Пока он их не видел, он не мог с ними схватиться.
Но он чувствовал, что должен с ними сразиться, инстинктивно сознавая, что обязан одолеть их и что от исхода борьбы зависит спасение его души. Но он не имел оружия и был беспомощным.
Тогда вдруг одна тень из беспросветной мглы дотронулась до него. Он ощутил, как ее пальцы сомкнулись вокруг его мужской плоти. Но он по-прежнему не мог пошевелиться. Он стиснул зубы, решив, что его хотят покалечить, оторвав символ его мужественности. Однако пальцы оказались нежными и ласковыми, что вызвало его недоумение.
Рука призрака провоцировала его, возбуждала. Он чувствовал, как крепнет и восстает его плоть. Тогда у него промелькнула мысль, что, возможно, это и считалось пыткой. Может, в преисподней грешников искушали демоны, а потом бросали без удовлетворения, обрекая на страдания. Ни избавления, ни облегчения не было, а только дразнящие, провокационные пальцы.
Демон, прикасавшийся к его плоти, имел женское обличье. Он догадался об этом по тому, как тень к нему прикасалась. Только женщина могла быть такой ловкой, нежной и искусной. Он вообразил демона с лицом Николь. Даже в аду он не мог от нее отделаться. Он готов пролежать так вечно, подвергаемый истязаниям своей безысходной любовью, желая ее даже после смерти.
Его возбуждение усиливалось. Он чувствовал, как набухал, наливался кровью и пульсировал ствол его мужественности. Но он не имел сил ни пошевелиться, ни утолить голод, рождавшийся в его недрах. Отдаленно его состояние походило на агонию и все же агонией не являлось.
Его плоть восставала. Хотя казалось невероятным, но его плоть твердела, наполнялась горячей кровью и раздувалась в ее руке. Николь с изумлением смотрела на копье цвета спелой сливы, которое стискивали ее пальцы. Главная часть его организма была живой, здоровой и сильной и отказывалась покоряться недугу, поработившему его тело. Ожившая плоть интриговала и соблазняла ее.
Она ласкала его, играла с шелковистым кончиком, поглаживая пальцами похожее на глаз отверстие, пока из него не выступила капля беловатой, как молоко, жидкости. Она еще раз бросила опасливый взгляд на дверь, потом склонилась над ним. Его пульсирующая плоть под ее пальцами была твердой и горячей. Она приблизила к кончику губы и слизала росистую каплю языком. Его сок любви. Капля слезы из слепого глаза его мужского естества. И она заставит его плакать от удовольствия.
Жидкость оказалась на вкус сладковатой, в то время как кожа солоноватой. Она провела языком по его поверхности, наслаждаясь нежностью кожи, гладкой и твердой одновременно. Сочный кончик наполнил ее рот наподобие спелого плода, целого и восхитительного. Она втянула его в себя глубже, пока бархатистый кончик не достиг ее зева. Ее рот от наслаждения наполнился слюной, и, закрыв глаза, она сделала несколько сосательных движений. Нежная кожа ее губ под воздействием его полноты растянулась и стала горячей. От прикосновения его толстой головки к ее глотке Николь пронзила дрожь.
Тогда она начала скользить вдоль него, подчиняясь трепещущему ритму. Ядро в ее недрах отозвалось пульсирующим эхом и при каждом движении его твердой плоти у нее во рту отвечало биением дрожи. Ее тело, казалось, припоминало ощущения, возникавшие в ней в тот момент, когда гладкий ствол его мужественности проверял глубины ее другой полости. Но его размер она не могла принять целиком. Он был слишком велик. Но ей гораздо приятнее обследовать его длину губами, скользить ртом вверх и вниз, задерживаясь чуть дольше на сочной распухшей вершине. Она слегка его покусывала, с наслаждением ощущая, как раздувается и трепещет он под ее пальцами от ласковых прикосновений. Ее проворный язык лизал его, сверлил, пробовал на вкус. Она облизала его сверху донизу, словно медоносные соты, наполненные сладостью, потом поднесла язык к отверстию на конце, где образовалась еще одна жемчужина белесой жидкости. После чего она начала легонько покусывать наиболее чувствительную часть мужского тела.
От разбиравшего его желания он был готов взорваться. Его набрякшую плоть засосал в себя жаркий рай. Его распаляли, возбуждая все больше и больше, нежные неотступные стискивания, терзали восхитительные, манящие губы, остужал зной влажный язык, дразнили, изощренно покусывая и пощипывая, крепкие зубы. Истязавший его демон знал каждое его тайное желание, каждую мечту. Воспользовавшись его сластолюбием, демон в женском обличье воспламенял его похоть, доводил до белого каления, увлекая за собой в преисподнюю. Он думал о Николь, о ее прекрасном нагом теле с широко расставленными ногами в ожидании его проникновения. Он сделал над собой нечеловеческое усилие, стремясь пошевелиться и дотянуться до нее…
Она ощутила, как напряглось его тело, и услышала стон. Пульсирующая волна прокатилась по его стволу, зажатому в ее руках, и выплеснула ей в рот горячее семя. Слезы радости брызнули у нее из глаз, когда она проглотила его. Он был живым, и его организм откликнулся на ее призыв.
Она отпустила его, чувствуя себя опустошенной и опьяненной. Во рту она все еще ощущала его слегка сладковатый привкус. Несмотря на тяжелое ранение, она сумела достучаться до него и восстановить между ними связь, соединить узы страсти и желания, сковавшие их между собой крепко-накрепко. Однако тот факт, что он ответил на ее ласки, отнюдь не служил доказательством того, что он не питал в душе к ней ненависти. Ей еще предстояло с ним объясниться и убедить понять мотивы ее поступков.
Его глаза были закрыты, а дыхание глубоким, и Николь не знала, в каком царстве блуждал его дух: в царстве ли снов или царстве теней. В испуге она дотронулась до его лица и с облегчением» вздохнула, когда его веки дрогнули, и глаза распахнулись. Тут раздался стук в дверь и заставил ее вздрогнуть. Святые небеса, она не могла допустить, чтобы ее застали в таком виде. НикОль быстро поправила одежду и отозвалась.
— Войдите, — крикнула она.
Вошла Гленнит. Она взглянула на Николь, потом на лежащего Фокса, и уголки ее рта дернулись в ухмылке.
— Я не сомневалась, что мой план сработает. Я полагала, что ты наверняка знаешь, как вернуть мужа к жизни.
Николь вспыхнула, зардевшись румянцем. Откуда знахарка могла знать?
— И к какой жизни она меня вернула? — услышали они голос Фокса, сухой и надтреснутый.
Гленнит приблизилась к нему и начала поправлять одеяла.
— Все зависит от вас. Какую жизнь вы себе устроите, такой она и будет. У вас есть жена, которая вас любит, и сын, которым можно гордиться, и прекрасная крепость, чтобы управлять. Мне сдается, что вполне достаточно, чтобы удовлетворить тщеславие любого мужчины.
— Сын?
Гленнит с недоумением посмотрела на Николь.
— Ты ему не сказала? Николь растерялась.
— Мы не разговаривали с тех пор, как он… как я… — Она снова залилась краской, вспомнив, чем только что занималась, оставшись с мужем наедине и поддавшись искушению его прекрасного тела, которому оказалась не в силах противостоять.
— Хм, — буркнула Гленнит. — Понятно, есть дела поважнее. Но теперь настала пора поведать ему историю Саймона.
Николь кивнула и подошла к кровати. Ей и правда было что рассказать ему. Но начать довольно трудно. Она знала, как доставить ему удовольствие, как ублажить его тело, но не представляла, как убедить его в том, что он ей небезразличен, и как объяснить мотивы своих чудовищных поступков.
— Да, у тебя есть сын, — сказала она с глубоким вздохом. — Он не похож на тебя, но я готова поклясться, что он родился после нашего первого совокупления. Порой я узнаю твои черты в линии его подбородка и в манере двигаться. — Она сделала паузу и с шумом вдохнула воздух. Она должна заставить его ей поверить. Должна. В ее глазах блеснули слезы. — Я понимаю, что тебе тяжело представить. Я не могу осуждать тебя за то, что ты сомневаешься в моей искренности, тем более что я столь долго скрывала правду. — В глубине ее души зародился страх, что он никогда не поверит ей и никогда ее не простит. У Николь в горле образовался ком, затруднивший дыхание, и она отчаянно боролась с желанием разрыдаться. — Прости, что я не доверяла тебе, прости, что я не рассказала тебе о Саймоне сразу. Прости меня. Я сожалею.
Ребенок не похож на него. Неудивительно, подумал Фокс. Она опять лжет и пытается выдать за его сына отпрыска другого мужчины, чтобы оправдать в его глазах свое коварство. Ее ложь едва не стоила ему жизни.
Николь снова заговорила. Ее голос стал решителен и настойчив, но Фокс старался ее не слушать, сознавая, что она опять стремится обольстить его и вернуть себе его расположение.
— В первый раз, когда ты пришел и предъявил права на Марбо, я предупредила Мортимера из-за Саймона. Я боялась, что в случае штурма он пострадает. Мне не приходило в голову, что Мортимер выедет тебе навстречу с целой армией. Я полагала, что он отправит в Марбо гонца или в крайнем случае пришлет несколько рыцарей. Я думала, что таким образом Хилари получит возможность спрятать Саймона в надежном месте.
Он слышал, как женщина всхлипнула и вытерла нос, после чего возобновила свое повествование.
— Все время она бережно за ним ухаживала. Растила его как собственного сына. Мне порой даже казалось, что она любит его больше Джоанн, своей дочери. Потому что Саймон очень добрый и славный. Клянусь, что все сложилось бы по-другому, будь у него темные волосы и глаза. С другой стороны, я ничуть не сожалею, что он родился с ангелоподобной внешностью. Его волосики сейчас уже немножко потемнели, а в самом начале были цвета льна, а глаза — такие голубые, что я сразу поняла, что они уже не изменятся. — Она вздохнула. — Мой дорогой сын. Я потеряла два года. — Николь опять исторгла вздох.
В памяти Фокса всплыла недавно виденная сцена. Проходя через комнату в замке Марбо, он видел двух маленьких спящих детей: девочку с рыжеватыми косичками и светловолосого мальчугана. Тогда он еще подумал, что мальчик внешне значительно отличается от других детей де Весси. Но с чего Николь взяла, что он признает двухлетнего малыша с льняными волосами своим сыном? Она, наверное, сошла с ума! Или считает его полным дураком.
— Гленнит! — позвал он. — Подойди сюда. Целительница подошла к кровати.
— Это касается только вас и Николь. Я не желаю вмешиваться, — твердо проговорила Гленнит.
— Нет, я хочу, чтобы ты ответила на некоторые вопросы, — возразил Фокс. Здоровой рукой он сделал ей знак подойти поближе. — Когда два месяца назад я спросил тебя, родила Николь живого или мертвого младенца, ты сказала, что мертвого. Теперь она утверждает, что ребенок живой и, хотя не похож на меня, он мой сын. С какой стати мне ей верить?
— Потому что она сказала правду. Я присутствовала в тот момент, когда малыш появился на свет. Я сама отвезла его в Марбо. Клянусь честью повитухи и целительницы, что говорю сущую правду.
— Но ты не можешь наверняка утверждать, что ребенок от меня, не так ли? — спросил Фокс. — Ты в момент зачатия не присутствовала. Ты не знаешь, может, отослав меня, Мортимер изнасиловал ее. Или, может, после меня прислал к ней другого мужчину.
— Нет, подобного я не могу утверждать. Но я верю Николь.
Фокс возмущенно фыркнул. Возможно, Николь удалось убедить Гленнит, но убедить его она не сможет. Для него ее объяснения стали еще одной ложью, глупым вымыслом, призванным оправдать содеянное предательство. Внезапно он почувствовал смертельную усталость. Он отвернулся и закрыл глаза. Тогда Гленнит поднесла к его губам чашу, и он с готовностью сделал глоток. Ему нужно забыться и забыть, заснуть и проснуться здоровым.
— Так ли необходимо давать ему питье? — спросила с беспокойством Николь, когда заметила, что Гленнит дала Фоксу снотворное. — Если он уснет, сможет ли он проснуться?
— Однажды ты уже вернула его с того света. Уверена, что и в другой раз сумеешь его снова вернуть.
Николь прерывисто вздохнула. Да, она вернула его к жизни, но она не была уверена, что не потеряет его снова.
Глава 23
Рейнар вошел в комнату, где лежал раненый, и метнул в Николь свирепый взгляд, словно собирался вцепиться женщине в горло и вышвырнуть за дверь.
Николь крепко схватила Фокса за руку и умоляюще посмотрела на Гленнит в надежде получить поддержку.
— Так не подобает обращаться со своей госпожой, — промолвила та, обращаясь к Рейнару. — Тем более что только благодаря ее присутствию твой тяжело раненный друг возвратился из царства мертвых. Фоксу, несомненно, стало лучше, но он все еще может умереть. Он должен знать, что Николь здесь, тогда он сможет бороться за жизнь.
— Гм, — буркнул Рейнар. — Может быть, ее присутствие и вселит в него волю к жизни, чтобы в один прекрасный день заставить ее страдать так же сильно, как она заставила страдать его.
— Не стоит так говорить! — приказала Гленнит. — Это касается только их двоих!
— Неужели он поверил вашей небылице, что вы делали черное дело ради его сына? — Рейнар припечатал Николь взглядом, суровым, недружелюбным.
— Довольно! — Карие глаза Гленнит блеснули гневом. И Николь подумала, что, если Рейнар способен осадить ведунью, когда она грозно сверкает глазами, значит, он гораздо храбрее, чем она. — Придержи язык! — бросила Гленнит сердито. — Твое мнение никого не интересует.
Рейнар отошел от постели больного, но по тому, как на его скулах заиграли желваки, Николь поняла, что он страшно взбешен. Она подавила вздох. Неужели все ратники Фокса будут отныне вечно ее ненавидеть? Неужели никто не поверит, что Саймон — сын Фокса? Она перевела взгляд на Фокса. Главное, чтобы он поверил, все остальное не имело значения. Нет, самым важным для нее оставалось, чтобы он выжил. О большем она и не мечтала.
Она наклонилась над мужем и дотронулась до его лба. Он все еще пылал.
— Его по-прежнему лихорадит, — сообщила она Гленнит.
— Его организм борется с ядом. Я дала ему снадобье, чтобы уменьшить жар, но он продержится еще несколько дней.
— Но ведь ему лучше, правда? — чуть слышно спросила Николь и затаила дыхание.
— Да, ему лучше. Как я уже сказала, он молодой и сильный. А теперь, когда ты дала ему повод жить, он изо всех сил станет бороться, чтобы остаться здесь, в этом мире.
— Повод жить… — Николь горестно покачала головой. — Сомневаюсь. Он меня презирает. И он не поверил мне относительно Саймона. Он считает, что я снова лгу и изворачиваюсь.
Гленнит подошла к кровати.
— Знаешь, о чем я подумала? Может, есть смысл послать за мальчиком и привезти его сюда, чтобы Фокс мог его увидеть. Возможно, он скорее признает живое дитя из плоти и крови.
— Да, но тогда он воочию увидит, что Саймон на него не похож, и окончательно уверует, что я лгу.
— Неизвестно, — проронила Гленнит. — Во всяком случае, стоит попытаться.
— А как же Фитцрандольф? — Николь жестом указала на окно, подразумевая лагерь неприятеля, раскинувшийся едва ли не под самыми стенами замка. — Как сможем мы доставить сюда Саймона, не подвергая риску его жизнь?
— Фитцрандольф не знает, что он твой сын, тем более не может догадываться, что мальчик — сын Фокса, — заключила Гленнит. — И Фитцрандольфу невдомек, что Жильбер де Вес-си, сдавая Марбо, действовал по твоему приказу, а не из предательских побуждений. Таким образом, де Весси должен иметь возможность покинуть Марбо в любое удобное для себя время и вывезти Саймона. Когда он прибудет сюда, ему нужно только доставить мальчика в мой дом в деревне. Я встречу его и приведу Саймона в замок.
— А вдруг что-нибудь пойдет не по плану? — прошептала Николь. — Что, если солдаты Фитцрандольфа остановят Жильбера на дороге?
— Тогда он скажет им, что Саймон захворал и что он пришел показать ребенка целительнице, поскольку в Марбо ему никто не мог оказать помощь. Не думаю, что они способны причинить зло больному мальчику, даже если Жильбер вызовет у них подозрения.
— Но кто отправится в Марбо, чтобы поведать Жильберу о нашем плане? — осведомилась Николь.
— Почему бы не послать Жильбера Фитцджильберта? — вклинился в разговор Рейнар, слушавший до сих пор женщин безмолвно. — Люди Фитцрандольфа его знают. К тому же он может сказать, что хочет вернуться в Марбо, потому что его волнует состояние матери. Молодой оруженосец ни у кого не вызовет тревоги. К тому же Фитцджильберт мог бы доставить Саймона в Вэлмар. Они как будто братья. Для матери естественно просить старшего сына позаботиться о младшем и доставить его к лекарю.
— Значит, ты согласен с планом Гленнит? — спросила Николь с удивлением.
Рейнар пожал плечами.
— Присутствие мальчика не помешает. Я и сам хотел бы на него взглянуть. — Он метнул в Николь еще один сердитый взгляд.
Гленнит вопросительно вскинула брови.
— А ты согласна, Николь? Можешь ты хотя бы раз отринуть свои страхи за Саймона и подумать о Фоксе?
— Да, хорошо, — согласилась Николь.
— Тогда я пойду переговорю с Жильбером, — произнес Рейнар.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37