А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

– Это…
– Не твое дело, – закончил брат за нее. А Эберу сказал: – Видишь тот холм у горизонта? Сможешь добежать туда?
– Да, да.
Бат долго пристально смотрел на задыхающегося, кашляющего человечка, затем изобразил на лице недоумение и указал рукой на холм.
– Ну?
Эбер, красильщик, бросил на Катарину взгляд, полный мрачного смирения и совершенно лишенный вызова, он, казалось, не узнал ее. Грудь его вздымалась, жадно вдыхая воздух. Затем он, спотыкаясь, бросился бежать.
Обер-егермейстер, держа собак на привязи, быстрым шагом вышел к опушке леса. Только от того, что она находилась рядом с ними, желчь подступила к горлу Катарины. Она бросила взгляд на молодого человека, с трудом удерживающего собак, и спросила:
– Где Рига? – Голос ее прозвучал натянуто – ей с трудом удавалось сдерживать свои чувства. Она уже давно мечтала свести счеты с человеком, спустившим псов на Густава.
– Рига? – переспросил ее брат.
– Что случилось с Ригой, твоим старым обер-егермейстером?
Он пугающе долго удерживал ее взгляд, затем сказал:
– Что-то не припомню никого по имени Рига.
Женщина, находившаяся среди его свиты, засмеялась.
– Ничего по имени Рига, так будет точнее, – бросила она, обращаясь к остальным мужчинам. Они нервно присоединились к ее смеху.
Катарина взглянула на женщину, которая была любовницей Бата и чьи извращенные вкусы, по слухам, вполне соответствовали склонностям ее любовника. Если пустота ее глаз могла служить подтверждением, то слухи эти были вполне обоснованны. Бат искоса посмотрел на бегущего в отдалении человека. Красильщик преодолел почти полпути до холма. Бат нетерпеливо потянул за поводья бьющего копытами коня.
– Лунц, – начал он, – спусти…
– Бат, нет. Позволь бедняге бежать дальше.
Он бросил на сестру полный отвращения взгляд и повторил:
– Лунц, спусти собак.
С оглушительным лаем псы устремились за насмерть перепуганным человеком, бегущим по полю. Катарина подумала, что если бы даже они не взяли его след, то почувствовали бы запах страха.
Бат дернул за поводья и поскакал прочь, не попрощавшись с ней. Его сопровождающие с шумом последовали за ним. Все, за исключением Фредерика Августа. Мальчик задержался и посмотрел на нее с печальной улыбкой.
– Я рад, что ты не умерла, тетя Кэт, но мне бы так хотелось, чтобы и мама была жива, – сказал он, затем в глазах его появилось выражение ужаса, и он, напуганный собственной смелостью, поспешил вслед за остальными.
Катарина, совершенно запыхавшись, бежала до тех пор, пока не добралась до конца тропы. Она приникла к дубу, глотая прохладный зимний воздух и изо всех сил стараясь не слышать криков, доносившихся до нее вместе с запахом можжевельника. Казалось, не было способа противостоять, не было возможности остановить ее брата, это адское отродье. Он знает, что она жива! Боже милосердный, Боже милосердный, как скоро он сумеет обнаружить Изабо.
А казалось, что у ублюдка, единственного человека во всем Таузендбурге, кто по-настоящему заслужил это прозвище, скоро не будет возможности поступать так, как он пожелает. Она знала, что он однажды унаследует герцогский титул отца, но ей всегда казалось, что этот день наступит не скоро. Она подумала о своем безумном брате как о высшей власти в Таузенде, как о человеке, слово которого закон, который ни перед кем не отчитывается за свои действия, разве что перед далеким безучастным императором. Крохотный росток надежды превратился в ничто.
Катарина никак не могла унять дрожь, словно все ее существо не желало принять безысходность создавшегося положения. Стук копыт вернул ее к реальности. Она резко оттолкнулась от дерева, готовая бежать, но увидела Александра и, подобрав юбки, бросилась ему навстречу.
Он соскочил с лошади и заключил ее в объятия.
– С тобой все в порядке? Когда ты не вернулась… – Она всхлипнула, приникнув к его плечу, и ощутила, как возрастает его беспокойство. – Кэт! Тебе…
– Мне не причинили никакого вреда, – пробормотала она, уткнувшись в его шерстяной плащ.
Его руки еще крепче обхватили ее.
– Может быть, – сказал он, – но я никогда не видел тебя такой напуганной. Что произошло?
Тень мрачных воспоминаний окутала ее.
– Я потом расскажу тебе, – устало сказала она. – Пожалуйста, уедем отсюда поскорее. Давай вернемся домой.
Он поднял ее, усадил в седло перед собой, затем нашел ее лошадь и погнал ее вслед за собой в Леве.
– Обними меня, – шептала она этой ночью, когда они лежали вместе в постели и голова ее покоилась у него на плече. – Просто обними меня.
Он ласкал ее, ладони его скользили по ее спине и вниз по рукам.
– Я здесь, Кэт, – говорил он ей, и пальцы его нежно массировали основание ее шеи. – Ш-ш-ш, моя любовь. Все в порядке. Все в порядке. – Она задрожала, но он продолжал гладить, успокаивая ее. – Расскажи мне, что произошло.
Она кивнула, прижавшись к нему щекой, положив руку ему на грудь, и тепло его кожи успокоило ее.
– Там был фон Меклен, – сказала она. Тело его под ее рукой словно застыло.
– Он причинил тебе вред? Он прикоснулся к тебе?
Рука его, казалось, превратилась в стальной обруч, сжимающий ее.
– Нет, нет, я же сказала тебе, вреда мне не причинили.
– Расскажи мне все. Все. С начала до конца.
Катарина попыталась приподняться на локте, но его рука не разжималась.
– Он только хотел напугать меня.
Она утаила от него, что фон Меклен пытался получить от нее сведения о маркграфе Карабасе, сказав себе, что эта хитрость скорее всего никак не повлияет на конечный результат, хотя впервые в жизни она на мгновение, всего лишь на мгновение, заметила выражение неуверенности, промелькнувшее в глазах брата.
Александр попытался встать, но она, перевернувшись, легла на него, крепко сжав его плечи, чтобы удержать на месте.
– Он убрался оттуда. Он сам, его шлюха и его гончие убрались оттуда. – Она рассказала ему о судьбе Эбера, красильщика.
– Боже, Боже, что ты пережила, – Александр протянул руки и обхватил ее лицо. – А я в неведении находился здесь! В то время как мне следовало быть с тобой, следовало…
Она прижала кончики пальцев к его губам, чтобы остановить поток самообвинений.
– Я послала людей проверить. Он ушел, Александр. По крайней мере на время.
Он гладил ее волосы, словно пытаясь удостовериться, что сжимает в объятиях ее, а не призрак. Она принялась целовать его подбородок.
– Но ты со мной, – прошептала она и легонько укусила его за мочку уха. – И тебе определенно нужно многое сделать.
Он чувственно потянулся, тело его слегка содрогнулось от смешка.
– Действительно. Многое… многое… многое… – Не договорив, он принялся целовать ее, скользнул губами по щеке к нежной коже под ухом. – Но мы поговорим об этом позже.
Она выгнула бедра ему навстречу.
– Много позже.
Неделю спустя они еще ничего не знали о передвижении войск, но все были настороже, так как сочли, что появление фон Меклена, несомненно, предшествовало вторжению его войск. Траген словно впал в исступление.
– С юга? – в двадцатый раз переспрашивал Траген. – Он приехал с юга?
– Он… охотился, – сказала ему Катарина. Они собрались в комнате Александра. Карты, обычно аккуратно сложенные, теперь были разбросаны по самодельному столу, и майор изучал лежавшую сверху.
– Здесь собраны войска Фейндта и прочие наемники, которым ему удалось заплатить, так сообщалось в последнем донесении. – Траген провел пальцем черту. – А здесь Алте-Весте. Все указывало на то, что он станет наступать с севера!
– Может, так и будет, Маттиас, – заметил Александр. – То была всего лишь охота. Дерзкая, согласен, но дерзость – известное качество фон Меклена.
– Так же, как и вероломство, – добавил Траген.
Катарина склонилась над картой. Перед ее мысленным взором раскинулись поля, которые вскоре предстояло засеять, вновь отстроенный мост через реку Карабас, мельница, которую отремонтировал чрезмерно бережливый мельник, не пожалев денег на то, что так нежно любил и что могло принести ему доход. Неужели все это будет разрушено?
– Это была охота, – повторила она, ощущая во рту горький, словно рута, привкус своих слов: – Если бы война была охотой, он наступал бы с двух сторон. Он обычно окружает собаками то место, куда пытается скрыться… дичь.
– Конечно! Черт его побери! И с севера, и с юга. Мы для него всего лишь дичь, как куропатки, которых можно подстрелить к обеду, – высказал свое мнение Траген и разразился проклятьями.
Послышались тяжелые громкие шаги, затем раздался стук в дверь, и после разрешения Александра в комнату стремительно вошел курьер. Усталый, забрызганный грязью с ног до головы молодой человек протянул Александру свиток.
Минуту спустя полковник, оторвав взгляд от депеши, бросил:
– Войска, – и, постучав пальцем по тому месту на карте, где заканчивалась долина Карабас и начиналась равнина, на которой стоял Таузендбург, добавил: – Собираются здесь.
Лицо Трагена застыло.
– Мы не сможем сражаться на два фронта! Предстоит нечто большее, чем просто «охота». Если бы только мы смогли разведать…
– Может быть, – сказал Александр, устремив взгляд на смертельно побледневшую Катарину. – Но приближается закат, и я сомневаюсь, что он нападет сегодня вечером, – сказал он Трагену и хлопнул курьера по спине. – А теперь отведите этого голодного и жаждущего парня к поварихе и попросите ее накормить его досыта той превосходной куропаткой, что мы ели на ужин. – Молодой человек благодарно улыбнулся. – И скажите ей, пусть даст ему запить мясо кружкой-другой того крепкого пива Ханау, которое, как я заметил, она наливала Печу, – добавил Александр.
Улыбка молодого человека стала еще шире, и он отвесил полковнику глубокий поклон.
– Благодарю вас, милорд.
Оставшись наедине с Катариной, Александр подошел к ней и обнял.
– Почему ты смотришь с такой тоской, Александр. Мы еще не потерпели поражения.
– И это ты говоришь? – удивился он. – Мы не сможем сражаться на два фронта.
– Сможем!
Он поцеловал ее в лоб.
– Мы сделаем все, что в наших силах. В наших рядах будут сражаться лучшие солдаты империи.
– И женщины тоже, – засмеявшись, дрожащим голосом добавила она, затем лицо ее застыло. – Я должна отвезти Изабо в безопасное место.
– Да. Пусть соберут ее вещи. Вы сможете уехать рано утром, – сказал он.
Последующие три часа он провел, рассылая депеши, она работала вместе с ним. Когда последние приказы о подготовке были разосланы, он посмотрел на нее.
– А сейчас…
Александр горячо поцеловал ее.
Она обвила его шею руками и с готовностью ответила на поцелуй. «Сейчас».
Он отнес ее в их комнату, и они своими поцелуями, своей страстью удерживали окружающий мир на расстоянии, по крайней мере этой ночью. И этой ночью в объятиях друг друга они ощущали себя единым целым и чувствовали себя в безопасности.
При сером утреннем свете еще до зари Катарина с удовольствием потянулась и принялась наблюдать за умывающимся Александром. При свете свечей капли воды сверкали, словно бриллианты. Она глубоко вдохнула запах мыла, которым он обычно пользовался для бритья. Он быстро закончил бритье, а когда стал вытираться, их взгляды встретились. Он усмехнулся при виде того, как любовно расправила она смятые простыни. И сделал шаг по направлению к ней, но громкий стук в дверь остановил его.
– Полковник! – закричал Траген хриплым от гнева голосом. – Полковник, вы непременно должны увидеть это.
Александр подождал, пока Кэт прикрылась простыней, затем открыл дверь.
Траген втолкнул в комнату сопротивляющуюся Луизу.
– Объясни ему, – приказал Траген разозленной женщине. Кэт хотела прийти ей на помощь, но злобный взгляд майора удержал ее на месте.
– Я же сказала тебе, подлый червь! Я ничего об этом не знаю, – огрызнулась Луиза.
– Объясни ему, женщина, – снова потребовал Траген, бросив на постель маленький белый клочок ткани.
– О Боже, – пробормотала Катарина, глядя на крошечное детское платьице, упавшее ей на колени. Это было крестильное платье Изабо… с вышитым на нем гербом фон Меклена. – Как? Где?
– Прости меня, – заплакала Луиза. – Я не знала! Иначе ни за что не позволила бы ему открыть сундук из хижины.
Александр взял платье и, нахмурившись, посмотрел на него.
– Я не…
– Герб, – прошипел Траген.
Александр провел пальцем по вышивке и медленно стал бледнеть.
– Уходите, – сказал он Трагену, и тот, бесцеремонно подталкивая Луизу, вышел вместе с нею из комнаты. Дверь за ними захлопнулась, словно поставив финальную точку.
– Я могу объяснить… – начала Кэт, но он наступал на нее, и она отпрянула за кровать. Он вскочил на кровать и спрыгнул с другой стороны, словно она их и не разделяла, затем схватил ее за руку и крепко сжал.
– Скажи мне, что этот ребенок не отродье фон Меклена, – приказал он. Она покачала головой, но ничего не сказала. – Скажи мне, что фон Меклен – не отец Изабо. – Она ощущала, как он дрожит от нахлынувшего гнева. – Боже милосердный, – сказал он, и слова его прозвучали словно крик, обращенный к небесам, и одновременно как проклятье. – Боже милосердный.
Он отбросил ее как грязную рубашку и, распахнув дверь, прорычал, чтобы ему оседлали коня.
– Александр, послушай…
Он вытащил из-под кровати кобуру и седельные сумки и стал собирать вещи, храня зловещее молчание.
– Александр! – воскликнула она. – Пожалуйста, выслушай меня!
Она схватилась за рукоятку одного из его пистолетов, но его рука сомкнулась ьокруг ее запястья, прежде чем она успела вытащить оружие.
– Не сейчас, мадам, – отрезал он.
– Тогда выслушай.
– Не желаю ничего слушать, разве что ты скажешь мне, что фон Меклен не отец Изабо. – Он повесил кобуру через плечо. – Вы готовы сказать мне это, мадам? Я слушаю.
Она нетерпеливо смахнула слезы рукой.
– Пожалуйста, позволь мне объяснить.
Его лицо казалось высеченным из гранита, подобно стенам Алте-Весте.
– Ты как-то сказала мне, что фон Меклен не насиловал тебя. Это правда? – Пальцы его впились в простыню, и он сорвал ее с Катарины, оставив ее обнаженной. – Это правда?
– Да, – задыхаясь, произнесла она.
– Когда-то я думал, что ты шлюха. Теперь вижу, что я не ошибался. – Он поднял свои седельные сумки и направился к двери.
– Александр! – воскликнула она и, позабыв о своей наготе, бросилась к двери и загородила ему выход.
– Да, да, фон Меклен – отец Изабо! Но, Александр…
Он приподнял ее и отбросил на кровать. Она снова кинулась к нему.
– Александр, выслушай меня! Он ее отец, да! Но, Боже, прости меня, я ей не мать! Клянусь тебе…
Он запустил руку ей в волосы.
– Каждым своим словом ты обличаешь себя как низкая отвратительная шлюха.
Он отшвырнул ее к кровати и распахнул дверь.
– Нет! Постой. Пожалуйста… как мне убедить тебя?
Он помедлил в дверях и сказал:
– Если бы ты была девственницей, Катарина, или хотя бы менее искусной в любви, может, я и поверил бы тебе.
Он захлопнул дверь.
Всхлипывая, она побежала к сундуку у окна и стала выбрасывать из него одежду. Там, на самом дне, лежал мужской костюм кавалериста, который она надевала в Таузендбурге. С улицы донеслись крики и протестующее ржание лошадей. Она, притопнув, натянула высокие сапоги и выглянула в окно как раз вовремя, чтобы увидеть, как уезжает Александр.
Тяжелые, мрачные, черные как уголь тучи, надвигающиеся с севера, предвещали приближение страшной бури, но Катарина не колебалась. Она выбежала из дома, бросилась к конюшне и потребовала, чтобы лейтенант Печ оседлал ей лошадь. Он стоял в дверях, скрестив руки на груди, широко расставив ноги, и, покачав головой, седлать лошадь отказался.
– Извините, миледи. Приказ.
– Приказ? Хорошо, я отдаю новый. Мне нужна лошадь. Отойдите. – Из конюшни до нее донеслось позвякивание шпор Лобо. – Лейтенант, можете не седлать мне коня. Просто впустите в конюшню!
Он бросил умоляющий взгляд на Трагена, наблюдавшего за этой сценой, стоя в дверях кухни, но Катарине не нужно было оглядываться, чтобы понять ответ Трагена. Печ сжал зубы и не сдвинулся с места.
К ней подбежала Луиза с покрасневшими от слез глазами.
– Извини меня, Катарина.
Кэт поспешно обняла ее.
– Тебе не за что извиняться. Ты же не знала, что там лежит крестильное платье Изабо. По правде говоря я и сама забыла об этом. Наверное, намеренно.
– И все же мне следовало быть осторожнее, – посетовала Луиза, но Катарина отмахнулась от ее слов.
– Успокойся, сейчас не время для слез, слишком многое необходимо сделать. Нужно собрать вещи Изабо. Если я не вернусь в течение двух дней, отправляйтесь в Таузендбург. Мне следовало отослать ее еще неделю назад. – Катарина взяла себя в руки и удержала подступившие слезы. – Что сделано, то сделано. Возьмите с собой Лобо и Франца. Клаус и его сын проводят вас, и вы благополучно выберетесь из долины.
– С нами все будет в порядке, – заверила ее Луиза. – Ну а теперь пришло время тебе выбираться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37