Вы ей сказали?
— Нет.
— Тогда кто?
Смит развел руками.
— Я ничего не понимаю, Хью, — заключил он. — Ничего.
Доктор смерил товарища взглядом:
— Вы думаете, я что-нибудь понимаю?
После этого он удалился в свою каюту и вооружился зеркалом, решив найти ответ на вопрос: действительно ли годы, проведенные с Траверсом, наложили на его лицо столь существенный отпечаток.
Смит едва мог думать о чем-либо, кроме молодой женщины, лежавшей на его постели. Вскоре после полуночи он вернулся к себе в каюту, сел на стул и задремал. Ему показалось, что он успел проспать всего несколько минут, когда почувствовал, как кто-то трясет его за плечо. Протерев глаза, Ян удивленно уставился на стоящую рядом женщину.
Алексис, несколько смущенно улыбаясь, объяснила ему, что ей хочется попить еще немного бульона.
Лейтенант потянулся за кружкой и едва не опрокинул ее в темноте. Пробормотав извинения по поводу того, что бульон остыл, он тут же изъявил готовность сходить и подогреть его.
— Не стоит нарываться на неприятности, — усмехнулась Алексис, принимая кружку из его рук.
Сделав несколько глотков, она спросила:
— Который час, мистер…
— Смит. Лейтенант Ян Смит. Сейчас два часа ночи, и, надо сказать, я удивлен, что вы не знаете ни времени, ни моего имени. Я уже было подумал, что вам известно все.
— Вовсе нет, лейтенант.
— Верится с трудом.
— И все же я задам вам один вопрос. Куда направляется фрегат?
Ян засмеялся.
— Этого я не скажу вам…
Он сделал паузу, ожидая, впрочем, почти без всякой надежды, что она подскажет свое имя, и был очень удивлен, услышав его.
— Так вот, Алексис, вы должны меня понять: откуда мне знать, что вы не имеете привычки захватывать суда его величества короля Британии, проникая на них под видом несчастной утопающей?
— Вы действительно так думаете?
— А что мне еще остается? Версия не лучше и не хуже, чем все остальные.
— Да, пожалуй, она вовсе не плоха.
Ян закрыл глаза, а когда открыл их, в комнате было все так же темно, и неведение его оставалось все таким же полным.
— Я так ничего и не понял, Алексис, — сказал он наконец.
— А вам и ни к чему. Кстати, капитан Траверс тоже вовсе не жаждет вашего прозрения. Так что позвольте мне поблагодарить вас за мое спасение, и на этом поставим точку.
Алексис опустила кружку на стол.
— Утро вечера мудренее, — почему-то добавила она, и Яну показалось, что в ее голосе прозвучали угрожающие нотки.
Почувствовав, что уже достаточно времени провел в каюте, он пошел вновь бродить по палубе.
Алексис лежала с открытыми глазами и, хмурясь, смотрела в темноту. Отчего-то мысли ее были заняты сейчас не Траверсом, а Клодом. Прислушиваясь к своим ощущениям, проверяя, достаточно ли отдохнули мышцы, не подведут ли ее в решительный момент, она задавалась одним вопросом: стоит Траверс ее готовности к опасности, к близкой разлуке, всего того, что отравляло ее отношения с Клодом, или нет. Иногда ей приходило в голову, что для нее сейчас важнее знать, как Клод пережил шторм, чем видеть Траверса убитым ее собственной рукой.
Теперь, когда Алексис могла спокойно обдумать разговор, состоявшийся у них той последней ночью, она начала догадываться, о чем он пытался ее предупредить. Нет, он даже вполне ясно говорил ей, что именно так все и будет. Клод будто хотел запомнить ее навек, запечатлеть в памяти рук, тела, и она, не сознавая того, делала то же самое. В ту ночь наслаждение страстью было вторично, первичным было наслаждение от ощущения близости.
Алексис встала с постели и, наталкиваясь в темноте на различные предметы, начала искать одежду. Наконец, обнаружив под одним из стульев сапоги, она пошарила в них и нащупала кинжал. Никто не обыскивал ее вещи, считая, что это ни к чему. Алексис осторожно потрогала лезвие, и ей показалось, что холодная сталь обрела тепло под ее пальцами.
— Последний шанс, — прошептала она, поднося кинжал к губам. — Если я проиграю, но все же останусь жива, любовь моя, я не стану повторять это вновь. Но эту последнюю попытку я должна сделать. Ты понимаешь? Должна.
Алексис надела рубашку и брюки, натянула сапоги и опустила нож за голенище. Движения ее были неторопливыми, скупыми и четкими, словно она выполняла какой-то таинственный ритуал.
Одежда все еще была немного влажной. Алексис вернулась в постель и укрылась одеялом. Может, дело было не в одежде, а в ней самой? Может быть, сердце ее превратилось в лед и замораживало ее изнутри? Перед тем как уснуть, она еще раз произнесла про себя имена людей, во имя которых желала смерти Траверса, добавив к списку имена Джордана и Редлэнда.
Глава 18
Проснувшись утром, Клод обнаружил, что брюки его мистическим образом приведены в идеальный порядок, рубашка постирана, накрахмалена и выглажена, а сапоги начищены до блеска. На туалетном столике лежали черепаховый гребень и щетка. Причесавшись, Клод дотронулся до лица, покрытого неопрятной щетиной. Не мешало бы еще и побриться, подумал он, и в тот же момент, словно прочитав его мысли, на пороге комнаты возник Андре с горячим полотенцем, бритвой и помазком.
— Месье Лафитт приказал мне позаботиться о вас, — сообщил слуга, ответив на вопросительный взгляд Клода.
— В этом нет необходимости. Я сам могу о себе позаботиться.
— Я делаю это не для вас, — несколько высокомерно ответил француз.
Неужели эти американцы настолько неотесанны, что не понимают, как следует себя вести? Андре попытался представить, что Лафитт бреется сам, но не смог. Жестом он пригласил Клода сесть.
Едва только щек его коснулось горячее полотенце, у Таннера пропало желание протестовать. Он расслабился, отдавшись прежде неведомому удовольствию. Руки Андре порхали над его лицом, и вскоре от щетины не осталось и следа. Посмотрев в зеркало, услужливо протянутое ему, Клод с удовлетворением отметил, что вновь стал похож на человека, и улыбнулся.
Более не споря с Андре, он безропотно проследовал за ним в столовую, где уже завтракали братья Лафитт. Разговор шел о предстоящем визите и о парламентере.
— Есть ли опасность, что вас узнают? — спросил у гостя Лафитт.
— Не думаю, — ответил Клод. — Траверс видел меня больше двух лет назад, если это вообще можно принимать в расчет: я был без сознания и лежал лицом вниз.
Он замолчал, решительным движением разделяя вилкой лежащее на тарелке яйцо.
— Я дал вам слово, Жан, и помню это, но мне все же не хотелось бы находиться здесь одновременно с Траверсом. Искушение может стать сильнее меня. Лучше я побуду на корабле, помогу команде быстрее управиться с ремонтом.
— Как желаете. Возможно, так будет даже лучше. Вы справедливо заметили: не стоит искушать судьбу. К тому же, — добавил Лафитт, — кто может вас за это винить? С моей стороны было достаточно бестактно просить у вас не убивать его здесь.
— Забудем об этом. Я все понимаю. «Принцесса ночи» будет готова к отплытию через три дня. Сможете вы задержать его здесь на это время?
— Безусловно.
— Где я могу встать на якорь? Траверс не должен видеть мой корабль — он может его узнать.
— Я собираюсь встретить его у входа в Баратарскую бухту на собственном корабле, — ответил Пьер. — Затем по одному из обводных каналов, которым мы редко пользуемся, я проведу его к пристани. Наши корабли швартуются с противоположной стороны Баратарского мыса, так что он ничего не увидит.
— Вот и отлично.
Пьер в ответ только пожал плечами.
— Я всего лишь выполняю его приказы, — сказал он, поглядывая на брата. — Пусть приятные, но все же приказы.
Лафитт похлопал брата по плечу.
— Ах, как некоторые любят притворяться бессловесными исполнителями… Зато когда мы остаемся один на один, тон всегда задает мой скромница старший брат. Мне остается только подчиняться его желаниям.
Пьер засмеялся.
— Лафитт хочет сказать, что у меня есть привычка мешать ему в самые пикантные моменты, заставляя заниматься делом, вместо того чтобы получать удовольствие. Ты помнишь тот эпизод с мадам Дюпон, Жан?
— Довольно, Пьер. Капитан не хочет слушать твои гнусности.
Пьер притворился обиженным, но насмешливая, такая же как у брата, улыбка, все не гасла в его серых глазах.
— Мои гнусности? И это говорит мой брат Жан? О мой Бог!
Пьер готов был развить тему, но Клод, извинившись, перебил его — ему пора было возвращаться на корабль.
— Приходите вечером, — крикнул вслед ему Лафитт, — я расскажу вам о встрече. Мои люди позаботятся, чтобы вы не встретились с Траверсом.
Поблагодарив братьев, Клод вышел. Когда он закрыл за собой дверь, Жан обратился к Пьеру:
— Тебе придется побыть со мной во время переговоров.
— Если ты этого хочешь. Думаешь, с этим Траверсом могут быть неприятности?
Жан был явно удивлен таким предположением.
— Неприятности? Нет. Ты будешь здесь для того, чтобы не дать мне прежде времени разделаться с ним.
С этими словами Жан резко встал и вышел из столовой, оставив Пьера на досуге размышлять о том, каким образом эта женщина, капитан Денти, управляет мужчинами даже из могилы.
В то время как Клод торопливо шел к «Принцессе ночи», Алексис с холодной ненавистью рассматривала моряка, стоящего всего в нескольких футах от нее. Он смотрел на Алексис столь же холодно и оценивающе. Впрочем, судя по некоторым признакам, оценка оказалась достаточно высокой. Ни один из них не проронил ни слова. Алексис не спускала прищуренных глаз с узкого надменного лица. Сейчас, когда Траверс, судя по всему, оправился от шока, ее присутствие на борту больше не казалось ему особой проблемой. Как полагала Алексис, он воспринимал ее появление как мелкую, но досадную неприятность, с которой, впрочем, можно легко и без особых сложностей покончить, не испытывая при этом никаких угрызений совести. Алексис давно, с той самой минуты, как он вошел в каюту своего помощника, хотелось сказать ему, что это будет не так просто сделать. Но вместо этого она произнесла:
— Странно, что вы помните меня, капитан Траверс. Все-таки прошло больше двух лет с тех пор, как мы расстались, а вы, я полагаю, не сентиментальны.
— Вы льстите себе. Я вообще о вас не вспоминал. Зато у меня хорошая память на лица, только поэтому я вас узнал, когда увидел посреди Мексиканского залива в весьма непрезентабельном виде.
Алексис непроизвольно поежилась. Звук его голоса напоминал звук скребущего по стеклу железа. Перед ее глазами непроизвольно всплыли картины того ужасного дня на Тортоле.
— Почему вы запретили своим людям разговаривать со мной?
Неужели это она сказала? Такой холодный, такой отчужденный тон… И тем не менее Алексис не хотела обманывать себя: это ледяное презрение — всего лишь способ, чтобы скрыть страх, страх, который она ощущала каждой клеточкой своего тела. Но откуда он, этот страх? Клод. Вот кто был причиной. Не Траверса боялась она — она боялась больше никогда не увидеть Клода. Алексис расправила плечи и напрягла ногу в голенище сапога, чтобы почувствовать металл клинка. Состояние ее изменилось. Теперь она знала, что не проиграет.
— Полагаю, я ничего не потеряла бы, если бы рассказала, как вы убили мою мать, моего отца, моего единственного друга. Может быть, вы не хотите, чтобы ваша команда узнала о том, как вы подняли плетку на женщину? Вдруг кто-нибудь решит, что в вас недостаточно мужества, чтобы называться мужчиной…
— Заткнитесь! — рявкнул Траверс.
Небрежно облокотившись о столешницу, он продолжал разглядывать Алексис. Он не обманул ее, сказав, что не вспоминал о ней ни разу. Траверс с трудом мог бы воспроизвести последовательность событий того дня — все подернулось туманной дымкой, все, кроме ее глаз. В тот момент, когда она, казалось, должна была признать поражение, в этих янтарных глазах светился вызов, и сейчас они смотрели на него с тем же выражением. В нем созрело решение раз и навсегда покончить с этим, сделать что-нибудь, чтобы она больше никогда не смела смотреть на него так. Он приучит эту девку к покорности.
— Вы попросили меня замолчать? — холодно поинтересовалась Алексис. — И как долго, по-вашему, я буду хранить молчание?
«Чего я жду? — спрашивала себя Алексис. — Надо только достать нож». Но отчего-то она не могла решиться.
— Честно говоря, я удивлен тем, что вы все еще никому ничего не рассказали. У вас было достаточно времени, чтобы обсудить ваши проблемы с доктором или с моим первым помощником. Мне даже отчасти жаль вас. Вы упустили свой последний шанс. В том, что иных возможностей у вас не будет, можете не сомневаться. Я уже решил, как поступлю с вами. Боюсь, что в адмиралтействе будут обо мне не слишком высокого мнения, если до них дойдет слух о том, что произошло на Тортоле.
— Я не собираюсь жаловаться на вас в адмиралтейство.
Алексис не стала говорить ему о том, что он опасается зря: едва ли за такую провинность его ждало разжалование: самое большее — это выговор или почетная отставка.
— Разумеется. В противном случае вы давно бы сделали это. Скажите мне, как это так случилось, что вы оказались в открытом море вдвоем с этим матросом?
— Это не ваше дело.
— Вы ошибаетесь. Я хочу знать, на каком корабле вы находились? Корабль затонул?
— Откуда мне знать?
— Кто остался на борту? Братья? Семья? Муж?
— У меня нет братьев. Семью мою убили вы. Я не замужем.
— Значит, вы все еще мисс Квинтон. Полагаю, судно, на котором вы плыли, — одно из судов вашей компании. Должен заметить, что если даже вашему кораблю удалось уцелеть во время шторма, ваши друзья на борту наверняка считают вас погибшей.
— Ах вот как — бравый капитан боится!
— Звучит так, будто мне есть чего бояться. Сомневаюсь, мисс Квинтон. Едва ли ваше нынешнее положение на борту моего судна позволит вам воплотить в жизнь ваши угрозы.
Траверс окинул Алексис пристальным взглядом.
— Ваша кожа довольно смуглая. Полагаю, вы много времени проводите вне дома.
Алексис была настолько удивлена неожиданным поворотом разговора, что даже не нашлась, что ответить. Траверс между тем продолжал:
— А как насчет тех следов на спине, оставленных моей плетью? Они зажили?
Зачем он спрашивает о таких вещах?
— Они зажили, но работа ваша все еще видна, если вы это хотите знать.
— Именно так. Все складывается очень удачно — в полном соответствии с моим планом.
— О чем вы говорите?
— Через несколько часов мы достигнем места назначения. Я собираюсь вас там оставить.
— Где именно?
— Это не важно. У вас все равно не будет выбора, — сказал Траверс и с загадочной улыбкой добавил: — Рабам не дано выбирать.
Траверс уже повернулся, чтобы уйти, когда до сознания. Алексис дошел смысл его слов Рабыня! Он собирался избавиться от нее, продав ее в рабство! Сомнений не осталось. Теперь она готова была сделать то, что следовало сделать с самого начала. Алексис достала кинжал и легко подбросила его на ладони. Приготовившись к броску, она окликнула Траверса.
Увидев клинок, тот инстинктивно пригнулся, но Алексис заранее подготовилась к этому движению и метнула оружие чуть ниже той точки, где должно было находиться сердце Траверса. Чего она никак не могла учесть — так это того, что в момент броска в свою каюту вернется Ян Смит. Ничего не подозревая, Смит не стал стучать — в результате он, спасая жизнь своего капитана, едва не лишился собственной.
Алексис уже ничего не могла изменить. Клинок находился в воздухе в тот момент, когда Смит возник на пороге. Она с ужасом смотрела на то, как Траверс, сбитый с ног своим помощником, летит на пол невредимый, а клинок вонзается в живот несчастного лейтенанта.
Не спуская глаз с Алексис, Смит попятился к двери. Еще до того, как лейтенант упал, Алексис, оказавшись рядом, подхватила его и осторожно опустила на пол. Траверс тем временем успел вскочить на ноги и стоял над ними с перекошенным лицом и сжатыми кулаками. Взгляд его как магнит притягивала торчащая из тела лейтенанта рукоять кинжала, предназначавшегося для него, Траверса.
— Паскуда! — прошипел Траверс и замахнулся на Алексис. Алексис подняла голову, прямо глядя Траверсу в глаза и не пытаясь уклониться от удара.
— Ну, решайтесь скорее, бить или не бить. И пошлите срочно за доктором!
Несколько мучительных мгновений, показавшихся Алексис вечностью, Траверс стоял неподвижно. Затем рука его медленно опустилась. Но когда он покидал каюту, Алексис знала, что Траверс всего лишь отложил время своего торжества. Она промокнула испарину на лбу Смита и, покачав головой, с глубокой грустью в голосе сказала:
— На вашем месте должен был быть он. Я не хотела вам зла.
Слезы ее упали лейтенанту на грудь. Превозмогая острую боль, он спросил:
— Почему? Почему вы его так ненавидите?
— Не сейчас. Вам нельзя говорить. Пожалуйста, не умирайте. Тогда и я не смогу жить. Я никого никогда не убивала, а если и желала смерти, то только ему одному!
Смит слабо улыбнулся, сжав ладонью рукоять ножа.
— Я буду жить, если вы расскажете мне правду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56