– Ты не посмеешь! Ты дал слово!
Его темно-серые глаза еще больше потемнели и стали похожи на грозовую тучу.
– Оскорбление такого рода может разрушить любое соглашение. Поступи так же еще раз, и все узнают, что ты самозванка.
Она зажмурилась, испытывая к себе ненависть за свою слабость.
– Хорошо, ты победил. Отпусти меня. Отпусти!
Она почувствовала, как ступни ног коснулись пола, и посмотрела в темные, словно уголь, глаза, затем шагнула в сторону и перевела взгляд на отпечаток, оставленный его телом на покрывале.
– Это глупые слова, я сказала их сгоряча. Отец гордился тобой.
Перед ее глазами появилось золотистое обнаженное плечо, а рука осторожно обхватила ее подбородок. Как она могла думать, что его тело окажется холодным? Прикосновение было теплым. Слишком теплым, словно перчатка, долго пролежавшая на солнце.
– Вы унижаете меня своей похвалой, мадам, – пробормотал он тихим прерывающимся голосом. – Предпочитаю ваши оскорбления. Им, по крайней мере, я могу верить.
– Верь во что пожелаешь.
– О, я буду. Я верю в правду, Катарина фон Мелле, и, прежде чем все это окончится, я узнаю твою правду и твои секреты. Все до единого. – Он провел большим пальцем по ее подбородку, оставляя жар своего прикосновения. – И помни, что я поклялся не открывать твой обман относительно нашего брака. Есть ли на твоей совести еще обманы, Кэт? Надеюсь, нет, так как я не давал никаких других обещаний. И когда я открою их, то узнаю, сколько ты захочешь заплатить, чтобы сохранить их в тайне.
Он обхватил рукой ее шею, шпильки посыпались из волос. Она изо всех сил боролась с собой, но, не удержавшись, сглотнула при мысли о том сокровенном, о чем шла речь, и услышала, как он тихо усмехнулся.
– Ну, «жена»? Я выполню свою часть брачного соглашения, а ты? Может, ты вообразила себе, что вышла замуж за этого мальчишку с портрета, – нет, за мужчину, который вернулся домой с войны. Вернулся домой, чтобы поставить себя под удар.
Глава 3
Катарина высвободилась из его рук, и Александр с равнодушным видом наблюдал, как, она подошла к краю кровати и взяла его шляпу и одежду. Она решительно прижала шляпу к его бедрам и удерживала там.
– Оденься, – она твердо посмотрела ему в глаза. – Повариха ждет, чтобы подать ужин.
Неужели ничто не может привести в замешательство эту женщину? Он забрал у нее шляпу и поклонился.
– Все, что пожелает мадам.
– Все, чего пожелала бы мадам, – отозвалась она, поворачиваясь к нему спиной, – так это чтобы пушечное ядро попало в цель шесть лет назад.
– Оно попало, – ответил он, натягивая чулки, а затем бриджи, – только мишенью был не я.
– Хорошо, полковник, ты, возможно, скоро узнаешь, что мои клятвы, как и твои, тоже имеют свои границы, и тогда… – Она снова повернулась к нему, и ее взгляд невольно скользнул по все еще обнаженному бедру, затем посмотрела ему в глаза. – И тогда мишень появится, – холодно закончила она.
Раздался стук в дверь, и на ее лице на мгновение промелькнул испуг. Значит, ее можно смутить. Не слишком сильно, отметил он, но это было уже что-то.
– Одну минуту! – крикнула она, затем прошипела: – Одевайся! Быстро.
Она принялась поправлять свои спутанные волосы, но ее длинные черные кудри не слушались. Непрошенно перед его мысленным взором возник образ ее великолепных черных волос, незаколотых, перепутанных, и он не торопился отогнать его.
Снова раздался стук.
– Твоя сорочка! Поторопись.
Он надел ее и заправил в бриджи.
– Почему бы тебе не сказать им, чтобы пришли попозже?
– О Боже, и дать им повод думать, будто мы…
Он помедлил, прежде чем застегнуть бриджи. Неприкрытое отвращение, которое он увидел в ее синих глазах, ошеломило его.
– Ты же сама сказала, что все считают нас мужем и женой, не так ли?
Она кивнула.
– Тогда, конечно, они подумают, что мы…
Она прижала пальцы к вискам и закрыла глаза.
– Я знаю. Знаю. Но, пожалуйста, только не перед… – Она оборвала фразу, вновь обретя контроль над собой, и одарила его любезной, но холодной улыбкой. – Прошу прощения, полковник. Я обещала себе не делать этого. Ты готов?
«К чему? – подумал он. – К супружескому блаженству или сражению?» Но кивнул в ответ на ее вопрос.
– Хорошо. Подожди! Есть кое-что еще…
Снова раздался стук.
– Войдите! – воскликнул он, опередив и нарушив ее тактику.
Он услышал, как она тихо сказала: «О Боже», и не отводил от нее глаз, пока приподнималась щеколда и открывалась дверь. Ее глаза чуть расширились, затем на прекрасном лице отразилось облегчение. Она улыбнулась на этот раз искренне.
Он повернулся к двери и чуть не отпрянул. Ухмыляющийся парень, огромный, как медведь, стоял в дверях, держа в руках свечу и пару высоких сапог, словно то были бесценные сокровища Востока.
– Сапоги хозяина! – провозгласил молодой человек, и его возбужденные карие глаза радостно обратились к Александру.
Полковник подошел к юноше.
– Вы только посмотрите, – сказал он, взяв один сапог и рассматривая его при свете камина. Затем поскреб свою четырехдневную щетину. – Эти старые бедолаги выглядели так же плачевно, как и я, а теперь посмотрите на них. Ты на славу потрудился. Спасибо… – Он вопросительно посмотрел на Катарину.
– Лобо, – подсказала она.
– Спасибо, Лобо, – спокойно продолжил Александр. – О моих сапогах так хорошо не заботились с тех пор, как Карл по… с тех пор, как я потерял капрала.
Лобо, глядя на него, засиял, и Александр ощутил, какую неловкость, должно быть, испытывает человек, являясь объектом обожания для медведя.
Катарина усмехнулась, она не торопилась помочь ему выйти из этого тягостного положения, умышленно заставляя – он был готов в этом поклясться, – пострадать дольше, чем это было необходимо, затем сделала шаг вперед.
– Ты для него герой, – тихо сказала она. – Мне казалось, не будет вреда, если я расскажу ему некоторые истории из твоих писем отцу.
Александр мысленно поморщился. Он бросил взгляд на изображенного на портрете идиота, написавшего все эти письма, затем подошел к Лобо за вторым сапогом. Его смутило больше, чем он хотел себе признаться, то, что Катарина тоже читала его письма.
Уже то, что он обрушил на отца такой поток хвастовства, было само по себе отвратительно, к тому же он ощущал острую необходимость собрать воедино все свои преимущества, какими только располагал, чтобы отстоять свои позиции перед лицом этой женщины, бывшей когда-то его подопечной. Ему было трудно смириться с тем, что она знала о нем больше, чем нужно, и вина за это всецело падала на него самого.
Потянув себя за чуб, Лобо ушел, его тяжелая неуклюжая походка внезапно преисполнилась достоинства.
– Тебе повезло со слугами, – сказал Александр, когда дверь за Лобо закрылась.
– Да, – просто ответила она.
Он присел на край кровати и принялся натягивать сапоги. Катарина наблюдала за ним, скрестив руки и невольно выставив напоказ свою полную грудь в низком вырезе платья. Эта женщина представляла собой головоломку. Мысль о том, что они могут оказаться в брачной постели, наполняла ее отвращением, и все же она стояла здесь, по-видимому, не осознавая, какой желанной может быть для окружающих. Интересно, знала ли она когда-нибудь мужчину?
Он поспешно отбросил эту мысль. Она не имела для него значения. То, что вопросы, связанные со взаимоотношениями полов, смущают ее, может даже сыграть ему на руку. Он выпрямился, чувствуя себя намного лучше теперь, когда вновь обрел хоть часть своих преимуществ, утраченных из-за тех проклятых писем.
Огонь камина освещал лицо Катарины, как и лица многих других женщин. То было вполне обычное зрелище из его прошлого, когда он наблюдал за женщиной, с которой проводил ночь, а она действовала ему на нервы своим неестественным смехом и раздражала явно деланной страстью. Но сейчас он неожиданно поймал себя на мысли о том, что хотел услышать смех Катарины. Так ли он прекрасен, как пение, которое он услышал сквозь забытье на грязной дороге?
– Почему ты глазеешь на меня? – с раздражением спросила она, и ее рука взметнулась к волосам.
– Вы стоите того, чтобы на вас поглазеть, мадам фон Леве.
Она что-то прошипела в ответ на его комплимент, и он удивленно поднял бровь.
– Мы одни. Я не нуждаюсь в подобных глупостях. – Затем она жестом показала на его сапоги и спросила: – Когда прибудет твой багаж? Вряд ли ты сможешь ходить на ужин в этом.
– Боюсь, мне придется это делать до тех пор, пока не закажу новые. Мой багаж и повозка, на которой он был… А также кучер и трое верховых, сопровождавших экипаж… на дне Рейна. Произошло… расхождение во мнениях между моими людьми… и другими на переправе. – Он согнул правую руку. «Скоро, фон Меклен, – мысленно поклялся он, – очень скоро…»
Смех прервал его раздумья, и он с удивлением поймал себя на том, что наслаждается прекрасными, мелодичными звуками. На мгновение ему показалось, что мрачные мысли о возмездии относятся к другой стране и другому времени.
– Новые сапоги! – сказала она и снова засмеялась. – Извини, я знаю, мне не следовало смеяться, но то, что мне рассказывал твой отец… – Полковник сердито посмотрел на нее, и она подняла руки, как бы сдаваясь. – Хорошо, хорошо, забудь об этом. Но не думаю, чтобы у кого-нибудь в округе были ноги такого же размера.
Он взглянул на свои действительно слишком большие ноги. Они помогали ему крепко держаться в седле, с внезапной обидой подумал он. А это очень важное преимущество в битве, когда под копытами лошадей погибает больше людей, чем от пушек и мортир.
Она тоже задумчиво посмотрела на его ноги.
– К тому же в долине Карабас нет сапожника. Ближайший – в столице. Х-м-м. Посмотрю, что можно придумать.
Он отметил про себя, хотя и не прокомментировал вслух, ее готовность взять на себя заботу о его обуви. Жадные авантюристки так себя не ведут. Но он не стал сейчас размышлять об этой черте ее характера, он подумает о ней позже.
Ощутив внезапный приступ голода, он направился к двери.
– Мы сможем обсудить это за ужином, – сказал он, открывая дверь и поклоном приглашая ее к выходу.
– Нет, подожди, есть кое-что еще…
– Кэт, если ты так долго ждала, чтобы сообщить мне еще кое-что, значит, этот разговор можно немного отложить. Я голоден, хочу есть.
– Нет, это важно.
Он большими шагами подошел к ней, повелительно взял за руку и потащил за собой.
– Тогда расскажи мне по дороге. Я хочу есть, женщина.
– Хорошо, – сказала она, пытаясь вырвать у него руку. – Я попрошу повариху добавить тебе овса.
Они вышли в пустую комнату, смежную с ее спальней, там казалось значительно холоднее по сравнению с теплом только что покинутого помещения. Он, усмехнувшись, посмотрел на нее через плечо, она, дернув его за руку, потянула в сторону.
– Не ходи туда! – воскликнула она, подталкивая его к стене. – Здесь небезопасно.
Он сделал вид, будто потерял равновесие, и прижал ее к стене. Ее глаза удивленно расширились, когда он оказался так близко, и она отвернулась. Его ладони упирались в гладкое дерево панелей, а взгляд был прикован к ее гладкой коже. Она была такой теплой, что казалась единственным источником тепла в этой комнате, и он впитывал его.
Она закрыла глаза и сжала зубы, словно прикоснулась к чему-то отвратительному. Это больно кольнуло его, и он поймал себя на мысли, что почти готов дать клятву – когда-нибудь она с радостью, а не через силу встретит его прикосновение. Но ему предстоит слишком много работы, чтобы позволить себе столь праздное развлечение. Он отпустил ее.
– Сражения среди болот и топей Саксонии представляли меньше ловушек, чем их оказалось в этом доме, – сказал он и направился к следующей двери.
– Совершенно согласна, полковник, – он услышал шелест ее юбок, когда она снова последовала за ним. – Поместье Леве таит в себе намного больше опасностей.
Катарина шла на шаг позади полковника, наблюдая за направлением его взгляда в то время, пока он рассматривал все, мимо чего они проходили. На ходу он слегка провел пальцами по умело отреставрированной трещине на мраморном камине, но не остановился.
Она пыталась рассказать ему, что два брата, мастера-каменщики, переселились в долину Карабас из Богемии после того, как их город во время осады был разрушен. Но мастеров-плотников здесь нет, хотя у них появились два гончара из Моравии, мельник из Баварии. Последний одержим теперь идеей отремонтировать мельницу на севере долины. Полковник кивнул, но ничего не сказал.
Они вошли в комнату, которая использовалась как столовая. Он никак не отреагировал на то, что двери не было, только пустые петли. Франц ждал их, стоя у двери, ведущей в кухню. Катарина никогда не видела, чтобы он так прямо стоял.
Он поклонился им обоим:
– Меня зовут Франц, полковник фон Леве.
Катарина встала рядом со своим так называемым мужем.
– Франц незаменимый работник, полков… Александр. Он со мной уже три с половиной года, руководил большей частью работ в доме и, кроме того, многими другими делами.
Александр бросил на Катарину насмешливый взгляд, затем сказал:
– Вижу, мадам фон Леве очень повезло со слугами. Я высоко ценю вашу службу ей… в мое отсутствие.
Франц снова поклонился.
– Мадам с ее обычной добротой преувеличивает мой вклад. Она оказала мне большую честь, позволив остаться в поместье Леве. Не хотите ли вина, полковник?
– Это всего лишь вино из смородины, – сказала Катарина. – У нас нет…
Александр одарил ее обворожительной улыбкой и обнял.
– Ш-ш-ш, моя дорогая. Нет необходимости объяснять. Война все изменила тем или иным образом. Вино не помешает, Франц.
Она застыла от его прикосновения, но ей приходилось скрывать это от Франца. Еще раз поклонившись, он удалился, и Катарина вывернулась из рук Александра.
– Не делай этого, – сердито приказала она вполголоса.
– Этого ожидают.
– Это неприятно.
Он намеренно обхватил пальцами ее руку и притянул ее к себе.
– От нас этого ждут, жена. Ты, не я, придумала такую хитрость. Я согласился сыграть роль твоего мужа, а не какого-то неотесанного дурня, слишком тупого, чтобы видеть, как хороша его жена.
В тысячный раз она обругала себя за глупость. Леве, оставшееся за ней, и Изабо стоят того, чтобы перенести все эти неприятности.
– Я дала им ясно понять, что мы отдалились друг от друга, прежде чем ты оставил меня и… – Она облизала пересохшие губы. – Прежде чем ты оставил меня.
– Тогда нам нужно срочно наверстать упущенное, – сказал он, отпуская ее, затем подошел к большому столу, занимавшему почти всю комнату, и принялся рассматривать его. Это был тот же самый стол, который он помнил со времени своего детства, но теперь по его середине проходила глубокая трещина. Она была неумело заделана, и ставить блюда нужно было осторожно, чтобы они не упали на пол или не скатились к центру стола.
Он принялся водить пальцем по расщепленному дереву, затем убрал руку. Сердечность прежнего момента, казалось, внезапно рассеялась, словно старательно собранные семена под сильным порывом ветра.
Она услышала, как он пробормотал:
– Мне многое придется наверстывать.
Вернулся Франц с вином, затем последовал ужин. Александр сидел за одним концом стола, потягивая вино, и освежающий терпкий сладкий напиток медленно просачивался в его горло. Катарина расположилась напротив него за противоположным концом. Он в глубине души счел это достаточно нелепым. Это не позволяло им разговаривать, разве что обмениваться короткими репликами, громко выкрикивая их. Подобное расположение, без сомнения, было намеренным.
Перед полковником поставили керамическое блюдо. Его ждала жареная куропатка, аппетитно пахнущая травами, а также несколько каких-то удлиненных коричневатых плодов – они имели странную овальную форму, словно кто-то попытался сдавить шар с двух сторон. Прошло несколько мгновений, прежде чем он, потрясенный, понял.
Картофель! Он ткнул один из них вилкой с двумя зубцами, которую с такой гордостью подал ему Франц. Глаза его сузились. Эта чертова баба пытается накормить его возбуждающей пищей. Он снова ткнул картофель вилкой. Во всяком случае, о нем ходят такие слухи, хотя сам Александр не испытывал его эффекта на себе.
Он поднял взгляд на женщину на противоположном конце стола, которая спокойно делила на части картофель, от его светлой мякоти шел пар.
Значит, все ее поведение было игрой? Всего лишь искусные проделки хищницы? Если на его клятву нельзя положиться, попытайся вызвать вожделение. Это всегда был верный путь заполучить мужчину. Он вонзил вилку в картофель и разрезал его ножом. Столько обмана… и все впустую.
Ему нужно дотянуть до весны, и тогда «мадам фон Леве», несомненно, решит, что пришла пора присвоить дом где-нибудь подальше от солдат фон Меклена. При этой мысли он ощутил легкий укол вины. Ее замысел был тщательно продуманным, завершенным, а он до сих пор не понимал, что ее толкнуло на такое рискованное предприятие, и это его беспокоило.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37