— Логан повернулся спиной к огню.
— О, я не это имела в виду. — Рэчел подумала было, что, возможно, ей лучше промолчать. Она отлично понимала, что он разозлится. Ей самой было не слишком-то приятно его замечание, что Уоллес только из-за своей глупости поверил, что она ангел. С самым невинным видом Рэчел взглянула ему в глаза:
— Я имела в виду, когда вернусь на Небо.
Что с ним творится такое, из-за чего он все время забывает о ее сумасшествии? Сколько раз надо его ткнуть в факты носом, чтобы он привык к этой мысли? Неужели его настолько ослепили смазливое личико и пышные формы, что он забыл о примере своей матери?
Он не имел представления, как управляться с болезнями сознания. Это вам не какое-нибудь воспаление или лихорадка, которые можно вылечить кровопусканием или очищением желудка.
Она настояла на том, чтобы заняться его раной, хоть он и уверял, что это пустяки. Она окунула тряпку в миску с теплой водой и с улыбкой подошла к нему.
Прекрасная и умиротворенная. До чего же внешность обманчива.
Когда она наклонилась к нему, он закрыл глаза. Перед этим он стянул рубаху, и теперь она что-то успокаивающе приговаривала, прикладывая тряпку к его ране.
— Просто чудо, что он не проткнул вас насквозь этим здоровенным ножом.
— Как я и говорил, это неглубокая рана. Кровь больше не течет.
Она наклонилась ниже. Шелковистый локон пощекотал ему живот, и Логан с шумом втянул воздух. Тело его трепетало, и доказательство его желания приподнялось, натягивая набедренную повязку.
— Очень больно? — Она задумчиво разглядывала его синими-синими глазами.
— Нет. — Он совершенно не ощущал порезанного места. А когда она вот так смотрела на него, та часть его сознания, которая считала, что она не в своем уме, как бы переставала действовать.
Он осознавал только, насколько гладка ее кожа, подобная тонкому фарфору. Как пушисты золотистые волосы. А ее запах, нежный и естественный, как запах растущего на холмах вереска. Он тянулся к ней всеми фибрами своей души. Он желал ее. И когда она глядела ему в глаза, он видел, что овладевшее его чувствами плотское желание оплетает и ее невидимыми нитями.
Когда взгляд Логана опустился к ее рту, пальцы ее замерли. Губы были мягкими и розовыми, и она выбрала именно этот момент, чтобы их облизнуть. Логан еле сдержал стон. Он притянул ее к себе, полный желания… нет, потребности ощутить вкус этих подрагивающих губ. Как будто ожидая этого момента она коснулась его бедер.
— Логан… — Ветерок ее дыхания коснулся его щеки.
Глубина поцелуя слила их в одно целое. Ее руки обвили его шею, пальцы запутались в волосах. Язык Логана заполнил ее рот, то нападая, то отступая, то поглаживая неспешно, нежно.
Он опрокинулся вместе с нею, не прерывая поцелуя, — непростое достижение, если учесть, что в это же время его рука разыскивала под юбками бархатистую кожу ее бедер.
Когда его пальцы, следуя изгибу ноги, нашли чувственное местечко между бедер, у нее вырвался стон. Сначала он легко, словно играя, только поглаживал это местечко круговыми движениями, потом стал нажимать сильнее, уже не в силах сдерживать себя.
— О, Логан, пожалуйста.
Он убрал руку, и Рэчел протяжно застонала. Вокруг этого особого местечка все ее тело вибрировало от непередаваемого ощущения. Он навис над ней, удерживаясь на вытянутых руках, разглядывая ее. Натянутая кожа обрисовывала его скулы. Ее груди поднимались и опадали с каждым прерывистым вздохом. Приди ко мне, хотела она сказать, но не успела, потому что он уже приподнимал ее, переворачивая, так что она оказалась сидящей на нем верхом.
Теперь она нависала над ним. Кружева и шелка были сдвинуты так же безжалостно, как и его набедренная повязка, и его плоть — сталь, облаченная в бархат — коснулась росистых губ ее плоти. Он придерживал ее, обхватив ладонями ее бедра под слоями пенистых кружев, не позволяя соскользнуть вниз, на себя.
Потом он опустил ее, глубоко погружаясь одним долгим движением. Рэчел ахнула, пытаясь набрать воздух. Он приподнял бедра, проникая в нее еще глубже, и она запрокинула голову, рассыпая по плечам золотые каскады волос. Она стиснула колени. Его пальцы обхватили ее ягодицы. Напряжение нарастало вместе с нарастанием ритма.
Она ощущала его силу в себе, чувствовала, как она разрастается с каждым мощным толчком. Он был частью ее, и она частью его. Она настолько слилась с ним, что не могла бы сказать, где кончалось его наслаждение и начиналось ее собственное. Они вместе парили в высоте.
Его мысли были только о ней, о наслаждении, которое она ему давала, так же как ее мысли были переполнены им одним. Они забыли обо всем остальном. Комната, грубо сколоченная кровать, весь мир кругом — исчезли, оставались только они двое. Осталось одно целое, в котором они слились.
Теперь их тела двигались бездумно, направляемые одними ощущениями и необходимостью разделить друг сдругом самые сокровенные восторги. Рэчел извивалась, вжимаясь в него. Выпады Логана становились все глубже, создавая головокружительное ощущение полета.
Как будто неистовый вихрь уносил их в небеса.
Она заснула почти мгновенно, уютно пристроившись в его окутавших ее, как коконом, объятиях. Но Логану не спалось. Он устал и чувствовал себя опустошенным, и порез на ребрах давал о себе знать. Тем не менее ему было не до сна.
Лежавшая в колыбели его рук женщина была теплой и желанной, и она была для него дороге всего на свете. Дороже, чем он готов был признать.
Но ей требовались помощь и защита, которыми он явно не мог ее обеспечить. Она думала, что она ангел. Думала, что послана его спасти. И именно поэтому она представляла опасность… для себя и для других. Именно из-за него она чуть не погибла.
Он стиснул руки, и она шевельнулась, что-то бормоча во сне. С ней надо что-то делать, и поскорее. Теперь у него в этом не оставалось сомнений.
Вопрос только в том, что именно.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Ангелы есть духи, но не всякий дух есть ангел. Ангелами они становятся, будучи посланы.
Святой Августин.
Со времени его последнего посещения Чарльзтаун переменился.
Наклонившись вперед, Логан похлопал лошадь по выгнутой шее, раздумывая, ощущает ли она такое же стеснение среди всей этой толпы, какое ощущал он. Не то чтобы он обращал внимание на всю эту суету. Просто прошло так много времени.
Он и не догадывался, каким… нет, удовлетворенным — это не то слово. Насколько он привык к отшельнической жизни на вершине. Как старательно отгородился от всего, ото всех.
Все эти годы он не считал себя одиноким — он был один, вот и все. Он убедил себя, что так лучше.
Из-за его отца. Из-за Мэри. Из-за выпивки. Он нуждался в уединении. Гора являлась его убежищем.
Над головами висела вывеска, чуть покачиваясь от ветерка с залива. Логан прочел узорчатую надпись: «Приют Бахуса».
Он устал и проголодался, и идея выпить кружку рома показалась ему необычайно привлекательной. Сжав бока жеребца коленями, Логан поехал дальше.
Оглянувшись на Рэчел, чтобы увидеть, как действует на нее такое множество народа и окружающий тарарам, Логан только рот разинул. Она сидела на лошади очень прямо, высоко держа голову, вздернув высокомерно подбородок, как это могла бы сделать настоящая принцесса. Хотя на ней были надеты чужое платье и накидка из сшитых шкур, она имела царственный вид. Какие глупости приходят ему в голову.
Впрочем, не глупее охватившего его ощущения, когда она заметила его взгляд и улыбнулась.
— Вы знаете, где живет ваш брат? — спросила она, поравнявшись с ним. Они находились на Квин-стрит, неподалеку от Нового театра, и со всех сторон доносился визг пил и стук молотков.
— Да, но Вольф полагал, что в это время он скорее всего будет на верфи.
Именно туда они и направлялись. Логан все еще не мог до конца поверить в то, что его брат, перед которым он в юности преклонялся, действительно жив.
Так отчетливо, как будто это было только вчера, он вспомнил свои чувства, когда отец сообщил ему о смерти Джеймса.
Он сидел в библиотеке в доме Маккейдов, бывшей его любимым помещением в старом строении, по которому гуляли сквозняки. Он частенько благодарил Провидение за то, что, хотя отец бып безразличен к печатному слову, кто-то из его предков любил книги. Обшитую дубом комнату заполняли переплетенные в кожу тома, охватывавшие самые разнообразные темы — от фермерства до древней поэзии.
Но любимое чтение Логана составляли работы, посвященные философии и человеческому сознанию. К величайшему неудовольствию отца, он часами просиживал за книгами Декарта, Беркли, иногда отвлекаясь на какую-нибудь из книг по медицине. Он как раз обдумывал теорию Гоббса, что любому действию предшествует мысль или идея, когда в комнату ворвался отец.
Логан виновато захлопнул книгу, отчего в лившемся из окна с цветными стеклами солнечном свете заплясало облачко пыли. Но на этот раз Роберт Маккейд словно не заметил ни выбранную его сыном книгу, ни его смущение. Он просто прошел к каминной полке, ритмично похлопывая по ладони хлыстом для верховой езды.
Логан старался не ежиться при резких звуках от удара хлыста о ладонь отца, старался не вспоминать ощущение удара хлыста на своем теле. Мгновение отец стоял, глядя в огонь, потом повернулся. Логан удивился нездоровому красноватому оттенку его кожи, потом подумал, что это, наверное, отблеск пламени.
— Теперь ты мой наследник, — объявил отец тоном глубокого разочарования.
Вначале Логан осознал только это разочаровавание.
В свои двенадцать лет там, где дело касалось отца, он уже окружил себя стеной, скрывавшей его эмоции. Но какой бы крепкой он ни пытался ее сделать, всегда находилась крошечная трещинка в каменной стене. И его отец всегда безошибочно находил эту трещинку.
Джеймс всегда советовал ему не обращать внимания на «старого ублюдка». «Он придирается к тебе только потому, что это тебя расстраивает», — говорил его старший брат. Но семнадцатилетний Джеймс был больше и сильнее и излучал особое очарование, которому даже Роберт с трудом мог противиться.
Мысли о брате заставили Логана сосредоточиться на словах отца. «Теперь ты мой наследник».
Логан сглотнул, и его узкие плечи застыли. Джеймс уехал из дома несколько месяцев назад, горя преданностью делу юного принца, полный решимости вместе с ним дойти до Лондона и помочь ему взойти на принадлежавший ему по праву престол.
Ходили слухи, что шотландцы потерпели поражение. Вообще-то, Логан знал об этом очень мало, потому что отец запретил все разговоры на эту тему в своем доме. Будучи сам аполитичным, готовый всегда, если возможно, стать на сторону победителя, Роберт был разъярен поступком Джеймса.
И все же Логан не мог поверить, чтобы он даже теперь мог лишить наследства сына, которого всегда считал достойным наследником, особенно в сравнении другим его отпрыском, книжным червем.
Логан сделал шаг вперед, готовый выдержать вспышку гнева, и откашлялся:
— Я не понимаю, сэр.
По резкому взгляду, брошенному на него Робертом, Логану стало ясно, что тот уже забыл о его присутствии. Отец поджал губы:
— Его повесили.
— Джеймса? — К горлу Логана подступила тошнота. — Не может быть!
Только не брата, которого он любил, единственное живое существо, не считая его матери, которому он хоть сколько-то был дорог.
— Нет! — Он тряхнул головой, как будто пытаясь отогнать крывшуюся в словах отца правду.
Уже зная, что эти слова не были ложью. Отца словно прорвало. Он кричал о глупости Джеймса, о том, что его многократно предупреждали, предрекая, что вся семья пострадает из-за его эгоизма.
— Он не эгоист, — взорвался Логан. — Он поверил в право наследника и боролся за него. Джеймс просто герой!
Логан умолял Джеймса взять его с собой, не лишать его радости тоже свершить нечто смелое и замечательное. Быть похожим на своего брата. Но Джеймс отказался, похлопав его по плечу и пообещав, что Логан сможет поехать с ним в другой раз, когда подрастет.
Глаза Логана жгли слезы, хотя вовсе не от обрушившегося на его руку удара хлыста. Он вскинул руку — невольная реакция на избиения, которым его подвергал отец.
— Никогда, слышишь? Никогда больше не упоминай его имени! — Еще удар хлыста. — Он не был героем! Он умер трусом! Да, да, смертью труса!
Теперь удары сыпались один за другим, но Логан, казалось, их не замечал. Он глядел прямо перед собой, думая о своем высоком красавце брате, ведущем за собой победоносную армию.
— Логан! Логан, что с вами?
Логан неожиданно почувствовал нежное прикосновение ее руки и быстро повернул голову. Рэчел озадаченно смотрела на него.
— Это та верфь или не та? — Она с безразличным видом мотнула головой. Прикосновение ее пальцев к его ладони доказывало, что безразличие было напускным.
Логан глубоко вздохнул, отгоняя призраки прошлого — он уже давным-давно не позволял себе этих воспоминаний, — и осмотрелся. Они добрались до реки Купер. Пахло солью и илом, чьи запахи мешались с запахом смолы. Лес мачт, который они видели издали, теперь возвышался перед ними. Рядом с верфями на волнах покачивались шхуны и бриги.
Часть выстроившихся вдоль залива складов явно были совсем новыми; их деревянные стены сверкали свежей краской. Над дверьми склада справа от них, самого большого из стоявших поблизости, была вывеска: «Маккейд, корабельные перевозки».
— Вольф говорил, что он должен быть здесь, — спешившись, сказал Логан.
Когда он подал Рэчел руку, чтобы помочь ей сойти с лошади, она удивленно поглядела на него:
— Судя по вашему виду, можно было поклясться, что вы понятия не имеете, где мы и куда направляемся. Как будто вы находились за тысячу миль отсюда.
Положив ладони на его плечи, она соскользнул вниз. Логана подмывало промолчать в ответ на ее замечание… За эти несколько лет он и вправду стал совсем немногословным. Кроме того, она ничего не спрашивала. Но что-то в том, как она смотрела на него, все же заставило его ответить.
— Я думал о брате… вспоминал тот день, когда я узнал о его смерти.
— Как ужасно это было для вас.
— Да. — Его ладони все еще держали ее за талию. — Просто невозможно передать.
— И не надо. — Она знала его чувства к брату, знала, как он переживал его смерть. Когда они проезжали по улицам Чарльзтауна, Рэчел видела — он о чем-то глубоко задумался; она решила, что о брате, поскольку через несколько мгновений он должен был впервые за двадцать лет увидеть того, кого считал мертвым.
Но только когда он ей прямо сказал об этом, Рэчел полностью восприняла его сокровенные мысли. Как тогда, когда, уставшие от любви, они лежали в объятиях друг друга. Когда она могла чувствовать то же, что и он, каким-то особым образом слышать его мысли. Но сейчас они не занимались любовью. Они даже стояли не ближе друг к другу, чем позволяли хорошие манеры. Его ладони слегка придерживали ее талию, ее руки лежали на его плечах.
И все же они были единым целым.
Рэчел вздохнула:
— Никому не дано забыть прошлое. Пытаться это сделать — значит просто окутать боль саваном, сотканным из паутины, — и смущенно засмеялась: — Конечно, я не философ, но, по-моему, это оно. Чтобы победить своих демонов, надо повернуться к ним лицом.
Это было больше, чем она могла выдержать, — пронизывающий взгляд его глаз. Нарастающее, как прилив, взаимное притяжение. Его мысли были ее мыслями, и, хотя он-то уж точно не был ангелом, она чувствовала, что и он разделяет ее мысли. Это опьяняло, завораживало, подавляло.
У Рэчел появилось ощущение, что эта сила, если ей только позволить, может поглотить ее, как пламя лесного пожара.
Она была послана спасти его жизнь. И только.
Она убрала руки с его крепких плеч и отвернулась, разглядывая постройку. Все, что угодно, лишь бы укротить почти неодолимое стремление броситься ему на грудь. Поклясться в вечной любви. Потому что не могла же она… она, уже умершая… никак не могла сказать ему это.
На стороне, выходившей к реке, через широко распахнутые двери группа разгружавших фургон чернокожих таскала ящики. Хотя погода была прохладной, их лица блестели от пота. Логан привязал лошадей и двинулся туда, поддерживая Рэчел под руку.
От предстоящей встречи ему было не по себе. Идя рядом с ним, Рэчел искоса поглядывала на него из-под опущенных ресниц. Прошлую ночь они провели в доме плантатора, и когда Рэчел утром увидела Логана, она не поверила своим глазам. На нем не было шкур. Хотя его одежда не могла идти ни в какое сравнение с тем, как одевались при дворе, Логан был неотразим в темно-зеленом шерстяном костюме. Бриджи плотно обтягивали его бедра, и она могла поклясться, что в закрывавших его икры белых чулках не было никаких накладок для придания им требуемой формы. Белоснежный стоячий воротник подчеркивал загар его лица и черноту волос. Ветер подхватил одну прядь, и он быстро заправил ее обратно в аккуратную косичку.
— Вы очень неплохо выглядите, — сказала она, чтобы придать ему уверенности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
— О, я не это имела в виду. — Рэчел подумала было, что, возможно, ей лучше промолчать. Она отлично понимала, что он разозлится. Ей самой было не слишком-то приятно его замечание, что Уоллес только из-за своей глупости поверил, что она ангел. С самым невинным видом Рэчел взглянула ему в глаза:
— Я имела в виду, когда вернусь на Небо.
Что с ним творится такое, из-за чего он все время забывает о ее сумасшествии? Сколько раз надо его ткнуть в факты носом, чтобы он привык к этой мысли? Неужели его настолько ослепили смазливое личико и пышные формы, что он забыл о примере своей матери?
Он не имел представления, как управляться с болезнями сознания. Это вам не какое-нибудь воспаление или лихорадка, которые можно вылечить кровопусканием или очищением желудка.
Она настояла на том, чтобы заняться его раной, хоть он и уверял, что это пустяки. Она окунула тряпку в миску с теплой водой и с улыбкой подошла к нему.
Прекрасная и умиротворенная. До чего же внешность обманчива.
Когда она наклонилась к нему, он закрыл глаза. Перед этим он стянул рубаху, и теперь она что-то успокаивающе приговаривала, прикладывая тряпку к его ране.
— Просто чудо, что он не проткнул вас насквозь этим здоровенным ножом.
— Как я и говорил, это неглубокая рана. Кровь больше не течет.
Она наклонилась ниже. Шелковистый локон пощекотал ему живот, и Логан с шумом втянул воздух. Тело его трепетало, и доказательство его желания приподнялось, натягивая набедренную повязку.
— Очень больно? — Она задумчиво разглядывала его синими-синими глазами.
— Нет. — Он совершенно не ощущал порезанного места. А когда она вот так смотрела на него, та часть его сознания, которая считала, что она не в своем уме, как бы переставала действовать.
Он осознавал только, насколько гладка ее кожа, подобная тонкому фарфору. Как пушисты золотистые волосы. А ее запах, нежный и естественный, как запах растущего на холмах вереска. Он тянулся к ней всеми фибрами своей души. Он желал ее. И когда она глядела ему в глаза, он видел, что овладевшее его чувствами плотское желание оплетает и ее невидимыми нитями.
Когда взгляд Логана опустился к ее рту, пальцы ее замерли. Губы были мягкими и розовыми, и она выбрала именно этот момент, чтобы их облизнуть. Логан еле сдержал стон. Он притянул ее к себе, полный желания… нет, потребности ощутить вкус этих подрагивающих губ. Как будто ожидая этого момента она коснулась его бедер.
— Логан… — Ветерок ее дыхания коснулся его щеки.
Глубина поцелуя слила их в одно целое. Ее руки обвили его шею, пальцы запутались в волосах. Язык Логана заполнил ее рот, то нападая, то отступая, то поглаживая неспешно, нежно.
Он опрокинулся вместе с нею, не прерывая поцелуя, — непростое достижение, если учесть, что в это же время его рука разыскивала под юбками бархатистую кожу ее бедер.
Когда его пальцы, следуя изгибу ноги, нашли чувственное местечко между бедер, у нее вырвался стон. Сначала он легко, словно играя, только поглаживал это местечко круговыми движениями, потом стал нажимать сильнее, уже не в силах сдерживать себя.
— О, Логан, пожалуйста.
Он убрал руку, и Рэчел протяжно застонала. Вокруг этого особого местечка все ее тело вибрировало от непередаваемого ощущения. Он навис над ней, удерживаясь на вытянутых руках, разглядывая ее. Натянутая кожа обрисовывала его скулы. Ее груди поднимались и опадали с каждым прерывистым вздохом. Приди ко мне, хотела она сказать, но не успела, потому что он уже приподнимал ее, переворачивая, так что она оказалась сидящей на нем верхом.
Теперь она нависала над ним. Кружева и шелка были сдвинуты так же безжалостно, как и его набедренная повязка, и его плоть — сталь, облаченная в бархат — коснулась росистых губ ее плоти. Он придерживал ее, обхватив ладонями ее бедра под слоями пенистых кружев, не позволяя соскользнуть вниз, на себя.
Потом он опустил ее, глубоко погружаясь одним долгим движением. Рэчел ахнула, пытаясь набрать воздух. Он приподнял бедра, проникая в нее еще глубже, и она запрокинула голову, рассыпая по плечам золотые каскады волос. Она стиснула колени. Его пальцы обхватили ее ягодицы. Напряжение нарастало вместе с нарастанием ритма.
Она ощущала его силу в себе, чувствовала, как она разрастается с каждым мощным толчком. Он был частью ее, и она частью его. Она настолько слилась с ним, что не могла бы сказать, где кончалось его наслаждение и начиналось ее собственное. Они вместе парили в высоте.
Его мысли были только о ней, о наслаждении, которое она ему давала, так же как ее мысли были переполнены им одним. Они забыли обо всем остальном. Комната, грубо сколоченная кровать, весь мир кругом — исчезли, оставались только они двое. Осталось одно целое, в котором они слились.
Теперь их тела двигались бездумно, направляемые одними ощущениями и необходимостью разделить друг сдругом самые сокровенные восторги. Рэчел извивалась, вжимаясь в него. Выпады Логана становились все глубже, создавая головокружительное ощущение полета.
Как будто неистовый вихрь уносил их в небеса.
Она заснула почти мгновенно, уютно пристроившись в его окутавших ее, как коконом, объятиях. Но Логану не спалось. Он устал и чувствовал себя опустошенным, и порез на ребрах давал о себе знать. Тем не менее ему было не до сна.
Лежавшая в колыбели его рук женщина была теплой и желанной, и она была для него дороге всего на свете. Дороже, чем он готов был признать.
Но ей требовались помощь и защита, которыми он явно не мог ее обеспечить. Она думала, что она ангел. Думала, что послана его спасти. И именно поэтому она представляла опасность… для себя и для других. Именно из-за него она чуть не погибла.
Он стиснул руки, и она шевельнулась, что-то бормоча во сне. С ней надо что-то делать, и поскорее. Теперь у него в этом не оставалось сомнений.
Вопрос только в том, что именно.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Ангелы есть духи, но не всякий дух есть ангел. Ангелами они становятся, будучи посланы.
Святой Августин.
Со времени его последнего посещения Чарльзтаун переменился.
Наклонившись вперед, Логан похлопал лошадь по выгнутой шее, раздумывая, ощущает ли она такое же стеснение среди всей этой толпы, какое ощущал он. Не то чтобы он обращал внимание на всю эту суету. Просто прошло так много времени.
Он и не догадывался, каким… нет, удовлетворенным — это не то слово. Насколько он привык к отшельнической жизни на вершине. Как старательно отгородился от всего, ото всех.
Все эти годы он не считал себя одиноким — он был один, вот и все. Он убедил себя, что так лучше.
Из-за его отца. Из-за Мэри. Из-за выпивки. Он нуждался в уединении. Гора являлась его убежищем.
Над головами висела вывеска, чуть покачиваясь от ветерка с залива. Логан прочел узорчатую надпись: «Приют Бахуса».
Он устал и проголодался, и идея выпить кружку рома показалась ему необычайно привлекательной. Сжав бока жеребца коленями, Логан поехал дальше.
Оглянувшись на Рэчел, чтобы увидеть, как действует на нее такое множество народа и окружающий тарарам, Логан только рот разинул. Она сидела на лошади очень прямо, высоко держа голову, вздернув высокомерно подбородок, как это могла бы сделать настоящая принцесса. Хотя на ней были надеты чужое платье и накидка из сшитых шкур, она имела царственный вид. Какие глупости приходят ему в голову.
Впрочем, не глупее охватившего его ощущения, когда она заметила его взгляд и улыбнулась.
— Вы знаете, где живет ваш брат? — спросила она, поравнявшись с ним. Они находились на Квин-стрит, неподалеку от Нового театра, и со всех сторон доносился визг пил и стук молотков.
— Да, но Вольф полагал, что в это время он скорее всего будет на верфи.
Именно туда они и направлялись. Логан все еще не мог до конца поверить в то, что его брат, перед которым он в юности преклонялся, действительно жив.
Так отчетливо, как будто это было только вчера, он вспомнил свои чувства, когда отец сообщил ему о смерти Джеймса.
Он сидел в библиотеке в доме Маккейдов, бывшей его любимым помещением в старом строении, по которому гуляли сквозняки. Он частенько благодарил Провидение за то, что, хотя отец бып безразличен к печатному слову, кто-то из его предков любил книги. Обшитую дубом комнату заполняли переплетенные в кожу тома, охватывавшие самые разнообразные темы — от фермерства до древней поэзии.
Но любимое чтение Логана составляли работы, посвященные философии и человеческому сознанию. К величайшему неудовольствию отца, он часами просиживал за книгами Декарта, Беркли, иногда отвлекаясь на какую-нибудь из книг по медицине. Он как раз обдумывал теорию Гоббса, что любому действию предшествует мысль или идея, когда в комнату ворвался отец.
Логан виновато захлопнул книгу, отчего в лившемся из окна с цветными стеклами солнечном свете заплясало облачко пыли. Но на этот раз Роберт Маккейд словно не заметил ни выбранную его сыном книгу, ни его смущение. Он просто прошел к каминной полке, ритмично похлопывая по ладони хлыстом для верховой езды.
Логан старался не ежиться при резких звуках от удара хлыста о ладонь отца, старался не вспоминать ощущение удара хлыста на своем теле. Мгновение отец стоял, глядя в огонь, потом повернулся. Логан удивился нездоровому красноватому оттенку его кожи, потом подумал, что это, наверное, отблеск пламени.
— Теперь ты мой наследник, — объявил отец тоном глубокого разочарования.
Вначале Логан осознал только это разочаровавание.
В свои двенадцать лет там, где дело касалось отца, он уже окружил себя стеной, скрывавшей его эмоции. Но какой бы крепкой он ни пытался ее сделать, всегда находилась крошечная трещинка в каменной стене. И его отец всегда безошибочно находил эту трещинку.
Джеймс всегда советовал ему не обращать внимания на «старого ублюдка». «Он придирается к тебе только потому, что это тебя расстраивает», — говорил его старший брат. Но семнадцатилетний Джеймс был больше и сильнее и излучал особое очарование, которому даже Роберт с трудом мог противиться.
Мысли о брате заставили Логана сосредоточиться на словах отца. «Теперь ты мой наследник».
Логан сглотнул, и его узкие плечи застыли. Джеймс уехал из дома несколько месяцев назад, горя преданностью делу юного принца, полный решимости вместе с ним дойти до Лондона и помочь ему взойти на принадлежавший ему по праву престол.
Ходили слухи, что шотландцы потерпели поражение. Вообще-то, Логан знал об этом очень мало, потому что отец запретил все разговоры на эту тему в своем доме. Будучи сам аполитичным, готовый всегда, если возможно, стать на сторону победителя, Роберт был разъярен поступком Джеймса.
И все же Логан не мог поверить, чтобы он даже теперь мог лишить наследства сына, которого всегда считал достойным наследником, особенно в сравнении другим его отпрыском, книжным червем.
Логан сделал шаг вперед, готовый выдержать вспышку гнева, и откашлялся:
— Я не понимаю, сэр.
По резкому взгляду, брошенному на него Робертом, Логану стало ясно, что тот уже забыл о его присутствии. Отец поджал губы:
— Его повесили.
— Джеймса? — К горлу Логана подступила тошнота. — Не может быть!
Только не брата, которого он любил, единственное живое существо, не считая его матери, которому он хоть сколько-то был дорог.
— Нет! — Он тряхнул головой, как будто пытаясь отогнать крывшуюся в словах отца правду.
Уже зная, что эти слова не были ложью. Отца словно прорвало. Он кричал о глупости Джеймса, о том, что его многократно предупреждали, предрекая, что вся семья пострадает из-за его эгоизма.
— Он не эгоист, — взорвался Логан. — Он поверил в право наследника и боролся за него. Джеймс просто герой!
Логан умолял Джеймса взять его с собой, не лишать его радости тоже свершить нечто смелое и замечательное. Быть похожим на своего брата. Но Джеймс отказался, похлопав его по плечу и пообещав, что Логан сможет поехать с ним в другой раз, когда подрастет.
Глаза Логана жгли слезы, хотя вовсе не от обрушившегося на его руку удара хлыста. Он вскинул руку — невольная реакция на избиения, которым его подвергал отец.
— Никогда, слышишь? Никогда больше не упоминай его имени! — Еще удар хлыста. — Он не был героем! Он умер трусом! Да, да, смертью труса!
Теперь удары сыпались один за другим, но Логан, казалось, их не замечал. Он глядел прямо перед собой, думая о своем высоком красавце брате, ведущем за собой победоносную армию.
— Логан! Логан, что с вами?
Логан неожиданно почувствовал нежное прикосновение ее руки и быстро повернул голову. Рэчел озадаченно смотрела на него.
— Это та верфь или не та? — Она с безразличным видом мотнула головой. Прикосновение ее пальцев к его ладони доказывало, что безразличие было напускным.
Логан глубоко вздохнул, отгоняя призраки прошлого — он уже давным-давно не позволял себе этих воспоминаний, — и осмотрелся. Они добрались до реки Купер. Пахло солью и илом, чьи запахи мешались с запахом смолы. Лес мачт, который они видели издали, теперь возвышался перед ними. Рядом с верфями на волнах покачивались шхуны и бриги.
Часть выстроившихся вдоль залива складов явно были совсем новыми; их деревянные стены сверкали свежей краской. Над дверьми склада справа от них, самого большого из стоявших поблизости, была вывеска: «Маккейд, корабельные перевозки».
— Вольф говорил, что он должен быть здесь, — спешившись, сказал Логан.
Когда он подал Рэчел руку, чтобы помочь ей сойти с лошади, она удивленно поглядела на него:
— Судя по вашему виду, можно было поклясться, что вы понятия не имеете, где мы и куда направляемся. Как будто вы находились за тысячу миль отсюда.
Положив ладони на его плечи, она соскользнул вниз. Логана подмывало промолчать в ответ на ее замечание… За эти несколько лет он и вправду стал совсем немногословным. Кроме того, она ничего не спрашивала. Но что-то в том, как она смотрела на него, все же заставило его ответить.
— Я думал о брате… вспоминал тот день, когда я узнал о его смерти.
— Как ужасно это было для вас.
— Да. — Его ладони все еще держали ее за талию. — Просто невозможно передать.
— И не надо. — Она знала его чувства к брату, знала, как он переживал его смерть. Когда они проезжали по улицам Чарльзтауна, Рэчел видела — он о чем-то глубоко задумался; она решила, что о брате, поскольку через несколько мгновений он должен был впервые за двадцать лет увидеть того, кого считал мертвым.
Но только когда он ей прямо сказал об этом, Рэчел полностью восприняла его сокровенные мысли. Как тогда, когда, уставшие от любви, они лежали в объятиях друг друга. Когда она могла чувствовать то же, что и он, каким-то особым образом слышать его мысли. Но сейчас они не занимались любовью. Они даже стояли не ближе друг к другу, чем позволяли хорошие манеры. Его ладони слегка придерживали ее талию, ее руки лежали на его плечах.
И все же они были единым целым.
Рэчел вздохнула:
— Никому не дано забыть прошлое. Пытаться это сделать — значит просто окутать боль саваном, сотканным из паутины, — и смущенно засмеялась: — Конечно, я не философ, но, по-моему, это оно. Чтобы победить своих демонов, надо повернуться к ним лицом.
Это было больше, чем она могла выдержать, — пронизывающий взгляд его глаз. Нарастающее, как прилив, взаимное притяжение. Его мысли были ее мыслями, и, хотя он-то уж точно не был ангелом, она чувствовала, что и он разделяет ее мысли. Это опьяняло, завораживало, подавляло.
У Рэчел появилось ощущение, что эта сила, если ей только позволить, может поглотить ее, как пламя лесного пожара.
Она была послана спасти его жизнь. И только.
Она убрала руки с его крепких плеч и отвернулась, разглядывая постройку. Все, что угодно, лишь бы укротить почти неодолимое стремление броситься ему на грудь. Поклясться в вечной любви. Потому что не могла же она… она, уже умершая… никак не могла сказать ему это.
На стороне, выходившей к реке, через широко распахнутые двери группа разгружавших фургон чернокожих таскала ящики. Хотя погода была прохладной, их лица блестели от пота. Логан привязал лошадей и двинулся туда, поддерживая Рэчел под руку.
От предстоящей встречи ему было не по себе. Идя рядом с ним, Рэчел искоса поглядывала на него из-под опущенных ресниц. Прошлую ночь они провели в доме плантатора, и когда Рэчел утром увидела Логана, она не поверила своим глазам. На нем не было шкур. Хотя его одежда не могла идти ни в какое сравнение с тем, как одевались при дворе, Логан был неотразим в темно-зеленом шерстяном костюме. Бриджи плотно обтягивали его бедра, и она могла поклясться, что в закрывавших его икры белых чулках не было никаких накладок для придания им требуемой формы. Белоснежный стоячий воротник подчеркивал загар его лица и черноту волос. Ветер подхватил одну прядь, и он быстро заправил ее обратно в аккуратную косичку.
— Вы очень неплохо выглядите, — сказала она, чтобы придать ему уверенности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32