Это еще почему?
Кастер ударил кулаком по столу.
– Уж этот мне Брисбин со своими идиотскими замыслами. Великий стратег! Кавалерия Гиббона сегодня в пути с девяти утра. Подумай сам: если им возвращаться сюда, а послезавтра двигаться форсированным маршем, половина уже через двадцать пять миль с седел попадает.
– Скажите, полковник, он всегда таким был? – Том подмигнул Брайену. – На все есть ответ?
– И его ответы почти всегда были верными, – засмеялся Брайен.
– Почти. Одно из самых важных слов в языке. Вроде «если».
– Наверное, тебе надо было стать философом, а не солдатом, Том, – фыркнул Кастер. – Слушай, одна вещь мне ясна без всяких слов. А именно: Седьмой способен обойтись собственными силами. Не нужны мне никакие увальни от Гиббона!
– Седьмой. Прямо молитва какая-то. Ты говоришь так, будто это твое персональное творение и самая большая драгоценность.
– Все верно, Том. Седьмой – это я. Я начинал с чистого листа. Я лично подбирал каждого. Я лично гонял их, я лично их муштровал и сделал в конце концов лучшими кавалеристами во всей армии Соединенных Штатов. Я люблю их. Конечно, мне известно, что меня-то, как раз наоборот, ненавидят. Но никогда не предадут. Не предадут меня, полк и самих себя. – Кастер вытащил из кармана сигару и яростно надкусил конец. – К черту! Наверное, и мне приходилось в жизни ошибаться. Как, например, с Рино. Маркус – грамотный офицер, этого отрицать нельзя, и все равно он недостаточно хорош для Седьмого. Ибо одних только знаний мало. Да, порода у него чистая, но он слишком привык слушаться поводьев. Он слишком податлив.
– Ах ты, надутый ублюдок, – с улыбкой покачал головой Том.
Кастер бросил на брата пронзительный взгляд:
– Вообще-то за такие слова я мог бы отдать тебя под трибунал. Но не буду. Потому что ты прав. Да, я действительно надутый ублюдок, чем и горжусь. Ибо лучше быть ублюдком, который делает свое дело, чем идиотом вроде Брисбина, или плаксивой старухой вроде Гиббона, или трусом, как… – Кастер оборвал себя на полуслове и отвернулся, не выдержав настойчивого взгляда брата. – Черт, уже поздно. Пора на ужин.
Но Том остановил его:
– Трусом, как я, ты это имел в виду, Джордж? Боюсь, мой брат не слишком-то высокого мнения о моих военных способностях, полковник О’Нил.
– Ну что за чушь ты несешь? – Кастер явно перешел в оборону. – Ладно, пошли, говорю, ужинать. – Он нацепил пояс, шляпу и перчатки.
В этот вечер «Дальний Запад» представлял собой целый оазис света в самом сердце пустыни, напоминавшей своей угрюмой каменистой поверхностью лунные кратеры. Несколько офицеров, собравшись у поручней на правом борту и взявшись за руки, распевали походный марш «Гэри Оуэн»:
Не воду пьем, а чистый ром,
И в бой с охотою идем.
И напролом, и напролом
Под флагом «Гэри Оуэн».
Полковник Джордж Кастер выводил число 10 в верхней части чистого листа бумаги, когда от неожиданного порыва ветра заплясало пламя свечи.
На пороге каюты стоял Брайен.
– Помешал?
– Ничуть. Пишу письмо Элизабет. Дошел до десятой страницы. Можно, пожалуй, и перерыв сделать, утром допишу.
– Десятая страница, – присвистнул Брайен. – Я, наверное, за всю свою жизнь столько не написал.
– Не надоела еще роль толстого ирландского невежи?
Брайен грустно улыбнулся и повторил:
– Десять страниц. Сколько же времени прошло, а костер все не погас, а, Джордж?
– Костер?
– Ну да, у которого вы с Элизабет вдвоем греетесь.
Кастер опустил голову.
– Наоборот, все ярче разгорается. О чем о чем, а уж об этом волноваться не приходится. Или, наоборот, слишком много волнений. Только об Элизабет и думаю. – Кастер настороженно посмотрел на Брайена. – По-моему, это действительно моя слабость, моя ахиллесова пята. Постоянная тоска по Элизабет. Скажите честно, Брайен, вы ведь именно так думаете?
– Вот уж нет. У меня ведь тоже есть любимая женщина. И такая же, как и у вас, судьба-разлучница. Все время что-то встает между нами.
Они замолчали, чувствуя, что понимают друг друга без слов. Наконец Кастер со вздохом поднялся.
– Ладно, хватит болтать, пора за работу. – Он подошел к столу и зажег масляную лампу. – Вон карты, Брайен; ежели нужно, раскладывайте. Да, может, выпить чего хотите?
– Не сейчас. Пусть голова будет ясная.
Неожиданно раздался громкий стук. Дверь распахнулась, и в каюту ввалился майор Рино. На ногах он явно держался с трудом.
– У-у-пс, прощу прощения, – невнятно проговорил он. – Не хотел нарушать вашей компании.
– Тем не менее вам это удалось, – холодно заметил Кастер. – Ладно, извинения принимаются, а теперь оставьте нас в покое.
– Это нехорошо, полковник. Мы все надеялись, вы споете с нами «Девушку, оставшуюся дома». – Фразы давались майору Рино с не меньшим трудом, нежели передвижение по горизонтальной поверхности. Он заметил белевшее на столе неоконченное письмо. – А, так вы как раз и писали девушке, оставшейся дома?
– Вы пьяны, Маркус! – Голос Кастера прозвучал резко, словно удар хлыста. – Возвращайтесь к себе в палатку да проспитесь. Это приказ. Еще одно слово – и вы окажетесь на гауптвахте.
– Слушаюсь, сэр! – Рино вытянул руки по швам и отдал честь. Как он при этом не рухнул на пол, осталось загадкой. Он сделал поворот кругом. Выглядело это так комично, что Брайен с трудом удержался от смеха. Но все-таки удержался.
У двери Рино обернулся и сказал:
– Скажите, Джордж, а Элизабет знает, что вы двоеженец?
– Вон отсюда! – взревел Кастер и бросился на майора так стремительно, что Брайен едва успел остановить его.
– Спокойно. Он не отдает отчета в своих словах.
– Почему же не отдаю, О’Нил? Вполне отдаю, – продолжал Рино. – Он женат не только на своей жене. Он женат еще и на Седьмом кавалерийском. Спокойной ночи, господа.
Рино тяжело ступил через порог и закрыл за собой дверь.
Глава 3
Этот человек появился через шесть месяцев после того, как Брайену пришлось столь срочно покинуть Мауи. Равена с Сабриной покачивались в гамаке на веранде, потягивая ледяное кокосовое молоко. Увидев всадника еще издали, Равена на какой-то момент приняла его за Брайена. Она вскочила на ноги, чувствуя, как сердце трепещет в груди, будто подстреленная птица.
Сабрине тоже так показалось.
– Папа! – радостно вскрикнула она и помчалась к дороге.
– Стой! Немедленно вернись назад! – одернула ее Равена.
Девочка остановилась и, широко раскрыв рот, оглянулась на мать. Никогда еще она не разговаривала с ней в таком тоне.
– Иди сюда, Сабрина!
– А что такое, мама? – Она неохотно двинулась к дому. – Почему ты рассердилась? Что я такого сделала?
– Извини, мне не следовало повышать на тебя голос. – Равена спустилась и обняла дочь за плечи. Теперь они вместе смотрели на приближающегося всадника. Не доезжая до них примерно ста ярдов, он снял широкополую шляпу, какие обычно носят в тропиках, и отер пот со лба.
– Волосы! – воскликнула Сабрина. – Папа перекрасил волосы. Теперь они у него светлые!
– Да нет, родная. – Равене пришлось призвать на помощь все свои силы, чтобы говорить ровным тоном. Чтобы не убежать в дом, не запереть дверь накрепко и никого не впускать. – Это не папа. Это дядя Роджер.
– Дядя Роджер? Ты никогда о нем прежде не говорила.
– Да как-то все к слову не приходилось. Он живет Бог знает как далеко отсюда, и мы даже представить не могли, что он очутится в этих краях. Собственно, мы даже не знали, жив ли он.
Равена привлекла к себе дочь и, закусив губу, попыталась взять себя в руки. Плечи расправлены, подбородок вздернут, взгляд немигающе застыл.
Мужчина соскочил с седла, привязал лошадь к забору и не спеша двинулся к дому. Улыбка медленно озарила его лицо. Подойдя вплотную, он прижал шляпу к груди и отвесил изящный поклон.
– Ты по-прежнему прекрасна, Равена. А ты, – повернулся он к девочке, – как две капли воды похожа на маму. Ведь тебя Сабриной зовут, верно?
– Да, сэр, – глядя на него округлившимися, как блюдца, глазами, чуть слышно прошептала девочка.
– Откуда ты узнал ее имя, Роджер? – Равена еще крепче прижала к себе дочь. – И вообще что мы здесь живем?
Вел себя Роджер совершенно непринужденно, словно сосед, остановившийся по дороге поболтать с приятелем.
– Это было нелегко. По крайней мере вначале. Но стоило напасть на след, как все стало на свои места. Все началось с записи, которую я нашел в книге у брата. В Ричмонде утратили почти всякую надежду снова увидеть тебя. Но никто не забыл. Больше десяти лет прошло, а на всяких светских раутах по-прежнему звучит твое имя. Два года назад мне пришло в голову обратиться в агентство Пинкертона. – Роджер помрачнел. – Если уж они так славно поработали на Эйба Линкольна, решил я, то тебя найти – для этих парней сущий пустяк.
Тем не менее сделать это удалось не сразу. Пинкертон напал на след того капитана и его жены. Оба оказались людьми не слишком-то разговорчивыми, но тут на сцене появился некий моряк, востребовавший свои тридцать сребреников. После этого все стало просто. Смотрю, Брайен изрядно преуспел за эти годы. – Роджер восхищенно огляделся. – Да и знаменитостью сделался, на Гавайях только о нем и говорят. Правда, по-разному. – Роджер иронически сощурился и покачал головой. – С таким нравом долго на свете не проживешь.
– Смерть того человека была случайностью.
– Это уж точно, у моего дорогого братца в жизни одни случайности. Или, скорее, были случайности.
Равена испуганно прижала руку к горлу.
– Были? – едва выговорила она.
Роджер растрепал длинные волосы Сабрины.
– Не возражаешь, милая, если мы с мамой немного поговорим наедине?
– Да, родная, – сделала над собою усилие Равена, – ступай на кухню, и пусть Сьюзи даст тебе молока с печеньем.
Девочка взбежала по ступенькам в дом.
– Заходи, Роджер, присаживайся. – Равена последовала за ним и буквально рухнула в гамак. Роджер сел напротив в плетеное кресло.
– Что с Брайеном?
Роджер вздохнул и сказал с необычной для себя мягкостью:
– Жаль, что именно мне приходится быть вестником несчастья. Понимаю, что от этого тебе только тяжелее. Брайен мертв.
Равена даже не пошевелилась.
– Я не верю тебе. Он жив.
– Подумай сама, – хладнокровно продолжал Роджер, – разве я появился бы здесь, будь он жив? На край света бы за ним пошел, лишь бы задушить собственными руками.
В этих словах была своя правда. У Роджера мстительная душа, Брайен всегда это говорил.
– На-ка почитай, это доклад Пинкертона. – Роджер достал из кармана конверт, извлек из него несколько листов бумаги и передал Равене.
Руки у нее не тряслись, но внутри словно все выжгло. Равена отложила верхние страницы – там содержался отчет об их с Брайеном путешествии на «Западном ветре» и, далее, о жизни на Мауи.
Дальше говорилось:
«15 октября в потасовке, возникшей в кафе «Ячменное зерно» на набережной в Сан-Франциско, был убит некто Барри Ларкин. Судя по документам, обнаруженным у убитого, это был матрос торгового флота, служивший на «Нелли Блай». Но в результате допроса, учиненного местными властями капитану Лайму Кейси, выяснилось, что под именем Ларкина скрывался некто Брайен О’Нил, находившийся в розыске за убийство».
Дочитав до конца, Равена вернула бумаги Роджеру.
– Мне жаль, что все так получилось, – сказал он. – Поверь, действительно жаль. Я предпочел бы сам с ним расправиться.
– Да, этому я верю, – глухо сказала Равена. – На тебя это очень похоже. – Она подозрительно посмотрела на него. – Но здесь-то тебе что нужно, Роджер? Эти бумаги можно было послать и по почте.
– Дело не в бумагах. Я хочу, чтобы ты вернулась со мной в Ричмонд.
– Шутишь? – Смех ее прозвучал как из могилы.
– Ничуть.
– Об этом не может быть и речи.
– Подумай о ребенке. Пока Сабрина маленькая, все нормально, можно жить этой деревенской жизнью. Но скоро она будет девушкой и неужели не заслуживает того же воспитания, что у тебя было?
– На Гавайях есть отличные школы. – Но Равена уже явно колебалась.
И тут Роджер нанес удар в самое слабое место:
– Подумай и о своих родителях, Равена, они глаза по тебе выплакали. Герцог перенес пневмонию, у него слабое сердце. Сколько бы ему ни осталось на этом свете, ты могла бы скрасить его последние дни. А ребенок так вообще будет деду и бабушке как свет в окне.
Это решило дело.
– Ладно, едем. Но отец девочки – Брайен, это, надеюсь, ясно?
– Естественно, но мы выдадим Сабрину за мою дочь.
– Нет, пусть все знают правду.
– И пусть твоя дорогая Сабрина до конца жизни будет ходить с клеймом незаконнорожденной?
– Снова твоя взяла, Роджер. Со временем она привыкнет и будет называть тебя отцом.
– Я и стану ей отцом. Можешь положиться на мое слово, я буду обращаться с ней как с собственным ребенком. Вот увидишь, я заставлю ее полюбить себя.
Глаза у Равены наполнились слезами. Она прикрыла лицо ладонями и прошептала:
– Брайен…
– В четверг из Гонолулу в Штаты возвращается прогулочный корабль.
– Не получится, слишком много дел. Надо продать плантацию.
– Вчера я разговаривал на Оаху с поверенным Брайена. Этот мистер Ньютон сделает все что надо. Один из его клиентов ищет, во что бы вложить деньги, так что насчет цены споров не будет. Во всяком случае, так считает поверенный.
Этот непререкаемый тон возмутил Равену.
– Да как ты смеешь, Роджер О’Нил, – взорвалась она, – совать свой длинный нос в мои дела?!
– Прошу прощения, но мне казалось, что лучше выяснить все до нашей встречи. А теперь, наверное, надо обо всем рассказать Сабрине?
– Да. Но позволь уж мне самой это сделать.
Равена поднялась и медленно, с трудом переставляя ноги, двинулась в дом.
Сабрина приняла весть о смерти отца с тем здоровым фатализмом, что вырабатывается у детей ее возраста. Она проплакала весь остаток дня, запершись у себя в комнате.
Назавтра она успокоилась и даже немного повеселела, хотя к столу спустилась только вечером, пропустив и завтрак, и обед.
А еще через день уже играла на лужайке с Донни и Роджером. Равена вынуждена была признать, что он быстро завоевывает сердце девочки. Может, дело тут было в том, что дядя так походил на отца.
Уже к четвергу Сабрина приучила себя обращаться к Роджеру с почтительным «отец».
Равена не возражала. В одном Роджер прав: Сабрине нужны дом, семья, друзья. И несправедливо лишать ее любящих деда с бабкой.
Потом было трогательное прощание со Сьюзи и Лумом. Равена звала их с собой в Ричмонд, но они слишком любили Гавайи. Однако Донни, верный друг, отправился с ними. Роджер возражал и согласился в конце концов, только когда Сабрина заявила, что, если Донни останется, она в жизни не назовет его больше отцом.
Дорога в Ричмонд казалась бесконечной. Сначала долгий переход морем до Сан-Франциско, потом – на поезде, через весь континент.
У них было все, что можно купить за деньги, но в тесном купе вагона Равену постоянно терзала боязнь замкнутого пространства.
– Знаешь, детка, – говорила она Сабрине, – после стольких лет свободы, когда вокруг тебя только море, а над головой – небо, чувствуешь себя здесь словно в цепях.
– А мне нравится, мама. – Сабрину буквально завораживали гигантские просторы, которые им пришлось пересекать. Снежные пики гор, казалось, врезались в самое небо. Бездонные ущелья. Океаны высокой травы, колебавшейся на ветру, как волны. Каменные утесы, напоминавшие церковные шпили, казались изваянными, созданными ледниками, ветром и водой. Огромные стада мирно жующих траву бизонов и дикие лошади, не отстающие от поезда.
На закате второго дня этого кружного путешествия, что сначала должно было привести их в Чикаго, затем в Нью-Йорк и, наконец, в Ричмонд, поезд остановился в городке Уилкокс, штат Вайоминг, чтобы взять новых пассажиров.
Начальник станции едва ли обратил внимание на черноусого мужчину в грубой одежде и огромной ковбойской шляпе, в последний момент забравшегося в дальний конец багажного вагона.
Равным образом и пассажиры первого вагона почти не заметили модно одетого господина в котелке, усевшегося на свободное место у самой двери.
Полчаса спустя, когда поезд приближался к железнодорожному переезду, машинист потянул за дроссель.
– Красный горит, – бросил он кочегару. – Похоже, что-то не так.
От резкого торможения из-под колес полетели искры, и поезд остановился. Целиком поглощенные тем, что происходит впереди, ни машинист, ни кочегар не заметили, как на тендере мелькнула смутная тень. С кошачьей ловкостью некто скользнул в кабину паровоза. В затылки машинисту и кочегару уперлось по шестизарядному кольту.
– Делайте, что вам велят, и останетесь целы, – послышалась резкая команда.
Меж тем севший в первый вагон модно одетый господин в длиннополом пальто с бархатными лацканами вскочил на ноги и направил на пассажиров дуло пистолета.
– Это засада, ребята. Спокойно, не надо паники, и пусть никто не геройствует. В поезде у меня много друзей.
Не имея ни малейшего представления о происходящем, Равена с Сабриной у себя в купе готовились пойти в вагон-ресторан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Кастер ударил кулаком по столу.
– Уж этот мне Брисбин со своими идиотскими замыслами. Великий стратег! Кавалерия Гиббона сегодня в пути с девяти утра. Подумай сам: если им возвращаться сюда, а послезавтра двигаться форсированным маршем, половина уже через двадцать пять миль с седел попадает.
– Скажите, полковник, он всегда таким был? – Том подмигнул Брайену. – На все есть ответ?
– И его ответы почти всегда были верными, – засмеялся Брайен.
– Почти. Одно из самых важных слов в языке. Вроде «если».
– Наверное, тебе надо было стать философом, а не солдатом, Том, – фыркнул Кастер. – Слушай, одна вещь мне ясна без всяких слов. А именно: Седьмой способен обойтись собственными силами. Не нужны мне никакие увальни от Гиббона!
– Седьмой. Прямо молитва какая-то. Ты говоришь так, будто это твое персональное творение и самая большая драгоценность.
– Все верно, Том. Седьмой – это я. Я начинал с чистого листа. Я лично подбирал каждого. Я лично гонял их, я лично их муштровал и сделал в конце концов лучшими кавалеристами во всей армии Соединенных Штатов. Я люблю их. Конечно, мне известно, что меня-то, как раз наоборот, ненавидят. Но никогда не предадут. Не предадут меня, полк и самих себя. – Кастер вытащил из кармана сигару и яростно надкусил конец. – К черту! Наверное, и мне приходилось в жизни ошибаться. Как, например, с Рино. Маркус – грамотный офицер, этого отрицать нельзя, и все равно он недостаточно хорош для Седьмого. Ибо одних только знаний мало. Да, порода у него чистая, но он слишком привык слушаться поводьев. Он слишком податлив.
– Ах ты, надутый ублюдок, – с улыбкой покачал головой Том.
Кастер бросил на брата пронзительный взгляд:
– Вообще-то за такие слова я мог бы отдать тебя под трибунал. Но не буду. Потому что ты прав. Да, я действительно надутый ублюдок, чем и горжусь. Ибо лучше быть ублюдком, который делает свое дело, чем идиотом вроде Брисбина, или плаксивой старухой вроде Гиббона, или трусом, как… – Кастер оборвал себя на полуслове и отвернулся, не выдержав настойчивого взгляда брата. – Черт, уже поздно. Пора на ужин.
Но Том остановил его:
– Трусом, как я, ты это имел в виду, Джордж? Боюсь, мой брат не слишком-то высокого мнения о моих военных способностях, полковник О’Нил.
– Ну что за чушь ты несешь? – Кастер явно перешел в оборону. – Ладно, пошли, говорю, ужинать. – Он нацепил пояс, шляпу и перчатки.
В этот вечер «Дальний Запад» представлял собой целый оазис света в самом сердце пустыни, напоминавшей своей угрюмой каменистой поверхностью лунные кратеры. Несколько офицеров, собравшись у поручней на правом борту и взявшись за руки, распевали походный марш «Гэри Оуэн»:
Не воду пьем, а чистый ром,
И в бой с охотою идем.
И напролом, и напролом
Под флагом «Гэри Оуэн».
Полковник Джордж Кастер выводил число 10 в верхней части чистого листа бумаги, когда от неожиданного порыва ветра заплясало пламя свечи.
На пороге каюты стоял Брайен.
– Помешал?
– Ничуть. Пишу письмо Элизабет. Дошел до десятой страницы. Можно, пожалуй, и перерыв сделать, утром допишу.
– Десятая страница, – присвистнул Брайен. – Я, наверное, за всю свою жизнь столько не написал.
– Не надоела еще роль толстого ирландского невежи?
Брайен грустно улыбнулся и повторил:
– Десять страниц. Сколько же времени прошло, а костер все не погас, а, Джордж?
– Костер?
– Ну да, у которого вы с Элизабет вдвоем греетесь.
Кастер опустил голову.
– Наоборот, все ярче разгорается. О чем о чем, а уж об этом волноваться не приходится. Или, наоборот, слишком много волнений. Только об Элизабет и думаю. – Кастер настороженно посмотрел на Брайена. – По-моему, это действительно моя слабость, моя ахиллесова пята. Постоянная тоска по Элизабет. Скажите честно, Брайен, вы ведь именно так думаете?
– Вот уж нет. У меня ведь тоже есть любимая женщина. И такая же, как и у вас, судьба-разлучница. Все время что-то встает между нами.
Они замолчали, чувствуя, что понимают друг друга без слов. Наконец Кастер со вздохом поднялся.
– Ладно, хватит болтать, пора за работу. – Он подошел к столу и зажег масляную лампу. – Вон карты, Брайен; ежели нужно, раскладывайте. Да, может, выпить чего хотите?
– Не сейчас. Пусть голова будет ясная.
Неожиданно раздался громкий стук. Дверь распахнулась, и в каюту ввалился майор Рино. На ногах он явно держался с трудом.
– У-у-пс, прощу прощения, – невнятно проговорил он. – Не хотел нарушать вашей компании.
– Тем не менее вам это удалось, – холодно заметил Кастер. – Ладно, извинения принимаются, а теперь оставьте нас в покое.
– Это нехорошо, полковник. Мы все надеялись, вы споете с нами «Девушку, оставшуюся дома». – Фразы давались майору Рино с не меньшим трудом, нежели передвижение по горизонтальной поверхности. Он заметил белевшее на столе неоконченное письмо. – А, так вы как раз и писали девушке, оставшейся дома?
– Вы пьяны, Маркус! – Голос Кастера прозвучал резко, словно удар хлыста. – Возвращайтесь к себе в палатку да проспитесь. Это приказ. Еще одно слово – и вы окажетесь на гауптвахте.
– Слушаюсь, сэр! – Рино вытянул руки по швам и отдал честь. Как он при этом не рухнул на пол, осталось загадкой. Он сделал поворот кругом. Выглядело это так комично, что Брайен с трудом удержался от смеха. Но все-таки удержался.
У двери Рино обернулся и сказал:
– Скажите, Джордж, а Элизабет знает, что вы двоеженец?
– Вон отсюда! – взревел Кастер и бросился на майора так стремительно, что Брайен едва успел остановить его.
– Спокойно. Он не отдает отчета в своих словах.
– Почему же не отдаю, О’Нил? Вполне отдаю, – продолжал Рино. – Он женат не только на своей жене. Он женат еще и на Седьмом кавалерийском. Спокойной ночи, господа.
Рино тяжело ступил через порог и закрыл за собой дверь.
Глава 3
Этот человек появился через шесть месяцев после того, как Брайену пришлось столь срочно покинуть Мауи. Равена с Сабриной покачивались в гамаке на веранде, потягивая ледяное кокосовое молоко. Увидев всадника еще издали, Равена на какой-то момент приняла его за Брайена. Она вскочила на ноги, чувствуя, как сердце трепещет в груди, будто подстреленная птица.
Сабрине тоже так показалось.
– Папа! – радостно вскрикнула она и помчалась к дороге.
– Стой! Немедленно вернись назад! – одернула ее Равена.
Девочка остановилась и, широко раскрыв рот, оглянулась на мать. Никогда еще она не разговаривала с ней в таком тоне.
– Иди сюда, Сабрина!
– А что такое, мама? – Она неохотно двинулась к дому. – Почему ты рассердилась? Что я такого сделала?
– Извини, мне не следовало повышать на тебя голос. – Равена спустилась и обняла дочь за плечи. Теперь они вместе смотрели на приближающегося всадника. Не доезжая до них примерно ста ярдов, он снял широкополую шляпу, какие обычно носят в тропиках, и отер пот со лба.
– Волосы! – воскликнула Сабрина. – Папа перекрасил волосы. Теперь они у него светлые!
– Да нет, родная. – Равене пришлось призвать на помощь все свои силы, чтобы говорить ровным тоном. Чтобы не убежать в дом, не запереть дверь накрепко и никого не впускать. – Это не папа. Это дядя Роджер.
– Дядя Роджер? Ты никогда о нем прежде не говорила.
– Да как-то все к слову не приходилось. Он живет Бог знает как далеко отсюда, и мы даже представить не могли, что он очутится в этих краях. Собственно, мы даже не знали, жив ли он.
Равена привлекла к себе дочь и, закусив губу, попыталась взять себя в руки. Плечи расправлены, подбородок вздернут, взгляд немигающе застыл.
Мужчина соскочил с седла, привязал лошадь к забору и не спеша двинулся к дому. Улыбка медленно озарила его лицо. Подойдя вплотную, он прижал шляпу к груди и отвесил изящный поклон.
– Ты по-прежнему прекрасна, Равена. А ты, – повернулся он к девочке, – как две капли воды похожа на маму. Ведь тебя Сабриной зовут, верно?
– Да, сэр, – глядя на него округлившимися, как блюдца, глазами, чуть слышно прошептала девочка.
– Откуда ты узнал ее имя, Роджер? – Равена еще крепче прижала к себе дочь. – И вообще что мы здесь живем?
Вел себя Роджер совершенно непринужденно, словно сосед, остановившийся по дороге поболтать с приятелем.
– Это было нелегко. По крайней мере вначале. Но стоило напасть на след, как все стало на свои места. Все началось с записи, которую я нашел в книге у брата. В Ричмонде утратили почти всякую надежду снова увидеть тебя. Но никто не забыл. Больше десяти лет прошло, а на всяких светских раутах по-прежнему звучит твое имя. Два года назад мне пришло в голову обратиться в агентство Пинкертона. – Роджер помрачнел. – Если уж они так славно поработали на Эйба Линкольна, решил я, то тебя найти – для этих парней сущий пустяк.
Тем не менее сделать это удалось не сразу. Пинкертон напал на след того капитана и его жены. Оба оказались людьми не слишком-то разговорчивыми, но тут на сцене появился некий моряк, востребовавший свои тридцать сребреников. После этого все стало просто. Смотрю, Брайен изрядно преуспел за эти годы. – Роджер восхищенно огляделся. – Да и знаменитостью сделался, на Гавайях только о нем и говорят. Правда, по-разному. – Роджер иронически сощурился и покачал головой. – С таким нравом долго на свете не проживешь.
– Смерть того человека была случайностью.
– Это уж точно, у моего дорогого братца в жизни одни случайности. Или, скорее, были случайности.
Равена испуганно прижала руку к горлу.
– Были? – едва выговорила она.
Роджер растрепал длинные волосы Сабрины.
– Не возражаешь, милая, если мы с мамой немного поговорим наедине?
– Да, родная, – сделала над собою усилие Равена, – ступай на кухню, и пусть Сьюзи даст тебе молока с печеньем.
Девочка взбежала по ступенькам в дом.
– Заходи, Роджер, присаживайся. – Равена последовала за ним и буквально рухнула в гамак. Роджер сел напротив в плетеное кресло.
– Что с Брайеном?
Роджер вздохнул и сказал с необычной для себя мягкостью:
– Жаль, что именно мне приходится быть вестником несчастья. Понимаю, что от этого тебе только тяжелее. Брайен мертв.
Равена даже не пошевелилась.
– Я не верю тебе. Он жив.
– Подумай сама, – хладнокровно продолжал Роджер, – разве я появился бы здесь, будь он жив? На край света бы за ним пошел, лишь бы задушить собственными руками.
В этих словах была своя правда. У Роджера мстительная душа, Брайен всегда это говорил.
– На-ка почитай, это доклад Пинкертона. – Роджер достал из кармана конверт, извлек из него несколько листов бумаги и передал Равене.
Руки у нее не тряслись, но внутри словно все выжгло. Равена отложила верхние страницы – там содержался отчет об их с Брайеном путешествии на «Западном ветре» и, далее, о жизни на Мауи.
Дальше говорилось:
«15 октября в потасовке, возникшей в кафе «Ячменное зерно» на набережной в Сан-Франциско, был убит некто Барри Ларкин. Судя по документам, обнаруженным у убитого, это был матрос торгового флота, служивший на «Нелли Блай». Но в результате допроса, учиненного местными властями капитану Лайму Кейси, выяснилось, что под именем Ларкина скрывался некто Брайен О’Нил, находившийся в розыске за убийство».
Дочитав до конца, Равена вернула бумаги Роджеру.
– Мне жаль, что все так получилось, – сказал он. – Поверь, действительно жаль. Я предпочел бы сам с ним расправиться.
– Да, этому я верю, – глухо сказала Равена. – На тебя это очень похоже. – Она подозрительно посмотрела на него. – Но здесь-то тебе что нужно, Роджер? Эти бумаги можно было послать и по почте.
– Дело не в бумагах. Я хочу, чтобы ты вернулась со мной в Ричмонд.
– Шутишь? – Смех ее прозвучал как из могилы.
– Ничуть.
– Об этом не может быть и речи.
– Подумай о ребенке. Пока Сабрина маленькая, все нормально, можно жить этой деревенской жизнью. Но скоро она будет девушкой и неужели не заслуживает того же воспитания, что у тебя было?
– На Гавайях есть отличные школы. – Но Равена уже явно колебалась.
И тут Роджер нанес удар в самое слабое место:
– Подумай и о своих родителях, Равена, они глаза по тебе выплакали. Герцог перенес пневмонию, у него слабое сердце. Сколько бы ему ни осталось на этом свете, ты могла бы скрасить его последние дни. А ребенок так вообще будет деду и бабушке как свет в окне.
Это решило дело.
– Ладно, едем. Но отец девочки – Брайен, это, надеюсь, ясно?
– Естественно, но мы выдадим Сабрину за мою дочь.
– Нет, пусть все знают правду.
– И пусть твоя дорогая Сабрина до конца жизни будет ходить с клеймом незаконнорожденной?
– Снова твоя взяла, Роджер. Со временем она привыкнет и будет называть тебя отцом.
– Я и стану ей отцом. Можешь положиться на мое слово, я буду обращаться с ней как с собственным ребенком. Вот увидишь, я заставлю ее полюбить себя.
Глаза у Равены наполнились слезами. Она прикрыла лицо ладонями и прошептала:
– Брайен…
– В четверг из Гонолулу в Штаты возвращается прогулочный корабль.
– Не получится, слишком много дел. Надо продать плантацию.
– Вчера я разговаривал на Оаху с поверенным Брайена. Этот мистер Ньютон сделает все что надо. Один из его клиентов ищет, во что бы вложить деньги, так что насчет цены споров не будет. Во всяком случае, так считает поверенный.
Этот непререкаемый тон возмутил Равену.
– Да как ты смеешь, Роджер О’Нил, – взорвалась она, – совать свой длинный нос в мои дела?!
– Прошу прощения, но мне казалось, что лучше выяснить все до нашей встречи. А теперь, наверное, надо обо всем рассказать Сабрине?
– Да. Но позволь уж мне самой это сделать.
Равена поднялась и медленно, с трудом переставляя ноги, двинулась в дом.
Сабрина приняла весть о смерти отца с тем здоровым фатализмом, что вырабатывается у детей ее возраста. Она проплакала весь остаток дня, запершись у себя в комнате.
Назавтра она успокоилась и даже немного повеселела, хотя к столу спустилась только вечером, пропустив и завтрак, и обед.
А еще через день уже играла на лужайке с Донни и Роджером. Равена вынуждена была признать, что он быстро завоевывает сердце девочки. Может, дело тут было в том, что дядя так походил на отца.
Уже к четвергу Сабрина приучила себя обращаться к Роджеру с почтительным «отец».
Равена не возражала. В одном Роджер прав: Сабрине нужны дом, семья, друзья. И несправедливо лишать ее любящих деда с бабкой.
Потом было трогательное прощание со Сьюзи и Лумом. Равена звала их с собой в Ричмонд, но они слишком любили Гавайи. Однако Донни, верный друг, отправился с ними. Роджер возражал и согласился в конце концов, только когда Сабрина заявила, что, если Донни останется, она в жизни не назовет его больше отцом.
Дорога в Ричмонд казалась бесконечной. Сначала долгий переход морем до Сан-Франциско, потом – на поезде, через весь континент.
У них было все, что можно купить за деньги, но в тесном купе вагона Равену постоянно терзала боязнь замкнутого пространства.
– Знаешь, детка, – говорила она Сабрине, – после стольких лет свободы, когда вокруг тебя только море, а над головой – небо, чувствуешь себя здесь словно в цепях.
– А мне нравится, мама. – Сабрину буквально завораживали гигантские просторы, которые им пришлось пересекать. Снежные пики гор, казалось, врезались в самое небо. Бездонные ущелья. Океаны высокой травы, колебавшейся на ветру, как волны. Каменные утесы, напоминавшие церковные шпили, казались изваянными, созданными ледниками, ветром и водой. Огромные стада мирно жующих траву бизонов и дикие лошади, не отстающие от поезда.
На закате второго дня этого кружного путешествия, что сначала должно было привести их в Чикаго, затем в Нью-Йорк и, наконец, в Ричмонд, поезд остановился в городке Уилкокс, штат Вайоминг, чтобы взять новых пассажиров.
Начальник станции едва ли обратил внимание на черноусого мужчину в грубой одежде и огромной ковбойской шляпе, в последний момент забравшегося в дальний конец багажного вагона.
Равным образом и пассажиры первого вагона почти не заметили модно одетого господина в котелке, усевшегося на свободное место у самой двери.
Полчаса спустя, когда поезд приближался к железнодорожному переезду, машинист потянул за дроссель.
– Красный горит, – бросил он кочегару. – Похоже, что-то не так.
От резкого торможения из-под колес полетели искры, и поезд остановился. Целиком поглощенные тем, что происходит впереди, ни машинист, ни кочегар не заметили, как на тендере мелькнула смутная тень. С кошачьей ловкостью некто скользнул в кабину паровоза. В затылки машинисту и кочегару уперлось по шестизарядному кольту.
– Делайте, что вам велят, и останетесь целы, – послышалась резкая команда.
Меж тем севший в первый вагон модно одетый господин в длиннополом пальто с бархатными лацканами вскочил на ноги и направил на пассажиров дуло пистолета.
– Это засада, ребята. Спокойно, не надо паники, и пусть никто не геройствует. В поезде у меня много друзей.
Не имея ни малейшего представления о происходящем, Равена с Сабриной у себя в купе готовились пойти в вагон-ресторан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51