А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


— Мессир, вы вступите во владение этим городом. Вы возьмете в плен всех сеньоров и рыцарей, которых там найдете, и приведете ко мне, чтобы я назначил за них выкуп, если только они не дадут слово сдаться, и тогда вы оставите их на свободе, ибо все они дворяне и не могут нарушить слова. Что касается наемников и всех тех, кто сражался ради денег, то вы отпустите их, — пусть они свободно отправляются куда захотят, — и так же поступите с женщинами, мужчинами и детьми, ведь я желаю заселить этот город чистокровными англичанами.
Все было исполнено так, как повелел король, и Готье де Мони вместе с двумя маршалами — их сопровождала сотня рыцарей — вступили во владение Кале и захватили в плен мессира Жана де Вьена, Бодуэна де Бельбурна и других.
Маршалы приказали снести на крытый рынок вооружение наемников, собрали их вместе и отпустили на все четыре стороны эту мелкую сошку.
Когда лучшие особняки были освобождены, а замок подготовлен к приему Эдуарда, королевы и всей королевской свиты, Готье сообщил об этом своему повелителю, и Эдуард III наконец-то вступил в город под звуки барабанов, труб, волынок и прославляющих его победу песен менестрелей.
Королева счастливо разрешилась от бремени девочкой, нареченной Маргаритой де Кале (впоследствии она вышла замуж за графа Пемброка).
Король подарил особняки своим рыцарям: Готье де Мони, барону Стэнфорту, сэру де Кобхэму, мессиру Бартеле-ми Бриджу и другим.
Кроме того, по возвращении в Лондон он намеревался послать из своей столицы в Кале тридцать шесть богатых буржуа и нотаблей.
Город же, выстроенный королем у стен Кале, был снесен. Пленных отправили в Лондон, где они пробыли примерно полгода, потом, заплатив выкуп, разъехались.
Горестное это было зрелище — видеть, как покидают свой родной город все эти люди, обнищавшие и полумертвые от голода, некогда владевшие здесь домами и богатствами; они буквально не знали, где им голову преклонить.
Тут-то Филипп де Валуа, не сумевший прийти на помощь жителям Кале во время осады, вспомнил о них. Он сделал все, что было в его власти, чтобы вознаградить мужество и преданность этих несчастных. Он издал ордонанс, в котором предоставлял все свободные должности тем из них, кто пожелал бы их занять.
Этому предшествовал другой ордонанс: изгнанным жителям Кале передается все имущество, в прошлом отнятое у них по какой-либо причине.
Этим он не ограничился и 10 сентября новым ордонансом даровал жителям Кале много привилегий, что были подтверждены и в последующие царствования.
Большая часть изгнанников нашла убежище в Сент-Омере; Филипп оставался в Амьене, а Эдуард — в Кале. Наконец между двумя королями было заключено перемирие; оно не распространялось на герцогство Бретонское, за которое продолжали вести борьбу герцогиня Бретонская и графиня Монфорская.
Король Англии отбыл с королевой в Лондон, оставив комендантом Кале Джона Монтгомери. Когда он возвратился в Лондон, его первой заботой было отправить в Кале тридцать шесть богатых буржуа с женами и детьми, а также более трехсот менее состоятельных людей.
Карл Бретонский был привезен в Англию и посажен в тюрьму вместе с королем Шотландии и графом Мурреем; но благодаря заступничеству королевы ему была дана свобода совершать прогулки верхом в окрестностях Лондона, и иногда он мог проводить ночь вне тюремного замка.
Граф д'Э и де Гинь тоже находился в плену в Англии; но он был столь очаровательным кавалером, что был принят повсюду: у короля и королевы, у баронов, дам и девиц Англии.
Между двумя королями было заключено перемирие; король Шотландии был пленен, но это не мешало сэру Дугласу, отважному шотландскому рыцарю, и шотландцам, что укрывались в лесах Джедура, вести войну с англичанами всюду, где только сталкивались с ними, и не обращать никакого внимания на договоренности короля Франции и короля Англии.
С другой стороны, и те, кто находился в Гаскони, Пуату, Сентонже, казалось, даже не слышали о перемирии. Они хитростью или силой, ночью или днем отбивали друг у друга города-крепости и замки; воинские удачи выпадали то англичанам, то французам.
Все эти схватки, грабежи, мелкие бои породили разновидность бандитов, которые, встав во главе небольших отрядов, опустошали страну и добывали себе этим ремеслом славную добычу. Среди командиров этих разбойников встречались обладатели пятидесяти-шестидесяти тысяч экю, что тогда было настоящим состоянием.
У командиров были планы осад и сражений, исполненные наивной простоты. Издали они день-другой наблюдали за добрым замком или славным городом; потом бандиты, сходясь в шайки по двадцать-тридцать человек, в любое время дня, но всегда тайными путями, подбирались к городу или замку и проникали в них. Обычно они врывались на рассвете и поджигали один-два дома. Горожане, судя по такому началу, думали, что имеют дело, по крайней мере, с тысячью латников, и разбегались кто куда, оставляя свои дома, сундуки и драгоценности этим ворам, и те, захватив награбленное, спокойно убирались восвояси.
Именно так бандиты действовали в Дурнаке и во многих других местах. Среди этих бандитов было двое, чьим биографиям должно найтись место в этой хронике.
Первого звали Бэкон. Происходил он из Лангедока и был человеком хитрым, ловким, честолюбивым. Он облюбовал в Лимузене замок Бонбурн и отправился туда с тремя десятками бандитов; вскарабкавшись на крепостную стену, он захватил замок, перебил всех его обитателей, кроме сеньора, которого стал держать в плену в его же собственном владении и в итоге заставил заплатить выкуп в двадцать четыре тысячи экю, каковые тот отдал наличными, ибо мессир Бэкон не был дворянином и не поверил бы сеньору на слово.
Но и это еще не все.
Сверх этой сделки, Бэкон оставил за собой замок, усилил его людьми, и, запасшись оружием и продовольствием, стал грабить окрестности.
Когда король Франции узнал о «подвигах» бандита, он, вместо того чтобы арестовать Бэкона и повесить, призвал его к себе, за двадцать тысяч экю купил у него замок, назначил своим телохранителем и держал в большом фаворе.
Это доказывает, что уже в те времена добродетель в конце концов всегда вознаграждалась…
Второй был, наверное, малым более лихим и хитрым, но менее честолюбивым: по крайней мере, он не рвался к придворным почестям, как Бэкон.
Звали его Крокар; сначала он был бедным и долго служил пажом у сеньора Эйле, в Голландии.
Когда он стал взрослым, он покинул сеньора, пробрался в Бретань и поступил в солдаты. Все сложилось так удачно, что, когда в одной стычке его командир был убит, боевые товарищи избрали Крокара капитаном вместо погибшего.
Именно этого и добивался Крокар.
С тех пор он, благодаря захвату пленных и выкупам за них, награбил столько, что оказался обладателем шестидесяти тысяч экю, не считая лошадей (их у него было немало, ибо в своих конюшнях он держал два-три десятка добрых боевых коней).
Спустя два года он был отобран для участия в битве Тридцати, сражался на стороне англичан и оказался лучшим воином.
Король Франции, узнав об этом, пожелал призвать его к себе; но, понимая, что ему необходимо сделать более заманчивые, чем Бэкону, предложения, посулил Крокару звание рыцаря, богатую невесту и две тысячи ливров годового дохода, если тот.захочет снова стать французом.
Но Крокар не был честолюбцем; подобно Цезарю, он предпочитал быть первым в деревне, чем вторым в Риме. Крокар отказался.
Должно быть, этот отказ принес ему несчастье, ибо через некоторое время, объезжая молодого коня, купленного за триста экю, Крокар чрезмерно его разгорячил; конь понес, всадник с лошадью упали в яму, где и погибли.
«Я не знаю, — пишет Фруассар, — кому пошло его добро, не знаю, кто завладел его душой, но мне известно, что именно так Крокар кончил свои дни».
XVIII
Теперь вернемся в город Кале, осада и окончательное взятие которого должны стать последним эпизодом этой книги.
В то время, то есть в конце 1349 года, жил в городе Сент-Омер храбрый рыцарь мессир Жоффруа де Шарни.
Присланный туда королем Франции, назначивший рыцаря стражем своих границ, он правил в этих краях словно король.
Поэтому он был больше всех взбешен взятием Кале и постоянно раздумывал, изыскивая в своем воображении способы, какими мог бы отбить этот город.
Сделать это силой было невозможно.
Сделать это хитростью было невероятно.
Оставалось предательство.
Этот способ имел больше шансов на успех, ибо метр Эмери де Пави, кому доверили город, был ломбардец, а ломбардцы были падки на деньги.
И Жоффруа де Шарни решил попытать счастья.
Приняв решение, французский капитан не смыкал глаз до тех пор, пока не воплотил его в жизнь.
Сам он в город не пошел, но тайком послал к Эмери де Пави посредников, ибо перемирие соблюдалось и жители Кале могли приходить в Сент-Омер, а жители Сент-Оме-ра — в Кале, чтобы покупать продукты и продавать свои товары.
Наконец посланцы Жоффруа де Шарни, которых он ждал с большим нетерпением, вернулись. Выражение их лиц явно предвещало хорошие новости.
— Ну и каков ответ? — спросил капитан.
— Превосходный, мессир.
— Значит, этот Эмери де Пави…
— …полное ничтожество, но о нем мы не должны сейчас говорить слишком дурно, ибо он нам пригодится.
— Значит, он согласен?
— На все согласен!
— И каковы его условия?
— Они не чрезмерны.
— Сколько он хочет?
— Двадцать тысяч экю, и он выдаст замок.
— Отлично — note 6 де Шарни. — Сегодня же вечером вы отправитесь в Париж, сообщите эту добрую весть королю Филиппу VI и попросите у него нужные нам двадцать тысяч экю.
В тот же вечер гонцы Жоффруа де Шарни выехали из Сент-Омера, а примерно в тот же час замок Кале покинул какой-то человек и сел на корабль, отплывающий в Англию.
Это был Эмери де Пави.
Он приплыл в Дувр, доехал до Лондона и был допущен к королю Англии.
— Ваше величество, я исполнил ваши приказы, — сказал он.
— Ну и что?
— Как что! Приходили французы и спрашивали меня, за какую цену я выдам замок. Я запросил двадцать тысяч экю, а поскольку у мессира Жоффруа де Шарни таких денег нет, то он послал просить их у Филиппа VI. Я же приехал сообщить вам об этом.
— И прекрасно сделали, мессир, ибо вам известно, как мы любим вас.
— Что же я должен делать?
— Заключайте сделку. Только сообщите мне день, когда должны будете сдать замок.
— А двадцать тысяч экю? — спросил Эмери де Пави, который никак не мог избавиться от ломбардской жадности к деньгам.
— Они станут всего лишь слабым вознаграждением за честную службу. Храните их у себя, они будут вашей добычей. Раз Жоффруа де Шарни нарушил перемирие, делая вам подобное предложение, то мы вправе воспользоваться этими деньгами. Ступайте.
Эмери де Пави поклонился и расстался с королем.
Когда он вернулся в Кале, никто еще даже не знал о его отъезде.
Король Франции отказался дать двадцать тысяч экю, сказав, что такие действия во время перемирия бесчестны.
Но мессир Жоффруа де Шарни, желая блага королю Филиппу, вопреки воле последнего, придерживался иного мнения; он собрал многих рыцарей Пикардии, известив их обо всем, и они сошлись на том, что надо отдать двадцать тысяч экю и забрать назад город, а Филипп останется этим весьма доволен, если дело устроится, но без его вмешательства.
Вследствие этого сеньоры Фреми и Рибомона, Жан де Ланда, Пепин де Вэр, сеньор де Креки, Анри де Блэ и многие другие сложились и собрали требуемые двадцать тысяч экю; потом они сообщили Эмери де Пави, что обмен произойдет в ночь на 1 января.
Эмери едва успел предупредить короля.
Но он не мог оставить город в столь опасные минуты и отправил к королю своего брата, в чьей преданности был абсолютно уверен.
Король Англии, встретившись с братом Эмери и обо всем узнав, призвал Готье де Мони и рассказал ему о том, что готовится.
— Мы скоро уезжаем, — прибавил король, — и вы, мессир, поедете с нами, встав во главе этого дела, ибо мы, мой сын и я, будем сражаться под вашим знаменем.
— Благодарю за великую честь, — ответил Готье, — и если только Бог будет за нас, мы с честью выйдем из этого испытания.
Король Англии выехал с тремя сотнями рыцарей, шестью сотнями лучников и принцем Уэльским; в Дувре он сел на корабль и ночью приплыл в Кале. Никто не знал причины возвращения короля и девятисот его людей.
Король и его отряд пришли в замок, где и укрылись, ожидая прихода французов.
Первого января 1350 года Жоффруа де Шарни вместе со своими рыцарями и арбалетчиками вышел из Сент-Омера, когда уже совсем стемнело.
Он подошел довольно близко к Кале и, остановив своих людей, послал двух оруженосцев узнать у Эмери де Пави, не пришло ли время явиться в замок.
Оба оруженосца под покровом темноты прискакали в Кале и пришли к поджидавшему их Эмери; тот спросил, где мессир Жоффруа.
— Он недалеко отсюда, — ответили оруженосцы.
— Прекрасно! Передайте ему, пусть приходит, — сказал Эмери.
Оруженосцы не заставили его дважды повторять это и помчались передать Жоффруа де Шарни, что тот может идти на Кале.
Тот построил свой маленький отряд, перешел мост Ньё-лэ и приблизился к крепостным стенам города.
Остановившись здесь, он послал двенадцать рыцарей и сотню латников вступить во владение городом и вручил двадцать тысяч экю Удару де Ранти, доверив ему передать их Эмери де Пави и посоветовав при этом ломбардскому капитану открыть ворота замка, ибо лишь таким образом Жоффруа де Шарни хотел туда проникнуть.
Эмери де Пави, человек умный, опустил подъемный мост и позволил мирно войти в замок всем, кто того желал. Сто латников и двенадцать рыцарей, поднявшись на верхнюю площадку замка, сочли, что они уже овладели им. Поняв это, Эмери де Пави спросил Удара де Ранти, где же двадцать тысяч экю.
— Вот они, — сказал тот, передавая ему мешок с монетами. — Пересчитайте, если угодно.
— У меня нет времени, — ответил Эмери, — и, кстати, мессир, я верю вашему слову.
И, взяв мешок, швырнул его в соседнюю комнату.
— Вам остается лишь сдержать ваше обещание, — сказал Удар.
Тут Эмери закрыл на ключ дверь в комнату, куда только что бросил мешок с деньгами. Потом сказал мессиру де Ранти:
— Подождите меня здесь с вашими спутниками, я пойду открою вход в большую башню; поднявшись туда, вы сможете легче овладеть замком.
Выходя, Эмери де Пави закрыл дверь на засов и действительно пошел открывать дверь в башню.
Там укрывались Эдуард, его сын, Готье де Мони и примерно двести воинов; обнажив мечи, они выскочили с криками:
— Мони! Мони! На помощь! При этом они кричали:
— Неужели эти французы думают, что так легко возьмут замок и город Кале?
Когда французы увидели эти две сотни солдат, с яростью кинувшихся на них, они поняли, что защищаться бесполезно, и сдались.
Среди них оказалось всего несколько раненых.
Заперев пленников, англичане построились в колонну и стали спускаться из замка. Подойдя к воротам замка, они сели на коней и направились к Булонским воротам города.
Именно у этих ворот стоял мессир Жоффруа де Шарни, развернув свое знамя, — на нем по красному полю были изображены три серебряных щита — и терпеливо поджидал той минуты, когда сможет въехать в город, куда хотел вступить первым; поэтому он проявлял нетерпение и изредка обращался к окружавшим его рыцарям:
— Что он там копается, этот ломбардец! Он хочет заморозить нас!
— Да, черт побери! — отвечал Пепин де Вэр. — Ломбардцы — люди хитрые, и вот он перебирает ваши экю, чтобы убедиться, все ли монеты на месте и нет ли поддельных… Тут спешка ни к чему.
Такой шел разговор, когда ворота замка распахнулись и на французов понесся отряд всадников. На миг им почудилось, будто это возвращаются их люди, но они тотчас смекнули, что ошибаются, разглядев знамена Готье де Мони и сеньора де Бошана. И они услышали англичан, кричавших так же, как в башне: «Мони! Мони! На помощь!».
— Нас предали! — вскричал Жоффруа де Шарни. — Если мы побежим, то погибнем, если сдадимся, то прослывем трусами. Будем защищаться и выживем.
— Клянемся святым Дени! Вы правы! — закричали французские рыцари. — И горе тому, кто сбежит!
XIX
Все французы спешились и отогнали своих лошадей на дорогу, так как они создали бы давку. Увидев это, король Англии повелел своему знаменосцу остановиться и сказал:
— Я хочу сражаться здесь, но пусть большая часть наших солдат пойдет берегом реки и на мост Ньёлэ, ибо мне сообщили, что там скопилось немало пеших и конных французов.
Все было исполнено так, как приказал король.
Шесть знаменосцев и три сотни лучников оставили короля, выдвинувшись к мосту Ньёлэ; его охраняли мессир Моро де Фьен и сир де Крэзек.
Между Кале и мостом занимали позицию арбалетчики из городов Сент-Омер и Эр; более ста двадцати из них погибли.
Моро де Фьен и сир де Крэзек сопротивлялись долго и доблестно, но, поняв, что англичан становится все больше и к ним без конца подходят свежие силы из Кале, они вскочили на своих боевых скакунов и бежали с поля боя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30