили в полутора кварталах от зеленщика.
— А я занимался. Вовремя прополоть, вовремя полить — и все само растет. Потом собираешь урожай, съедаешь, что можешь, а остальное запасаешь на зиму. Так что это — очко в пользу продажи, и можешь считать, что огород у тебя уже в активе.
— Если не удастся продать это сразу — что ж, придется кое-чему научиться, — проговорила она, расправляя плечи.
— Человек на многое способен, когда заставляет нужда. Ну а сейчас я пойду взгляну на сарай — скоро вернусь.
— Я с тобой. — Посмотрев на лежащую у двери убитую змею, она поспешила вслед за Мэттом. — Ты и так уже, знаешь ли, увидел намного больше, чем я.
— Просто смотрю на то, что еще можно привести в порядок, вот и все.
Грязный пол в сарае был весь изрыт ямками, расположенными в шахматном порядке. Несколько охапок сена были вынесены из сарая и распотрошены. Осмотрев сарай, он удовлетворенно заметил:
— Крыша хорошая, стены — тоже.
— Если в такую яму упадет лошадь, то ее уже не спасешь, — заметила Верена: слова Мэтта ее никак не впечатлили.
— Но их можно легко засыпать.
Забравшись по приставной лестнице на сеновал, он объявил:
— А здесь вполне сухо.
— Может быть, просто давно не было дождя?
— Думаю, пока будут ремонтировать дом, сарай вполне можно приспособить под жилье, — наконец решил он.
— Тут даже никакой живности не осталось, — устало проговорила она.
— Если тут все отремонтировать, то можно будет просить и дороже.
— Дешевле оно уже не может стоить.
Он слез вниз и отряхнул брюки.
— Если б ты увидела мой старый дом, то ты бы так не говорила. Будь эта ферма моя, уж я сумел бы привести ее в порядок. Несколько недель — и ее было бы не стыдно продавать. Но тебе придется кое-чем обзавестись, чтобы здесь остаться, — не станешь же ты каждый раз ездить в город за молоком и яйцами.
— Но если я истрачу на ремонт все деньги, а потом ферма не продастся, то я не смогу уехать домой. Просто не представляю, как мне быть.
— Что ж, тут действительно есть риск, — признал он. Затем, подойдя к открытым дверям, он поднял ладонь к свету и стал выковыривать занозу. Когда он снова повернул к ней голову, она увидела, насколько серьезным стало его лицо: — Тебе придется чертовски много работать, Рена. Это совсем непривычная для тебя жизнь.
Она окинула помещение взглядом, а затем, повернувшись к выходу, посмотрела на Мэтта, тяжело вздохнула и кивнула головой:
— У меня, кажется, нет выбора.
— Но ты могла бы возвратиться в Филадельфию.
— Ничего не имея за душой? Я рассчитывала все-таки хоть что-нибудь получить за это, ну а теперь…
— Да, одной тебе с этим не справиться — тебе нужен будет партнер. Человек, который вложит деньги в расчете на прибыль от продажи.
— Кто же, если он, конечно, в своем уме, согласился бы загубить на это свои деньги, Мэтт? Ты только посмотри вокруг.
— Я бы согласился. — Слова эти вырвались неожиданно для него самого — он и сам не верил, что произнес их. — Да, я бы мог какое-то время тебе помогать.
— Но ты же ненавидишь все, что связано с сельским хозяйством.
— Я говорю не о сельском хозяйстве, а о вложении средств с целью получения прибыли. А что касается занятий сельским хозяйством, то скорее в аду ударят морозы, чем я снова стану за плуг.
— Неужели ты действительно готов вложить в это деньги? — изумленно спросила она.
Он пожал плечами:
— А почему бы и нет? Кроме того, лучшее убежище на несколько ближайших недель мне вряд ли найти.
— Но это же все равно, что вложить деньги в крысиную нору, а кроме того…
Она вовремя спохватилась, а то, не дай бог, действительно переубедит его. Раз он готов заняться фермой, значит, он остается! Стараясь не выдать охватившего ее ликования, она сказала:
— И в самом деле, может быть, стоит рискнуть?
— Конечно, стоит.
— Как ты считаешь, мы найдем золото?
— Если бы оно было спрятано в этом месте, его бы уже давно нашли.
— Я бы поделилась с тобой.
— Если я и останусь, Рена, то не из-за этого.
— Нет, разумеется, нет, и все-таки…
— Думаю, пройдет пара дней, и здесь появится Ханна. Что ж, пожалуй, я подожду его. Не оставлю же я тебя с ним один на один!
Мэтт выпрямился и, вытерев рубашкой пот со лба, оперся на длинное топорище, давая отдохнуть уставшим мышцам. С тех пор, как он последний раз рубил дрова, прошло уже много времени, но иначе Верена не сможет приготовить поесть. А когда он с этим покончит, ему предстоит целый день засыпать ямы в сарае. Но ему нужно работать, ему нужно вымотать себя до такой степени, чтобы к времени, когда он ляжет спать, у него не осталось сил даже подумать о Верене.
После того как он накануне отвез ее в город, ему пришлось провести бессонную и довольно неуютную ночь. Местечко было совсем небольшим — всего лишь горстка необычных на вид глинобитных домишек, ветхих лачуг, да обложенных дерном и обнесенных частоколом хижин, — и все это располагалось на северном берегу реки Норт-Кончо, прямо напротив форта, лежащего с другой ее стороны. Мэтт не был уверен, что в таком крошечном городке она будет в безопасности, и ему удалось уговорить ее остановиться в доме шерифа и его жены мексиканки, а сам он решил провести ночь на улице, поджидая Гилберта Ханну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
— Но почему обязательно в Мексике? — воскликнула она дрогнувшим голосом. — В нашем распоряжении весь мир: Южная Америка… Европа…
— Ты заслуживаешь лучшей участи, Рена, и ты достойна лучшего человека, чем я.
Она бросила к его ногам свою гордость, а он растоптал ее. Все это время инициатива в их отношениях принадлежала ей, а не ему, и именно она первая предложила ему себя. Теперь она начинала понимать, насколько все-таки была права мама, называя таких, как он, мужчин опасными. И если она не окончательная дурочка, ей не стоит удерживать его.
— Рена…
Она почувствовала на щеке его дыхание, и он поцеловал ее в губы. На нее нахлынула горячая волна желания, но она понимала, что не должна поддаваться слабости, и продолжала сидеть тихо и неподвижно, словно превратившись в соляной столп.
— Извини, — отодвигаясь, сказал он. — Пожалуй, пора ехать дальше.
— Далеко еще до диких степей?
— Где-то миль шесть.
Это были самые длинные шесть миль в ее жизни. Изредка они обменивались замечаниями по поводу жары и пыли, и было очевидно, что ни ей, ни ему никакие другие общие темы в голову не приходили. Наконец, после бесконечно длившегося молчания он снова остановился и сказал:
— Приехали.
Она окинула взглядом расстилавшуюся перед ней равнинную ширь, не сразу заметив маленький деревянный домик и сарайчик за ним. Даже на расстоянии место это казалось убогим и заброшенным; трудно было представить, что здесь мог жить человек, обладавший более чем пятьюдесятью тысячами долларов золотом.
— Не на что смотреть, не правда ли?
— Если хочешь знать, я подумал как раз другое — не так уж и плохо это выглядит. Просто ты никогда не жила на ферме. Можешь мне поверить, это место по сравнению с тем, где я вырос, кажется настоящими хоромами. А у нас были лишь голые доски, и зимой мы были вынуждены затыкать тряпками щели, чтобы не замерзнуть.
— Ну, ты, наверное, преувеличиваешь.
— Должно быть, ты думаешь, что я появился на свет сразу таким, как сейчас? — повернувшись к ней, сказал он. — Так вот, я, к твоему сведению, учился читать, чуть ли не держа голову в печке, чтобы различать буквы, и рядом со мной не было такой матери, как у президента Линкольна. А когда я был маленьким, я помню, что мы всегда летом, даже сидя дома за закрытыми дверями, прикрывали молоко руками, чтобы в него не надуло грязи. Мы были много беднее Брассфилдов, Рена. Первую пару башмаков я надел, когда мне исполнилось десять лет. А первую в жизни новую рубашку я купил себе сам. Помню, я ненавидел отца за то, что он заставляет нас жить такой жизнью только ради того, чтобы иметь возможность пахать свой собственный клочок земли.
— Сейчас у тебя есть все основания гордиться собой, Мэтт, — мягко проговорила она.
— Чем гордиться? Все, чего я добился, Рена, — это то, что у меня появилось немного денег. Но все равно каждый день, ложась спать, я не уверен, что утром не проснусь нищим. Ощущение собственной нищеты никогда не перестает напоминать о себе, Рена, как бы ты ни прикрывал ее, замазывал штукатуркой или белил свежей известкой. Ну а когда наступают лучшие времена, стараешься о ней забыть.
— У нас, знаешь, тоже никогда не было много денег. После того, как отец оставил нас, маме пришлось продать почти все, что у нас было. Но мне кажется, в чем-то мы были непохожими на других: она всегда говорила, что главное — это кто мы такие, а не сколько у нас денег. И как бы мама ни относилась к отцу, она своим собственным примером показывала мне, что значит быть настоящей леди. И для нее ничего важнее этого не было.
— Ну а тебя это сделало счастливой — я имею в виду, быть настоящей леди?
— Не знаю. Просто я никогда не жила иначе, поэтому мне трудно сказать. До встречи с тобой я даже не совершила ни одного сколько-нибудь неожиданного или дерзкого поступка.
— А как насчет того парня и ведерка с углем на его голове?
— Ну, это была самозащита. То же самое могу сказать и о булавке для шляпки и остром языке. — Она взглянула на него и невольно улыбнулась. — Когда ты мне сказал, чтобы я прыгала с того поезда, я подумала, что ты ненормальный, что ты совершенно спятил.
— А когда мы потом добрались до Брассфилдов и ты их увидела, у тебя, наверное, исчезли последние сомнения.
— Пожалуй — пока я не узнала этих людей поближе. К тому времени, когда мы уезжали от них, они успели мне очень понравиться — и мальчики тоже. Не могу, правда, сказать, что я так уж привязалась к свинье, но все они явно обожали ее.
— Помнишь, когда мы были в Сан-Антонио, ты сказала, что все эти дни были для тебя грандиозным приключением?
— Помню.
Его черные волосы блестели на жарком техасском солнце, словно были из атласа, и по случаю жары верхние пуговицы на его рубашке без воротника были расстегнуты; это придавало ему мальчишеский и в то же время чувственно-привлекательный вид.
— Как было бы хорошо, если бы это приключение никогда не заканчивалось; как было бы замечательно, если бы оно только начиналось! — с болью в голосе произнесла она и отвернулась в сторону.
— Бывают времена, Рена, когда человеку только и остается, что жить сегодняшним днем. Я это понял на примере своих братьев, не доживших до конца войны. — Он ослабил поводья и, хлестнув ближайшего к нему мула, сказал: — Что ж, давай-ка взглянем на твою ферму поближе.
Когда они по наезженной колее въехали во двор, дом и сарай с близкого расстояния показались им жутковатыми, таинственно-призрачными. Они имели совершенно нежилой вид, и на всем лежала печать запустения и заброшенности. Двери сарая были открыты настежь, и оттуда проглядывала пещерная пустота; входная дверь дома была приоткрыта, будто ее оставил в таком положении покинувший ферму дух. Их приветствовала жуткая, гнетущая тишина.
— Место кажется мертвым, — нарушила молчание Верена.
— Это из-за голых досок; стоит их побелить — и дом приобретет совершенно другой вид, — сказал он.
Остановив мулов, он спрыгнул с коляски и привязал поводья к грубо отесанному столбу. Затем снова подошел к бричке и протянул Верене руки:
— Посмотрим, что там в доме.
Когда его руки сжали ее за талию и его лицо оказалось близко к ее лицу, у нее на мгновение перехватило дыхание, и ей показалось, что время остановило свой ход. Она почувствовала, как сильно ее влечет к нему, кровь запульсировала в ней горячими толчками, нагнетая во всем теле нетерпеливое желание. И то, что она увидела в его глазах, красноречиво сказало ей, что он чувствует то же самое. Он подхватил ее и опустил на землю. Она стояла вплотную к нему, близко-близко. Казалось, что в воздухе между ними пробежал электрический заряд.
Он готов был отдать все в эту минуту, чтобы заключить ее в свои объятия, но какой-то предостерегающий голос шепнул ему, что он не должен этого делать. Он не имеет права просить ее разделить с ним жизнь, полную обмана. Он не может даже дать ей свое собственное имя. И он вынужден был, сделав над собой огромное усилие, выпустить ее из рук, отступить от нее, нарушить очарование этого волшебного момента.
— Я войду первым, — сказал он. — Кто знает, что там внутри.
Поднявшись за ним по двум ступенькам крыльца, она посмотрела вниз и увидела на досках темно-коричневое пятно.
— Наверное… наверное, папа умер здесь, — прерывающимся голосом проговорила она.
— Мне сказали, что тело нашли во дворе. Видимо, в него выстрелили, когда он был в дверях, но он еще смог сойти со ступенек, прежде чем упал и умер.
— У него не было даже возможности оказать сопротивление — как ты думаешь?
— Его дробовик был найден в доме. Я думаю, это увязывается с показаниями Джексона и Пирсона.
— О том, что его убил Гиб Ханна?
— Ну да. Но они не присутствовали при этом, они не очевидцы, поэтому никто не может это утверждать наверняка. Шериф считает, что твоего отца застрелили, когда он открыл дверь на чей-то стук. Он, по-видимому, садился в этот момент ужинать.
— Но мистер Хеймер ничего не написал мне об этом. Он ни словом не упомянул о том, как умер папа.
— Да, я знаю.
— Получается, если он действительно украл это золото, то в конце концов заплатил за это жизнью, ведь так?
— Ты права.
Открыв дверь ногой, он услышал сухой треск, мгновенно отскочил назад и выхватил револьвер.
— Берегись!
— Что там такое?..
Рядом с ней грохнул выстрел, и в пыльном сумраке помещения что-то метнулось и тут же замерло. Сунув «кольт» назад в кобуру, Мэтт распахнул дверь до конца, хлопнув ею по наружной стене, и они увидели на полу истекающую кровью, похожую на толстую веревку пятнистую змею, от головы которой до кончика хвоста было три фута.
— Гремучая змея, — бросил он коротко.
— Как, в доме?
— Им, как и нам, тоже не нравится быть на жарком солнце.
— Я уже не уверена, что хочу заходить в дом, — сказала она, боясь двинуться с места.
— Сделаем так — я сейчас войду и открою все, что можно, с тем чтобы стало виднее, а потом вернусь за тобой.
— Я точно так же не уверена, что хочу здесь оставаться одна, — пробормотала она, чувствуя, как ее бьет нервная дрожь.
— А что, если где-то рядом притаился дружок этой змеи?
— Не исключено.
Войдя в переднюю комнату, Мэтт подождал, пока глаза не привыкнут к полумраку, а затем подошел к окну и отодвинул пыльную занавеску.
— Похоже, что кто-то побывал здесь до нас.
Она вошла вслед за ним в дом и тут же остановилась, потрясенная произведенным в нем опустошением.
— Кто-то здесь что-то искал… — только и сказала она.
Создавалось впечатление, что по комнате пронесся ураган: все было перевернуто вверх дном, дверцы шкафов открыты, ящики выдвинуты, их содержимое выброшено на пол, выцветший диван порезан в нескольких местах, обивка вывернута наружу, потертый ковер на полу отброшен в сторону, а в досках рядом с ним прорезана дыра, через которую была видна земля внизу.
Держась за рукоятку «кольта», Мэтт вошел в другую комнату и увидел там ту же картину. Перину в спальне распороли, а содержимое вытрясли, покрыв пол пушистым белым ковром из перьев. В раме кровати недоставало нескольких планок, а к спинке, рядом с еще одним отверстием в полу, был прислонен топор. Даже стены не пощадили: тот, кто побывал в доме, дал выход ярости и прошелся топором по штукатурке, отчего во многих местах обнажилась решетка дранки.
— Видать, он вконец взбесился, когда добрался до этой комнаты.
— Не мог же он ожидать, что найдет золотые слитки в стенах.
— Должно быть, решил, что Хауард обменял золото на деньги.
— Но сам подумай: если бы отец пошел в банк с золотыми слитками, сколько бы это вызвало разговоров!
— А разве он не мог это сделать в Мексике, а потом, возвратившись, поменять песо на доллары?
— В таком случае не похоже, чтобы он сильно потратился на ферму из тех денег, — заметила Вере-на. — Вся эта мебель стоила ему максимум полсотни долларов.
— Это уж точно, — согласился с ней Мэтт. — Такое впечатление, что здесь жил человек, у которого было не густо с деньгами.
Перейдя в кухню, он увидел, что дверца на шкафчике сорвана, а по полу рассыпаны мелкие осколки от разбитой посуды.
— Целыми остались только жестянки, кофейник и кастрюли со сковородками, — сообщил он.
Она села на стул с перепончатой спинкой и растерянно проговорила:
— Я не смогу продать этот дом в таком состоянии — ни один человек в здравом уме не купит его.
— Тебе придется привести его хоть в какой-то порядок.
— Но у меня нет денег, чтобы нанять кого-нибудь. Ты только взгляни на это — ничего стоящего не осталось.
— Но земля-то чего-то стоит, — попытался он ее успокоить. — Я заметил, здесь есть кукурузное поле, а за домом — неплохой огород. Так что, если вложить немного труда, то кое-что из урожая можно еще спасти.
— Я никогда не занималась выращиванием овощей и фруктов. Мы жили в полутора кварталах от зеленщика.
— А я занимался. Вовремя прополоть, вовремя полить — и все само растет. Потом собираешь урожай, съедаешь, что можешь, а остальное запасаешь на зиму. Так что это — очко в пользу продажи, и можешь считать, что огород у тебя уже в активе.
— Если не удастся продать это сразу — что ж, придется кое-чему научиться, — проговорила она, расправляя плечи.
— Человек на многое способен, когда заставляет нужда. Ну а сейчас я пойду взгляну на сарай — скоро вернусь.
— Я с тобой. — Посмотрев на лежащую у двери убитую змею, она поспешила вслед за Мэттом. — Ты и так уже, знаешь ли, увидел намного больше, чем я.
— Просто смотрю на то, что еще можно привести в порядок, вот и все.
Грязный пол в сарае был весь изрыт ямками, расположенными в шахматном порядке. Несколько охапок сена были вынесены из сарая и распотрошены. Осмотрев сарай, он удовлетворенно заметил:
— Крыша хорошая, стены — тоже.
— Если в такую яму упадет лошадь, то ее уже не спасешь, — заметила Верена: слова Мэтта ее никак не впечатлили.
— Но их можно легко засыпать.
Забравшись по приставной лестнице на сеновал, он объявил:
— А здесь вполне сухо.
— Может быть, просто давно не было дождя?
— Думаю, пока будут ремонтировать дом, сарай вполне можно приспособить под жилье, — наконец решил он.
— Тут даже никакой живности не осталось, — устало проговорила она.
— Если тут все отремонтировать, то можно будет просить и дороже.
— Дешевле оно уже не может стоить.
Он слез вниз и отряхнул брюки.
— Если б ты увидела мой старый дом, то ты бы так не говорила. Будь эта ферма моя, уж я сумел бы привести ее в порядок. Несколько недель — и ее было бы не стыдно продавать. Но тебе придется кое-чем обзавестись, чтобы здесь остаться, — не станешь же ты каждый раз ездить в город за молоком и яйцами.
— Но если я истрачу на ремонт все деньги, а потом ферма не продастся, то я не смогу уехать домой. Просто не представляю, как мне быть.
— Что ж, тут действительно есть риск, — признал он. Затем, подойдя к открытым дверям, он поднял ладонь к свету и стал выковыривать занозу. Когда он снова повернул к ней голову, она увидела, насколько серьезным стало его лицо: — Тебе придется чертовски много работать, Рена. Это совсем непривычная для тебя жизнь.
Она окинула помещение взглядом, а затем, повернувшись к выходу, посмотрела на Мэтта, тяжело вздохнула и кивнула головой:
— У меня, кажется, нет выбора.
— Но ты могла бы возвратиться в Филадельфию.
— Ничего не имея за душой? Я рассчитывала все-таки хоть что-нибудь получить за это, ну а теперь…
— Да, одной тебе с этим не справиться — тебе нужен будет партнер. Человек, который вложит деньги в расчете на прибыль от продажи.
— Кто же, если он, конечно, в своем уме, согласился бы загубить на это свои деньги, Мэтт? Ты только посмотри вокруг.
— Я бы согласился. — Слова эти вырвались неожиданно для него самого — он и сам не верил, что произнес их. — Да, я бы мог какое-то время тебе помогать.
— Но ты же ненавидишь все, что связано с сельским хозяйством.
— Я говорю не о сельском хозяйстве, а о вложении средств с целью получения прибыли. А что касается занятий сельским хозяйством, то скорее в аду ударят морозы, чем я снова стану за плуг.
— Неужели ты действительно готов вложить в это деньги? — изумленно спросила она.
Он пожал плечами:
— А почему бы и нет? Кроме того, лучшее убежище на несколько ближайших недель мне вряд ли найти.
— Но это же все равно, что вложить деньги в крысиную нору, а кроме того…
Она вовремя спохватилась, а то, не дай бог, действительно переубедит его. Раз он готов заняться фермой, значит, он остается! Стараясь не выдать охватившего ее ликования, она сказала:
— И в самом деле, может быть, стоит рискнуть?
— Конечно, стоит.
— Как ты считаешь, мы найдем золото?
— Если бы оно было спрятано в этом месте, его бы уже давно нашли.
— Я бы поделилась с тобой.
— Если я и останусь, Рена, то не из-за этого.
— Нет, разумеется, нет, и все-таки…
— Думаю, пройдет пара дней, и здесь появится Ханна. Что ж, пожалуй, я подожду его. Не оставлю же я тебя с ним один на один!
Мэтт выпрямился и, вытерев рубашкой пот со лба, оперся на длинное топорище, давая отдохнуть уставшим мышцам. С тех пор, как он последний раз рубил дрова, прошло уже много времени, но иначе Верена не сможет приготовить поесть. А когда он с этим покончит, ему предстоит целый день засыпать ямы в сарае. Но ему нужно работать, ему нужно вымотать себя до такой степени, чтобы к времени, когда он ляжет спать, у него не осталось сил даже подумать о Верене.
После того как он накануне отвез ее в город, ему пришлось провести бессонную и довольно неуютную ночь. Местечко было совсем небольшим — всего лишь горстка необычных на вид глинобитных домишек, ветхих лачуг, да обложенных дерном и обнесенных частоколом хижин, — и все это располагалось на северном берегу реки Норт-Кончо, прямо напротив форта, лежащего с другой ее стороны. Мэтт не был уверен, что в таком крошечном городке она будет в безопасности, и ему удалось уговорить ее остановиться в доме шерифа и его жены мексиканки, а сам он решил провести ночь на улице, поджидая Гилберта Ханну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37