Однако Пич все еще настороженно наблюдал за ним. Попытки заговорить с юнгой встречали со стороны мальчика откровенный отпор: он отделывался короткими репликами, всячески давая понять, что не настроен беседовать с новоиспеченным членом экипажа. Тем не менее Таннер не мог не видеть, как постепенно тает стена недоверия. К счастью, юнга был единственным из мужчин, кто ревновал его к Алексис.
В течение дня Алексис не раз оказывалась поблизости, но, увы, им так ни разу и не удалось перекинуться словом. Время от времени Таннер ловил на себе ее взгляд. Когда это случилось в первый раз, она быстро отвернулась, не желая встречаться с ним глазами, но Клод успел заметить в них боль. Легкость, с которой она согласилась на то, чтобы он служил у нее, была, очевидно, лишь внешней. В глубине души Алексис очень страдала, наблюдая его в роли простого матроса. Потом она все же нашла в себе силы не отводить глаз, и Клод пришел ей на помощь: в его взгляде она черпала уверенность. Достоинство, с которым он держался, естественность и независимость — все вместе помогало Алексис примириться с его выбором. Уже под конец рабочего дня, спускаясь с мачты, Клод в последний раз перехватил взгляд капитана. Никакое расстояние не могло скрыть желания, светившегося в нем. Нед Аллисон немедленно дал Таннеру новое задание, так что ему оставалось только гадать, не был ли тот золотой огонь всего лишь игрой его воображения, не выдавал ли он желаемое за действительное.
Клоду выпал счастливый жребий первой вахты.
— Если бы я не знал наверняка, что все было честно, я бы решил, что вы сплутовали, — прищурившись, заметил Джордан.
Сложив на груди руки, он стоял, прислонившись к перилам, и смотрел, как Клод управляется со штурвалом.
— Но вы знаете наверняка, — ответил Клод, смерив скептическим взглядом мощную фигуру белокурого гиганта,
— Конечно, — легко согласился Джордан, попутно проглотив вертевшийся на языке намек на то, что, не позаботься он об этом заранее, новобранцу никогда бы так не повезло.
— Благодарю. — Клод глянул куда-то поверх головы Курта.
— За что? — с неподдельным изумлением спросил Джордан.
Таннер рассмеялся.
— За то, в чем вы все равно никогда не признаетесь.
Джордан промолчал. Ветер трепал его выбеленные солнцем волосы. Он невольно любовался стоявшим у руля моряком: его осанкой, его выверенными точными движениями, выдающими человека, умеющего владеть своим телом и делать любое дело легко, без видимых усилий. Он, казалось, врос в корабль, стал частью того могучего существа, которое сейчас ритмично покачивалось под его ногами. Клод держал штурвал бережно и властно, словно не отполированное многими ладонями дерево сжимал он в руках, а любимую женщину. Джордан от удовольствия даже засмеялся.
— Что-то не так? — спросил Клод. Смех первого помощника слишком неожиданно вывел его из того приятного состояния, которое дает прирожденному моряку единение с кораблем.
— Да так, ничего. Я кое о чем подумал…
— И хотите этим поделиться?
— Вы очень ее любите, не так ли? — спросил Джордан, сам не веря тому, что решился задать этот вопрос.
Клод приподнял брови, даже не пытаясь скрыть своего удивления. Затем чуть усмехнулся.
— Для такого вывода требуется не так уж много проницательности, мистер Джордан. Я никогда не делал из этого секрета. Иногда мне кажется, что слова эти написаны у меня на лбу.
Клод повернул штурвал, устремив взгляд вдаль, туда, где темная синева моря сливалась с синевой неба.
— Мой ответ вас удовлетворил?
— Вполне.
Именно в этот момент, не замеченный ни Джорданом, ни Клодом, но находившийся достаточно близко, чтобы расслышать каждое слово, Пич решил, что проверок больше не будет.
Тихонько постучав в дверь и услышав небрежное: «Входите!» — Клод шагнул в каюту Алексис. Она все не поднимала глаз от журнала, и он, закрыв за собой дверь и остановившись у порога, смотрел на нее: на ее склоненную над кипой листов голову, на тонкие пальцы, быстро водящие пером по бумаге. Так прошло несколько минут. Алексис, казалось, забыла, что разрешила кому-то зайти к себе. Наконец она положила перо и стала читать написанное. По-прежнему не отрывая взгляда от журнала, она рассеянно спросила:
— Что там у вас?
— Сожалею, что пришлось побеспокоить, капитан Денти; тут у нас небольшая оказия: с севера напали британцы, с юга надвигается шторм, команда взбунтовалась…
Услышав знакомый голос, Алексис вскинула голову, уже не слушая то, что говорил Клод. Глаза ее ни на миг не отпускали его глаз ни тогда, когда он прошел к кровати, ни тогда, когда сел на нее и стал расстегивать рубашку…
— …Редлэнд скинул Уилкса за борт, корпус корабля дал течь в двух местах, мы нахлебались воды и…
Клод бросил рубашку в сторону и со стоном растянулся на кровати.
— …и я окончательно потерял рассудок.
Улыбаясь, Алексис встала из-за стола и подошла к нему. Присев рядом, она положила руки Клоду на грудь, слегка поглаживая мышцы.
— Это все? Слава Богу, сегодня не случилось ничего такого, с чем бы я не смогла справиться.
Клод усмехнулся, закрывая глаза.
— Хорошо. Я рад, что обратился к нужному человеку.
Алексис провела ладонью вверх, к плечу, и дотронулась до его затылка. Пальцы ее утонули в густых темно-рыжих кудрях.
— Давай вначале решим более серьезную проблему, — тихо предложила она.
— И в чем же состоит эта проблема? — с невинным видом спросил Клод, начиная расстегивать пуговицы на ее рубашке.
Алексис отстранилась.
— Я думала, что ты действительно устал, — по-начальственному строгим голосом сказала она. — Но вижу, ты меня обманул: ты полон сил и энергии. Посему я, пожалуй, займусь другими делами.
Она стала было подниматься с кровати, но Клод перехватил ее руку у запястья, толкнув ее на спину. Он крепко держал Алексис, чувствуя, как под пальцами бьется пульс. Она не сопротивлялась.
Они раздевали друг друга с лихорадочной поспешностью, не в силах дождаться того, что неизбежно должно было произойти. Отчего-то им обоим казалось, будто нежные слова, поцелуи, прикосновения и ласки уже позади. Обмен быстрыми взглядами — зеленый огонек, золотая вспышка, произвел больше эффекта, чем долгие манипуляции пальцами, губами, языком; словно все, что каждый из них делал сегодня, было сродни прелюдии к акту любви, словно все готовило их к этому счастливому мгновению.
Тела их слились в одно — изгиб локтя к изгибу локтя, живот к животу. Алексис заново узнавала свое тело под его ладонями, то скользящими вдоль спины, то касающимися ключиц, вызывавшими в ней ни с чем не сравнимую дрожь наслаждения. Неужели и он так же остро ощущал ее кожу, тепло, исходящее от ее тела? Неужели эти ощущения дарили ему столь же изысканное удовольствие, как ей его ласки? Что чувствует он, когда рот его касается ее губ, ее плеч, ее груди? Какой она кажется ему на вкус: горько-сладкой или терпкой, а может, солоноватой, такой, каким она знает его? Он потерся носом о ее висок, лаская языком ушную раковину, и Алексис вдруг подумала о том, узнает ли он единственный, только ей присущий запах. Алексис вдохнула всей грудью, впитывая его аромат, аромат, представлявшийся ей смесью запаха моря и особого терпкого запаха, который казался ей очень мужественным и приятным.
Когда он вошел в нее, она выкрикнула его имя, думая о том, так ли ему тепло в ней, как и ей, когда он заполняет ее собой. И он, кажется, понял, о чем она думает, потому что шепнул ей на ухо, что хочет, чтобы их любовь продолжалась вечно, что она нужна ему как воздух, что то, как она открывается ему навстречу, как отдается ему, заставляет его преклоняться перед ней даже в тот момент, когда он ищет забвения в ее теле. Наконец оба они потеряли друг друга один в другом.
Они уснули глубоким сном, не чувствуя ничего вокруг, кроме близости и того чувства, которое объединило их.
Алексис зябко поежилась и потянулась к спящему рядом возлюбленному, тепло которого постепенно становилось привычным. Однако отчего-то ей не стало теплее. Постепенно до ее сознания дошло, что Клода рядом нет. Она открыла глаза и тут же зажмурилась от света лампы. Приподнявшись, она подождала, пока глаза привыкнут к свету. Клод сидел за письменным столом, подперев рукой голову, и что-то быстро писал. Вокруг него валялись скомканные листы бумаги. Раздраженно он смахнул со стола очередной недописанный лист и угрюмо уставился в пол.
— Письма? — участливо спросила Алексис.
— Да. Извини, я не хотел тебя будить.
— Не беда. Я могу помочь?
— Да. Подойди и сядь. — Клод подтащил к столу второй стул. — Просто сиди и молчи, другой помощи от тебя не требуется.
Алексис встала с кровати, накинула рубашку и села рядом. Уютно устроившись на стуле, она выжидательно смотрела на Клода. Он посвятит ее в свои трудности, когда почувствует себя готовым. Она осторожно дотронулась до его плеча, ласково поглаживая, стараясь снять напряжение и успокоить.
— Весь день, Алексис, — голос Клода срывался от волнения, — весь день я думал о том, что буду писать, как буду писать. И что у меня получается? Одни эмоции, никаких фактов. Прочти! Давай! Тебе покажется, что у меня в голове вообще нет ни одной ясной мысли!
Клод наклонился, чтобы поднять один из отброшенных листков, но Алексис остановила его.
— Меня не интересуют черновики. Покажи лучшее, на что ты способен.
Алексис встала и, обняв Клода за шею, коснулась губами его уха.
— Меня интересует только лучшее в тебе. Вот и все, что должно тебя тревожить.
Клод сидел, откинувшись на спинку стула. Постепенно раздражение стало покидать его. Дождавшись, когда будет способен контролировать ситуацию, он взял в руки перо. Удивительно, но на этот раз ему не пришлось мучительно подбирать слова. Они ложились на бумагу сами собой. Он правил текст, вычеркивал целые абзацы, но весь лист выбрасывать не пришлось.
Алексис отошла, почувствовав, что на время должна исчезнуть и, не мешать. Она налила им обоим вина и, сев на кровать, потягивала кроваво-красный напиток; бокал Клода она поставила на стол, Алексис уже успела допить вино, а его бокал так и оставался нетронутым. Вернувшись, она села за стол с ним рядом. Клод работал. Время от времени он протягивал руку, чтобы коснуться ее плеча, бедра, волос. Она не была уверена в том, что он осознает, что делает, но как бы там ни было ее присутствие действовало на него так же, как присутствие Клода на саму Алексис. Она не заметила, как уснула: почувствовала лишь, что сильные мужские руки подхватили ее, отнесли на кровать, да так и не отпускали больше.
Во время завтрака Алексис смогла познакомиться с вариантом писем. Закончив чтение, она положила листы один на другой и посмотрела на Клода.
— Ты доволен?
— Разве я показал бы тебе это, если бы не был доволен?
— Это здорово.
— Я знаю. — Клод коснулся ее руки и осторожно пожал ее. Алексис улыбнулась в ответ на его молчаливое изъявление благодарности.
— Теперь осталось доставить их в Чарльстон, — со вздохом сказала она.
Клод нахмурился.
— По-твоему, это будет трудно сделать?
— Очень трудно. Но не невозможно. Мы уже пробивались сквозь британские заслоны во французских портах и французские в британских. А уж сколько испанских кордонов пришлось пройти, не счесть! Иногда создается впечатление, что весь мир состоит из безумцев, которым нет дела ни до кого, кроме себя. Не думаю, что проскользнуть в американский порт сквозь британский заслон будет так уж тяжело. У нас есть преимущество: война идет всего лишь несколько месяцев, и британцы еще не успели войти во вкус.
— Под каким флагом пойдем?
— Под звездно-полосатым.
Клод рассмеялся.
— Ты говоришь как американка.
Алексис, прищурившись, смерила его взглядом.
— Не знаю, что ты имел в виду, но я вправду могу считать себя настоящей американкой. Я и была ею всю жизнь, да только не всегда это понимала. Даже когда я убежала из Лондона, я не могла знать, что Америка — страна для людей с моим характером. Я знала только, что Лондон не по мне.
— Ты никогда не пыталась принять американское гражданство. Тортола тебя разочаровала?
— Нет, — покачав головой, ответила Алексис. — На Тортоле было чудесно, потому что там жили Джордж и Франсин. Но стоило Траверсу ступить на остров, как остатки патриотизма в моей душе оказались растоптаны. Я думала об этом, Клод. Едва только я поняла, что война между нашими двумя странами только вопрос времени, я постаралась решить для себя, на чью сторону встать. Британцы могут счесть меня предательницей, но передо мной нет иного выбора, кроме как поднять американский флаг. И если нам придется сражаться, чтобы достать Траверса, мы будем сражаться. Есть и еще одна причина, — с усмешкой добавила Алексис, — хотя для меня она не играет решающего значения — я знаю, что выиграют в этой войне американцы.
— Звучит так, будто это уже предрешено.
— А разве ты в это не веришь? — недоверчиво переспросила Алексис.
— Нет, до тех пор, пока такие, как Хоув, делают все, чтобы не дать мне командовать моим кораблем.
Алексис поднялась со своего места и пересела поближе к Клоду. Поцеловав его в лоб, она сказала:
— Тогда нам не о чем беспокоиться. Недолго осталось Хоуву быть наверху. Скоро с ним будет покончено, и ты вернешь себе «Конкорд». Ты, кажется, думаешь, что сможешь одолеть весь Королевский флот, как только получишь назад свой корабль?
— По крайней мере некоторой части флота его величества я могу доставить неприятности, — усмехнувшись, ответил Клод и, пожав плечами, заметил беззаботно: — А ты возьмешь на себя все, что останется.
Алексис внезапно вскочила на ноги и потащила Клода к двери.
— Вы очень галантны, капитан. Если мои люди останутся при мне, я, пожалуй, приму ваше предложение. А сейчас как насчет того, чтобы поднять флаг?
Глава 16
Двумя днями позже, дождавшись захода солнца, «Принцесса ночи» вошла в Чарльстонскую гавань. Никому и в голову не пришло радоваться из-за того, что им удалось пройти через британские заслоны незамеченными. Все понимали, что каждый час задержки в порту предоставлял изрядную фору англичанам, давая им возможность сгруппироваться, подтянуть силы и сделать выход из порта почти неразрешимой задачей.
Пока Джордан и Клод занимались поисками Дэвида Хастингса, которому намеревались отдать письма, Алексис распорядилась грузом. Шелк и лен были немедленно раскуплены местными торговцами, остро ощущавшими нехватку товаров, вызванную военными действиями. Однако полученная прибыль не могла покрыть расходов на провиант, лекарства и перевязочный материал — в городе не хватало не только тканей, но и всего остального. Четыре дня ушло на то, чтобы найти поставщика продовольствия и еще один день — чтобы вернуть и заменить на свежее оказавшееся подпорченным мясо.
Тем временем Алексис стало известно, что англичане подтягивают большие силы к крупным торговым центрам, в числе которых был и Чарльстон.
За день до планируемого отплытия ей сообщили, что один из торговых кораблей компании Гарнета был атакован британским военным кораблем. Груз был конфискован, американское судно сожжено, а оставшимся в живых членам экипажа пришлось спасаться вплавь.
Узнав об этом, Клод выругался сквозь зубы.
— Они были обречены, Алексис! — с горечью подытожил он. — Торговый корабль не может тягаться с фрегатом. Я понимаю, что можно конфисковать груз, и даже понимаю, почему они сожгли корабль: девать его все равно было некуда. Но, Алексис, как можно палить по кораблю, не предоставив возможность капитану сдаться? Это им так не сойдет!
Алексис подошла к нему сзади и прикоснулась к затылку Клода, стараясь расслабить напрягшиеся, как канаты, мускулы.
— Мне жаль, — тихо сказала она, надеясь, что эти слова не будут им восприняты неверно. — Уже известно количество погибших?
Клод кивнул и закрыл глаза.
— Я говорил с Хэнком Уильямсом, хозяином груза. Он сказал, что первый залп фрегата оказался столь же неожиданным, сколь и разрушительным. Упала грот-мачта, и под ее обломками погибли двое. Не успели они опомниться, как британцы дали второй залп, а за ним последовала трехминутная канонада. Восемь человек были убиты, еще четверо утонули, пытаясь добраться до берега. Всего, как говорит Уильямс, погибло четырнадцать человек, и еще один, если не умрет, то остаток дней проведет инвалидом. Четырнадцать человек, Алекс! Подумать только, четырнадцать!
— Клод, ты же знаешь, что, если бы у твоего капитана была возможность выбора, он бы сдался, как ему предписывает инструкция. Не твоя вина в том, что англичане лишили его такой возможности.
Клод дал ей понять, что принимает слова утешения, положив ее ладони себе на плечи.
— Ты нужна мне, Алекс, — сказал он, целуя ее в лоб.
Когда Клод отпустил ее пальцы, Алексис подошла к столу и, склонившись над разложенной на нем картой, глубоко задумалась.
— Хотелось бы знать, что у тебя на уме, — спросил, наблюдая за ней, Клод.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56