Лотти, ты останешься здесь…Лотти остановилась.— Уходите, — спокойно сказал Уорик. Лотти молча поклонилась и убежала, а Ондайн усвоила преподанный урок: приказы ее мужа всегда будут иметь большую силу, чем ее собственные, каким бы елейным голосом она их ни отдавала.Женщины удалились. Уорик закрыл за ними дверь, прошелся по комнате, затем поставил ногу в сапоге на стул и оперся локтем о колено.— Милорд, если не возражаете…— Возражаю. Извольте объяснить, что все это значит?Он сверлил ее взглядом. От его близости и собственной незащищенности Ондайн потеряла душевное равновесие и затряслась от негодования.— Вы спрашиваете, что это значит? — прошипела она, откидывая назад голову и неосторожно показывая из воды шею и вздымавшуюся грудь. — Это значит, милорд, что хотя я по вашему желанию играю роль графини, вы не предложили никакого текста для этой роли! Вы даже не сочли необходимым предупредить меня, сэр, о своем вдовстве и о том, что слуги обвиняют в смерти вашей жены какие-то привидения!Уорик помолчал, прошелся по комнате и остановился у резной створки гардероба. Ондайн не понимала выражения его лица. Этот человек казался одновременно далеким и близким, знающим о ней каждую мелочь и совершенно равнодушным.— Графиня, — в разговорах с ней он всегда титуловал ее с иронией, — надеюсь, вы не верите во всю эту чепуху.Конечно, она не верила, но страстно желала узнать, почему этот разговор состоялся только теперь и почему Уорик так встревожен.— Разумеется, — ответила Ондайн, — но уже появилось достаточно поводов, лорд Четхэм, чтобы вы что-нибудь мне объяснили!Он пожал плечами, и недобрая улыбка тронула уголки его губ.— Я думал, что вы до смерти испугаетесь рассказов о привидениях и сбежите из замка, где залы эхом откликаются на вой волков.— Мой господин! — В голосе Ондайн прозвучала насмешка. — Если вы уверены, что я нахожусь полностью в вашем распоряжении, к чему такая трогательная забота о моих чувствах?Он едва заметно улыбнулся:— Ошибаетесь, графиня. Мне необходимо заботиться и о ваших чувствах… и о вашем настроении. Но если, моя дорогая, вы не боитесь привидений, — он понизил голос, — почему же вы дрожите, как былинка на ветру?— Меня устрашает полное отсутствие у вас хороших манер, сэр! — яростно выкрикнула Ондайн. — Вы объявили меня хозяйкой дома, но я принуждена покорно сносить не только перебранку слуг в моем присутствии именно в тот момент, когда я принимаю ванну, но и ваше бесцеремонное вторжение!Его глаза заблестели. Он покачал головой и безудержно расхохотался:— Но, моя леди, я ваш муж! Если не я, то кто же, скажите на милость, может беспокоить вас во время купания?— Я хочу выйти, — произнесла Ондайн ледяным тоном.— Пожалуйста, выходите, графиня, — сказал он, галантно отвешивая ей низкий и вежливый поклон.Она не двигалась и не находила достойного ответа, сконфуженная его насмешкой. Ее лицо и грудь порозовели от стыда и негодования. Она с трудом справлялась с собой, и граф не преминул это отметить:— Сегодня, вы говорите, натерпелись ужасов, леди? А мне припоминается, что вы никого и ничего не боитесь. Разве не так?— Убирайтесь! — крикнула Ондайн.Но вместо того чтобы удалиться, Уорик направился прямо к ней. Он снова поставил ногу на стул, рукой уперся в колено и, низко наклонившись над ванной, четко выговаривая каждое слово, произнес:— Мадам, раз и навсегда отучитесь мне приказывать. Тем более выгонять меня из комнаты, которая в любом случае принадлежит мне. Я нахожусь там, где считаю нужным, и мне не требуется для этого вашего разрешения.Он говорил приятным голосом, но с таким подчеркнутым высокомерием, что ее ярость вспыхнула с новой силой. Она вполголоса осыпала его проклятиями и настолько забылась, что высунула руку и со всей силы шлепнула по воде.Уорик, все время наблюдавший за ней, мгновенно поймал ее запястье. С улыбкой на губах и упрямо стиснув челюсти, он схватил другую руку и вытащил Ондайн из ванны. Она остолбенела. Не обращая внимания на воду, ручьями стекавшую на пол, Уорик одной рукой взял ее за щиколотки, вторую замкнул на запястьях и запрокинул девушку за спину, словно убитую на охоте лань.Ее груди плотно прижимались к его спине, и он наверняка чувствовал их через намокшую рубашку.— Леди! К сожалению, я вынужден постоянно напоминать вам, как ничтожны ваши обязанности! Но вы с завидным упорством по пустякам испытываете мое терпение, хотя в вашей власти избежать этого!Ей вдруг показалось, что пальцы Уорика нежно зарываются в ее мокрые волосы, гладят затылок, ласкают шею. Ондайн не любила просить прощения даже тогда, когда этого требовало чувство долга, а у Уорика — тем более. Но почему-то сейчас ей очень этого захотелось.Еле живая от страха и возбуждения — это последнее она проклинала больше всего, — Ондайн как будто превратилась в расплавленное серебро.— Прошу простить меня, — жалобно простонала она, но прощение запоздало.Уорик склонил голову и губами запечатал ей рот. Ондайн замерла от неожиданного прикосновения, но ответила на поцелуй. Он был ласкающим и одновременно требовательным, похожим на сладкое вино, которое вливалось в нее горячей струей, ослабляя и лишая сил для сопротивления. Ее обжигали прикосновения блуждающего языка. Каждое его движение наносило сокрушительный удар ее воле. Но вдруг все происходящее показалось ей нелепым. Ондайн отвернулась, резко дернув головой и пожертвовав прядью волос, а затем отнюдь не в лестных выражениях описала поведение графа.Уорик засмеялся, опустил ее на пол и, обнимая еще крепче, проговорил:— Моя дорогая, я только напомнил вам, что хочу очень немногого: внимания к моим словам, хотя вообще-то у мужа есть и другие права на жену.В его сладком голосе слышались нотки предупреждения. Насмешливо улыбаясь, он игриво провел пальцами по ее позвоночнику и пошлепал по ягодицам.— Будь проклят, грубый мужлан, мошенник, мерзавец… — начала Ондайн.— В своем перечислении вы пропускаете «муж» и «милорд», — напомнил он, проводя костяшками пальцев по ее бедрам и талии и ласково накрывая ладонью грудь. По ее телу с новой силой пробежал огонь. Она не отрывала от него глаз и наконец выкрикнула:— Тиран, варвар, негодяй… чудовище!— Разумеется! И сердце у вас бьется, как у зайчика, на которого чудовище охотится, леди! Вот и хорошо. Хорошо, что вы научились хотя бы немного уважать хозяина этой игры.Он резко отстранился, пересек комнату, взял полотенце и бросил ей. Ондайн схватила спасительную ткань и торопливо закуталась, ожидая привычной ироничной усмешки. Но ее не последовало; напротив, глаза его смотрели очень напряженно, а за бесстрастным выражением лица явно скрывалось живое чувство.— Мадам! — сказал он хрипло. — Обещаю более вас не беспокоить.Затем граф галантно поклонился, махнув перед собой шляпой, и чуть ли не бегом покинул комнату.Ондайн смотрела ему вслед, содрогаясь то ли от ярости, то ли… от странного испепеляющего жара. Наконец она пришла в себя и вернулась в спальню. Прикрыв дверь, Ондайн стала торопливо одеваться, думая о муже и обещая когда-нибудь отплатить ему сполна.Спустя некоторое время она поймала себя на том, что пристально рассматривает свою комнату. Или комнату Женевьевы? Конечно, это так.Бедная Женевьева! Ондайн хотелось побольше узнать о ней. И по возможности не позволить «привидениям» покойной графини вмешиваться в свою собственную жизнь.Неожиданно она ощутила присутствие нежной, мягкой натуры Женевьевы в неброских голубых и белых тонах драпировок, постельного белья… и даже кувшина для воды.Преодолевая страх, Ондайн вошла в комнату Уорика. Его там не было. Не было его и в музыкальной комнате, как называла ее Лотти. За завтраком, сервированным в зале, Ондайн решила, что проведет день, осматривая свои новые владения. Она поела в одиночестве и позвала Матильду. Когда экономка показалась на пороге, Ондайн встретила ее очаровательной улыбкой.— С утра мне хотелось бы осмотреть поместье, а вы, я уверена, знаете здесь все, как никто другой. — Желая навсегда покончить с утренним недоразумением, Ондайн вышла из-за стола и подошла к экономке, стоявшей у двери. — Матильда, я убеждена, что Лотти невиновна и не стоило ее наказывать за глупое происшествие.В глазах женщины появилось страдание; она принялась заламывать руки, едва удерживаясь от слез.— Миледи! Прошу прошения! Я не хотела вас расстраивать, видеть вас постоянно испуганной!— Я не верю в привидения, — спокойно сказала Ондайн и мягко добавила: — Хотя мне и очень жаль леди Женевьеву.Наверное, Матильда обожала покойную графиню, место которой, по крайней мере официально, теперь было занято. Женщина горестно покачала головой, но вдруг лицо ее озарилось.— Хотите увидеть нашу прежнюю хозяйку?У Ондайн екнуло сердце: неужели и Матильда слегка тронулась от горя?— Ее портрет в галерее, моя госпожа.— Конечно, — выдохнула Ондайн с облегчением. — Посмотрю с удовольствием.Матильда плавно пошла вперед, направляясь к галерее. Женщины миновали длинный ряд старинных портретов бесчисленных Четхэмов. В конце галереи, у западного крыла, Матильда остановилась перед портретом, написанным совсем недавно.Ондайн как завороженная смотрела на изображение, не в силах отвести глаз. В пурпурном кресле сидела женщина со спаниелем на коленях. Художник передал больше чем красоту золотоволосой и голубоглазой блондинки. Он схватил ее сущность: слабость, неземное выражение глаз, нежность рта, печаль и изумление, сквозившие в улыбке… и очарование. Она напоминала неброский луч света, хрупкий и пронзительный, сразу проникавший в самые глубины сердца.— Она… прелестна… восхитительна… — прошептала Ондайн.— Да! Граф обожал ее! Никогда раньше я не видела, чтобы мужчина так глубоко скорбел, как он, когда она… покинула нас.— Представляю.— И ведь она носила под сердцем его ребенка! — добавила Матильда печально.Ондайн задумалась. Возможно, поведение Уорика объяснялось тем, что он, до беспамятства любивший жену, был убит ее смертью и потерей наследника… и, принужденный снова жениться, взял невесту с виселицы, чтобы, с одной стороны, оставаться свободным и разгуливать где хочется, а с другой — обезопасить себя от брачных уз и больше не вверять никому своего сердца?— Она прелестна, — повторила Ондайн. — А теперь я бы хотела осмотреть поместье во всех мельчайших подробностях.— Да-да, миледи, разумеется!Маленькая винтовая лестница вывела их из галереи на верхний этаж в помещение для слуг. Матильда доложила, где кто спит, несколько удивленная, что новой хозяйке интересны такие сведения.Осмотрев помещение для слуг, Ондайн поняла, что дом не П-образный, а квадратной формы. Комнаты верхнего этажа образовывали замкнутое пространство в отличие от нижних этажей.— Сюда можно попасть из комнат Юстина, но не из хозяйских, — объяснила Матильда. — Видите ли, раньше здесь было множество потайных ходов, скрытых лестниц и комнат. Но когда люди Кромвеля ворвались в замок и обнаружили их, то, конечно, разрушили. Но несмотря на то что старый лорд был роялистом, поместье, по счастью, сохранилось. Кромвель опасался неминуемого кровавого восстания на севере в случае убийства Четхэмов. Даже шотландцы, с которыми Четхэмы всегда враждовали, наверняка подняли бы великую смуту. Слуги Кромвеля просто завалили потайные проходы.Старый граф любил это крыло, потому что ценил уединение. И кажется, лорд Четхэм тоже его предпочитает.— А вы давно служите у Четхэмов? — спросила Ондайн.— Да. Я родилась здесь, — ответила Матильда.Она повела девушку обратно в галерею и оттуда через комнату Юстина в дальнее северное крыло, на второй этаж, где располагались комнаты для гостей. Первый этаж этого крыла занимала оружейная, как и галерея, хранившая семейную историю. Мечи и копья, золотая и серебряная утварь и старинные доспехи, носившие отпечаток своего времени, занимали обширное пространство.За прачечной и кухней в восточном крыле находился невероятных размеров зал. Когда-то давно, как поведала Матильда, здесь были лишь грязный пол да голые каменные стены. Теперь же все сияло чистотой: побеленный, с изысканной отделкой потолок, шпалеры на стенах, ковры с богатой вышивкой на до блеска начищенном полу. Матильда вздохнула и улыбнулась, вспоминая торжественные балы и веселые маскарады, которые устраивались в этом зале.Рядом находился кабинет Уорика с библиотекой. Ряды книжных полок шли вдоль стен снизу доверху. Интерес хозяина распространялся на многие отрасли человеческих знаний: тома Шекспира, французских и итальянских поэтов, заметки Пеписа, Христофора Рена, Томаса Мора, книги по строительству, сельскому хозяйству, животноводству и коневодству, военному делу — чего здесь только не было!Солнечный свет падал на дубовый стол. Недалеко от него в углу комнаты стояла уютная маленькая софа. Ондайн тут же представила семейную идиллию: Уорик работает за столом. На софе свернулась калачиком хрупкая и нежная блондинка с книжкой в руках. На ее губах — блуждающая улыбка. Уорик время от времени с лукавой усмешкой поглядывает на нее, и его глаза с золотыми блестками излучают нежность.— Не возражаете, если мы пойдем дальше? — спросила она Матильду.Они прошли через просторный холл и двойные двери.— Это домашняя церковь, — сказала Матильда.Ондайн ожидала увидеть небольшое помещение, но ее взору открылся огромный зал с норманнскими арками. С потолка свешивался прекрасный золотой крест. Длинная красная ковровая дорожка вела в главный алтарь. По сторонам виднелись боковые алтари, каждый — с чудесными скульптурами.— Это… грандиозно, — выдохнула Ондайн.— Усыпальница, — пояснила Матильда и указала на ближайший алтарь, где ангел с позолоченными крыльями держал меч, направленный прямо в сердце смотрящему. Скульптура производила потрясающее впечатление.— Здесь отец графа.— Он лежит в алтаре?— Нет, внизу, в склепе.Матильда пошла вперед и, замедлив шаг перед главным алтарем, перекрестилась и преклонила колени. Ондайн последовала ее примеру. Затем женщины оказались в небольшой комнате, одна дверь которой выходила во двор, а другая — прямо на дорогу, ведущую из замка. К одной из стен прилегала длинная деревянная лестница, верхнюю площадку которой украшали глухие арочные панели — нигде не было видно ни входа на второй этаж, ни какого-нибудь прохода, только узкая маленькая площадка.— А вот отсюда пошли наши привидения, — сказала Матильда, указывая на лестницу и заметно нервничая. — Дедушка графа погиб на поле брани, совсем недалеко отсюда. Услышав про несчастье, госпожа, стоявшая в это время на верхней площадке, упала и в тот же день последовала за своим господином.— Так, значит, лестница никуда не ведет?— Граф давно замышляет ее разрушить. Когда-то наверху были жилые комнаты для опальных Четхэмов и беглых священников. Когда наш король Карл был в изгнании, католики поддерживали его, и он учил своих подданных их любить.Матильде, по всей видимости, не терпелось выбраться отсюда, и женщины вскоре вышли во двор. Ондайн увидела арку, откуда прошлой ночью выехал Уорик.— Ну вот и все, моя госпожа. Может быть, вы хотите осмотреть склеп?— Нет, пожалуй, — сказала Ондайн.— Могу я еще быть вам полезной?— Нет. Не сейчас. Спасибо, Матильда. Но завтра я бы хотела кое-что изменить в обстановке у себя в комнате.— Изменить? — Матильда казалась удивленной и несколько озабоченной. — Неужели вы хотите убрать кровать Женевьевы?— Матильда, Женевьева умерла, и воскресить ее я не в состоянии.Матильда кивнула.— Разрешите мне вернуться к моим обязанностям, графиня…— Конечно, Матильда! Еще раз спасибо! Вы очень мне помогли.Матильда поклонилась и заторопилась к восточной арке, ведущей на кухню. Уходя, она что-то пробормотала. Ондайн показалась, что она правильно расслышала слова экономки:— Изменить! Ну уж нет! Думаю, лорд Четхэм откажет, когда услышит об этих сумасбродных планах!«Ах, Матильда! — подумала Ондайн. — Лорд Четхэм, конечно, может считать себя хозяином этой игры, но игроков теперь двое. И настала моя очередь делать ход».Ондайн обошла двор. Вдруг она почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Девушка оглянулась, подняла глаза и увидела, как в одном из окон второго этажа быстро упала драпировка.Затихшие чувства всколыхнулись в ней с новой силой, когда она вычислила хозяина комнаты. Это была комната Уорика, и это он смотрел на нее. Глава 7 Обед проходил в приятной обстановке, но не благодаря усилиям Уорика, а потому что Юстин, как обычно, пребывал в прекрасном настроении. Он рассказывал Ондайн истории о первом норманнском лорде, предъявившем права на землю Четхэмов. Норманн убил лорда-саксонца и впоследствии женился на его дочери — мудрый политический маневр, которым несколько веков спустя воспользовался Генрих VII, женившись на Елизавете Йоркской, чтобы положить решительный конец войне Белой и Алой розы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50