В темноте вышли к калитке. На столбах слабо поблёскивали фонари, засыпанные игольчатым куржаком. Подъездные пути были битком забиты грузовыми поездами. Чуть ближе к берегу маленький паровоз расформировывал состав. Цистерны отталкивал к складу, а платформы с коксом тащил в тупик. Светились большие окна экспресса Большереченск — Катушевск. Паровоз был уже подогнан и попыхивал паром.
Старик Ганя провёл ребят вдоль товарняка:
— Проскакивайте под цистернами и ждите возле моей будки.
По громкоговорителю предупредили, что через десять минут начнётся посадка в поезд экспресс.
— Смотри, Тимка, Гарновский.
Через решётчатый забор они видели, как из такси вышел Шурка Подметкин и вытащил чёрный с никелированными уголками чемодан. Гарновский стоял под уличным фонарём. Он был в чёрной шляпе, тёмном клетчатом пальто и в очках. В левой руке трость, поблёскивающая бронзовой инкрустацией. Правая рука в кармане.
— У него там пистолет, — прошептал Петька.
Гарновский увидел Шурку, незаметно, будто поправляя шляпу, указал ему на перрон, сам подошёл к газетному киоску и вступил в разговор с шофёром, разгружающим пачки газет. Но за Шуркой следил, пока тот не зашёл в здание вокзала.
— Быстро за мной — раздался голос старика Гани.
— В четвёртом вагоне будете ехать у кондуктора в каптёрке. Ваш чемодан уже там.
Под прикрытием товарного состава они проскочили к вагону. Старик Ганя вытащил из кармана специальный железнодорожный ключ, согнутый, как пистолет. Одним движением открыл дверь:
— Живо! — Как по воздуху залетели в тамбур Петька и Тимка. В коридорчике возле стоп-крана старик открыл вторую дверку, запихал ребят в крохотную кладовочку: — Сидите здесь и не смейте пикнуть до Тунки. Там он останавливается на минуту. Выскакивайте сразу, да чемодан не забудьте, — старик кивнул в угол. — Я проводнику сказал, что вы мои внучата. Звать меня Гавриил Ильич Колосов. Ну, бывайте здоровы.
Дверца закрылась, а потом бухнула боковая дверь. Петька через штабель мягких матрацев и подушек пробрался к окошечку, осторожно поднял уголок белой шторки. Через главную дверь вокзала входили на перрон пассажиры и провожающие. Первым шагал Шурка с черным чемоданом в руках, Гарновский скрывался в середине толпы!
— Оболочку сними! — сказал Петька.
Тимка вытащил из-под подушек чемодан, сдёрнул с него клетчатый чехол и стал у дверцы.
Но обменять чемодан сразу в коридорчике не удалось. Шурку в вагон не пустили, и он отдал чемодан Гарновскому. Тот первым поднялся в вагон. Трость простучала мимо дверцы.
Шурка отошёл от толпы и стоял, поглядывая на окна. По-видимому, Гарновский попросил его ждать. В вагоне началась обычная сутолока. Спрашивали номера купе. Прощались. Говорили напутствия.
— Как только он уйдёт к Шурке, бросимся в купе и обменяем чемоданы.
И опять ничего не получилось. Гарновский вышел к Шурке и повёл его к ларьку, возле которого продавали горячие пончики.
— Давай, — сказал Петька и поднял чемодан. Но тут чёрная рукоятка в дверце стала поворачиваться. Петька кинул чемодан за подушки. Дверца открылась и заглянула проводница.
— Здравствуйте, зайцы. Едете, значит, в Тунку?
— Да, — ответил Тимка, — там у меня дальняя родственница. Нас на три дня отпустили, а денег на проезд у нас нет.
— Ничего, довезём и без денег. Я имею право провозить бесплатно сто килограммов багажа. Начальник поезда мне и разрешил…
— Товарищи пассажиры. Будьте осторожны. До отправления поезда экспресса, — донеслось по радио, — осталась одна минута. Провожающих просим покинуть вагоны.
Проводница ахнула и исчезла, за дверью.
Петька осторожно выглянул из-за шторки. Шурка стоял возле решётчатого забора, держал пакет и ел горячие пончики. В коридорчике был слышен голос Гарновского. Он «покорнейше» извинялся и спрашивал проводницу, в какое время суток поезд придёт в Катушевск и как пройти в вагон-ресторан.
Вагон качнулся. Лязгнули буфера. Будка охранника, вокзал и Шурка Подметкин поплыли назад. Набирая скорость, паровоз дал три отрывистых гудка.
— Тимка, вперёд! — Петька залез между тонкой переборкой и матрацами и затянул туда чемодан.
Тимка снял куртку и шапку. Ему нечего было бояться, Гарновский его не знал. Тимка поправил волосы и вышел в тамбур. Ни души. Заглянул в коридор и в конце увидел метнувшегося человека. И сразу почувствовал, что где-то его видел. Человек, не оглянувшись, исчез за дверью туалета. Тимка прошёл до третьего купе и решил туда заглянуть. Если Гарновский там, можно попросить спичек для «папы». Того в купе не оказалось. Тимка поднял мягкую, как диван, крышку сиденья. Там стоял чёрный чемодан, прикрытый небрежно тёмным клетчатым пальто. Секунду Тимка простоял в нерешительности.
В коридор он выскочил уже с чемоданом в руках и, оглянувшись, бросился в тамбур к Петьке. Чемодан Гарновского кинул за кучу подушек, выхватил свой и бросился обратно в третье купе.
Оттуда вышел не торопясь, как и положено молодому человеку, едущему в скором поезде. Сдерживая дыхание, прошагал в кладовочку.
Вылез Петька. Вдвоём они надели на чемодан клетчатый чехол, сшитый Таней из своего одеяла. Петька поднял рукой чемодан, покачал на весу;
— Чуточку потяжелее нашего.
Чтобы унять волнение, Петька с Тимкой отодвинули на окошке белую шторку и стали смотреть. Мелькали заиндевелые деревья, копны сена, засыпанные снегом, опоры электропередач…
Тимка вдруг тревожным голосом стал рассказывать:
— Я сейчас в конце коридора видел мужика. Сначала не понял, кто он, а теперь дошло до меня. Я его видел у нас, когда учился на радиста. Его начальник курсов назвал товарищ Жухов…
Петька скатился с матрацев на пол.
— Васька Жухов, про которого ты рассказывал.
Зачем-то Петька подполз к дверце, приставил ухо.
Слышался только стук колёс.
— А что он делал?
— Юркнул в туалет,
— Он тебя видел?
— Нет.
Петька посмотрел на чемодан, на окно, на узенькую дверь. Мы здесь, как в ловушке. Надо отсюда сматываться. Тут целая банда. Гарновский, Жухов, а в толпе я видел мужика, похожего на Метелкина.
Неожиданно поезд стал тормозить. В окне показались погрузочная площадка, двухэтажные дома…
— Одевайся, — закричал Петька и, нахлобучив шапку, схватил чемодан.
Появился небольшой вокзал. На деревянном Крылечке стояло несколько пассажиров. Петька с Тимкой вышли в тамбур. Мужчина в железнодорожной форме открыл дверь. Чуть не столкнув его, ребята выскочили на перрон и спрятались за каменную башню водокачки.
Во второй половине дня ребята снова были в городе: добрались на товарнике. Голодные и замёрзшие, они не стали ждать трамвая, а доехали до дома на такси. У ворот их встретил Шурка и закричал «ура».
— Где Таня? — спросил Петька.
— Спит. Ночью к ней вор лез. Она из ружья в потолок долбанула…
Таня встретила ребят радостно. Кивнула на чемодан:
— Гарновского?
— Его, извините, за пардон, — ответил Шурка. Он разделся и, предвкушая удовольствие, потёр ладони:
Давайте чемодан, извините за пардон, потрошить.
— Успеешь, Шурка, дай хоть отогреться и поесть.
Радиограмма из Токио:
…Американское судно «Марука сан» будет в Катушевске пятнадцатого. Желаю удачи.
Авдеев
Гарновского арестовали ночью, когда весь вагон крепко спал. Резидент не сопротивлялся. Он спал и не слышал, как в дверь проскользнули два человека. Один отошёл в угол купе и направил на спящего ствол пистолета. Другой, приготовившись к любой неожиданности, стал будить Гарновского:
— Проснитесь, хозяин, приехали.
Гарновский открыл глаза, рывком сел. Увидел направленный на него пистолет и спокойным голосом попросил показать удостоверение. Человек, будивший его, вынул из кармана красную книжечку с золотым гербом СССР.
— А ордер на арест есть? спросил Гарновский и, прикрыв рот ладошкой, зевнул. — Я еду в отпуск и везу с собой карты давно пропавшей экспедиции. Хочу в одиночестве поработать, продумать будущую трассу. Поэтому я и попросил у вас документы. Вы простите, но дело у меня государственное.
От такого ответа сотрудники милиции опешили. В купе заглянул человек в штатском и глухим голосом предупредил:
— Через две минуты станция, и шёпотом приказал: — Быстро одевайся, Аква.
Резидент дёрнулся как от удара электрическим током. На станции вышли спокойно. Гарновский в шляпе и с тростью шёл впереди и нёс чемодан. В город его доставили самолётом. Был уже день, когда Акву вместе с чемоданом препроводили в кабинет начальника следственного отдела контрразведки майора Платонова,
— Прошу, Гарновский, быть откровенным. Вас спасёт от расстрела только чистосердечное признание. Времени у нас нет. Через два дня в Катушевск прибывает агент для связи с вами. Тот, — которому вы должны передать, — Владимир Иванович кивнул на чемодан, — документы. И открою вам секрет — вместе с чемоданом, как сообщила наша разведка, они намеревались увезти за границу и вас.
В углу работал большой магнитофон, похожий на фанерную тумбочку. Неторопливо крутилась тяжёлая кассета с плёнкой.
— Я ничего не знаю, — ответил Гарновский.
Документы пропавшей экспедиции я нашёл в бочке на берегу после наводнения. Решил их обработать в отпуске, какую пользу они…
— Гарновский, встаньте. Подойдите и посмотрите на эту цветную занавеску.
Волоча левую ногу, Гарновский подошёл к деревянной полированной раме и уставился на шторку с голубыми цветами.
Солдат, сидящий за пишущей машинкой, щёлкнул переключателем. Шторка, колыхаясь, поднялась вверх. За ней оказалась витрина из толстого стекла. Гарновский вздрогнул. Там, в комнате за стеклом, сидели на скамейке его агенты: Метелкин, по кличке Крот, Каплин, по кличке Плясун, слюнявый Вадов, по кличке Иуда, Скобеев, радист дальней связи, по кличке Глобус. И ещё кто-то, кажется, уголовники, которые достали дли «Аквы» незаполненные паспорта.
Гарновскому сделалось плохо, брякнула трость, и он, обмякнув, сел на пол. Шторка сразу опустилась. Солдаты подняли Гарновского и плюхнули в мягкое кресло. Он дышал сипло, как рваная гармошка. Откашлялся, сел поудобней в кресле, вытянул левую ногу. Солдат поставил перед ним графин с томатным соком и стакан. У меня к вам просьба: в тюрьме меня с ними вместе не держите. Резидент указал рукой на цветную перегородку. Никогда вы их больше не увидите, Аква.
Гарновский выпил стакан сока, глаженым платочком обтёр губы и, прикрыв сонно глаза, стал рассказывать:
— В девятнадцатом году моего отца завербовал генерал Шильников. Но я считаю, что отец пошёл к нему добровольно, потому что революция лишила его миллионного состояния, которое он должен был получить от купца Хаменова, своего тестя. Моя мама была младшей дочерью купца Хаменова. Мой отец поставлял Шильникову агентурные данные, выполняя его поручения. Они готовили восстание в Братском районе. Потом отец исчез и появился года через полтора. Я в то время учился в университете на геологическом факультете. Дела у меня шли неважно, сокурсники относились ко мне предвзято. Я под всякими предлогами избегал физического труда. Не ходил грузить платформы, не участвовал в строительстве городской больницы. И резко выступил на собрании, когда вся комсомолия пошла вытаскивать бревна из Ангары. Моя подруга простыла тогда в ледяной воде и попала в больницу. Ректору я написал гневное письмо, но отправить его не успел, появился мой отец. Я почувствовал, что он приехал из-за кордона. Он велел мне немедленно идти в университет и на собрании покаяться и впредь участвовать во всех работах. Он сказал, что скоро все изменится, а сейчас надо вести себя, как вся чернь. Его просьбу я выполнил. И вскоре, когда по заданию комитета комсомола все пошли на строительство овощехранилища, я один из всех перевыполнил норму по рытью котлована. Обо мне написали в стенгазете. Хвалили. Отношение ко мне изменялось. Однажды отец попросил выкрасть из университетского геологического музея образцы пород, собранных по северу Байкала, Лены и Ангары. В университете был в ту пору ремонт, и я сделал это без особого труда. Потом он научил меня владеть фотоаппаратом, и велел переснять карты этих же северных районов, напомнил мне об осторожности. Задание отца я выполнил, когда нам дали эти карты для курсовой работы.
— Как вам удалось скрывать фотоаппарат?
— Он был миниатюрный, чуть больше спичечной коробки. Я его прятал во внутреннем кармане пиджака.
— Как звали вашу подругу, которая заболела воспалением лёгких?
Гарновский удивился такому вопросу
— Людмила Федосеева,
— Опишите её.
— Чёрные глаза и волосы, Смуглое лицо. Изумительной красоты зубы. Жила в общежитии. Родом из Верхнеудинска.
— Ваш отец её знал?
— Нет.
— Где она сейчас?
Гарновский тяжело вздохнул:
— Погибла на фронте в первый месяц войны. Читал о её подвиге в журнале «Огонёк». Один на один пошла на танк и подорвала его… Итак, потом отец исчез. Я знал, что он готовит восстание кулаков в Братском районе. Зимой 1930 года отец вновь появился в городе, передал мне задание под кодовым названием «Аква», по-русски вода, познакомил с Метелкиным и ещё с теми, кто сейчас сидит у вас за стеклом. Я назначался главным. Мне это льстило. Места тайников, где в дальнейшем для нас положат деньги, портативные рации и питание к ним, знал только я один. Я вам их назову.
— Мы знаем. Вы лучше скажите, как вам стало известно, что в Катушевск пятнадцатого числа прибывает связник?
— Не знал. Мне ещё тогда было приказано появляться в Катушевске каждый год с 15 по 20 декабря,
Я появлялся, но на связь ко мне никто не выходил.
Может, и сейчас не выйдет?
— Где ваш отец?
— В 1933 году, во время восстания кулаков в Братском районе, он был убит. Я узнал это на открытом судебном процессе, когда здесь, в городе, судили кулаков.
— Кто из них вас знал?
— Никто. В лицо меня знал только отец. У меня мысль, которую я могу сказать только лично вам.
Платонов пододвинул к краю стола листок бумаги:
— Пожалуйста, напишите.
Дрожащей рукой Гарновский взял карандаш и написал всего две строчки. Платонов прочитал. Вынул спички, поджёг листочек и положил его в стеклянную пепельницу.
— Всё зависит от того, насколько правдиво вы нам расскажете. А теперь ответьте на такой вопрос: комсомольцев Жмыхина и Котельникову вы специально бросили в тайге?
Гарновский отшвырнул трость, сбросил шляпу, обидчиво засопел:
— Не было у меня такой мысли и не могло быть. Я обыкновенный трус. Я убил лошадь и думал, пока волки будут её жрать, спасусь. Их я послал вперёд, чтоб успеть выйти в эфир. Они мне нужны были, как воздух. Дело в том, что в Катушевске я должен стоять у гостиницы с двумя людьми. Они должны быть обязательно младше меня. И второе требование, один мой спутник должен быть мужского пола, другой — женского. Это мой пароль. Поэтому Котельникова и Жмыхин для меня были находкой. Я их хотел взять с собой в Катушевск.
— А словесный пароль?
— Никакого. Я должен три дня подряд появляться у гостиницы с двумя людьми. Одет я должен быть вот так, как сейчас.
Владимир Иванович нахмурил брови.
— А детей потом куда?
— Честно скажу, убивать их я лично не стал бы.
— А что у вас произошло с Жуховым?
— Я думаю он работал (да будет ему земля пухом) на какую-то другую разведку. Я подозреваю — на Англию или Францию.
— А кто его убил?
Гарновский заволновался. Вспотели ладони. Лицо побелело. — Стрелял Метелкин. Без моего ведома. Стрелял в тот момент, когда Жухов обнаружил бочку с пропавшими документами. Чтобы отвести уголовный розыск от Метелкина, я велел жуховские вещи подбросить Челпанову.
— Кто у Самоволина рылся?
— Я рылся. Шапку с сеном на голову надел и залез, документы искал.
— Кто сжёг дом на Байкале у капитана «Таёжницы»?
— Каплин. Взял старые лоции, — Гарновский кивнул на чемодан, — а дом, дурак, сжёг. У них — Метелкина, Каплина, Скобеева, Вадова — замашки кулацкие…
Владимир Иванович нажал кнопку и попросил в микрофон:
— Ольга Филипповна, пригласите экспертов для вскрытия чемодана.
Арестованный заискивающе посмотрел в глаза майору Платонову:
— Скажите, мне жизнь сохранят?
— Сохранят, если вы будете откровенны даже в мелочах.
Резидент оживился:
— Я для СССР ничего плохого ещё не успел сделать.
— А проект дороги типа «Радуга»?
В кабинет вошли три женщины и мужчина в белых халатах. На руках у них были тонкие резиновые перчатки. Попросили у Гарновского ключи. Мужчина поставил на стол чемодан. Щёлкнули замки. Эксперты подняли крышку.
Гарновский, привстав, взглянул в чемодан и вскрикнул. Затем тупо уставился на него. Ровными рядами там лежали старые учебники и кусок штукатурки, на котором было написано красным фломастером: «Смерть тебе, предатель Родины».
— Под-ме-нили, — едва вышептал Гарновский.
ГЛАВА 17
Эксперты безучастно смотрели на пачки потрёпанных учебников. Молчали и потирали руки. Хрустели прозрачные резиновые перчатки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
Старик Ганя провёл ребят вдоль товарняка:
— Проскакивайте под цистернами и ждите возле моей будки.
По громкоговорителю предупредили, что через десять минут начнётся посадка в поезд экспресс.
— Смотри, Тимка, Гарновский.
Через решётчатый забор они видели, как из такси вышел Шурка Подметкин и вытащил чёрный с никелированными уголками чемодан. Гарновский стоял под уличным фонарём. Он был в чёрной шляпе, тёмном клетчатом пальто и в очках. В левой руке трость, поблёскивающая бронзовой инкрустацией. Правая рука в кармане.
— У него там пистолет, — прошептал Петька.
Гарновский увидел Шурку, незаметно, будто поправляя шляпу, указал ему на перрон, сам подошёл к газетному киоску и вступил в разговор с шофёром, разгружающим пачки газет. Но за Шуркой следил, пока тот не зашёл в здание вокзала.
— Быстро за мной — раздался голос старика Гани.
— В четвёртом вагоне будете ехать у кондуктора в каптёрке. Ваш чемодан уже там.
Под прикрытием товарного состава они проскочили к вагону. Старик Ганя вытащил из кармана специальный железнодорожный ключ, согнутый, как пистолет. Одним движением открыл дверь:
— Живо! — Как по воздуху залетели в тамбур Петька и Тимка. В коридорчике возле стоп-крана старик открыл вторую дверку, запихал ребят в крохотную кладовочку: — Сидите здесь и не смейте пикнуть до Тунки. Там он останавливается на минуту. Выскакивайте сразу, да чемодан не забудьте, — старик кивнул в угол. — Я проводнику сказал, что вы мои внучата. Звать меня Гавриил Ильич Колосов. Ну, бывайте здоровы.
Дверца закрылась, а потом бухнула боковая дверь. Петька через штабель мягких матрацев и подушек пробрался к окошечку, осторожно поднял уголок белой шторки. Через главную дверь вокзала входили на перрон пассажиры и провожающие. Первым шагал Шурка с черным чемоданом в руках, Гарновский скрывался в середине толпы!
— Оболочку сними! — сказал Петька.
Тимка вытащил из-под подушек чемодан, сдёрнул с него клетчатый чехол и стал у дверцы.
Но обменять чемодан сразу в коридорчике не удалось. Шурку в вагон не пустили, и он отдал чемодан Гарновскому. Тот первым поднялся в вагон. Трость простучала мимо дверцы.
Шурка отошёл от толпы и стоял, поглядывая на окна. По-видимому, Гарновский попросил его ждать. В вагоне началась обычная сутолока. Спрашивали номера купе. Прощались. Говорили напутствия.
— Как только он уйдёт к Шурке, бросимся в купе и обменяем чемоданы.
И опять ничего не получилось. Гарновский вышел к Шурке и повёл его к ларьку, возле которого продавали горячие пончики.
— Давай, — сказал Петька и поднял чемодан. Но тут чёрная рукоятка в дверце стала поворачиваться. Петька кинул чемодан за подушки. Дверца открылась и заглянула проводница.
— Здравствуйте, зайцы. Едете, значит, в Тунку?
— Да, — ответил Тимка, — там у меня дальняя родственница. Нас на три дня отпустили, а денег на проезд у нас нет.
— Ничего, довезём и без денег. Я имею право провозить бесплатно сто килограммов багажа. Начальник поезда мне и разрешил…
— Товарищи пассажиры. Будьте осторожны. До отправления поезда экспресса, — донеслось по радио, — осталась одна минута. Провожающих просим покинуть вагоны.
Проводница ахнула и исчезла, за дверью.
Петька осторожно выглянул из-за шторки. Шурка стоял возле решётчатого забора, держал пакет и ел горячие пончики. В коридорчике был слышен голос Гарновского. Он «покорнейше» извинялся и спрашивал проводницу, в какое время суток поезд придёт в Катушевск и как пройти в вагон-ресторан.
Вагон качнулся. Лязгнули буфера. Будка охранника, вокзал и Шурка Подметкин поплыли назад. Набирая скорость, паровоз дал три отрывистых гудка.
— Тимка, вперёд! — Петька залез между тонкой переборкой и матрацами и затянул туда чемодан.
Тимка снял куртку и шапку. Ему нечего было бояться, Гарновский его не знал. Тимка поправил волосы и вышел в тамбур. Ни души. Заглянул в коридор и в конце увидел метнувшегося человека. И сразу почувствовал, что где-то его видел. Человек, не оглянувшись, исчез за дверью туалета. Тимка прошёл до третьего купе и решил туда заглянуть. Если Гарновский там, можно попросить спичек для «папы». Того в купе не оказалось. Тимка поднял мягкую, как диван, крышку сиденья. Там стоял чёрный чемодан, прикрытый небрежно тёмным клетчатым пальто. Секунду Тимка простоял в нерешительности.
В коридор он выскочил уже с чемоданом в руках и, оглянувшись, бросился в тамбур к Петьке. Чемодан Гарновского кинул за кучу подушек, выхватил свой и бросился обратно в третье купе.
Оттуда вышел не торопясь, как и положено молодому человеку, едущему в скором поезде. Сдерживая дыхание, прошагал в кладовочку.
Вылез Петька. Вдвоём они надели на чемодан клетчатый чехол, сшитый Таней из своего одеяла. Петька поднял рукой чемодан, покачал на весу;
— Чуточку потяжелее нашего.
Чтобы унять волнение, Петька с Тимкой отодвинули на окошке белую шторку и стали смотреть. Мелькали заиндевелые деревья, копны сена, засыпанные снегом, опоры электропередач…
Тимка вдруг тревожным голосом стал рассказывать:
— Я сейчас в конце коридора видел мужика. Сначала не понял, кто он, а теперь дошло до меня. Я его видел у нас, когда учился на радиста. Его начальник курсов назвал товарищ Жухов…
Петька скатился с матрацев на пол.
— Васька Жухов, про которого ты рассказывал.
Зачем-то Петька подполз к дверце, приставил ухо.
Слышался только стук колёс.
— А что он делал?
— Юркнул в туалет,
— Он тебя видел?
— Нет.
Петька посмотрел на чемодан, на окно, на узенькую дверь. Мы здесь, как в ловушке. Надо отсюда сматываться. Тут целая банда. Гарновский, Жухов, а в толпе я видел мужика, похожего на Метелкина.
Неожиданно поезд стал тормозить. В окне показались погрузочная площадка, двухэтажные дома…
— Одевайся, — закричал Петька и, нахлобучив шапку, схватил чемодан.
Появился небольшой вокзал. На деревянном Крылечке стояло несколько пассажиров. Петька с Тимкой вышли в тамбур. Мужчина в железнодорожной форме открыл дверь. Чуть не столкнув его, ребята выскочили на перрон и спрятались за каменную башню водокачки.
Во второй половине дня ребята снова были в городе: добрались на товарнике. Голодные и замёрзшие, они не стали ждать трамвая, а доехали до дома на такси. У ворот их встретил Шурка и закричал «ура».
— Где Таня? — спросил Петька.
— Спит. Ночью к ней вор лез. Она из ружья в потолок долбанула…
Таня встретила ребят радостно. Кивнула на чемодан:
— Гарновского?
— Его, извините, за пардон, — ответил Шурка. Он разделся и, предвкушая удовольствие, потёр ладони:
Давайте чемодан, извините за пардон, потрошить.
— Успеешь, Шурка, дай хоть отогреться и поесть.
Радиограмма из Токио:
…Американское судно «Марука сан» будет в Катушевске пятнадцатого. Желаю удачи.
Авдеев
Гарновского арестовали ночью, когда весь вагон крепко спал. Резидент не сопротивлялся. Он спал и не слышал, как в дверь проскользнули два человека. Один отошёл в угол купе и направил на спящего ствол пистолета. Другой, приготовившись к любой неожиданности, стал будить Гарновского:
— Проснитесь, хозяин, приехали.
Гарновский открыл глаза, рывком сел. Увидел направленный на него пистолет и спокойным голосом попросил показать удостоверение. Человек, будивший его, вынул из кармана красную книжечку с золотым гербом СССР.
— А ордер на арест есть? спросил Гарновский и, прикрыв рот ладошкой, зевнул. — Я еду в отпуск и везу с собой карты давно пропавшей экспедиции. Хочу в одиночестве поработать, продумать будущую трассу. Поэтому я и попросил у вас документы. Вы простите, но дело у меня государственное.
От такого ответа сотрудники милиции опешили. В купе заглянул человек в штатском и глухим голосом предупредил:
— Через две минуты станция, и шёпотом приказал: — Быстро одевайся, Аква.
Резидент дёрнулся как от удара электрическим током. На станции вышли спокойно. Гарновский в шляпе и с тростью шёл впереди и нёс чемодан. В город его доставили самолётом. Был уже день, когда Акву вместе с чемоданом препроводили в кабинет начальника следственного отдела контрразведки майора Платонова,
— Прошу, Гарновский, быть откровенным. Вас спасёт от расстрела только чистосердечное признание. Времени у нас нет. Через два дня в Катушевск прибывает агент для связи с вами. Тот, — которому вы должны передать, — Владимир Иванович кивнул на чемодан, — документы. И открою вам секрет — вместе с чемоданом, как сообщила наша разведка, они намеревались увезти за границу и вас.
В углу работал большой магнитофон, похожий на фанерную тумбочку. Неторопливо крутилась тяжёлая кассета с плёнкой.
— Я ничего не знаю, — ответил Гарновский.
Документы пропавшей экспедиции я нашёл в бочке на берегу после наводнения. Решил их обработать в отпуске, какую пользу они…
— Гарновский, встаньте. Подойдите и посмотрите на эту цветную занавеску.
Волоча левую ногу, Гарновский подошёл к деревянной полированной раме и уставился на шторку с голубыми цветами.
Солдат, сидящий за пишущей машинкой, щёлкнул переключателем. Шторка, колыхаясь, поднялась вверх. За ней оказалась витрина из толстого стекла. Гарновский вздрогнул. Там, в комнате за стеклом, сидели на скамейке его агенты: Метелкин, по кличке Крот, Каплин, по кличке Плясун, слюнявый Вадов, по кличке Иуда, Скобеев, радист дальней связи, по кличке Глобус. И ещё кто-то, кажется, уголовники, которые достали дли «Аквы» незаполненные паспорта.
Гарновскому сделалось плохо, брякнула трость, и он, обмякнув, сел на пол. Шторка сразу опустилась. Солдаты подняли Гарновского и плюхнули в мягкое кресло. Он дышал сипло, как рваная гармошка. Откашлялся, сел поудобней в кресле, вытянул левую ногу. Солдат поставил перед ним графин с томатным соком и стакан. У меня к вам просьба: в тюрьме меня с ними вместе не держите. Резидент указал рукой на цветную перегородку. Никогда вы их больше не увидите, Аква.
Гарновский выпил стакан сока, глаженым платочком обтёр губы и, прикрыв сонно глаза, стал рассказывать:
— В девятнадцатом году моего отца завербовал генерал Шильников. Но я считаю, что отец пошёл к нему добровольно, потому что революция лишила его миллионного состояния, которое он должен был получить от купца Хаменова, своего тестя. Моя мама была младшей дочерью купца Хаменова. Мой отец поставлял Шильникову агентурные данные, выполняя его поручения. Они готовили восстание в Братском районе. Потом отец исчез и появился года через полтора. Я в то время учился в университете на геологическом факультете. Дела у меня шли неважно, сокурсники относились ко мне предвзято. Я под всякими предлогами избегал физического труда. Не ходил грузить платформы, не участвовал в строительстве городской больницы. И резко выступил на собрании, когда вся комсомолия пошла вытаскивать бревна из Ангары. Моя подруга простыла тогда в ледяной воде и попала в больницу. Ректору я написал гневное письмо, но отправить его не успел, появился мой отец. Я почувствовал, что он приехал из-за кордона. Он велел мне немедленно идти в университет и на собрании покаяться и впредь участвовать во всех работах. Он сказал, что скоро все изменится, а сейчас надо вести себя, как вся чернь. Его просьбу я выполнил. И вскоре, когда по заданию комитета комсомола все пошли на строительство овощехранилища, я один из всех перевыполнил норму по рытью котлована. Обо мне написали в стенгазете. Хвалили. Отношение ко мне изменялось. Однажды отец попросил выкрасть из университетского геологического музея образцы пород, собранных по северу Байкала, Лены и Ангары. В университете был в ту пору ремонт, и я сделал это без особого труда. Потом он научил меня владеть фотоаппаратом, и велел переснять карты этих же северных районов, напомнил мне об осторожности. Задание отца я выполнил, когда нам дали эти карты для курсовой работы.
— Как вам удалось скрывать фотоаппарат?
— Он был миниатюрный, чуть больше спичечной коробки. Я его прятал во внутреннем кармане пиджака.
— Как звали вашу подругу, которая заболела воспалением лёгких?
Гарновский удивился такому вопросу
— Людмила Федосеева,
— Опишите её.
— Чёрные глаза и волосы, Смуглое лицо. Изумительной красоты зубы. Жила в общежитии. Родом из Верхнеудинска.
— Ваш отец её знал?
— Нет.
— Где она сейчас?
Гарновский тяжело вздохнул:
— Погибла на фронте в первый месяц войны. Читал о её подвиге в журнале «Огонёк». Один на один пошла на танк и подорвала его… Итак, потом отец исчез. Я знал, что он готовит восстание кулаков в Братском районе. Зимой 1930 года отец вновь появился в городе, передал мне задание под кодовым названием «Аква», по-русски вода, познакомил с Метелкиным и ещё с теми, кто сейчас сидит у вас за стеклом. Я назначался главным. Мне это льстило. Места тайников, где в дальнейшем для нас положат деньги, портативные рации и питание к ним, знал только я один. Я вам их назову.
— Мы знаем. Вы лучше скажите, как вам стало известно, что в Катушевск пятнадцатого числа прибывает связник?
— Не знал. Мне ещё тогда было приказано появляться в Катушевске каждый год с 15 по 20 декабря,
Я появлялся, но на связь ко мне никто не выходил.
Может, и сейчас не выйдет?
— Где ваш отец?
— В 1933 году, во время восстания кулаков в Братском районе, он был убит. Я узнал это на открытом судебном процессе, когда здесь, в городе, судили кулаков.
— Кто из них вас знал?
— Никто. В лицо меня знал только отец. У меня мысль, которую я могу сказать только лично вам.
Платонов пододвинул к краю стола листок бумаги:
— Пожалуйста, напишите.
Дрожащей рукой Гарновский взял карандаш и написал всего две строчки. Платонов прочитал. Вынул спички, поджёг листочек и положил его в стеклянную пепельницу.
— Всё зависит от того, насколько правдиво вы нам расскажете. А теперь ответьте на такой вопрос: комсомольцев Жмыхина и Котельникову вы специально бросили в тайге?
Гарновский отшвырнул трость, сбросил шляпу, обидчиво засопел:
— Не было у меня такой мысли и не могло быть. Я обыкновенный трус. Я убил лошадь и думал, пока волки будут её жрать, спасусь. Их я послал вперёд, чтоб успеть выйти в эфир. Они мне нужны были, как воздух. Дело в том, что в Катушевске я должен стоять у гостиницы с двумя людьми. Они должны быть обязательно младше меня. И второе требование, один мой спутник должен быть мужского пола, другой — женского. Это мой пароль. Поэтому Котельникова и Жмыхин для меня были находкой. Я их хотел взять с собой в Катушевск.
— А словесный пароль?
— Никакого. Я должен три дня подряд появляться у гостиницы с двумя людьми. Одет я должен быть вот так, как сейчас.
Владимир Иванович нахмурил брови.
— А детей потом куда?
— Честно скажу, убивать их я лично не стал бы.
— А что у вас произошло с Жуховым?
— Я думаю он работал (да будет ему земля пухом) на какую-то другую разведку. Я подозреваю — на Англию или Францию.
— А кто его убил?
Гарновский заволновался. Вспотели ладони. Лицо побелело. — Стрелял Метелкин. Без моего ведома. Стрелял в тот момент, когда Жухов обнаружил бочку с пропавшими документами. Чтобы отвести уголовный розыск от Метелкина, я велел жуховские вещи подбросить Челпанову.
— Кто у Самоволина рылся?
— Я рылся. Шапку с сеном на голову надел и залез, документы искал.
— Кто сжёг дом на Байкале у капитана «Таёжницы»?
— Каплин. Взял старые лоции, — Гарновский кивнул на чемодан, — а дом, дурак, сжёг. У них — Метелкина, Каплина, Скобеева, Вадова — замашки кулацкие…
Владимир Иванович нажал кнопку и попросил в микрофон:
— Ольга Филипповна, пригласите экспертов для вскрытия чемодана.
Арестованный заискивающе посмотрел в глаза майору Платонову:
— Скажите, мне жизнь сохранят?
— Сохранят, если вы будете откровенны даже в мелочах.
Резидент оживился:
— Я для СССР ничего плохого ещё не успел сделать.
— А проект дороги типа «Радуга»?
В кабинет вошли три женщины и мужчина в белых халатах. На руках у них были тонкие резиновые перчатки. Попросили у Гарновского ключи. Мужчина поставил на стол чемодан. Щёлкнули замки. Эксперты подняли крышку.
Гарновский, привстав, взглянул в чемодан и вскрикнул. Затем тупо уставился на него. Ровными рядами там лежали старые учебники и кусок штукатурки, на котором было написано красным фломастером: «Смерть тебе, предатель Родины».
— Под-ме-нили, — едва вышептал Гарновский.
ГЛАВА 17
Эксперты безучастно смотрели на пачки потрёпанных учебников. Молчали и потирали руки. Хрустели прозрачные резиновые перчатки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22