К полудню Алексис дошла до изнеможения. Плечо болело невыносимо. Она села на палубу, прислонившись к ящику, в котором хранились сигнальные флаги, и стала высматривать, не покажется ли где капитан. Ей хотелось сказать, что она слишком устала, чтобы продолжать работу, и попросить выходной. Но Клод все не показывался, и Алексис на минуту закрыла глаза, твердо намереваясь разыскать его, как только почувствует себя лучше.
Как-то невзначай минута растянулась на несколько минут, и Алексис сама не заметила, как уснула.
Именно в этот момент на палубе появились Клод и Лендис. Они стояли над ней и улыбались.
— Кажется, наш юнга увиливает от работы, — с шутливой суровостью заметил Лендис.
— Похоже на то, — согласился капитан. — Видно, сегодня мне придется самому принести себе ленч.
Клод наклонился, чтобы поднять ее. Сквозь сон Алексис почувствовала, что она уже не одна, и расслабилась в его объятиях. Руки ее непроизвольно вспорхнули вверх, обвив шею капитана. Она всем телом прижалась нему, а голова покойно улеглась на его плечо.
Лендис бросил понимающий взгляд на Таннера и его юнгу и отвернулся, чтобы спрятать смешок.
— Иди вперед и открой мне дверь в ее каюту, — сказал Клод, вздохнув. — Иногда ты слишком многое видишь, — добавил он себе под нос.
Лендис услышал последнее замечание капитана и засмеялся. То, что в отношениях этих двоих что-то здорово переменилось, было видно невооруженным взглядом. Однако оба они как были, так и остались ярко выраженными индивидуалистами с железной волей и противоположными целями. Сможет ли каждый из них достичь того, чего хочет?
Лендис открыл перед капитаном дверь, и Таннер прошел в каюту с Алексис на руках. Нет, не может быть, чтобы каждый из них не добился своего, думал Лендис. Он перевел взгляд с одного на другого, позволив себе на мгновение проникнуться их болью и их проблемами, затем тихо прикрыл за собой дверь и вернулся к работе.
Клод уложил Алексис на кровать и укрыл ее простыней. Он был уже у двери, когда его догнали ее слова.
— Капитан, — слабым шепотом произнесла она.
Таннер вернулся.
— Что, Алекс?
— Я устала. Я собиралась сказать, но не нашла тебя.
— Как твое плечо?
— Болит ужасно. Я не хочу сегодня работать, но я хочу, чтобы ты знал почему.
— Я уже знаю. Это ведь не только из-за боли?
— Не только. Если я надорвусь, я не смогу…
Алексис замолчала, желая услышать продолжение от него.
— Ты скажи, — попросила она. — Скажи, что я не смогу сделать.
— Бежать, — медленно ответил он, не скрывая, что ему не по себе.
— Спи, Алексис. Позже я навещу тебя.
Глава 7
Проснувшись, Алексис увидела, как Лендис ставит на стол поднос с едой. Она села на кровати и тепло улыбнулась старому моряку.
— Который час? Надеюсь, это не завтрак?
— Нет, — рассмеялся Лендис. — Это ужин. Капитан решил, что вы захотите поесть. Он сказал, что хорошее питание вам так же необходимо, как хороший отдых.
Алексис кивнула и села за стол.
— Джон, а где сейчас капитан?
— Я вижу, вы помните, — довольно сказал моряк, подразумевая то, что она запомнила их недавний разговор и просьбу называть его по имени. — Таннер с несколькими матросами уже несколько часов работает в трюме. Неприятности со шпангоутом. Они делают дополнительные опоры.
Алексис зачерпнула ложку супа. Запах и вкус были выше всяких похвал. Действительно, Форрест не нуждался ни в каких помощниках.
— Вы хотите сказать, что он присматривает за работами, — поправила она Лендиса.
— Я сказал то, что хотел сказать. Он работает вместе с матросами. Это одна из причин, почему команда его так любит. Он никогда не считает ниже собственного достоинства работать наравне с другими, когда в этом есть необходимость. Таннер разбирается в корабельной оснастке, но, я думаю, он вам уже все сам рассказал.
— На самом деле он рассказал мне совсем мало, — ответила Алексис, — положив ложку на стол.
Откинувшись на спинку стула, она с интересом смотрела на Лендиса.
— Он сказал, что встретил вас на «Гренаде». Вы бежали вместе?
Лендис присел справа от нее, положив руки на колени.
— Да. Я бы без него не спасся.
— Глядя на вас, Джон, трудно поверить в то, что вы сами не смогли бы бежать. Вы нашли бы способ.
— Не думаю. Я служил на «Гренаде» уже около года к тому времени, как туда перевели Таннера. И я уже совсем отчаялся.
— Что же сделал Клод? — с любопытством спросила Алексис.
— Стал искать удачный вариант побега опытным путем. Первые два провалились, и он изобрел третий, — со смешком, в котором слышалось искреннее восхищение мужеством капитана, ответил Лендис. — Трех ему хватило.
— Иначе он пытался бы еще?
— Вы видели шрамы у него на спине, Алексис? — тихо спросил Лендис.
— Да, — сказала она, предпочитая сохранять спокойствие. — Он жил только ожиданием следующей возможности бежать…
Алексис замолчала, думая о том, что пережили эти двое. Теперь становилось понятно, почему так крепка их связь. Они заслужили уважение друг друга, а основы прочнее для мужской дружбы не сыскать. Она поняла также, почему Лендис, врачуя ее раны, с таким участием отнесся к ней. Он знал, через что ей пришлось пройти.
— Вы сказали, что капитан разбирается в корабельном деле, — произнесла она уже другим, более беззаботным тоном, давая понять, что прежняя тема закрыта. — Разве не все офицеры так же разбираются в кораблях, которыми им надлежит командовать?
— Конечно. Но не так, как Таннер. Он ведь получил капитанство как награду за подвиг — побег с «Гренады», но до этого всю жизнь провел рядом с кораблями. Я думал, он вам рассказывал. Его семья владеет Корабельной компанией Гарнета в Бостоне.
Алексис не смогла скрыть удивления.
— Не знала, — протянула она. — Это одна из лучших компаний. Джордж мне о ней часто рассказывал.
— Значит, вы знакомы с их семейным бизнесом.
— И очень неплохо. Но зачем же Клод служит на флоте, когда он мог бы быть капитаном на собственном корабле?
— У них в семье произошел конфликт. Родители заранее выбрали для Таннера будущую карьеру, а он представлял ее себе совсем иначе. Клод почти ничего не рассказывал на этот счет, но, как я понял, от него хотели, чтобы он сидел в конторе за письменным столом, когда он мечтал стоять за штурвалом. В конце концов родители сдались, предложив ему компромисс — поработать на одном из судов компании, а потом вернуться к бумагам. Да только Клод не из тех, кто идет на компромиссы. Он ни за что не хотел идти в конторские служащие, и стал военным моряком. За это семья лишила его доли во владении компанией. Но после того, что произошло с «Чесапиком», его близкие действительно делали все, что от них зависело, чтобы вернуть Клода на родину. До сих пор между ними и Клодом не все гладко, но теперь они, кажется, действительно смирились с выбором сына и начали принимать вещи такими, какие они есть.
— Получается, у капитана уже был некоторый опыт побега до того, как англичане захватили его в плен.
— Но ведь и у вас тоже есть такой опыт…
— Сомневаюсь, что это можно сравнивать, — ответила Алексис. — Честно говоря, тогда я не задумывалась над последствиями того, что делала. Хотя подсознательно я понимала, куда бегу.
— Вы не говорили об этом Таннеру?
— Нет. Не было повода. Я так же не люблю вспоминать прошлое, как и он.
— Почему?
— Большинство людей постоянно живет воспоминаниями. Они так любят повторять: «Если бы только…». Но когда ситуация, похожая на уже пережитую, возникает на горизонте, они никогда не вспоминают свое «если бы только». Это ловушка. Прошлое держит их в капкане и не пускает. Вот поэтому у них бывают такие страдальческие лица, когда кто-то рассказывает им о том, что уже происходило. Они думают, что ничто никогда не меняется. Я терпеть не могу, когда люди так смотрят на меня. «Бедняжка Алексис» написано в их глазах еще до того, как они успевают произнести эти слова вслух. Я не жалею о прошлом, потому что сумела извлечь из него кое-какие уроки. Оно ведет меня вперед. Я бы солгала вам, если бы сказала, что никогда не испытываю горечи из-за того, что со мной случилось. Но я сильная, значит, смогу справиться с любой задачей и никогда не пущу свою жизнь на самотек.
Алексис замолчала и отодвинула тарелку с супом.
— Вот почему я не люблю говорить о прошлом, — закончила она. — Я не хочу снова услышать «бедняжка Алексис».
Лендис почесал бороду.
— А вы знаете, что Таннер стоит на той же позиции?
— Знаю.
— Тогда почему бы вам не рассказать ему о Лондоне? Он вас жалеть не станет.
— Ему я ничего не расскажу. Зачем?
— Он поймет. Так же, как вы поняли, почему он поссорился с семьей и почему должен был уйти.
Лендис встал и прошелся по каюте. Перед тем как уйти, он повернулся к Алексис:
— Понимание может связать людей крепче, чем жалость, не правда ли, Алексис?
— Да, — прошептала она, уставившись взглядом в одну точку. Как хорошо все объяснил этот старик, подумала Алексис, когда осталась одна. Она не решается говорить о своем прошлом с Клодом не потому, что он станет жалеть ее, а потому, что, поняв, еще прочнее закалит связывающую их цепь.
Доедая ужин, Алексис пыталась представить, что ждет ее сегодня вечером, но, припомнив карты и планы, разложенные на столе у Клода, она выбросила из головы все лишнее, движимая только одной целью; После еды она пошла в каюту капитана. Обнаружив, что его нет, Алексис расстелила карты на полу и, опустившись на колени, упершись локтями в пол, а ладонями подперев голову, принялась изучать их. Она так увлеклась этим занятием, что заметила вошедшего Клода, только когда он остановился рядом с ней.
— Ты здесь давно? — спросила она, не отрывая взгляда от значков и пометок.
— Достаточно давно, чтобы понять, что тебя куда больше интересует то, что перед тобой, чем тот, кто возле тебя.
Алексис засмеялась и перевернулась на спину, так, чтобы его видеть. Ее голова покоилась на картах, которые она только что изучала.
— Ты прав. Я хочу побольше узнать об этих водах. Ты будешь учить меня?
— Первое, чему я тебя должен научить, так это не распускать косы по всей Северной Америке. Этот континент никогда еще не выглядел так соблазнительно.
— Я серьезно, капитан.
— Еще никогда я не был таким серьезным, — ответил он. Клоду хотелось охватить взглядом всю ее: овал лица, прямую шею, изгиб плеча, изысканно очерченную линию груди, изящный изгиб талии, совершенную линию ног от бедер до узких ступней.
— Ты должна научиться некоторым вещам из тех, что касаются меня, Алекс.
Он замолчал и прищурился. Алексис смотрела на него так, как умела смотреть только она, и янтарные искры из ее глаз, казалось, переносились прямо в его глаза.
Таннер отвел взгляд и вздохнул.
— Полагаю, этому уроку придется подождать. Так что ты хочешь знать?
Алексис победно улыбнулась.
— Все, — сказала она. — Течения, места, где штормит особенно сильно, как управлять кораблем в узких проливах. Я неплохо знакома с тем, что имеет отношение к торговле. Этому меня научил Джордж. И я знаю, где можно встретить Лафитта и его людей. Мы должны были разбираться в таких вещах, потому что иногда доставляли грузы из Новой Испании и становились его потенциальной мишенью. Я знакома с Карибским морем и знаю, где расположены опасные рифы, такие как Лошадиная подкова. Но что касается Атлантики — тут я профан. Я хочу знать о договорах, существующих между Англией и Францией, хочу знать, на каких островах можно пополнить запасы воды и продовольствия. И еще про военную стратегию и про приемы морского боя…
— Короче, обо всем, — Таннер невольно рассмеялся, но Алексис не обиделась.
— Именно так, — подтвердила она.
По настоянию Клода карты вернулись на стол. Затем Алексис села в кресло, а капитан присел на подлокотник. И тут посыпались вопросы. Капитан отвечал на них подробно и четко, каждый раз понимая, для чего она спрашивает. Когда Алексис устала от обилия новых сведений, Клод стал задавать вопросы ей. Алексис старалась отвечать быстро, а если вопрос вызывал у нее затруднение, она искала ответ, изучая карты. Клод не сомневался, что и в дальнейшем жаловаться на ученицу ему не придется.
Наконец Алексис подняла руки вверх, давая понять, что сдается. Они занимались не меньше трех часов, и Алексис чувствовала, что больше информации переварить не в силах.
— На сегодня довольно, — сказала она, прислонившись к деревянной спинке кресла и почесывая спину о жесткое дерево.
Клод, прищурившись, наблюдал за ней. Она и раньше делала подобные движения, как раз тогда, когда он объяснял ей, какие течения проходят вдоль берегов Франции, и потом, когда Алексис задумывалась над трудной задачей. Движение мешало ей сосредоточиться, и Клод не преминул упомянуть об этом.
Алексис наклонилась над столом и положила голову на руки.
— Извини, если тебя раздражает, но у меня зудит спина. Шрамы начинают заживать и чешутся.
Таннер потер ей спину ладонью.
— Так лучше?
— Определенно, — вздохнув, сказала она и закрыла глаза.
— Где мазь, которую оставил тебе Джон? Ты ею пользуешься?
— Нет.
— Тогда я помогу. Где банка?
Алексис показала, где лежит мазь, и, когда Клод вернулся, она уже лежала на кровати лицом вниз без рубашки и обуви. Подвинувшись на середину, чтобы оставить ему место, она почувствовала, как прогнулась под тяжестью его тела кровать. Но прошло довольно много времени, а он так и не начал втирать лекарство.
— Если тебе противно смотреть на мою спину, я позову Джона.
Противно? Едва ли. Клод не мог сказать, видел ли он в своей жизни что-нибудь выразительнее этих грубых тонких полос на безупречной коже. Эти следы были символами ее силы и служили напоминанием о том, как сильно она любила одного человека. Зажав в кулак косу и чуть повернув ей голову так, чтобы видеть ее лицо, Таннер прижал рот к ее губам и стал целовать их с голодной жадностью, как варвар. Уткнувшись лицом в ее грудь, он шептал слова, которые Алексис не могла выносить.
Алексис знала правду, и это была самая болезненная вещь из всех, что ей довелось испытать. Но голод их тел требовал немедленного утоления, и она изогнулась навстречу ему, словно желая слить их тела воедино. Ей хотелось, чтобы руки Клода еще сильнее сжимали ее, чтобы они нагнетали в ее легкие воздух, что выдыхала она в коротких всхлипах и стонах. Его мощные ноги, так уверенно ступавшие по палубе, прижимали к постели ее ноги — сила против силы. Рот его, что произносил жестокие для ее слуха слова, она жаждала чувствовать у своих губ, груди, живота и, наконец, у того места, где все переставало существовать, все теряло смысл и значение, кроме всепоглощающего чувства, рождаемого прикосновением его языка, надавливающего на участок пламенеющей плоти.
Когда все закончилось, Алексис, лежа рядом с ним, слушала, как постепенно приходит в норму их сбившееся дыхание. Тем временем Клод принялся расплетать золотую косу, с наслаждением пропуская пальцы сквозь густую волнистую массу волос. Он встряхнул их, распустив по блестящим от пота плечам и груди возлюбленной, затем откинул их назад, чтобы обнажить то, что они скрыли, и нежно, едва касаясь, поцеловал ее шею. Его поцелуй больше напоминал дыхание ветерка, чем прикосновение мягких губ к нежной коже.
— У тебя чудные волосы, — сказал он, убирая прядь, упавшую ей на глаза.
— Спасибо. Я растила их…
Алексис запнулась, осознав, что едва не рассказала Клоду о том, что пообещала Паулю. Но то обещание, как ей казалось сейчас, принадлежало совсем другой жизни, и давала его другая девушка. Алексис заглянула в ласкавшие ее изумрудные глаза. Они были того же цвета, что и листья деревьев на Тортоле в тот день, когда она увидела свой новый дом впервые. «Твои глаза не должны быть такими, — подумала она. — Их цвет напомнил мне о том времени, когда я была маленькой влюбленной девчушкой и давала обещания любимому. Я накажу тебя за это, Клод».
— Я отрастила их, потому что пообещала Паулю. Когда мы встретились, у меня были очень короткие волосы, и он сказал, что, если я когда-нибудь отрежу их снова, он меня высечет. Зря грозил. Он знал, что я сделаю все, лишь бы ему угодить.
Мускулы на лице Клода напряглись, отчего черты его словно заострились. Рука капитана непроизвольно сжалась вокруг шелковистой пряди, потом он резко разжал ее и перевернулся на спину, отрешенно уставившись в потолок.
— Я рад, что он велел тебе отрастить волосы. — Его голос прервал затянувшуюся паузу. — Мне сразу показалось, что тот моряк смотрел на тебя каким-то особенным взглядом.
— Ты видел тогда нас с Паулем? — удивленно спросила Алексис. — Ты был там?
Клод кивнул.
— Я и мои люди ждали, когда твой отец придет в дом, — хотели предупредить его насчет британцев. Мы не могли рисковать и поэтому рассредоточились вокруг.
— Так были еще и другие, кроме вас с Джоном?
— Двое. Но их убили.
— Я не знала, — тихо сказала Алексис.
— Тебе незачем было знать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56