Она облизнула пересохшие губы и сказала высокомерным тоном:
– Да, при данных обстоятельствах надо рассчитывать, что придется платить немало.
– За такие деньги я, очевидно, получу много информации.
– Я расскажу вам все, лорд Саттон, даже то, о чем вы не хотите знать.
– Отлично. Мне действительно хочется услышать от вас, кого судьба предназначила мне в жены, с тем чтобы я мог начать ухаживать за юной леди. Я хочу, чтобы все произошло как можно скорее и я мог бы вернуться в Корнуолл.
– Как романтично, – сухо сказала она.
– Боюсь, что нет никакой романтики в том, что мужчина в моем положении ищет жену. На самом деле это всего лишь сделка. Думаю, что именно по этой причине в высшем свете так много несчастливых браков.
Она внимательно на него посмотрела:
– Похоже, вас это беспокоит.
– Это заметно? Вероятно, потому, что мой младший брат женился, а отец недавно женился во второй раз. И оба безумно счастливы. Я рад за них, но, признаться, немного завидую. Они оба женились по любви.
– И вы хотите того же? – Она не могла скрыть своего удивления.
– Не важно, хочу ли я или нет, потому что для меня непозволительная роскошь делать свой выбор по велению сердца. – Он повернулся, чтобы посмотреть в окно, и его губы немного дернулись. Она уловила в оконном стекле его отражение и поразилась, как мгновенно он нахмурился. – К тому же у меня нет на это времени.
Последние слова ее заинтриговали, и ей страшно захотелось спросить, что он имел в виду, но он уже снова обратился к ней. Его губы изогнулись в медленной улыбке.
– Теперь я могу надеяться, что вы скажете о моей будущей жене, что она – просто образец, бриллиант чистейшей воды, леди знатного происхождения и безупречного воспитания, и скажете, что она не только идеально подходит мне, но что я смогу безумно в нее влюбиться.
При том, что она не была уверена, сможет ли он вообще влюбиться, она не сомневалась ни на минуту, что дорога к нему будет усыпана женскими сердцами.
– Значит, главное ваше желание – безумно влюбиться?
– На самом деле, если моя невеста была бы сносной и не была бы похожа на карпа, это меня бы вполне удовлетворило.
– Хм. Стало быть, если невеста богата, происходит из аристократической семьи, владения которой соседствуют с вашими, она вам подойдет?
– Вы немного упрощаете, но в общем-то да.
– Мне казалось, что человек, который считает себя – как это вы сказали? Ах да, прагматиком, оценит мою прямоту.
– А я и ценю. Просто я не привык, чтобы так говорила женщина. Леди предпочитают говорить загадками, а не высказывать прямо, что они имеют в виду.
– Как интересно! А я считала джентльменов гораздо менее откровенными, чем женщин.
Он покачал головой:
– Это невозможно. Мужчины по натуре прямолинейны. Женщины гораздо более…
– Умные?
– Я хотел сказать хитрые.
Он был по-прежнему невозмутим, а ей снова показалось, что он ведет какую-то игру. Если так, то она его разочарует. Она не даст ему добиться успеха.
– Для человека, который хочет завоевать свою жену, вы не слишком хорошего мнения о женщинах, милорд.
– Напротив. Я высоко ценю умение женщин вести уклончивые разговоры. – Он улыбнулся. – Я лишь желал бы обладать умением расшифровывать их скрытый смысл.
Настало время Алекс принять невинный вид.
– Боюсь, что я понятия не имею, что вы имеете в виду.
– В таком случае позвольте привести пример. Когда леди говорит, что она не расстроена, я очень часто замечал, что она на самом деле не просто сердится, а в бешенстве. Почему бы ей не сказать так, как ответил бы мужчина: да, я расстроена.
– В то же время вы, джентльмены, выпив изрядное количество бренди, начинаете драться или стреляетесь на дуэли. – Она фыркнула. – Да, это гораздо более цивилизованно.
– Это, по крайней мере, честно.
– Вот как? Это мнение, милорд, является следствием того, что вы мало разговаривали с джентльменами. А я считаю, что во всех их фразах полно скрытого смысла, который почти всегда амурного свойства.
– О, вот как! Например?
– Например, когда джентльмен делает комплимент женщине по поводу ее платья, его взор неизменно прикован к ее груди. Поэтому, когда он говорит: «Мне нравится ваше платье», он имеет в виду: «Мне нравится ваше декольте».
– Интересно. А что он имеет в виду, когда говорит: «Не хотите ли потанцевать»?
– Я уверена, что вы знаете это лучше меня, милорд.
– Возможно. Но меня страшно заинтересовала ваша теория насчет того, что мужчина, что бы ни говорил, подразумевает нечто другое. Как вы думаете, что он на самом деле имеет в виду?
– Когда спрашивает женщину, хочет ли она потанцевать? На самом деле это означает «Я хочу к вам прикасаться».
– Понятно. А «Вы выглядите прелестно»?
– «Я хочу вас поцеловать».
– А как насчет «Не хотите ли прогуляться по саду»?
– «Я надеюсь соблазнить вас». – Она засмеялась. – Все это вежливые эвфемизмы для того, чтобы вы поняли, что он на самом деле хочет. И все это для того…
– Чтобы затащить ее к себе в постель.
Тихо произнесенные слова повисли в воздухе. Очевидно, лорд Саттон тоже не гнушался прямолинейности.
– Да, – кивнула она.
– Для такой юной особы вы слишком циничны.
– Возможно, я старше, чем вы думаете. К тому же моя профессия позволяет изучать человеческие характеры.
– И вы пришли к заключению, что в речах мужчины всегда есть тайный смысл и он всегда связан с чувственностью.
– Да.
– Должен признаться, что я так не считаю.
– Видимо, потому, что вам не приходится говорить мужчине, что вы хотите с ним потанцевать или что вам нравится его платье.
– Понимаю. Вы хотите сказать, что с другими мужчинами джентльмен честен, а когда дело доходит до разговора с женщинами, тут-то и начинается обман.
– Я не знаю, честны ли друг с другом мужчины, но когда они имеют дело с женщинами, они определенно ходят кругами, и тут-то и начинается обман.
– А женщины говорят загадками, их слова по большей части – это вежливые эвфемизмы, за которыми скрываются их подлинные желания.
– И каковы же, по вашему мнению, эти желания?
– Деньги мужчины, его покровительство и его сердце – последнее на золотом блюде, украшенном бриллиантами.
– Так кто же из нас двоих циничен? – спросила она.
– Я просто считал, что соглашаюсь с вами, но с точки зрения моей принадлежности к полу.
– Стало быть, когда вы говорите, что женщины честны друг с другом, вы полагаете, что обман начинается тогда, когда они говорят с мужчинами, так, что ли?
– Полагаю, что так. Может быть, мужчинам и женщинам следует вообще говорить друг с другом лишь о погоде.
Она рассмеялась.
– Хотите исключить все нюансы и изысканность, милорд?
– Боже упаси! Только обман. – Откинув голову, он посмотрел на нее из-под полуопущенных ресниц. – Сам собой напрашивается вопрос: не стали ли мы с вами сегодня вечером жертвами такого обмана, мадам Ларчмонт?
Ее веселость сразу же пропала, и она стала нервно теребить край' бархатной накидки.
– Поскольку я не нуждаюсь ни в вашем покровительстве, ни в вашем сердце, а вы заняты поиском жены-аристократки, нам незачем обманывать друг друга.
Он внимательно изучал ее несколько секунд, так что она невольно задержала дыхание.
– Я заметил, что вы не сказали, что не нуждаетесь в моих деньгах, – тихо произнес он.
– Это потому, что рассчитываю увидеть, как вы расстанетесь с кругленькой суммой в обмен на мое гадание, – усмехнулась она.
– Вам не откажешь в честности, мадам. Ваша откровенность просто пугает.
– Вы не похожи на человека, которого можно легко запугать, лорд Саттон.
– Да, мадам. Так оно и есть.
Он сверлил ее взглядом, и Алекс снова почувствовала, что не в силах отвести глаза. Она не знала, что ответить, а он вдруг замолчал. Карета вскоре остановилась, и она была избавлена. от необходимости придумывать новую тему для разговора.
– Приехали, – сказал он.
Открыв дверцу, лорд Саттон вышел и подал ей руку. От прикосновения его сильных пальцев по ее руке пробежало тепло. Когда ее ботинки коснулись мостовой, он отпустил ее, и она непроизвольно сжала кулак, словно хотела сохранить это волнующее тепло.
– Спасибо, что подвезли, лорд Саттон.
– Не стоит благодарности. А что касается гадания… Вы свободны завтра днем? Скажем, около трех часов встретимся в моем доме на Парк-лейн?
Алекс колебалась, разрываясь между необходимостью прекратить общение, чреватое нежелательными последствиями, и желанием не только узнать больше об этом человеке, но и получить ту неслыханную сумму денег, которую он согласился ей заплатить. Деньги были нужны ей до зарезу.
– Боюсь, что в три часа я еще не освобожусь. Может быть, в четыре? – Она произнесла эти слова скороговоркой, чтобы не дать себе возможности передумать.
– Хорошо. Прислать за вами карету?
– Спасибо, но я сама позабочусь о том, как к вам добраться. И вам незачем провожать меня до самых дверей.
– Как пожелаете.
– До свидания, лорд Саттон.
Она намеренно не подала первой ему руки и удивилась, когда он протянул свою. Чтобы не показаться невежливой, ей пришлось подать ему руку. Глядя ей прямо в глаза, он сжал ее пальцы и поднес, их к губам. Она мельком взглянула на его рот и напряглась в ожидании. Но он повернул ее руку ладонью вверх и прижался губами к чувствительному месту на запястье. Сквозь тонкое кружево перчатки она ощутила тепло его дыхания, и ее обдало жаром. Разве это возможно, что от такого мимолетного прикосновения у нее задрожали колени?
Это длилось всего несколько секунд, но все равно явно не было приличным. Неужели он думает, что может рассчитывать на что-то большее, чем гадание на картах? Надо немедленно вывести его из этого заблуждения.
Отдернув руку, она вскинула подбородок.
– В случае если вы не знаете, лорд Саттон, вежливое обращение «мадам» не является частью моего необычного занятия, и оно не для того, чтобы произвести эффект. Существует месье Ларчмонт.
Он долго медлил с ответом, и ей пришлось выдержать его проницательный взгляд, который, кажется, проник прямо ей в душу, обнажив всю скрываемую ложь.
Он молча ей поклонился, а потом пробормотал:
– Он счастливый человек. До завтра, мадам Ларчмонт.
Не доверяя своему голосу, она кивнула и поспешила к боковому входу скромного кирпичного здания. Завернув за угол, она метнулась в переулок, нашла какую-то нишу и прислонилась к кирпичной стене, тяжело дыша. Она не пошевелилась до тех пор, пока не стало слышно цоканье копыт по булыжной мостовой. После этого она направилась в менее респектабельную часть города, узкие улочки которой были ей так хорошо знакомы.
Настало время возвращаться домой.
Глава 3
Колин открыл чугунные ворота, которые вели к его городскому дому.
Туман уже спустился на землю, но здесь, в районе Гайд-парка, он был не такой густой, как на другом конце города, где он час назад оставил мадам Ларчмонт.
Превозмогая боль в ноге, он поднялся по каменным ступеням, и как только он оказался перед дубовой дверью, она распахнулась, а на пороге появилась высокая фигура человека с канделябром в руке. Колин тут же стер с лица всякое выражение, хотя не был уверен, поможет ли это ему – дворецкий Эллис всегда замечал все.
– Добрый вечер, милорд, – все тем же звучным голосом, который Колин знал с детства, сказал Эллис. – Как только вы уехали, вам был доставлен пакет. Он ожидает вас на письменном столе в библиотеке. Там же накрыт, как обычно, ваш ужин. Не желаете ли чашку шоколада?
Эллис был в курсе всего, что происходило в доме, до мельчайших деталей, включая детскую привычку Колина спускаться с лестниц по полированным перилам и таскать сладости из кухни. С годами Колин отказался от катания по перилам, но его любовь к сладкому нисколько не уменьшилась. Эллис знал и то, что Колин никогда не отправлялся спать сразу после того, как возвращался домой.
– Нет, спасибо, – покачал он головой. – Боюсь, что сегодня мне больше подойдет бренди.
В глазах Эллиса мелькнуло беспокойство, а его взгляд скользнул по сапогам Колина.
– Может быть, согреть одеяло?
– Нет, Эллис. Спасибо. Достаточно бренди. Увидимся завтра утром.
– Доброй ночи, милорд.
Отказавшись от канделябра, Колин прошел по темному коридору в библиотеку. Слава Богу, он прекрасно ориентировался в доме и был рад тому, что в темноте можно было не смотреть на портреты предков, развешанные на обитых шелком стенах. Он не любил на них смотреть с самого детства, всегда чувствуя на себе их осуждающие взгляды. Они словно знали, что он задумал какую-то шалость, и все хором напоминали ему о его долге и обязанностях, предписанных его титулом. Как будто слова «долг» и «обязанность» и так не вдалбливались ему каждую минуту его жизни.
В библиотеке он сразу же подошел к столу с графинами, не обращая внимания на сильную боль в ноге. Он налил себе порядочную порцию живительной влаги, удивившись тому, что у него дрожат руки. Он был готов приписать эту дрожь усталости, или голоду, или чему угодно, только не тому, что было на самом деле и в чем он не хотел признаваться. Однако он уже очень давно понял, что лгать другим – это часть жизни, которую он сам для себя выбрал, а вот лгать самому себе – это бесполезная трата времени.
Осушив одним глотком рюмку, он закрыл глаза, чтобы насладиться теплом стекающей по горлу жидкости. Если бы он смог собраться с духом и мыслями, он непременно посмеялся бы над собой за то, что так расстроен. Он налил себе еще бренди и, прихрамывая, направился к камину. Там он сел на кушетку и, облокотившись на колени, стал смотреть на огонь.
Сразу же перед его мысленным взором предстала мадам Ларчмонт, и он снова испытал такой же шок, как на званом вечере сегодня, когда увидел ее. От леди Мэллоран он узнал, что ее зовут Александра. Наконец-то у него будет ассоциироваться с именем лицо, преследовавшее его в течение последних четырех лет.
Пока он без всякого интереса наблюдал за гостями леди Мэллоран, он невольно подслушал вежливую болтовню дам о том, что гадалка была нанята для развлечения гостей. Гадание по картам его не интересовало. Но тут его взгляд остановился на гадалке…
Он узнал ее сразу же. Впечатление было такое, будто ему нанесли удар в солнечное сплетение.
Потом она подняла голову. Он смог разглядеть ее лицо, незабываемое лицо, отпечатавшееся в его памяти с первой минуты, как он увидел ее в Воксхолле в тот летний вечер. Он смотрел на нее и не верил своим глазам. Ему показалось, что так же, как тогда, четыре года назад, его сердце, его дыхание, его кровь – все остановилось, а все остальное – толпа, шум, веселье и смех – исчезло, и они остались одни. Он смотрел на нее, а в голове стучала одна мысль: «Слава Богу, ты жива».
Она уже не носила лохмотьев, и ее лицо не было измазано грязью, как в Воксхолле, но все такими же были огромные темные глаза. Тот же упрямый подбородок с ямочкой, к которой словно прикоснулся палец Бога. Маленький прямой нос и невероятно полные губы, слишком большие на ее личике, по форме напоминающем сердце. Он не мог назвать ее красивой в обычном смысле – для этого черты лица были как бы несочетаемыми, слишком асимметричными. Все же ее внешность притягивала, завораживала. Но что тогда сбило его с толку больше, чем тот факт, что она хотела залезть ему в карман, так это то, как она на него посмотрела.
Он не ожидал, что встретится лицом к лицу с девчонкой, которую он сперва принял за грязного уличного мальчишку. Потом он безошибочно угадал эмоции, промелькнувшие на ее лице, когда схватил ее за руку. Сначала это был шок. В ту минуту, когда она хотела лишить его золотых часов, он поймал ее только потому, что у него выработалась молниеносная реакция на все, что происходило в подобных районах. Она была талантлива и не привыкла к тому, что ее могут поймать.
Шок сменился очевидным страхом. Она явно боялась, что он ее ударит. И шок, и страх были понятны. Но потом она заморгала и посмотрела на него своими огромными глазами так пристально, как будто узнала его, и прошептала: «Это вы».
Прежде чем он успел что-либо сказать, она вырвала руку и побежала так, словно за ней гнался сам дьявол. Он хотел догнать ее, но она растворилась в толпе. Он искал ее до самого рассвета, отваживаясь заглядывать даже в грязные притоны. Он не понимал, зачем ее ищет. Возможно, для того, чтобы поговорить.
Что означали эти загадочные слова? Он знал, что никогда прежде ее не видел, – он гордился своей зрительной памятью на лица, а ее внешность была не из тех, которую забывают. Что-то в ней манило его, тянуло так, как никогда в жизни, и он не понимал почему. Держа ее за руку в те немногие секунды, он почувствовал ее отчаяние и безысходность, а потом еще и страх. Они вместе с ощущением голода и бедности шли от нее волнами. Его сердце наполнилось жалостью. Это она хотела ограбить его, но непонятно почему, ему хотелось уверить ее, что он не причинит ей зла, а поможет ей. Проклятие! Как только он увидел ее глубокое отчаяние и страх, он пожалел, что не дал ей украсть эти чертовы часы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
– Да, при данных обстоятельствах надо рассчитывать, что придется платить немало.
– За такие деньги я, очевидно, получу много информации.
– Я расскажу вам все, лорд Саттон, даже то, о чем вы не хотите знать.
– Отлично. Мне действительно хочется услышать от вас, кого судьба предназначила мне в жены, с тем чтобы я мог начать ухаживать за юной леди. Я хочу, чтобы все произошло как можно скорее и я мог бы вернуться в Корнуолл.
– Как романтично, – сухо сказала она.
– Боюсь, что нет никакой романтики в том, что мужчина в моем положении ищет жену. На самом деле это всего лишь сделка. Думаю, что именно по этой причине в высшем свете так много несчастливых браков.
Она внимательно на него посмотрела:
– Похоже, вас это беспокоит.
– Это заметно? Вероятно, потому, что мой младший брат женился, а отец недавно женился во второй раз. И оба безумно счастливы. Я рад за них, но, признаться, немного завидую. Они оба женились по любви.
– И вы хотите того же? – Она не могла скрыть своего удивления.
– Не важно, хочу ли я или нет, потому что для меня непозволительная роскошь делать свой выбор по велению сердца. – Он повернулся, чтобы посмотреть в окно, и его губы немного дернулись. Она уловила в оконном стекле его отражение и поразилась, как мгновенно он нахмурился. – К тому же у меня нет на это времени.
Последние слова ее заинтриговали, и ей страшно захотелось спросить, что он имел в виду, но он уже снова обратился к ней. Его губы изогнулись в медленной улыбке.
– Теперь я могу надеяться, что вы скажете о моей будущей жене, что она – просто образец, бриллиант чистейшей воды, леди знатного происхождения и безупречного воспитания, и скажете, что она не только идеально подходит мне, но что я смогу безумно в нее влюбиться.
При том, что она не была уверена, сможет ли он вообще влюбиться, она не сомневалась ни на минуту, что дорога к нему будет усыпана женскими сердцами.
– Значит, главное ваше желание – безумно влюбиться?
– На самом деле, если моя невеста была бы сносной и не была бы похожа на карпа, это меня бы вполне удовлетворило.
– Хм. Стало быть, если невеста богата, происходит из аристократической семьи, владения которой соседствуют с вашими, она вам подойдет?
– Вы немного упрощаете, но в общем-то да.
– Мне казалось, что человек, который считает себя – как это вы сказали? Ах да, прагматиком, оценит мою прямоту.
– А я и ценю. Просто я не привык, чтобы так говорила женщина. Леди предпочитают говорить загадками, а не высказывать прямо, что они имеют в виду.
– Как интересно! А я считала джентльменов гораздо менее откровенными, чем женщин.
Он покачал головой:
– Это невозможно. Мужчины по натуре прямолинейны. Женщины гораздо более…
– Умные?
– Я хотел сказать хитрые.
Он был по-прежнему невозмутим, а ей снова показалось, что он ведет какую-то игру. Если так, то она его разочарует. Она не даст ему добиться успеха.
– Для человека, который хочет завоевать свою жену, вы не слишком хорошего мнения о женщинах, милорд.
– Напротив. Я высоко ценю умение женщин вести уклончивые разговоры. – Он улыбнулся. – Я лишь желал бы обладать умением расшифровывать их скрытый смысл.
Настало время Алекс принять невинный вид.
– Боюсь, что я понятия не имею, что вы имеете в виду.
– В таком случае позвольте привести пример. Когда леди говорит, что она не расстроена, я очень часто замечал, что она на самом деле не просто сердится, а в бешенстве. Почему бы ей не сказать так, как ответил бы мужчина: да, я расстроена.
– В то же время вы, джентльмены, выпив изрядное количество бренди, начинаете драться или стреляетесь на дуэли. – Она фыркнула. – Да, это гораздо более цивилизованно.
– Это, по крайней мере, честно.
– Вот как? Это мнение, милорд, является следствием того, что вы мало разговаривали с джентльменами. А я считаю, что во всех их фразах полно скрытого смысла, который почти всегда амурного свойства.
– О, вот как! Например?
– Например, когда джентльмен делает комплимент женщине по поводу ее платья, его взор неизменно прикован к ее груди. Поэтому, когда он говорит: «Мне нравится ваше платье», он имеет в виду: «Мне нравится ваше декольте».
– Интересно. А что он имеет в виду, когда говорит: «Не хотите ли потанцевать»?
– Я уверена, что вы знаете это лучше меня, милорд.
– Возможно. Но меня страшно заинтересовала ваша теория насчет того, что мужчина, что бы ни говорил, подразумевает нечто другое. Как вы думаете, что он на самом деле имеет в виду?
– Когда спрашивает женщину, хочет ли она потанцевать? На самом деле это означает «Я хочу к вам прикасаться».
– Понятно. А «Вы выглядите прелестно»?
– «Я хочу вас поцеловать».
– А как насчет «Не хотите ли прогуляться по саду»?
– «Я надеюсь соблазнить вас». – Она засмеялась. – Все это вежливые эвфемизмы для того, чтобы вы поняли, что он на самом деле хочет. И все это для того…
– Чтобы затащить ее к себе в постель.
Тихо произнесенные слова повисли в воздухе. Очевидно, лорд Саттон тоже не гнушался прямолинейности.
– Да, – кивнула она.
– Для такой юной особы вы слишком циничны.
– Возможно, я старше, чем вы думаете. К тому же моя профессия позволяет изучать человеческие характеры.
– И вы пришли к заключению, что в речах мужчины всегда есть тайный смысл и он всегда связан с чувственностью.
– Да.
– Должен признаться, что я так не считаю.
– Видимо, потому, что вам не приходится говорить мужчине, что вы хотите с ним потанцевать или что вам нравится его платье.
– Понимаю. Вы хотите сказать, что с другими мужчинами джентльмен честен, а когда дело доходит до разговора с женщинами, тут-то и начинается обман.
– Я не знаю, честны ли друг с другом мужчины, но когда они имеют дело с женщинами, они определенно ходят кругами, и тут-то и начинается обман.
– А женщины говорят загадками, их слова по большей части – это вежливые эвфемизмы, за которыми скрываются их подлинные желания.
– И каковы же, по вашему мнению, эти желания?
– Деньги мужчины, его покровительство и его сердце – последнее на золотом блюде, украшенном бриллиантами.
– Так кто же из нас двоих циничен? – спросила она.
– Я просто считал, что соглашаюсь с вами, но с точки зрения моей принадлежности к полу.
– Стало быть, когда вы говорите, что женщины честны друг с другом, вы полагаете, что обман начинается тогда, когда они говорят с мужчинами, так, что ли?
– Полагаю, что так. Может быть, мужчинам и женщинам следует вообще говорить друг с другом лишь о погоде.
Она рассмеялась.
– Хотите исключить все нюансы и изысканность, милорд?
– Боже упаси! Только обман. – Откинув голову, он посмотрел на нее из-под полуопущенных ресниц. – Сам собой напрашивается вопрос: не стали ли мы с вами сегодня вечером жертвами такого обмана, мадам Ларчмонт?
Ее веселость сразу же пропала, и она стала нервно теребить край' бархатной накидки.
– Поскольку я не нуждаюсь ни в вашем покровительстве, ни в вашем сердце, а вы заняты поиском жены-аристократки, нам незачем обманывать друг друга.
Он внимательно изучал ее несколько секунд, так что она невольно задержала дыхание.
– Я заметил, что вы не сказали, что не нуждаетесь в моих деньгах, – тихо произнес он.
– Это потому, что рассчитываю увидеть, как вы расстанетесь с кругленькой суммой в обмен на мое гадание, – усмехнулась она.
– Вам не откажешь в честности, мадам. Ваша откровенность просто пугает.
– Вы не похожи на человека, которого можно легко запугать, лорд Саттон.
– Да, мадам. Так оно и есть.
Он сверлил ее взглядом, и Алекс снова почувствовала, что не в силах отвести глаза. Она не знала, что ответить, а он вдруг замолчал. Карета вскоре остановилась, и она была избавлена. от необходимости придумывать новую тему для разговора.
– Приехали, – сказал он.
Открыв дверцу, лорд Саттон вышел и подал ей руку. От прикосновения его сильных пальцев по ее руке пробежало тепло. Когда ее ботинки коснулись мостовой, он отпустил ее, и она непроизвольно сжала кулак, словно хотела сохранить это волнующее тепло.
– Спасибо, что подвезли, лорд Саттон.
– Не стоит благодарности. А что касается гадания… Вы свободны завтра днем? Скажем, около трех часов встретимся в моем доме на Парк-лейн?
Алекс колебалась, разрываясь между необходимостью прекратить общение, чреватое нежелательными последствиями, и желанием не только узнать больше об этом человеке, но и получить ту неслыханную сумму денег, которую он согласился ей заплатить. Деньги были нужны ей до зарезу.
– Боюсь, что в три часа я еще не освобожусь. Может быть, в четыре? – Она произнесла эти слова скороговоркой, чтобы не дать себе возможности передумать.
– Хорошо. Прислать за вами карету?
– Спасибо, но я сама позабочусь о том, как к вам добраться. И вам незачем провожать меня до самых дверей.
– Как пожелаете.
– До свидания, лорд Саттон.
Она намеренно не подала первой ему руки и удивилась, когда он протянул свою. Чтобы не показаться невежливой, ей пришлось подать ему руку. Глядя ей прямо в глаза, он сжал ее пальцы и поднес, их к губам. Она мельком взглянула на его рот и напряглась в ожидании. Но он повернул ее руку ладонью вверх и прижался губами к чувствительному месту на запястье. Сквозь тонкое кружево перчатки она ощутила тепло его дыхания, и ее обдало жаром. Разве это возможно, что от такого мимолетного прикосновения у нее задрожали колени?
Это длилось всего несколько секунд, но все равно явно не было приличным. Неужели он думает, что может рассчитывать на что-то большее, чем гадание на картах? Надо немедленно вывести его из этого заблуждения.
Отдернув руку, она вскинула подбородок.
– В случае если вы не знаете, лорд Саттон, вежливое обращение «мадам» не является частью моего необычного занятия, и оно не для того, чтобы произвести эффект. Существует месье Ларчмонт.
Он долго медлил с ответом, и ей пришлось выдержать его проницательный взгляд, который, кажется, проник прямо ей в душу, обнажив всю скрываемую ложь.
Он молча ей поклонился, а потом пробормотал:
– Он счастливый человек. До завтра, мадам Ларчмонт.
Не доверяя своему голосу, она кивнула и поспешила к боковому входу скромного кирпичного здания. Завернув за угол, она метнулась в переулок, нашла какую-то нишу и прислонилась к кирпичной стене, тяжело дыша. Она не пошевелилась до тех пор, пока не стало слышно цоканье копыт по булыжной мостовой. После этого она направилась в менее респектабельную часть города, узкие улочки которой были ей так хорошо знакомы.
Настало время возвращаться домой.
Глава 3
Колин открыл чугунные ворота, которые вели к его городскому дому.
Туман уже спустился на землю, но здесь, в районе Гайд-парка, он был не такой густой, как на другом конце города, где он час назад оставил мадам Ларчмонт.
Превозмогая боль в ноге, он поднялся по каменным ступеням, и как только он оказался перед дубовой дверью, она распахнулась, а на пороге появилась высокая фигура человека с канделябром в руке. Колин тут же стер с лица всякое выражение, хотя не был уверен, поможет ли это ему – дворецкий Эллис всегда замечал все.
– Добрый вечер, милорд, – все тем же звучным голосом, который Колин знал с детства, сказал Эллис. – Как только вы уехали, вам был доставлен пакет. Он ожидает вас на письменном столе в библиотеке. Там же накрыт, как обычно, ваш ужин. Не желаете ли чашку шоколада?
Эллис был в курсе всего, что происходило в доме, до мельчайших деталей, включая детскую привычку Колина спускаться с лестниц по полированным перилам и таскать сладости из кухни. С годами Колин отказался от катания по перилам, но его любовь к сладкому нисколько не уменьшилась. Эллис знал и то, что Колин никогда не отправлялся спать сразу после того, как возвращался домой.
– Нет, спасибо, – покачал он головой. – Боюсь, что сегодня мне больше подойдет бренди.
В глазах Эллиса мелькнуло беспокойство, а его взгляд скользнул по сапогам Колина.
– Может быть, согреть одеяло?
– Нет, Эллис. Спасибо. Достаточно бренди. Увидимся завтра утром.
– Доброй ночи, милорд.
Отказавшись от канделябра, Колин прошел по темному коридору в библиотеку. Слава Богу, он прекрасно ориентировался в доме и был рад тому, что в темноте можно было не смотреть на портреты предков, развешанные на обитых шелком стенах. Он не любил на них смотреть с самого детства, всегда чувствуя на себе их осуждающие взгляды. Они словно знали, что он задумал какую-то шалость, и все хором напоминали ему о его долге и обязанностях, предписанных его титулом. Как будто слова «долг» и «обязанность» и так не вдалбливались ему каждую минуту его жизни.
В библиотеке он сразу же подошел к столу с графинами, не обращая внимания на сильную боль в ноге. Он налил себе порядочную порцию живительной влаги, удивившись тому, что у него дрожат руки. Он был готов приписать эту дрожь усталости, или голоду, или чему угодно, только не тому, что было на самом деле и в чем он не хотел признаваться. Однако он уже очень давно понял, что лгать другим – это часть жизни, которую он сам для себя выбрал, а вот лгать самому себе – это бесполезная трата времени.
Осушив одним глотком рюмку, он закрыл глаза, чтобы насладиться теплом стекающей по горлу жидкости. Если бы он смог собраться с духом и мыслями, он непременно посмеялся бы над собой за то, что так расстроен. Он налил себе еще бренди и, прихрамывая, направился к камину. Там он сел на кушетку и, облокотившись на колени, стал смотреть на огонь.
Сразу же перед его мысленным взором предстала мадам Ларчмонт, и он снова испытал такой же шок, как на званом вечере сегодня, когда увидел ее. От леди Мэллоран он узнал, что ее зовут Александра. Наконец-то у него будет ассоциироваться с именем лицо, преследовавшее его в течение последних четырех лет.
Пока он без всякого интереса наблюдал за гостями леди Мэллоран, он невольно подслушал вежливую болтовню дам о том, что гадалка была нанята для развлечения гостей. Гадание по картам его не интересовало. Но тут его взгляд остановился на гадалке…
Он узнал ее сразу же. Впечатление было такое, будто ему нанесли удар в солнечное сплетение.
Потом она подняла голову. Он смог разглядеть ее лицо, незабываемое лицо, отпечатавшееся в его памяти с первой минуты, как он увидел ее в Воксхолле в тот летний вечер. Он смотрел на нее и не верил своим глазам. Ему показалось, что так же, как тогда, четыре года назад, его сердце, его дыхание, его кровь – все остановилось, а все остальное – толпа, шум, веселье и смех – исчезло, и они остались одни. Он смотрел на нее, а в голове стучала одна мысль: «Слава Богу, ты жива».
Она уже не носила лохмотьев, и ее лицо не было измазано грязью, как в Воксхолле, но все такими же были огромные темные глаза. Тот же упрямый подбородок с ямочкой, к которой словно прикоснулся палец Бога. Маленький прямой нос и невероятно полные губы, слишком большие на ее личике, по форме напоминающем сердце. Он не мог назвать ее красивой в обычном смысле – для этого черты лица были как бы несочетаемыми, слишком асимметричными. Все же ее внешность притягивала, завораживала. Но что тогда сбило его с толку больше, чем тот факт, что она хотела залезть ему в карман, так это то, как она на него посмотрела.
Он не ожидал, что встретится лицом к лицу с девчонкой, которую он сперва принял за грязного уличного мальчишку. Потом он безошибочно угадал эмоции, промелькнувшие на ее лице, когда схватил ее за руку. Сначала это был шок. В ту минуту, когда она хотела лишить его золотых часов, он поймал ее только потому, что у него выработалась молниеносная реакция на все, что происходило в подобных районах. Она была талантлива и не привыкла к тому, что ее могут поймать.
Шок сменился очевидным страхом. Она явно боялась, что он ее ударит. И шок, и страх были понятны. Но потом она заморгала и посмотрела на него своими огромными глазами так пристально, как будто узнала его, и прошептала: «Это вы».
Прежде чем он успел что-либо сказать, она вырвала руку и побежала так, словно за ней гнался сам дьявол. Он хотел догнать ее, но она растворилась в толпе. Он искал ее до самого рассвета, отваживаясь заглядывать даже в грязные притоны. Он не понимал, зачем ее ищет. Возможно, для того, чтобы поговорить.
Что означали эти загадочные слова? Он знал, что никогда прежде ее не видел, – он гордился своей зрительной памятью на лица, а ее внешность была не из тех, которую забывают. Что-то в ней манило его, тянуло так, как никогда в жизни, и он не понимал почему. Держа ее за руку в те немногие секунды, он почувствовал ее отчаяние и безысходность, а потом еще и страх. Они вместе с ощущением голода и бедности шли от нее волнами. Его сердце наполнилось жалостью. Это она хотела ограбить его, но непонятно почему, ему хотелось уверить ее, что он не причинит ей зла, а поможет ей. Проклятие! Как только он увидел ее глубокое отчаяние и страх, он пожалел, что не дал ей украсть эти чертовы часы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30