Затем она, приподнявшись, тоже села и поспешно поправила юбку, опустив ее края до самых щиколоток. Лишь только тогда она заметила исчезающий вдали поезд, и, будь она из тех, у кого глаза всегда на мокром месте, тотчас бы разрыдалась, но Верена была не из их числа, а потому она просто грустно вздохнула и промолвила тоном смирившегося со своей участью человека:
— Там остался мой саквояж, а в нем — все, что я с собой привезла.
— Ничего, когда мы доберемся до Колумбуса, я заберу ваши вещи на вокзале. Если поезд окажется там раньше нас, то носильщик обязательно их туда сдаст.
Ее взгляд упал на стадо овец, которое удалялось от теперь уже свободного пути, и она еще больше пала духом: кроме животных и сопровождавших их двух пастухов, ничего больше не было видно — ни дороги, ни домов, вообще ничего. Лишь холмы, луга да полоса деревьев.
— Знаете, — сказала Верена с чувством, — если бы я могла предположить, что вы собираетесь прыгать с поезда, я бы лучше снова бухнулась на пол. Я ведь думала, что вы просто решили укрыться от стрельбы за железной дверью, не более.
— Мне необходимо было сойти — и вам тоже.
— Хотелось бы услышать хоть одну убедительную причину, зачем, — резко отозвалась она. — Особенно если учесть, что мы оказались среди чистого поля, не захватив с собой даже зубной щетки и не имея представления, как отсюда попасть в Колумбус.
— Я могу назвать сразу две.
— Ну-ну, послушаем.
— Начнем с того, что, как только поезд прибудет на станцию, там все будет кишеть стражами порядка, и каждому, кто ехал в нашем вагоне, придется давать показания насчет перестрелки.
— Мне нечего скрывать, мистер Маккриди.
— Может быть, нет, а может быть, и есть. Как бы там ни было, но, прежде чем рейнджеры или путевые детективы разберутся, как было дело, пройдет день, а то и два — более чем достаточно, чтобы сно ва объявились ваши приятели. И если они не круглые идиоты, то к тому времени они уже успеют сообразить, что к чему. Вам что, хочется оказаться там, когда это случится?
— Они мне не приятели. Сколько еще раз повторять вам, что я их не знаю?
— До тех пор, пока я вам не поверю.
— В таком случае я этого больше не буду повторять.
Она наконец решилась взглянуть ему в лицо и сказала:
— Знаете, если бы какой-нибудь ваш знакомый сейчас вас увидел, он бы скорее всего вас не узнал. Мне кажется, более жуткого глаза я в жизни не видела.
— Но меня, по крайней мере, никто не разыскивает.
— А я думаю, все-таки разыскивает: разве вы стали бы прыгать на ходу из поезда из-за меня одной, мистер Маккриди? Нет, вы это сделали, потому что не хотели иметь дела с властями. И не пытайтесь это отрицать — я вам все равно не поверю.
— Вы чертовски подозрительны, Рена.
— Это я подозрительна? Вы лучше на себя посмотрите.
— Разве вы видели, чтобы я пытался бежать от шерифа Гуда?
— Просто вам некуда было бежать.
— Но меня, в отличие от вас, не разыскивают какие-то двое неизвестных типов, — парировал он ее выпад.
— Что ж, этого я действительно не могу объяснить.
— То-то и оно.
— Полагаю, с моей стороны было бы напрасным надеяться, что вы знаете, куда мы попали?
— Это усадьба Брассфилдов.
— Что-то я не вижу особых признаков усадьбы, — вздохнула она и снова повернула к нему голову. — Впрочем, насколько я припоминаю, проводник не был так уж уверен, где мы находимся. Мне кажется, он сказал, что мы, надо думать, где-то возле усадьбы Брассфилдов.
— Должны же были эти овцы прийти откуда-нибудь?
— И все-таки никакой усадьбы не видно, — возразила она.
— Да, — согласился он, — нам, пожалуй, придется немного прогуляться. Вы, кстати, случайно не говорите по-испански?
— Я могу читать классиков на латыни или по-французски, с трудом могу что-то разобрать по-гречески, но испанский не входил в программу обучения Бэнкрофтского педагогического училища. А что?
— А то, что я могу пересчитать на пальцах все испанские слова, которые я знаю, причем большинство из них неприлично произносить вслух.
— Простите, не поняла?
— Вы прекрасно слышали, что я сказал. Глядите, к нам направляется мексиканский мальчишка.
И действительно, один из двух пастухов заметил их и теперь во весь опор бежал к ним по траве, в знак приветствия размахивая руками. Когда он приблизился настолько, что можно было разглядеть его лицо, ей стала видна его приветливая щербатая улыбка. Мэтт встал с земли, отряхнул пиджак и брюки и помог ей подняться.
— А ну-ка повернитесь, — сказал он ей. — Хочу глянуть, достаточно ли прилично вы выглядите и чем я могу вам в этом смысле помочь.
— Чем тут уже поможешь — это безнадежно, — пробормотала она, осматривая урон, нанесенный ее убранству; тяжело вздохнув, она добавила: — Кажется, оторвался кусок или даже два. А без саквояжа я даже не могу сменить юбку.
— Я вам найду что-нибудь другое.
— Мы ведь еще вчера выяснили, что это совершенно невозможно.
— Предоставьте это мне, — небрежно бросил он и, протянув руку, направился навстречу мальчику.
— Donde es Брассфилды? — начал он, надеясь быть понятым.
— Si… si…
— Вы уверены, что произнесли это правильно? — спросила Верена за его спиной.
— Donde esta Колумбус?
— Si… si… — повторил снова мальчик, энергично кивая головой.
— Так Брассфилды или Колумбус?
— Si… si…
— Я не удивлюсь, если окажется, что это совсем другое место, — пробормотала она вполголоса.
— Хотите — попробуйте сами.
— О, нет.
— В таком случае наберитесь терпения. El rапcho — donde esta el rancho?
Вопрос вызвал целый поток стремительно льющихся испанских слов, которые Мэтт даже и не пытался понять.
— Donde? Фу-ты — где эта чертова усадьба Брассфилдов? — не выдержав, закричал он.
— Если он вас не понял с первого раза, то крики, я думаю, здесь не помогут, — спокойно заметила Верена и, обойдя Мэтта, приблизилась к мальчику: — Брассфилд?
— Si.
— Это усадьба Брассфилдов?
— Si.
— Ну, этим si я и так сыт по горло, — пробормотал Мэтт.
— Погодите, я собираюсь добиться от него вот чего — чтобы он показал нам дорогу.
Описав рукой вокруг себя большой круг, она спросила:
— Усадьба Брассфилдов?
— Si?
— Дом?
— Casa, — подсказал Мэтт. — Дом — это casa. Уж это слово я знаю.
— Casa — где casa? Там? — спросила она, показывая налево.
— Si.
— Если хотите услышать мое мнение, то вы не очень-то преуспели.
Не обращая на него внимания, она показала направо:
— Сага?
Мальчик отрицательно покачал головой. Подойдя к ней поближе, он показал на черту слева от нее и кивнул головой.
— Casa Брассфилд, — лаконично произнес он, а затем вытянул руку и повернулся на сто восемьдесят градусов, описав ею полный круг: — Rancho.
— Мы находимся прямо на ранчо, — сделала вывод Верена.
— А дом где-то там.
— Но об этом-то я его и спрашивал, знаете ли.
— Нет, вы спрашивали, где ранчо.
— А почему бы вам не спросить, далеко ли отсюда до дома? — предложил он. — Интересно, как у вас это выйдет.
— А мне не надо спрашивать. Я и так знаю, что далеко.
— Grasias, mi amigo. — Достав из кармана двадцатипятицентовую монету, Мэтт бросил ее мальчику.
— Por Эдуардо?
— Por Эдуардо.
Эдуардо показал на другого пастуха:
— Пабло.
— Эдуардо и Пабло. — Мэтт снова сунул руку в карман, но другого двадцатипятицентовика не обнаружил.
— У вас не найдется двадцати пяти центов одной монетой? — спросил он у Верены.
— Нет, но у меня есть две монеты по десять центов и пятицентовик.
— Подойдет. Надо ему их отдать.
— Учтите, я собиралась на них позавтракать, — негромко произнесла она, выуживая деньги из кошелька. — Вот, держите.
— Благодарю, — и он протянул монеты мальчику. — Por Пабло.
Деньги были приняты с меньшим восторгом, чем можно было ожидать. Мальчишки начали спорить, кому двадцать пять центов достанется в виде одной монеты, а кому — в виде трех, и какой из этих двух вариантов лучше. К согласию они пришли не скоро; обладателем двадцатипятицентовика стал Пабло, мальчик с лицом херувима, очевидно, младший из двоих. Сделав знак рукой, он дал понять Верене и Мэтту, что они должны следовать за ним.
Взяв Верену за руку, Мэтт наклонился к ней и прошептал:
— Когда туда придем, предоставьте вести разговор мне.
— Тогда молите Бога, чтобы они говорили по-английски.
— С такой фамилией, как Брассфилд? Готов биться об заклад, что говорят.
Он пристально на нее посмотрел здоровым глазом и сказал:
— Послушайте, вам жарко, вы устали, а нам, наверно, тащиться очень и очень долго. Так давайте перестанем пререкаться по любому поводу, лучше заключим перемирие до самого Сан-Антонио.
Сердце у нее в первый момент замерло от неожиданности, а затем она почувствовала огромное облегчение. Он сказал до Сан-Антонио, а не до Колумбуса. Стараясь не выдавать охватившей ее радости, она бодро зашагала рядом с Мэттом. Подумать только, он едет с ней до Сан-Антонио и не оставляет ее одну!
На пороге дома стояла крупная, полная женщина и, заслонив рукой от солнца лицо, но все равно щурясь, всматривалась в даль. Различив фигуры двух людей рядом с Пабло, она широко раскрыла от удивления глаза и воскликнула:
— Боже милосердный! Па-а! Па-а, иди быстро сюда! Пабло ведет к нам гостей!
В дверях показался ее муж, высокий, худой, лысый мужчина, на котором, кроме фланелевых кальсон, ничего больше не было.
— Ну ты даешь, Сара, — раскричалась так, что и мертвых можно разбудить!
— Ты лучше глянь туда, — ответила она, показывая пальцем на приближающихся людей. — Говорю тебе, к нам идут гости! Из двоих — одна женщина.
Окинув взглядом раздетого мужа, она недовольно проговорила:
— Знаешь, па, ты выглядишь не очень-то прилично. Поди-ка надень штаны, пока мы еще одни.
— Должно быть, на дворе градусов сорок, а то и больше, — проворчал он и, бросив на три фигуры, бредущие под беспощадным солнцем, еще один взгляд, добавил: — Интересно, откуда они тут взялись?
— Не важно, главное — они идут сюда, это уж точно.
Одернув на обширном животе замусоленный передник, она пригладила рукой растрепанные волосы и, стараясь не показывать, как ей не терпится увидеть неожиданных гостей, спросила:
— Ну, как я выгляжу?
— А какая разница? — буркнул он. — Куда же они все-таки направляются? У них даже и лошадей нет.
— Если ты сейчас же не натянешь на себя штаны, — пригрозила она мужу, — я тебя не пущу обедать с гостями.
— А я бы очень желал для начала услышать, какого черта они здесь делают — не так уж я тут тоскую без общества, чтоб у меня мозги съехали набекрень.
Переступив через пыльный порог, он возвратился в дом и достал из-за двери двустволку. Когда Пабло с незнакомцами подошли совсем близко, он поднял ружье и нацелил его на них.
— Ну-ка, стой! — выкрикнул он.
Встревоженная жена нагнула ствол ружья вниз.
— Не обращайте на него внимания, — обратилась она к пришедшим. — У нас здесь не очень-то часто бывают гости, вот он и позабыл про хорошие манеры, которым его учила мама. Прошу вас, входите.
А мужу она бросила через плечо:
— Сет Брассфилд, надевай-ка штаны, я тебе говорю — и поживей! В кои-то веки к нам пожаловали гости, а ты хочешь их отпугнуть!
Верена никогда себе не представляла, что существуют места, подобные тому, которое она видела перед собой. Дом шерифа Гуда показался бы дворцом по сравнению с этим. Она не могла заставить себя сдвинуться с места, и Мэтью, взяв ее за руку, ободряюще произнес:
— Они лишь простые фермеры, вот и все.
— Но это не ранчо, это какая-то лачуга, — запротестовала она, и в этот момент, к ее ужасу, хозяйка, сойдя с покосившегося дощатого крыльца, двинулась им навстречу.
— Мэтью, я не думаю, что нам стоит… — начала было Верена.
Протянув для пожатия огрубевшую от работы руку, Сара Брассфилд широко улыбнулась, продемонстрировав отсутствие переднего зуба, и приветливо изрекла:
— Здравствуйте! Меня зовут Сара, а Сет — в доме, он приводит себя в порядок, чтобы к вам выйти. Надеюсь, — добавила она с надеждой в голосе, — вы не против пообедать с нами?
Когда она заметила порванное платье Верены и синяки на лице Мэтью, улыбка тут же сползла с ее лица:
— Боже ты мой! С вами небось приключился несчастный случай?
Мэтью и Верена ответила одновременно.
— Нет, — сказала она.
— Да, — произнес он.
Некоторое время женщина смотрела на них с полным недоумением, затем тяжело вздохнула и переспросила:
— Так да или нет?
— Э-э… да, нечто в этом роде, — решилась сказать Верена и беспомощно глянула на Маккриди.
— Мы упали с поезда, — без уверток ответил тот.
— Чего, чего?
— Поскольку Рена выросла на Востоке, она ни разу в жизни не видела овец, — начал объяснять он.
— То-то, я смотрю, вы так чудно разговариваете, — кивнула головой женщина. — Я сразу подумала, что вы нездешняя.
Она снова окинула Верену взглядом, сочувственно защелкала языком, а затем продолжала:
— Так вас зовут Рена? Довольно симпатичное имя, я вам скажу.
Почувствовав, что Маккриди подталкивает ее локтем, Верена выдавила:
— Благодарю вас.
— Так как же вы все-таки свалились с поезда?
— Когда мы остановились, чтобы убрать с путей овец, я вывел Рену на площадку, чтобы она могла рассмотреть их поближе. Потом мы снова поехали, но она, на беду, потеряла равновесие и упала с поезда. Я спрыгнул за ней — не оставлю же я ее одну! — но, когда мы снова поднялись на насыпь, догнать поезд было уже невозможно.
— Глянешь на вас, мистер, так можно подумать, что вы бухнулись прямо на голову. Глаз у вас — не приведи Господь до чего страховидный! Поди, стукнулись обо что-то твердое, когда катились с насыпи. Погодите, Сет принесет вам своей мази — он ее делает из бараньего жира, — и вы приложите ее к глазу. Здорово помогает — только чтоб не попала в глаз.
— Спасибо.
— Ну а ваша женушка — чего тут удивляться, что она свалилась с поезда?.. С такими-то диковинными туфлями на ногах, — авторитетно заявила Сара. — Как она вообще в них может ходить? Господь, когда сотворял женщину, и в мыслях не имел, что она станет разгуливать на каблуках. Если б он задумал нас такими, то у нас пальцы бы на ногах росли не прямо, а вниз, чтоб мы не могли ходить иначе как на каблуках, но он нас такими не сделал.
Она глянула на свои ноги в туфлях домашнего производства и продолжала:
— Уж меня-то и силком не принудишь ходить в том, в чем мне ходить неудобно, можете мне поверить. И меня не заставишь сидеть и часами зашнуровывать себе обувь.
— В тех местах, откуда я родом, мои туфли считаются еще довольно скромными, — отозвалась Верена. — В общем-то, это была самая практичная пара туфель, которые только можно было купить.
— Ну а я уже целый век как не покупаю никаких туфель, — призналась хозяйка. — Да они мне и без надобности. Когда мне нужно в загон к овцам, то я пользуюсь старыми ботинками Сета, и все дела.
Осмотрев своих гостей с ног до головы в очередной раз, она вздохнула и проговорила:
— Нужно сходить за иголкой и зашить прореху на вашем платье, пока совсем не порвалось. А вот смогу ли я починить дорогую одежду мистера, тут я очень сильно сомневаюсь.
— Ничего страшного — не стоит беспокоиться. Мы ведь к вам совсем ненадолго. Попозже, когда у меня будет время, я и сама смогу все зашить.
У женщины так и вытянулось лицо:
— Но вы просто должны остаться! Да вам и некуда больше деться. Здесь на многие мили вокруг нет ни одной души.
— Как же, а Брассфилды? — вмешался в разговор Мэтью.
— Наверно, мальчишка не понял нас.
— А вы здесь и находитесь.
— То есть как это?
— Вы попали туда, куда нужно, и стоите на их земле, — снова улыбнулась и кивнула женщина. — Боюсь, я в суматохе совсем забыла про приличия. Меня зовут Сара — Сара Брассфилд, я имею в виду. — Повернувшись к дому, она с удовлетворением отметила, что появившийся на пороге муж уже надел рубашку и брюки: — А это мистер Брассфилд — для вас просто Сет.
— Ах, вот оно что!
— Ну да. А тот мальчонка, что привел вас сюда, — это Пабло. У его мамы было их двое, а она взяла и померла, оставив их своему непутевому муженьку. Ну вот, приходит он как-то сюда прошлой зимой и говорит, что, дескать, если мы хотим, то можем забрать их, потому что он не хочет больше возиться с ними. Я говорю, послушай, па, — ну, то есть Сет, — а почему бы и нет, ведь в паре они — это, считай, все равно как один взрослый мужик, и мы тогда сможем завести себе новых овец.
— У нас их уже будет, почитай, с двести пятьдесят голов, — с гордостью вставил ее муж, — а через год станет вдвое больше.
— Да у нас их и сейчас больше, чем двести пятьдесят. Ты, па, позабыл про тех, которых нашел вчера Эдди. Ну, тех, что ты считал мертвыми. Иди-ка сюда, малыш, — поманила она к себе мальчика и, когда тот подошел, с ласковой улыбкой взъерошила его темные волосы. — Ты у меня славный парнишка, правда?
— Неужели отец мог так легко отдать своих собственных детей? — ужаснулась Верена.
— Да, но я не жалею об этом. Я и па, мы всегда хотели детей. А свои поумирали совсем еще крохами. Дифтерия, — коротко объяснила она. — У нас их было трое, всех забрала клятая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37