Но нет лучшего способа распространить объявления, чем оставить их у владельцев лотков. А сегодня как раз пятница: пятница и суббота – базарные дни. Конечно, можно оставлять их в пабах и кабачках, но рынки посещает больше людей – и мужчины, и женщины.
– Гризельда права, – согласился Стоукс. – Мы возьмем объявления с собой.
– А что вы выяснили о других возможных содержателях школы? Может оказаться среди них тот, которого мы ищем?
– Ничего определенного, – поморщился Стоукс. – Эти люди держатся обособленно, редко выходят из дома и общаются только со своими. Но у нас есть адреса троих: Слейтера, Уоттса и Хорнби. О Гримсби и Хьюзе пока ничего не известно. И местные полицейские, и отец Гризельды дают неопределенные ответы, что заставляет меня заподозрить самое худшее: эта пара наверняка впуталась в какие-то незаконные делишки. Может, кто-то из них и содержит воровскую школу, но если первые трое окажутся ни в чем не замешаны, значит, займемся Гримсби и Хьюзом.
Гризельда глянула на Стоукса:
– Проверим Слейтера, Уоттса и Хорнби, а если не найдем мальчиков, попытаемся разыскать Гримсби и Хьюза. Проблема в том, что никто не знает, где они скрываются. Это все равно что искать иголку в стоге сена.
– Возможно, нам помогут объявления, – предположил Барнаби. – По крайней мере хоть определим круг поисков.
– А как насчет Бушелов? Мэри и Хорри? Инспектор, вы уже их навестили?
Стоукс кивнул и обратился к Барнаби:
– Твоя записка прибыла как раз вовремя. Я побывал в Блэк-Лайон-Ярде сегодня днем и потолковал с Мэри Бушел и парнями Уиллзами. Мы составили план, как обезопасить Мэри и Хорри, но попросили их держать дверь приоткрытой, в надежде, что злодеи попадутся на удочку. Лично я очень на это надеюсь. Если за дело возьмутся Уиллзы и местная полиция, преступникам будет нелегко улизнуть из Блэк-Лайон-Ярда.
Барнаби вскинул брови:
– Об этом я не подумал, но Блэк-Лайон-Ярд – действительно идеальная ловушка.
– Совершенно верно. Значит, там капкан на преступников поставлен, – заключил Стоукс. – А теперь посмотрим, сможем ли мы опередить тех, кого собирались в него поймать.
Он поднял коробку с объявлениями.
– Мы с Гризельдой раздадим их, когда пойдем на рынки. Нужно узнать, где содержатель школы держит мальчиков, и вызволить их, прежде чем они начнут работать.
Все четверо гуськом вышли из лавки, под любопытными взглядами учениц, и направились к церкви, чтобы найти экипаж. Стоукс и Гризельда сели в первый. Барнаби и Пенелопа в один голос заявили, что у этих двоих более срочное дело.
Глава 13
Улыбаясь и размахивая тростью, Барнаби свернул на Джермин-стрит. Сейчас он не обращал внимания даже на еще более сгустившийся туман.
До сих пор он избегал брака, но не потому, что питал такую нелюбовь к семейной жизни, скорее, наоборот. По мере того как шли годы, он видел, насколько счастливы друзья в браке, как глубока их любовь. Видел и завидовал. И все же был убежден, что это не для него. Потому что ни разу не встречал даму из общества, которая согласилась бы мириться с его призванием – страстью к расследованию преступлений.
Пенелопа стала единственным исключением. Дамой, нарушающей любые правила. Кроме того, она обладала настолько острым умом, что он с радостью расследовал бы новые дела вместе с ней, прислушивался бы к ее мнению и предложениям, обсуждая повадки злодеев.
Но сначала он должен жениться на ней. Барнаби не сомневался, что ее брат Люк и остальные родственники сочтут его предложение приемлемым: третий сын графа – идеальная партия для дочери виконта, не говоря уж о его значительном состоянии. Но как получить ее согласие? Если возбудить в ней любопытство и подогреть нетерпение, может, его план удастся…
Барнаби уверенно улыбнулся, помахивая тростью. Она наверняка сдастся. Пожалуй, стоит навестить ее завтра утром.
У двери соседнего дома стояла изящная черная городская карета. Барнаби мельком заметил ее, но не стал разглядывать. Впрочем, интересно, кого его сосед развлекает сегодня вечером?
Ничего, скоро он тоже станет развлекать Пенелопу. Очень скоро.
Улыбаясь еще шире, он поднялся на крыльцо и стал искать в кармане ключ.
За спиной послышались звон сбруи, топот копыт, стук колес…
Барнаби замер, почувствовав неладное. Он не видел и не слышал ничего. Никто не выходил из экипажа. И дверь не захлопнулась: почему же карета уезжает?
Он стал поворачиваться и краем глаза успел заметить закутанную в плащ фигуру… с палкой в руке.
Барнаби оцепенел, не в силах осознать того, что видит. Человек был невысок ростом, и при ближайшем рассмотрении выяснилось, что под плащом скрываются юбки.
В эту же секунду он узнал нападавшего. Очевидно, Пенелопа вышла из отъехавшего экипажа. Барнаби посмотрел вслед экипажу и не успел заметить, что Пенелопа подняла дубинку.
И ударила его по голове.
Не так сильно, но достаточно больно, чтобы он пошатнулся, отступил и прислонился к стене.
Совершенно ошеломленный. Потерявший дар речи.
Пенелопа схватила его за лацканы пальто, ошибочно посчитав, что он сейчас потеряет сознание.
Но если бы он и упал, то лишь от шока, вызванного ее действиями.
Какого черта она вытворяет?
Адэр уставился на нее. Пенелопа спрятала дубинку под плащ, всмотрелась в лицо человека, на которого только что напала, и, уверившись, что с ним все в порядке, прошипела:
– Подыграйте мне!
Да, но каков сценарий?
Все еще держась за его пальто одной рукой, другой она забарабанила в дверь.
Может, ему стоит сказать, что ключ у него в руках?
Но Барнаби решил не делать этого и, честно играя роль беспомощной жертвы, закрыл глаза и едва не сполз по стене на землю. Оказалось, совсем нетрудно изобразить болезненную гримасу. Место удара пульсировало, наливаясь болью. Похоже, и синяк останется.
А Пенелопу снедало нетерпение. Да куда подевался этот чертов дворецкий?
Наконец она услышала шаги. Секундой позже дверь открылась.
– Помогите! Быстро! – крикнула она, оглядывая пустую улицу. – Они могут вернуться!
– Кто может… – забормотал Мостин, но, увидев Барнаби, прислонившегося к стене, охнул: – О Господи!
– Именно.
Пенелопа схватила руку Барнаби, перекинула через плечо и оттащила от стены. Но тут же пошатнулась и едва сохранила равновесие. Небеса, до чего же он тяжел!
Но стоит ли жаловаться, если он ведет себя так, как просила она?!
Хорошо, что Мостин вышел из транса и подхватил полубесчувственного хозяина с другого бока.
– Ну вот… осторожнее.
Мостин помог ей протолкнуть Барнаби в открытую дверь. И, увидев красное пятно на лбу хозяина, опять заохал:
– О Боже, Боже!
Пенелопа тихо выругалась. Этот лакей хуже старухи!
– Закройте дверь и помогите подняться наверх.
Она до сих пор так и не знала, сильно ли ударила его: он повис на ней всем весом. Правда, она вовсе не так уж проворно орудовала дубинкой… но тревога уже снедала ее.
Мостин бросился закрывать дверь, после чего снова подхватил Барнаби.
Тот жалобно стонал, слишком реалистично, на взгляд Пенелопы.
Черт! Она покалечила его…
Сознание собственной вины тошнотворной волной подкатило к горлу.
– Так что же случилось? – спросил Мостин, втаскивая Барнаби наверх.
Пенелопа уже успела придумать правдоподобную историю:
– Я убедила его поискать наших злодеев. Они напали на нас неподалеку отсюда и ударили мистера Адэра по голове. Он едва не потерял сознание…
Мостин ахнул: он предупреждал хозяина, что когда-нибудь с ним может случиться несчастье.
Пенелопа и Мостин, по молчаливому согласию, довели Барнаби до спальни. Мостин умудрился прислонить хозяина к одному из столбиков кровати. Барнаби издал очередной душераздирающий стон.
– Мисс… придержите его, а я пока приготовлю постель.
Мостин нерешительно отступил и бросился откидывать атласное покрывало, но, прежде чем успел схватиться за край, Барнаби снова застонал и пошатнулся.
Пенелопа ойкнула, отчаянно пытаясь удержать его, но он едва не сбил ее с ног и, плюхнувшись на постель, увлек ее за собой. Она едва успела освободиться из его рук и отскочить. По-прежнему не открывая глаз, он сморщился, снова застонал и с трудом поднес руку к голове.
– Нет! – крикнула Пенелопа. – Не нужно! Просто лежите, а мы пока снимем с вас пальто.
Либо он превосходный актер, либо она действительно треснула его слишком сильно.
Совершенно выведенный из равновесия Мостин суетился и кудахтал над хозяином.
Пенелопа сбросила плащ, и вместе с Мостином они с трудом стащили тяжелое пальто с плеч Барнаби. А вот фрак снять оказалось гораздо труднее. Мостину пришлось поддерживать Барнаби, а Пенелопа встала коленями на кровать и стянула фрак. С жилетом она справилась в два счета. Мостин снял с хозяина туфли и чулки, но едва успел выпрямиться, как Пенелопа приказала:
– Принесите холодной воды и полотенце.
Мостин поколебался, но неподдельная тревога, звучавшая в ее голосе, заставила его шагнуть к двери гардеробной.
– Минуту, мисс!
Пенелопа посмотрела ему вслед. Обе двери были открыты. Она не посмеет спросить Барнаби, действительно ли у него так болит голова. Она ударила его сильнее, чем намеревалась. Но, как ни странно, теперь ей легче привести свой план в действие.
Взяв тазик у вернувшегося лакея, она поставила его на пристенный столик. Намочила полотенце, выжала и положила на лоб Барнаби. Пока что нет ни шишки, ни синяка. Хорошо, что она закрыла покрасневшее место полотенцем, тем более что Мостин зажег канделябр на столике у кровати, и неяркое пламя осветило лицо Барнаби.
– Можете идти, – бросила Пенелопа, не глядя на Мостина.
До него не сразу дошел смысл ее слов. Немного опомнившись, он с ужасом уставился на нее:
– Невозможно! Это неприлично!
Она медленно подняла глаза и окинула его надменным взглядом.
– Милейший!
Пенелопа позаимствовала и слово, и тон у леди Озбалдестон, дамы, чей талант управлять и манипулировать противоположным полом был почти легендарным. Подражать столь прославленной особе нелегко, но научиться можно.
– Надеюсь, – продолжала она тихо, но повелительно, – что вы не собираетесь предположить, будто в моем старании помочь несчастному мистеру Адэру, оказавшемуся в беспомощном положении, есть нечто неприличное, тем более что его покалечили, когда он защищал меня?!
Мостин испуганно моргнул и нахмурился. Но прежде чем он успел собраться с мыслями, Пенелопа объявила тем же самым ледяным, крайне высокомерным тоном:
– У меня двое младших братьев, и я часто лечила их синяки и раны.
Абсолютно наглая ложь: оба брата были значительно старше Пенелопы.
– Более двадцати восьми лет я вращаюсь в высшем обществе и ни разу не слышала, что уход за раненым, беспомощным джентльменом каким-то образом считается неприличным.
Она уже солгала не раз, так что остается идти дорогой греха. Мостин никак не может знать, сколько ей лет на самом деле.
Брезгливо поморщившись, она указала на дверь.
– Я посижу и присмотрю за ним. А заодно буду менять холодные компрессы. Когда он очнется, я вам позвоню.
– Но…
Мостин широко раскрытыми глазами уставился на неподвижного хозяина.
Пенелопа вздохнула и решительно надвинулась на Мостина, который, естественно, попятился.
– У меня нет времени на споры. Нужно позаботиться о вашем хозяине!
Она продолжала наступать, пока Мостин не уперся спиной в дверь. И только тогда, подбоченившись, снизила голос до язвительного шепота:
– Весь этот шум, вне всякого сомнения, только усиливает его головную боль. А теперь – уходите!
Мостин поежился, судорожно сглотнул, бросил последний отчаянный взгляд на распростертую на постели фигуру, повернулся, открыл дверь и выскользнул в коридор.
Не собираясь рисковать, Пенелопа подступила к порогу и прижалась к двери ухом. Подождала, пока не услышала шаги Мостина на лестнице, и осторожно закрыла дверь на задвижку.
Шумно вздохнув, она прижалась лбом к двери.
И только потом обернулась и взглянула на Барнаби. И наткнулась на пристальный взгляд синих глаз.
– И что все это значит? – осведомился он. Безупречный выговор. И ни единого стона! Пенелопа едва не лишилась чувств от облегчения. Радостно улыбаясь, она шагнула к кровати.
– Прекрасно! Значит, у вас все в порядке!
– После этого небольшого удара по голове? – фыркнул он.
– Мне следовало бы знать, что ваш череп слишком крепок, иначе я не стала бы так волноваться, думая, что нанесла вам серьезное увечье.
– Возможно, но что…
Он не успел договорить. Пенелопа прыгнула на постель, бросилась в его объятия и стала целовать.
Не в силах противиться, он отвечал на поцелуи, наслаждаясь каждым мгновением, упиваясь вкусом и ощущением ее теплого рта.
Он с трудом оторвался от нее… от поцелуя, в который она умудрилась завлечь его.
– Пенелопа…
В ответ он получил сияющую улыбку. Довольная Пенелопа прильнула к нему.
– Я пришла сообщить, что приняла решение.
– Понятно. Какое же решение?
Она прикусила полную губку, а потом ослепительно улыбнулась.
– Вы сказали в тот раз, на галерее, что если я захочу узнать больше, с радостью научите меня всему, при условии, что я окажусь старательной ученицей. Так вот, я пришла пообещать, что буду очень стараться, и прошу стать моим наставником.
Он не успел найти подходящих слов, как она снова заговорила:
– Понимаю, что леди моего положения должна оставаться в неведении о подобных деталях, пока не выйдет замуж, но поскольку я решительная и неумолимая противница брака, то и посчитала, что в противном случае я обречена на вечное невежество, а это совсем не в моем характере. Поэтому я благодарна за ваше предложение.
Он изобразил легкое любопытство:
– Почему же вы так настроены против брака? Я думал, это мечта всех молодых леди.
Пенелопа поджала губы и решительно покачала головой:
– Но не моя. Только подумайте…
Она еще теснее прижалась к нему и потерлась о его бедра своими.
– …чем может привлечь меня замужество?
Его ноющее от желания тело теперь пульсировало, горело, томилось…
– Что может предложить мне брак в возмещение за неизбежную цену, которую приходится платить? – продолжала она.
– Цену? – нахмурился он. Пенелопа сухо усмехнулась:
– Моя независимость. Возможность жить так, как я хочу, а не как предпочитает муж. Скажите, какой джентльмен нашего класса позволит мне после свадьбы посещать трущобы и спасать сирот?
Он вынудил себя кивнуть:
– Мне совершенно ясны ваши доводы.
Он не лгал. Ее рассуждения были безупречно разумны и логичны.
Но он не мог принять их.
Потому что она нужна ему. Не только как любовница. Как жена.
Но сейчас, когда она лежала на нем, прижимаясь каждым сладостным изгибом, каждой нежной выпуклостью, он стремительно терял способность мыслить.
Он сам предложил наставлять ее в науке страсти нежной. И теперь, когда она приняла предложение, не мог отступить. Какие бы объяснения он ни привел, она оскорбится и почувствует себя отвергнутой. И никогда больше не подпустит к себе.
– Итак?
Тон ее был неожиданно чувственным, обольстительным и зазывным. Вопрос, вызов и откровенный соблазн – все слилось в одном слове.
Медленно улыбнувшись, он поднял руку и снял с ее носа очки. Понимая, что сам этот жест означает капитуляцию.
– Вы можете обойтись без очков?
Пенелопа удивленно моргнула, улыбнулась и кивнула:
– Я всего лишь близорука и вполне ясно вижу все на расстоянии пяти футов.
– В таком случае… – Он положил очки на столик. – Они вам не понадобятся.
Барнаби наслаждался осознанием того, что она здесь, пришла по доброй воле и готова отдаться ему.
Это был пьянящий момент. Он крепко прижался губами к ее губам, словно обещая грядущие наслаждения.
Он даст ей все, о чем она просит. Покажет ей, что такое страсть. Истинное желание. Безграничное наслаждение.
Одним сильным нажатием он провел ладонью от ее талии к холмикам грудей.
Пенелопа ахнула, не отнимая губ. Он и раньше ласкал ее, но теперь, когда обрел уверенность, что на этом не остановится, прикосновения стали более пылкими. Несравненно более страстными.
Каждое было обещанием.
Восторг и тепло распространялись по телу Пенелопы. Пламя наслаждения сжигало ее. Груди заныли: им стало слишком тесно в шелковом плену.
Придавленная тяжестью его тела, она прижалась ноющей плотью к его ладони и тихо застонала.
Тогда он ловко, не торопясь, расстегнул пуговки ее лифа, так что края разошлись и давление на груди ослабло.
Все это вдруг возбудило в ней еще более сильную жажду чего-то неведомого. И Барнаби, словно ощутив это, сжал ее все еще прикрытую шелком грудь.
Он играл, испытывал, терзал ее чувства, проверяя и изучая реакции. Обучал ее, показывал, сколько восторга может получить она от простого прикосновения.
Другая рука Барнаби, лежавшая на ее талии, скользнула вниз, по ее бедру, и медленно провела по ягодице, не властно, скорее обещающе, рассылая жар и огненные искры по всему ее телу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
– Гризельда права, – согласился Стоукс. – Мы возьмем объявления с собой.
– А что вы выяснили о других возможных содержателях школы? Может оказаться среди них тот, которого мы ищем?
– Ничего определенного, – поморщился Стоукс. – Эти люди держатся обособленно, редко выходят из дома и общаются только со своими. Но у нас есть адреса троих: Слейтера, Уоттса и Хорнби. О Гримсби и Хьюзе пока ничего не известно. И местные полицейские, и отец Гризельды дают неопределенные ответы, что заставляет меня заподозрить самое худшее: эта пара наверняка впуталась в какие-то незаконные делишки. Может, кто-то из них и содержит воровскую школу, но если первые трое окажутся ни в чем не замешаны, значит, займемся Гримсби и Хьюзом.
Гризельда глянула на Стоукса:
– Проверим Слейтера, Уоттса и Хорнби, а если не найдем мальчиков, попытаемся разыскать Гримсби и Хьюза. Проблема в том, что никто не знает, где они скрываются. Это все равно что искать иголку в стоге сена.
– Возможно, нам помогут объявления, – предположил Барнаби. – По крайней мере хоть определим круг поисков.
– А как насчет Бушелов? Мэри и Хорри? Инспектор, вы уже их навестили?
Стоукс кивнул и обратился к Барнаби:
– Твоя записка прибыла как раз вовремя. Я побывал в Блэк-Лайон-Ярде сегодня днем и потолковал с Мэри Бушел и парнями Уиллзами. Мы составили план, как обезопасить Мэри и Хорри, но попросили их держать дверь приоткрытой, в надежде, что злодеи попадутся на удочку. Лично я очень на это надеюсь. Если за дело возьмутся Уиллзы и местная полиция, преступникам будет нелегко улизнуть из Блэк-Лайон-Ярда.
Барнаби вскинул брови:
– Об этом я не подумал, но Блэк-Лайон-Ярд – действительно идеальная ловушка.
– Совершенно верно. Значит, там капкан на преступников поставлен, – заключил Стоукс. – А теперь посмотрим, сможем ли мы опередить тех, кого собирались в него поймать.
Он поднял коробку с объявлениями.
– Мы с Гризельдой раздадим их, когда пойдем на рынки. Нужно узнать, где содержатель школы держит мальчиков, и вызволить их, прежде чем они начнут работать.
Все четверо гуськом вышли из лавки, под любопытными взглядами учениц, и направились к церкви, чтобы найти экипаж. Стоукс и Гризельда сели в первый. Барнаби и Пенелопа в один голос заявили, что у этих двоих более срочное дело.
Глава 13
Улыбаясь и размахивая тростью, Барнаби свернул на Джермин-стрит. Сейчас он не обращал внимания даже на еще более сгустившийся туман.
До сих пор он избегал брака, но не потому, что питал такую нелюбовь к семейной жизни, скорее, наоборот. По мере того как шли годы, он видел, насколько счастливы друзья в браке, как глубока их любовь. Видел и завидовал. И все же был убежден, что это не для него. Потому что ни разу не встречал даму из общества, которая согласилась бы мириться с его призванием – страстью к расследованию преступлений.
Пенелопа стала единственным исключением. Дамой, нарушающей любые правила. Кроме того, она обладала настолько острым умом, что он с радостью расследовал бы новые дела вместе с ней, прислушивался бы к ее мнению и предложениям, обсуждая повадки злодеев.
Но сначала он должен жениться на ней. Барнаби не сомневался, что ее брат Люк и остальные родственники сочтут его предложение приемлемым: третий сын графа – идеальная партия для дочери виконта, не говоря уж о его значительном состоянии. Но как получить ее согласие? Если возбудить в ней любопытство и подогреть нетерпение, может, его план удастся…
Барнаби уверенно улыбнулся, помахивая тростью. Она наверняка сдастся. Пожалуй, стоит навестить ее завтра утром.
У двери соседнего дома стояла изящная черная городская карета. Барнаби мельком заметил ее, но не стал разглядывать. Впрочем, интересно, кого его сосед развлекает сегодня вечером?
Ничего, скоро он тоже станет развлекать Пенелопу. Очень скоро.
Улыбаясь еще шире, он поднялся на крыльцо и стал искать в кармане ключ.
За спиной послышались звон сбруи, топот копыт, стук колес…
Барнаби замер, почувствовав неладное. Он не видел и не слышал ничего. Никто не выходил из экипажа. И дверь не захлопнулась: почему же карета уезжает?
Он стал поворачиваться и краем глаза успел заметить закутанную в плащ фигуру… с палкой в руке.
Барнаби оцепенел, не в силах осознать того, что видит. Человек был невысок ростом, и при ближайшем рассмотрении выяснилось, что под плащом скрываются юбки.
В эту же секунду он узнал нападавшего. Очевидно, Пенелопа вышла из отъехавшего экипажа. Барнаби посмотрел вслед экипажу и не успел заметить, что Пенелопа подняла дубинку.
И ударила его по голове.
Не так сильно, но достаточно больно, чтобы он пошатнулся, отступил и прислонился к стене.
Совершенно ошеломленный. Потерявший дар речи.
Пенелопа схватила его за лацканы пальто, ошибочно посчитав, что он сейчас потеряет сознание.
Но если бы он и упал, то лишь от шока, вызванного ее действиями.
Какого черта она вытворяет?
Адэр уставился на нее. Пенелопа спрятала дубинку под плащ, всмотрелась в лицо человека, на которого только что напала, и, уверившись, что с ним все в порядке, прошипела:
– Подыграйте мне!
Да, но каков сценарий?
Все еще держась за его пальто одной рукой, другой она забарабанила в дверь.
Может, ему стоит сказать, что ключ у него в руках?
Но Барнаби решил не делать этого и, честно играя роль беспомощной жертвы, закрыл глаза и едва не сполз по стене на землю. Оказалось, совсем нетрудно изобразить болезненную гримасу. Место удара пульсировало, наливаясь болью. Похоже, и синяк останется.
А Пенелопу снедало нетерпение. Да куда подевался этот чертов дворецкий?
Наконец она услышала шаги. Секундой позже дверь открылась.
– Помогите! Быстро! – крикнула она, оглядывая пустую улицу. – Они могут вернуться!
– Кто может… – забормотал Мостин, но, увидев Барнаби, прислонившегося к стене, охнул: – О Господи!
– Именно.
Пенелопа схватила руку Барнаби, перекинула через плечо и оттащила от стены. Но тут же пошатнулась и едва сохранила равновесие. Небеса, до чего же он тяжел!
Но стоит ли жаловаться, если он ведет себя так, как просила она?!
Хорошо, что Мостин вышел из транса и подхватил полубесчувственного хозяина с другого бока.
– Ну вот… осторожнее.
Мостин помог ей протолкнуть Барнаби в открытую дверь. И, увидев красное пятно на лбу хозяина, опять заохал:
– О Боже, Боже!
Пенелопа тихо выругалась. Этот лакей хуже старухи!
– Закройте дверь и помогите подняться наверх.
Она до сих пор так и не знала, сильно ли ударила его: он повис на ней всем весом. Правда, она вовсе не так уж проворно орудовала дубинкой… но тревога уже снедала ее.
Мостин бросился закрывать дверь, после чего снова подхватил Барнаби.
Тот жалобно стонал, слишком реалистично, на взгляд Пенелопы.
Черт! Она покалечила его…
Сознание собственной вины тошнотворной волной подкатило к горлу.
– Так что же случилось? – спросил Мостин, втаскивая Барнаби наверх.
Пенелопа уже успела придумать правдоподобную историю:
– Я убедила его поискать наших злодеев. Они напали на нас неподалеку отсюда и ударили мистера Адэра по голове. Он едва не потерял сознание…
Мостин ахнул: он предупреждал хозяина, что когда-нибудь с ним может случиться несчастье.
Пенелопа и Мостин, по молчаливому согласию, довели Барнаби до спальни. Мостин умудрился прислонить хозяина к одному из столбиков кровати. Барнаби издал очередной душераздирающий стон.
– Мисс… придержите его, а я пока приготовлю постель.
Мостин нерешительно отступил и бросился откидывать атласное покрывало, но, прежде чем успел схватиться за край, Барнаби снова застонал и пошатнулся.
Пенелопа ойкнула, отчаянно пытаясь удержать его, но он едва не сбил ее с ног и, плюхнувшись на постель, увлек ее за собой. Она едва успела освободиться из его рук и отскочить. По-прежнему не открывая глаз, он сморщился, снова застонал и с трудом поднес руку к голове.
– Нет! – крикнула Пенелопа. – Не нужно! Просто лежите, а мы пока снимем с вас пальто.
Либо он превосходный актер, либо она действительно треснула его слишком сильно.
Совершенно выведенный из равновесия Мостин суетился и кудахтал над хозяином.
Пенелопа сбросила плащ, и вместе с Мостином они с трудом стащили тяжелое пальто с плеч Барнаби. А вот фрак снять оказалось гораздо труднее. Мостину пришлось поддерживать Барнаби, а Пенелопа встала коленями на кровать и стянула фрак. С жилетом она справилась в два счета. Мостин снял с хозяина туфли и чулки, но едва успел выпрямиться, как Пенелопа приказала:
– Принесите холодной воды и полотенце.
Мостин поколебался, но неподдельная тревога, звучавшая в ее голосе, заставила его шагнуть к двери гардеробной.
– Минуту, мисс!
Пенелопа посмотрела ему вслед. Обе двери были открыты. Она не посмеет спросить Барнаби, действительно ли у него так болит голова. Она ударила его сильнее, чем намеревалась. Но, как ни странно, теперь ей легче привести свой план в действие.
Взяв тазик у вернувшегося лакея, она поставила его на пристенный столик. Намочила полотенце, выжала и положила на лоб Барнаби. Пока что нет ни шишки, ни синяка. Хорошо, что она закрыла покрасневшее место полотенцем, тем более что Мостин зажег канделябр на столике у кровати, и неяркое пламя осветило лицо Барнаби.
– Можете идти, – бросила Пенелопа, не глядя на Мостина.
До него не сразу дошел смысл ее слов. Немного опомнившись, он с ужасом уставился на нее:
– Невозможно! Это неприлично!
Она медленно подняла глаза и окинула его надменным взглядом.
– Милейший!
Пенелопа позаимствовала и слово, и тон у леди Озбалдестон, дамы, чей талант управлять и манипулировать противоположным полом был почти легендарным. Подражать столь прославленной особе нелегко, но научиться можно.
– Надеюсь, – продолжала она тихо, но повелительно, – что вы не собираетесь предположить, будто в моем старании помочь несчастному мистеру Адэру, оказавшемуся в беспомощном положении, есть нечто неприличное, тем более что его покалечили, когда он защищал меня?!
Мостин испуганно моргнул и нахмурился. Но прежде чем он успел собраться с мыслями, Пенелопа объявила тем же самым ледяным, крайне высокомерным тоном:
– У меня двое младших братьев, и я часто лечила их синяки и раны.
Абсолютно наглая ложь: оба брата были значительно старше Пенелопы.
– Более двадцати восьми лет я вращаюсь в высшем обществе и ни разу не слышала, что уход за раненым, беспомощным джентльменом каким-то образом считается неприличным.
Она уже солгала не раз, так что остается идти дорогой греха. Мостин никак не может знать, сколько ей лет на самом деле.
Брезгливо поморщившись, она указала на дверь.
– Я посижу и присмотрю за ним. А заодно буду менять холодные компрессы. Когда он очнется, я вам позвоню.
– Но…
Мостин широко раскрытыми глазами уставился на неподвижного хозяина.
Пенелопа вздохнула и решительно надвинулась на Мостина, который, естественно, попятился.
– У меня нет времени на споры. Нужно позаботиться о вашем хозяине!
Она продолжала наступать, пока Мостин не уперся спиной в дверь. И только тогда, подбоченившись, снизила голос до язвительного шепота:
– Весь этот шум, вне всякого сомнения, только усиливает его головную боль. А теперь – уходите!
Мостин поежился, судорожно сглотнул, бросил последний отчаянный взгляд на распростертую на постели фигуру, повернулся, открыл дверь и выскользнул в коридор.
Не собираясь рисковать, Пенелопа подступила к порогу и прижалась к двери ухом. Подождала, пока не услышала шаги Мостина на лестнице, и осторожно закрыла дверь на задвижку.
Шумно вздохнув, она прижалась лбом к двери.
И только потом обернулась и взглянула на Барнаби. И наткнулась на пристальный взгляд синих глаз.
– И что все это значит? – осведомился он. Безупречный выговор. И ни единого стона! Пенелопа едва не лишилась чувств от облегчения. Радостно улыбаясь, она шагнула к кровати.
– Прекрасно! Значит, у вас все в порядке!
– После этого небольшого удара по голове? – фыркнул он.
– Мне следовало бы знать, что ваш череп слишком крепок, иначе я не стала бы так волноваться, думая, что нанесла вам серьезное увечье.
– Возможно, но что…
Он не успел договорить. Пенелопа прыгнула на постель, бросилась в его объятия и стала целовать.
Не в силах противиться, он отвечал на поцелуи, наслаждаясь каждым мгновением, упиваясь вкусом и ощущением ее теплого рта.
Он с трудом оторвался от нее… от поцелуя, в который она умудрилась завлечь его.
– Пенелопа…
В ответ он получил сияющую улыбку. Довольная Пенелопа прильнула к нему.
– Я пришла сообщить, что приняла решение.
– Понятно. Какое же решение?
Она прикусила полную губку, а потом ослепительно улыбнулась.
– Вы сказали в тот раз, на галерее, что если я захочу узнать больше, с радостью научите меня всему, при условии, что я окажусь старательной ученицей. Так вот, я пришла пообещать, что буду очень стараться, и прошу стать моим наставником.
Он не успел найти подходящих слов, как она снова заговорила:
– Понимаю, что леди моего положения должна оставаться в неведении о подобных деталях, пока не выйдет замуж, но поскольку я решительная и неумолимая противница брака, то и посчитала, что в противном случае я обречена на вечное невежество, а это совсем не в моем характере. Поэтому я благодарна за ваше предложение.
Он изобразил легкое любопытство:
– Почему же вы так настроены против брака? Я думал, это мечта всех молодых леди.
Пенелопа поджала губы и решительно покачала головой:
– Но не моя. Только подумайте…
Она еще теснее прижалась к нему и потерлась о его бедра своими.
– …чем может привлечь меня замужество?
Его ноющее от желания тело теперь пульсировало, горело, томилось…
– Что может предложить мне брак в возмещение за неизбежную цену, которую приходится платить? – продолжала она.
– Цену? – нахмурился он. Пенелопа сухо усмехнулась:
– Моя независимость. Возможность жить так, как я хочу, а не как предпочитает муж. Скажите, какой джентльмен нашего класса позволит мне после свадьбы посещать трущобы и спасать сирот?
Он вынудил себя кивнуть:
– Мне совершенно ясны ваши доводы.
Он не лгал. Ее рассуждения были безупречно разумны и логичны.
Но он не мог принять их.
Потому что она нужна ему. Не только как любовница. Как жена.
Но сейчас, когда она лежала на нем, прижимаясь каждым сладостным изгибом, каждой нежной выпуклостью, он стремительно терял способность мыслить.
Он сам предложил наставлять ее в науке страсти нежной. И теперь, когда она приняла предложение, не мог отступить. Какие бы объяснения он ни привел, она оскорбится и почувствует себя отвергнутой. И никогда больше не подпустит к себе.
– Итак?
Тон ее был неожиданно чувственным, обольстительным и зазывным. Вопрос, вызов и откровенный соблазн – все слилось в одном слове.
Медленно улыбнувшись, он поднял руку и снял с ее носа очки. Понимая, что сам этот жест означает капитуляцию.
– Вы можете обойтись без очков?
Пенелопа удивленно моргнула, улыбнулась и кивнула:
– Я всего лишь близорука и вполне ясно вижу все на расстоянии пяти футов.
– В таком случае… – Он положил очки на столик. – Они вам не понадобятся.
Барнаби наслаждался осознанием того, что она здесь, пришла по доброй воле и готова отдаться ему.
Это был пьянящий момент. Он крепко прижался губами к ее губам, словно обещая грядущие наслаждения.
Он даст ей все, о чем она просит. Покажет ей, что такое страсть. Истинное желание. Безграничное наслаждение.
Одним сильным нажатием он провел ладонью от ее талии к холмикам грудей.
Пенелопа ахнула, не отнимая губ. Он и раньше ласкал ее, но теперь, когда обрел уверенность, что на этом не остановится, прикосновения стали более пылкими. Несравненно более страстными.
Каждое было обещанием.
Восторг и тепло распространялись по телу Пенелопы. Пламя наслаждения сжигало ее. Груди заныли: им стало слишком тесно в шелковом плену.
Придавленная тяжестью его тела, она прижалась ноющей плотью к его ладони и тихо застонала.
Тогда он ловко, не торопясь, расстегнул пуговки ее лифа, так что края разошлись и давление на груди ослабло.
Все это вдруг возбудило в ней еще более сильную жажду чего-то неведомого. И Барнаби, словно ощутив это, сжал ее все еще прикрытую шелком грудь.
Он играл, испытывал, терзал ее чувства, проверяя и изучая реакции. Обучал ее, показывал, сколько восторга может получить она от простого прикосновения.
Другая рука Барнаби, лежавшая на ее талии, скользнула вниз, по ее бедру, и медленно провела по ягодице, не властно, скорее обещающе, рассылая жар и огненные искры по всему ее телу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30