— Вы! Вы, мой дорогой лорд Четхэм, самый настоящий вонючий стручок! Вы поклялись мне! Вы…— Кто я? — переспросил он, трясясь от бешенства. — В чем это я вам поклялся? Может быть, приплетете сюда же и клятву в преданности королю, которую вы слишком усердно выполняете?— Ох, довольно этой болтовни о короле! Вы…Он слез с кровати и подошел к ней вплотную. Она боялась встретиться с ним глазами. Теперь ее не спасут ни гнев, ни мольбы, подумала она.— Уорик! Ваше настроение…— Ужасно. Точно в таком же состоянии и мое… достоинство, потревоженное вашим далеко не нежным прикосновением! Но мы можем помочь делу, правда?— Уорик…Она отступила к стене, где он и настиг ее. Она приготовилась к яростной атаке. Первый бешеный поцелуй оставил на ее губах синюю отметину… Но нет, он не мог с ней грубо обращаться. Даже сквозь страх и отчаяние она понимала, что он взывает к ее ответному желанию. К ее любви. Ее снова захватило живое и вибрирующее чувство, сладкое, как нектар, и одновременно возбуждающее жажду…Она не знала, когда это началось, когда ее губы стали искать его прикосновений. Ей снова показалось, как будто легкий ток пульсирует внутри нее, как будто неведомая ей сила управляет ее сердцем и рассудком. Она откинула голову и обняла его за шею, когда он поднял ее на руки и отнес на постель. Между ними не было слов, только твердая решимость в его глазах и удивленная покорность — в ее.Ондайн подумала, что вот сейчас он упадет в ее объятия; но Уорик снял плащ и присел на кровать у ее ног.Он взял в руки ее изящные ступни, затем погладил сгиб коленей и покрыл жаркими поцелуями пальцы, вызывая в ней неведомое странное щекочущее наслаждение.Его сводящие с ума прикосновения не прекращались ни на секунду… Он касался ее пальцами, вездесущим языком… Она лежала как зачарованная, наслаждаясь каждым новым ощущением.Его пальцы и поцелуи отыскивали самые потайные и нежные места на ее теле.Вздохи и шепот… Она должна должна бежать от его ласк, которые ослепляли, будили чувственность, как будто наполняли её тело горячим медовым эликсиром. Но она так устала сопротивляться… Она хотела прильнуть к нему и следовать за ним по дороге страсти, где за каждым поворотом их ожидали неожиданные открытия. Она уже не понимала, где она и кто она, что это за существо, которое стонало и извивалось от страсти. Она не знала этой женщины, которая перебирала его волосы, жадно подставляла губы для поцелуев, искала утонченного наслаждения языком, Который погружался глубже и глубже…Вдруг она осталась одна. Холод и одиночество. Он ушел. Удивленная, она открыла глаза. Нет, он здесь. Он смотрел на нее, лицо его дышало страстью и нетерпением. В этот момент она с поразительной ясностью осознала, что любит его и хочет, хочет… этого.Сначала она почувствовала кончики его пальцев, поглаживавшие се бедра. Инстинкт повелевал ей защищаться, но он даже не заметил этого сопротивления, которое она раньше принимала за проявление высокой морали. Его прикосновения, его тепло возвратили ее в ту таинственную страну, где она могла утолить неистовый голод, бушевавший внутри ее существа…Никто другой не принес бы ей столько наслаждения, но все равно ей не удалось сдержать сдавленный крик, сорвавшийся с ее губ, когда он вонзился в нее, как нож, режущий и рвущий. Ондайн слышала изумленное проклятие, и боль и гнев захлестнули ее. Из глаз у нее брызнули слезы: неужели он всерьез думал, что она могла зайти так далеко в отношениях с королем или с кем угодно до свадьбы?! Она что-то беспомощно бормотала и упиралась ладонью ему в грудь, отчаянно пытаясь освободиться. Сквозь постепенно угасавшую боль она слышала, как Уорик что-то говорит ей, нежно и ласково, тихо шепчет слова мягким и чуть хриплым голосом, успокаивает, убаюкивает…Ей больше не приходило в голову, что граф был всего-навсего опытным любовником и просто хорошо знал свое дело…Теперь он стал частью ее самой, как будто входил в каждую клеточку ее тела. Он подстегивал ее ласковым шепотом, нежно гладя ее ягодицы и груди, вовлекал в неведомый, но прекрасный танец… Его плечи, блеск и расплавленное огнем желания золото глаз… Он был прекрасен, строен, мускулист и казался ей верхом совершенства…Ах, никогда, никогда она не думала, что на земле можно испытывать такое» блаженство!Прошло довольно много времени, прежде чем Ондайн освободилась от волшебных ощущений, а когда она наконец пришла в себя, то не смела взглянуть ему в лицо от стыда. Она не могла поверить, что поддалась страсти и по своей воле упала в его объятия, в которых так недавно нежилась другая и, вероятнее всего. вскоре будет нежиться снова.Не говоря ни слова, Ондайн зарылась лицом в подушку. Похоже, что и Уорику сказать было нечего. Сквозь паутину волос она видела, как он встал, прекрасный и соблазнительный, и потушил свечи, а потом осторожно лег рядом, стараясь не касаться ее.Время шло. Юная графиня лежала, окаменев от напряжения. «Который час?» — подумала она и осмелилась чуть-чуть приподняться, прикрываясь мантией волос. Он спит?Нет, Уорик не спал, а, забросив руки за голову, в глубокой задумчивости смотрел в потолок. В темноте она не видела выражения его глаз, но ей показалось, что на его губах играла легкая ухмылка.Он пошевелился. Ондайн быстро положила голову на подушку и, закрыв глаза, притворилась спящей.Уорик приподнялся на локте и бережно убрал волосы с ее лица. Интересно, поверил ли он, что она спит?Ондайн почувствовала, как он заботливо подоткнул под нее одеяло, а потом снова лег рядом. И хотя она не могла проверить, но знала почти наверняка, что он принял излюбленную позу — уставился в потолок — и что его глаза скрывают тайну, а челюсти, должно быть, крепко сжаты и напряжены… Почему?Ей до смерти хотелось знать, ей хотелось прикоснуться к нему, но она не должна была обнаруживать свои чувства и давать любви больше, чем рассчитывала получить обратно.«У тебя хватает и своих собственных проблем, которые нужно решать», — напомнила она себе сердито. Усилием воли Ондайн воскресила в памяти все оскорбительные слова, которые он говорил ей, и вспомнила, что она для него всего лишь простушка, которую он спас в личных интересах. Ну ничего! Скоро она сбежит от него и докажет свою невиновность перед законом, вернет наследственные права.Уговоры не помогали; ничто уже не могло сдержать ее чувства, заставить замолчать сердце. Она изменилась — он изменил се. Она никогда не забудет, что потеряла девственность на этой постели, что он похитил ее с неистовством и нежностью, с насмешкой, суровостью и… страстью.И она не могла не думать об Анне, осыпая ее яростными проклятиями. Похоже, эта леди имела довольно серьезные намерения, но, если она еще раз посмеет обсуждать мужские достоинства Уорика, Ондайн найдет способ оборвать ее болтовню.«Теперь я его жена! — подумала она и с горечью добавила: — Его „висельная“ невеста…» Глава 14 Когда Ондайн проснулась, солнечный свет заливал комнату и теплые лучи падали через оконное стекло прямо на се постель. Воспоминания о прошедшей ночи нахлынули на нее, полусонную, и она счастливо и довольно улыбнулась. Уорик! Ах, мысли о нем, о его прикосновениях — первое, что пришло ей в голову при пробуждении!По его рядом не было. Ондайн стряхнула с себя остатки сна, обвела глазами комнату и увидела графа.Он стоял у окна, полностью одетый: на ногах — ботинки с пряжками, на голове — шляпа с пером. Одну ногу он поставил на выступ стены, заткнул большие пальцы за пояс и выглядел особенно мрачным в пронзительно ярком свете дня.При взгляде на него у Ондайн сжалось сердце; она вспомнила его привычную насмешливость и почувствовала необъяснимую тревогу. Улыбка исчезла с се лица, и бедняжка натянула на себя одеяло, как только он повернулся к ней.— Уорик…Граф приподнял шляпу и низко поклонился. На этот раз в нем не было заметно иронии, но было что-то намного худшее: предельная сдержанность, леденящая душу отчужденность.— Моя госпожа, я должен извиниться за свое ужасное грубое поведение накануне вечером. Боюсь, я напился и вытворял здесь невесть что. Прошу меня простить.Ондайн посмотрела на него невидящим взглядом, не веря своим ушам, затем завернулась в одеяло и повернулась к нему спиной, стараясь справиться с разрывавшей ее сердце болью.— Пожалуйста, только теперь уходите.Уорик не двигался. Подумав, он подошел к ней и погладил ее по спине.— Я не знал… э-э-э… не думал, что… Она повернулась и посмотрела на него:— Не знали чего?Он издал звук, похожий на проклятие.— Ради всего святого, девочка, я взял тебя с виселицы!— И что же? — спросила она нетерпеливо, чувствуя, как растет ее негодование. Она догадывалась, каков будет ответ.— Я думал, что имею дело с опытной женщиной, а вовсе не с невинной девицей.— Что? Ах ты!.. — Совсем забыв, что полностью раздета и одеяло — ее единственное укрытие, Ондайн вскочила с постели и изо всех сил бросила в Уорика подушку.Он без труда поймал ее и покачал головой:— Но ты же вышла из Ньюгейта…— Из Ньюгейта! Да, да, мой лорд Четхэм! Я вышла из Ньюгейта. И вы предположили, что все несчастные, которых сажают в это ужасное место, непременно становятся шлюхами, уж коль скоро их осудили за долги или попрошайничество…— И лгуньями, конокрадками и шантажистками! Простите меня, графиня, за то, что сделано на нетрезвую голову; если бы я знал, что вы принадлежите к величайшим девственницам Ньюгейта, то я никогда бы не посмел посягнуть на вашу честь. И кроме того, графиня, все это случилось из-за короля, знаете ли. Вы кокетничали, смеялись и обольщали его как женщина, хорошо владеющая этим искусством.Ондайн натянула на себя одеяло и потупилась: — Уходите!Он еще раз низко поклонился. Как она ненавидела его за едкий сарказм, сквозивший в его словах и жестах!— Я уже признал, мадам, свое поведение отвратительным. Постараюсь исправиться в будущем.Он повернулся и зашагал к двери, но остановился на пороге:— У меня есть еще кое-какие дела с королем на сегодня и на завтра, но оставаться здесь дольше, чем требуется, мне бы не хотелось. Будьте готовы к отъезду, поскольку я намерен сократить наше пребывание во дворце до минимума.Он вышел и закрыл за собой дверь. Ондайн смотрела ему вслед, все еще не веря в происходящее. Слезы жгли глаза, и она вытирала их пальцами. Нет, ей никогда, никогда не понять его! Даже через тысячу лет…Ондайн зарылась головой в подушку, подавляя рыдания. Глупая, как она могла забыть?! Забыть о его репутации придворного развратника, для которого все женщины на одно лицо!Наконец она оторвалась от подушки.— Подонок! Негодяй! — прошипела она, в отчаянии закрывая лицо руками. И она еще думала о нем…Ондайн встала с постели и, дрожа от негодования, подошла к кувшину и небрежно брызнула холодной водой себе в лицо.Король предполагал, что она уйдет от Уорика. Да, она, без сомнения, уйдет! Ньюгейтская шлюха, как бы не так! Она герцогиня со всеми правами, и рано или поздно она докажет это. Он еще будет целовать землю у нее под ногами!Она вдруг одумалась. Нет. Не сейчас. Он спас ей жизнь, заключив с ней какую-то дьявольскую сделку, смысл которой ей до сих пор непонятен. Она его должница. И она оплатит свой долг, но когда он будет оплачен сполна, унесется быстрее ветра.Уорик провел целый день на половине короля, слушая, как советники пугают Карла властью папы, все еще сохраняющей силу в Англии. Лицо короля было печально, поскольку ему приходилось выступать против своего собственного брата, Джеймса, наследника короны.Карл презирал любую нетерпимость; сам он в душе тяготел к католикам, но боязнь потерять корону заставляла его держаться всегда настороженно. Когда-то его дед со стороны матери, великий Генрих IV, верно изрек: «Париж стоит мессы», поэтому Карл должен был изображать протестантского короля, чтобы королем оставаться.— Давайте закончим эти бесконечные обсуждения! — устало сказал Карл. — У нас на очереди более важные вопросы!И королевское внимание обратилось к финансам, еще одному вопросу, вызвавшему бесконечную дискуссию, поскольку государственная казна почти всегда испытывала недостаток финансовых поступлений.Уорик не вникал в суть происходившего вокруг него. Он слушал с внимательным видом, но слышал не больше, чем мраморная статуя. Раскаяние, стыд, вожделение и страсть полностью поглотили его, и он боялся, что никогда не распутает этого узла. Теперь Ондайн волновала его еще больше; воспоминания о ее запахе, голосе, прикосновениях, хранившиеся в его памяти, начали ему казаться реальностью, настолько очевидной реальностью, что он как будто наяву видел ее, любовался ее красотой…Он грубо овладев ею. Своей женой. Нищей оборванкой, которую он подобрал на улице. А ведь он поклялся защищать эту женщину и никогда не дотрагиваться до нее пальцем. Защищать! Господи Боже, от кого? Или он сошел с ума? От кого он собрался ее защищать? Хардгрейв был при дворе, так же как и леди Анна. Да и как могла Анна шептать что-то Ондайн ночью, в поместье Четхэмов? Или Хардгрейв?Конечно, Хардгрейв сосед, а в поместье Четхэмов множество потайных комнат и фальшивых дверей. Но сторожевые собаки не пустили бы чужого даже в переднюю, не говоря уж о том, что Уорик не мог представить Хардгрейва с его неповоротливостью крадущимся в темноте через залы, чтобы прошептать что-то его жене!В голове гудело. Ондайн была чиста, как снег. Он причинил ей зло, испортил жизнь. Но разве будет лучше, если он освободит ее от той роли, которую заставил играть?Может ли он освободить ее? Вряд ли…Черт подери! Никогда еще страсть не проникала в него так глубоко, чтобы владеть всеми его мыслями, замутить рассудок и управлять поступками! А эта зависть, эта ревность, это чувство собственника. Ондайн превратилась в его болезнь. Она проникла в его сердце и душу и как будто разрывала изнутри. Он желал никогда больше не видеть ее лица, никогда не страдать от ее чар.«Думай, ты мужчина! — приказал он себе. — Теперь самое время выследить и поймать убийцу!» Анна ревновала и вела себя как дикая разъяренная кошка: то ластилась, то набрасывалась, то угрожала, то умоляла. Хардгрейв держал Уорика на расстоянии и одновременно следил за Ондайн голодными глазами. И что же он сделал? Все, чего он достиг, — это ночь наслаждения со своей женой и его плен… его собственный плен! Что ему теперь делать? Овладеть ею снова…Но повторение невозможно. Он не насильник, не соблазнитель невинных. Он не должен касаться ее, хотя он и любил ее. Она не подозревала ни о его плане, ни о данной им клятве, которую он хранил в сердце. Она должна была стать приманкой для убийцы в обмен за свою жизнь и свободу.Впереди еще две ночи мучений.Нет, это мучение бесконечно. В Четхэме. она все равно будет рядом.Но здесь у него нет даже отдельной комнаты, а пойти к ней снова было бы не слишком любезно.Прошло еще два дня. Два дня он вынужден был смотреть, как она смеется и очаровывает всех вокруг. Два дня встречал он холодность ее взгляда, когда она случайно смотрела в его сторону. Два дня Анна следила за ней с пристальным и враждебным вниманием, а Хардгрейв провожал похотливым взглядом.В один из этих дней Уорик, повинуясь неожиданно пришедшей ему мысли, объявил при дворе о своем ожидаемом наследнике. Карл и Екатерина казались испуганными.Анна с ненавистью сощурила свои кошачьи глаза.Хардгрейв с еще большим вниманием стал следить за Ондайн.Ну а Ондайн смотрела на него так, что не оставалось сомнений: будь у нее в руках меч, она с радостью воспользовалась бы им, чтобы обезглавить этого наглеца.Но ничего особенного не случилось, разве что терпение графа все более истощалось, пока он пытался заснуть на кушетке и не думать о том, что Ондайн спит рядом, за дверью, и что под ночной рубашкой вздымается теплое и соблазнительное тело, созданное для наслаждения, и что эта страстная и прекрасная женщина проникла в его сердце гораздо глубже, чем он мог себе представить…На третий день перед рассветом они уехали. Уорик сидел наверху вместе с Джеком; Ондайн была одна в карете.Они прибыли в Четхэм, но здесь жизнь показалась Уорику еще несноснее. Он не мог оставить жену на ночь, памятуя о зловещем шепоте, который она слышала в поздний час.Ондайн была настолько же холодна, насколько послушна и вежлива. Она ходила мимо него, шумя юбками, распространяя запах духов, высоко подняв подбородок и загадочно поблескивая глазами, говорила с ним так, будто они были едва знакомы, и держала дистанцию. Она смеялась и болтала лишь с Юстином и Клинтоном.Матильда души в ней не чаяла.Уорик все больше мрачнел, замыкался, нервничал и казался холодным, как льдина… льдина, внутри которой скрыт огонь. Он не мог разбить ее чары и чувствовал, как внутри него что-то закипает. И это было опасно, так опасно…От Юстина Ондайн узнала, что Анна — ревнивая красотка, хоть она и обзаводилась любовниками, как любая другая женщина обзаводится платьями для своего гардероба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50