— Суду все ясно, — повторил Пафнутьев. — Виски на месте, икра на месте, баночка с крабами тоже не тронута.— И что это все означает?— Ты можешь себе представить квартирных воров, которые оставили бы виски, икру и крабов?— Не могу, Паша. Я бы не оставил. Я теряюсь в догадках.— Это не были квартирные воры. Человек, который их послал, дал четкие указания — ничего не трогать, кроме одной вещи.— Ты имеешь в виду...— Обгорелый портфель. У них есть возможность заглянуть в мой сейф. И они наверняка туда заглянули. И только после этого решились на взлом. Лубовский сегодня несколько раз напомнил, что хотел бы получить свои вещички обратно.— А ты, Паша?— Я обещал.— Ты всегда выполняешь свои обещания?— Нет, не всегда.— И это правильно, — одобрил Халандовский. — Я, Паша, поступаю точно так же. Невыполненное обещание дает простор для маневра.— Боюсь, у нас нет простора для маневра, — сказал Пафнутьев. — И времени нет.— Зато у меня есть надежное место, — сказал Халандовский, наливая себе в стакан виски и черпая ложечкой икру из вскрытой банки.— Где?— Не скажу. Только в старом парке, только на заброшенной скамейке, только в том случае, если рядом не будет ни одного бомжа, грибника, собирателя пустых бутылок, влюбленной парочки.— Согласен, — кивнул Пафнутьев и тоже плеснул себе хороший глоток виски. — Здесь нам больше делать нечего, уезжаем. Андрей, ты готов?Андрей не ответил, поскольку это был вопрос, на который отвечать вовсе необязательно.Пока Пафнутьев и Халандовский укладывали в сумку содержимое холодильника, Андрей кое-как прикрепил замок, и теперь дверь можно было оставлять закрытой. Не слишком надежно, но все-таки квартира не оставалась совсем уж беззащитной.Отъехали, не теряя времени, и сразу влились в плотный московский поток машин. Пафнутьев расположился на заднем сиденье в той не слишком удобной позе, которая позволяла ему постоянно смотреть в заднее стекло. Он был почти уверен, что «хвост» будет, что его просто не может не быть. И действительно, вскоре заметил невзрачный «жигуленок», который неотступно шел за ними на расстоянии нескольких машин.— Андрей, — начал было Пафнутьев.— Я вижу, Павел Николаевич, — ответил Андрей. — Он за нами увязался, едва мы отъехали.— А сбросить его можно в этом потоке?— Попробую. Мы вообще-то куда едем?— Общее направление — Кутузовский проспект. И до пересечения с Кольцевой дорогой, — сказал Халандовский.— А потом?— Немного по Кольцевой, совсем немного.— Уложимся, — пробормотал Андрей и резко свернул вправо в образовавшийся просвет. Серый «жигуленок», который шел следом, на подобное решиться не мог, не было у него такой возможности. Даже из машины было видно, как задергался, засигналил водитель, но, зажатый несколькими машинами, вынужден был оставаться в своем ряду. Андрей тем временем сделал еще один рывок вправо, оказался в крайнем ряду и при первой же возможности свернул направо, в неприметный переулок, который вел к сетуньской платформе электрички.— Кажется, оторвались, — пробормотал Пафнутьев.— Он теперь сможет развернуться через несколько километров, — заметил Халандовский. — Где-то возле Трехгорки.Не снижая скорости, Андрей проскочил несколько поворотов и оказался возле указателя на улицу Горбунова.— О, я знаю эти места! — радостно заорал Халандовский. — Андрюша, теперь налево, смелей, смелей налево! И прямо! Дуй мимо поста гаишников! Впереди Кунцевский автоцентр! Ты его пересекаешь по прямой! Нигде не останавливайся и никуда не сворачивай! Правильно! Гаишники нас не остановят, они знают, какие номера останавливать не следует! Все! Мы въезжаем в Немчиновку с тылу! Ребята, с тылу! Это же здорово! Мы кинули этого придурка, который увязался за нами, мы его кинули! Андрей, слушай меня внимательно!— Слушаю!— Мы в Немчиновке.— Это радует, — отозвался Андрей.— Это обнадеживает! — закричал Халандовский. — Тише, не гони, за нами никого нет. Так, первый поворот налево! Молодец. А теперь третий дом направо! Все, мы приехали! Нас здесь ждут! Нас здесь любят! Нас никому не дадут в обиду!— Это радует, — повторил Пафнутьев слова Андрея.Машина еще не успела остановиться, как Халандовский выскочил наружу, подбежал к воротам из старого штакетника, распахнул их и сделал приглашающий жест — въезжайте, дескать, гости дорогие.Андрей осторожно въехал, стараясь не поцарапать борта в узких воротах. Халандовский уже был в глубине двора — показывал, что нужно ехать дальше, еще дальше. Наконец машина оказалась под громадными соснами. Халандовский рванул какую-то свисающую веревку, и тент из выгоревшего брезента надежно укрыл машину от глаз чужих и недобрых.— Неплохо придумано, — проворчал Пафнутьев, выбираясь из-под брезента.— А с улицы совсем ничего не видно! — радовался Халандовский. — Даже если кто и захочет полюбопытствовать — ни фига у него не получится! Ни фига!Дом на участке был старый, деревянный, с темной верандой, в глубине которой просматривался красный абажур с кистями. Лампочка была включена, абажур светился призывно и даже как-то по-родственному. За круглым столом под таким вот абажуром долгими летними вечерами можно было пить чай, до утра обсуждая подробности предстоящей войны, предстоящих свадеб, предстоящего урожая — все так и было, все так и было перед войной, когда был построен этот дом, когда в нем звучали голоса, звучало с пластинки танго и голос Лещенко, того еще Лещенко...И вот этот абажур, новый еще, яркий, освещал круглый стол, людей, собравшихся за ним, молодых еще людей, живых еще и радостных. Ныне эта же самая пластинка пылилась где-то на чердаке, выгоревший, отсыревший абажур висел на том же месте, а дом — потемневший от лет, давал, давал все-таки представление о прежней Немчиновке, о прежней жизни, о той любви и тех надеждах, которыми жили люди в тридцатых-сороковых годах прошлого века...Нет их больше, нет их больше, нет их больше...Рассеялись по белу свету, а многие здесь же рядом, на соседнем Ромашковском кладбище лежат себе тихо и неподвижно, будто ждут, будто ждут, когда снова ярко и зовуще вспыхнет красный абажур с кистями, и кто-то сдует пыль со старого патефона, сдует пыль с хриплой пластинки, и зазвучит смазанный голос Лещенко, того еще Лещенко, и им можно будет наконец подняться, отряхнуть с одежды, лица, рук комья сырой земли и знакомой дорогой вернуться из Ромашкова в Немчиновку и собраться на чашку чая за знакомым круглым столом, под красным абажуром с кистями...Но нет, не будет, не будет этого, не будет никогда...Из дома на небольшое крыльцо вышел улыбающийся старик с палкой. Он ничего не говорил, стоял молча, неподвижно, только улыбался и, видимо, просто ждал, когда его увидят, когда на него обратят внимание.— Иван Степанович! — неожиданно заорал Халандовский, увидев наконец старика. — Что ж ты молчишь?!— А чего говорить-то? Я здесь, вы здесь, значит, все в порядке, значит, жизнь идет своим ходом.— Гостей примешь?— А куда ж я денусь...— Место найдется?— Как не найтись... Дом-то пустой.— И музыка будет? — продолжал куражиться Халандовский.— Если привезли, значит, будет. Как же без музыки-то...— Ты говоришь — дом пустой, — спохватился Халандовский. — Что, никого не осталось?— Никого, Аркаша, никого... Да и я, похоже, ненадолго задержался...— Не надо, Иван Степанович! Не надо, — строгим голосом проговорил Халандовский. — Так нельзя.— Не буду, — вздохнул старик. — Проходите в дом-то... Чего тут толочься.— Спасибо, пройдем. — Халандовский, ухватив Пафнутьева за рукав, подволок к старику: — Знакомься, Иван Степанович, это потрясающий человек, необыкновенного мужества и порядочности. Его зовут Павел Николаевич. А фамилия ему — Пафнутьев.— Очень рад... Иван Степанович, — старик протянул руку, и Пафнутьев с удивлением обнаружил, что его первые впечатления были ошибочны — рука оказалась необыкновенно сильной и твердой.— А это наш юный друг Андрей. Тоже замечательный человек. Как говорится, без страха и упрека. Я совершенно уверен — вы понравитесь друг другу.— Уже, — сказал старик, продолжая улыбаться широко и беззлобно.Когда Пафнутьев прошел наконец на веранду, он с удивлением увидел, что стол почти накрыт — Халандовский легко и весело опорожнил сумки, прихваченные в пафнутьевской обесчещенной квартире.Тут же за круглым столом под абажуром с кистями и расселись. За этим столом легко могли бы поместиться и еще четверо, но поскольку их не было, то и четверым не было пустовато.— Как доехали? — спросил старик, соблюдая законы гостеприимства.— Спасибо, хорошо, — ответил Халандовский. — А у тебя как здоровье?— Тоже ничего... Держусь.— Глоточек виски?— Не откажусь. Надолго?— Дня на два, на три... А там видно будет. Андрей вот может задержаться подольше... Да, Андрей?— Как получится.— Живите. — Старик сделал широкий жест рукой, давая понять, что гости вообще могут остаться навсегда.— Будем живы! — Халандовский поднял свою стопку.— Дай бог, — откликнулся старик и одним махом выпил свою долю. Посидел, помолчал. — Самогоном отдает. А вообще — ничего.— А самогоном не балуешься? — спросил Халандовский.— Отбаловался.— И правильно. Не надо. Пусть другие. Которые еще не напились. Которым еще пить и пить.— И на здоровье, — ответил Иван Степанович.— Побудем мы у тебя маленько, а?— Побудьте, — спокойно ответил старик.— Гости часто навещают?— Нет.— Редко? — продолжал допытываться Халандовский.— Вообще не навещают. Некому.— Какой-то ты усталый, Иван Степанович.— Я не усталый. Я старый.— Ну хоть нас-то ты немного любишь?— Немного есть. — Старик помолчал, глядя в пространство сада, что-то взял со стола закусить, потом успокаивающе похлопал Халандовского по руке. — Не переживай, Аркаша. Я в порядке. Раньше как выпивка действовала... Песни, пляски, женщины... Да? А сейчас хочется сесть в уголок и затаиться. И затаиться, — повторил Иван Степанович, словно проверяя себя, утверждаясь, что все сказал правильно.— Мы не будем буянить. У нас сегодня тихие игры. Можно даже сказать — задумчивые. Павлу Николаевичу надо с одним человечком поговорить, — Халандовский кивнул в сторону Пафнутьева.— Надо — значит, надо.— Тихий уголок найдется?— А здесь все уголки тихие. Выбирай.— Я заметил у тебя в саду, под яблоней... Столик, скамейка, не возражаешь?— Беседуйте. — Старик опять сделал широкий жест рукой. — Была бы польза.— Будет польза, — уверенно сказал Халандовский. — Андрей, — он посмотрел на часы, — нам пора. Едем на станцию встречать нашего человечка. Приедет на электричке. Да, Паша... Ты заглянул в те обгорелые бумаги, которые у олигарха похитил?— Заглянул.— И что?— А я ни фига в них не понял, — простодушно ответил Пафнутьев. — Понимаешь, к ним надо быть готовым, надо знать суть событий. Тогда они заговорят. Чую, что бумаги хорошие — цифры, даты, подписи, всевозможные оговорки, уточнения... Речь о миллионах.— Долларов? — уточнил Халандовский.— Разумеется.— Другими словами, он не зря засуетился?— Не зря.— Отдашь ему бумаги?— Не отдам. — Пафнутьев упрямо наклонил голову. — Я их подобрал на месте преступления и приобщил к делу.— Но ты обещал Лубовскому вернуть портфель.— Портфель верну. Вернее, то, что от него осталось.— А что касается бумаг...— Я врал.— Но это нехорошо, Паша.— Я знаю.— Обещай мне, что это в последний раз.— Обещаю.— Тогда все в порядке, — с облегчением произнес Халандовский и направился к воротам. Андрей уже выехал со двора и поджидал его на улице.— Кого встречаем? — спросил Андрей.— Хочешь знать? Скажу. Киллера.— Кого?!— Наемного убийцу. Профессия у него такая. Неплохой, кстати, киллер. Удачливый. На свободе опять же... Он тебе понравится.— Мы собрались кого-то убирать?— Пока нет, — беззаботно ответил Халандовский. — Пока только присматриваемся. Пока только разговоры. Как в песне поется... Разговоры скоро стихнут, а любовь останется. Слышал такую?— Нет. — Андрей покачал головой. — При мне таких уже не пели.— На мой возраст намекаешь?— Ох, Аркадий Яковлевич, — горестно вздохнул Андрей. — Каждый слышит тот намек, который желает услышать.Подошла московская электричка, но Халандовский нужного человека не увидел. Вместе с Андреем они прошли вдоль всей платформы, вернулись к табло расписания, убедились, что пришла именно та электричка, о которой договаривались, но наемного убийцу так и не увидели. И уже когда подошла следующая электричка, когда и она ушла, Халандовский увидел маленького тощеватого мужичонку не то с робким, не то с пакостливым взглядом. По чисто зэковской привычке тот сидел на корточках и курил. Причем и сигарета у него была какая-то зэковская — коротенький окурок, который наверняка обжигал ему пальцы и губы. Поплевав на бычок, он положил его на палец и щелчком отправил на рельсы.— Здравствуй, Вася, — подошел к нему Халандовский и присел рядом на корточки.— Привет, Аркаша... А кто это с тобой?— Это наш человек, Андрей.— Вас двое?— Третий ждет в надежном месте. А ты что-то запоздал?— Я никогда, Аркаша, не опаздываю. Я приезжаю, прихожу, прилетаю раньше. Всегда раньше.— Это правильно, — согласился Халандовский.— Я приехал почти за час до назначенного времени. И видел, как вы подъехали, как толклись тут, к кассиру приставали... Светились.— Был грех, — согласился Халандовский. — Пошли? Машина ждет. Вон она стоит, нас дожидается.— Черная «Волга»? — усмехнулся Вася.— Черная.— Давно я не пользовался черной «Волгой». — Вася поднялся, отряхнул штаны, подхватил какую-то сумочку и, ссутулившись, заворачивая носки туфель внутрь, неторопливо зашагал по платформе. — Как, говоришь, твоего друга зовут?— Павел Николаевич. Пафнутьев.— Надежный мужик?— Не думай об этом.— Хорошо. Не буду. — Вася сел на заднее сиденье, вжался в угол и затих там, положив свою тряпичную сумку на колени. — Лето, — произнес он, посмотрев в окно. — Не заметил, как и наступило. Надо же, как бывает... И как состарился, не заметил... Я вообще мало что в этой жизни успел заметить. У тебя так бывает?— Так бывает у всех, — неожиданно ответил Андрей.— Это хорошо, что ты так думаешь, — согласился Вася. — Меньше огорчений будет в конце. Единственное, чем хороша жизнь, — успеваешь привыкнуть к ее концу.Машина въехала во двор, Халандовский сдвинул половинки ворот, Андрей снова набросил на машину брезент. Иван Степанович сидел на почерневшем от времени крыльце и покуривал сигаретку. Увидев гостя, приветственно махнул рукой. Тот точно так же молча махнул рукой в ответ. Похоже, эти двое сразу друг друга поняли.— Хороший дом, — сказал Вася, окидывая взглядом черную избу.— Был, — откликнулся старик. — За зиму отсыревает так, что летом просохнуть не успевает.— Чаще топить надо.— Топлю.— Вася, — вмешался Халандовский, — а глоточек виски?— На работе не пью.— Это работа?!— Конечно. И еще неизвестно, где круче.— Пусть так... Знакомься... Это Павел Николаевич... Можешь называть его просто Паша... Паша, ты не против?— Только за.— Вася, — киллер протянул руку.— Паша.— Я вам нужен? — спросил Халандовский.— А на кой? — удивился Вася.— Тоже верно, — немного сник Халандовский, но быстро согласился, что незачем ему знать то, чего ему знать не положено. — Вот вам стол, — он показал на рассохшийся от времени черный стол, — вот вам скамьи... Прошу! — И он решительно направился на веранду, где Андрей уже успел немного освежить стол.Пафнутьев прошел в тень яблони, уселся так, чтобы солнце не било в глаза, поставил локти на стол и вопросительно посмотрел на Васю. Тот тоже уселся за стол, но по своей привычке как-то боком, закинув ногу на ногу и уперевшись спиной в ствол яблони.— Ну, что ж, — проговорил Вася. — Начнем... Как я понимаю, Паша, ты с той стороны баррикады? С противоположной?— Да, так можно сказать.— И только наличие общего друга позволяет нам с тобой присесть за этот стол.— Мы давно знакомы с Халандовским.— Я знаю, Аркаша ничего мужик. Мы с ним кое-что видели, и у нас была возможность проверить друг друга.— У меня с ним тоже были такие возможности.— Он не дрогнул?— Нет.— И не дрогнет?— Думаю, нет.— Ты занимаешься Лубовским? Зачем? С какой целью?— У меня такое ощущение, что его нужно посадить.— Похвальное желание. — Вася раскурил сигарету, пустил дым в ясное небо, оглянулся на веранду, где Халандовский с Андреем затеяли долгую беседу, потом сквозь сигаретный дым посмотрел на Пафнутьева, усмехнулся каким-то своим мыслям, поплевал на сигаретку и запустил ее щелчком в высокие заросли крапивы.— Я слышал, ты знаком с ним? — спросил Пафнутьев.— Работал на него, — будничным голосом ответил Вася. — И достаточно долго. Достаточно успешно.— В качестве кого?— В качестве наемного убийцы. Тебя это не шокирует?— Не-а, — беззаботно ответил Пафнутьев. — Нисколько.— Тогда ответь мне... — Вася помолчал. — Ты такой крутой или такой дурной?— И то и другое.— Хорошее сочетание, — кивнул Вася. — Такое встречается нечасто. Но встречается. Утешает мысль, что наш друг Аркаша не будет якшаться кое с кем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30