.. Какие такие, говорит, у нее могут быть дела с бомжем? Неужели и его обслуживает? Я подошел к окну и посмотрел. Да, действительно, идет по дорожке. В резиновых сапожках.— Она входила в сарай?— Говорю же — не знаю, дверь не видна из окна. На какое-то время она скрылась за углом, потом снова появилась.— Ты видел, как она скрылась и как снова появилась?— Да, примерно так.— И чем вы с Вохмяниным занимались все это время, пока она была для вас не видна?— Курили... Вохмянин угостил сигареткой... Мы стояли и курили.— Ждали, пока Света не появится?— Не так чтобы уж и ждали...— Смотрели в окно?— Куда же нам еще смотреть? Не друг на дружку же... Слава богу, насмотрелись за последний год.— И потом она появилась из-за угла?— Да.— Бежала? Спешила? Оглядывалась? Спотыкалась и падала?— Нет, спокойно шла, — сказал Вулых и почему-то с опаской оглянулся на Вохмянина, который все это время неотрывно смотрел в экран телевизора, затянутый черными клубами дыма горящих нефтехранилищ.— Ее не было видно пять минут, пятнадцать, час?— Да нет, — успокоенно махнул рукой Васыль, решив, что уж в этом-то вопросе нет подвоха. — Сколько нужно, чтобы выкурить одну сигаретку? Пять минут? — спросил он у самого себя. — И пяти минут не прошло, как она появилась из-за угла. Минуты две-три.— За это время она смогла бы повесить мужика, который крупнее ее, старше, наверняка сильнее. Смогла бы, успела бы?— Светка?! — присел от неожиданности вопроса Васыль и снова оглянулся на Вохмянина. — Да ни за что! Ей сутки, год дай на такую работу — и не справится. Светка это так... В жизни она предназначена для другого.— Для чего?— Ну, это... Для радости... Для любви. Больше ничего не умеет. Да ей и не нужно других умений... В порядке девочка, — Васыль явно выдавал собственное отношение к Свете.Все это время Шаланда с недовольным недоумением вертел головой, поворачиваясь то к одному говорившему, то к другому. Когда это ему наскучило и в разговоре возникла некоторая законченность, Шаланда решительно поднялся, взял у Вохмянина из рук пульт управления и переключил программу. На экране возникли титры последних новостей города.— Мне кажется, вам пора наконец и делом заняться, — сказал Шаланда.— Займемся, — охотно подхватил Пафнутьев. — Только ты, Шаланда, скажи — чем мы должны заняться, чтобы понравиться тебе, чтобы ты нас одобрил и даже восхитился?— Я? Вами? Восхищаться? — обиделся Шаланда. — Это вы должны восхищаться мной с утра до вечера.— Готовы! — не задумываясь, ответил Пафнутьев. Его настроение улучшилось, что-то важное узнал он в последнем разговоре, что-то забрезжило в той кромешной темноте, которая окружала его последнее время. Он готов был шутить, подковыривать самолюбивого Шаланду, терпеть от него любые насмешки — все это уже не имело никакого значения.— Мы, наверное, пойдем? — опять поднялись строители. — Тут у вас разговоры серьезные...— Да, ребята, идите. Я еще загляну к вам, — пообещал Пафнутьев. — У нас с вами есть парочка невыясненных вопросов.— Каких вопросов? — остановились строители, уже готовые скрыться подальше с глаз следователя.— Ну, как же! — воскликнул Пафнутьев со всей искренностью, на которую был способен в эти минуты. — Надо же нам, наконец, узнать, кто убил Объячева!— Думаете, что мы знаем? — строители, кажется, и задавали вопросы, и отвечали хором. Не потому, что так им хотелось, — иначе не могли.— Я в этом уверен! — с дурашливой твердостью заявил Пафнутьев. — И не только вы — все это знают. Но ваши знания распылены, разбросаны и представляют собой бестолковое скопище сведений. Поэтому моя задача — в этой куче разобраться, каждому клочку информации найти свое место, и тогда истина, единая, сияющая и бесспорная, откроется во всем своем великолепии.— Как сказано, как сказано! — простонал Худо-лей. — Вот бы и мне так... Я бы далеко пошел.— Пойдешь, — проворчал Шаланда.— Тебе бы, Паша, президентские речи составлять, — продолжал Худолей. — Он бы тебя любил и дарил к праздникам всякие подарки.— Подарит, — сказал Шаланда. — Догонит и еще раз так подарит, что забудешь, за что тебе такая благодарность.— Идите, ребята, — Пафнутьев махнул рукой строителям. — Ждите в гости и готовьтесь к разговору долгому, но приятному.— А мы чего, всегда готовы... Были бы вопросы, а уж ответить как-нибудь сообразим.— До скорой встречи! — еще раз сказал Пафнутьев.Трижды попрощался он со строителями, три раза напутствовал их и обещал утреннюю встречу. Нехорошо это, не к добру. И будь в каминном зале кто-нибудь, кто разбирался бы в мистике, тайных науках и оккультных знаниях, наверняка посоветовал бы Пафнутьеву не откладывать разговор до утра — сейчас, немедленно, тут же, не сходя с места, спросить все, о чем хотел. Но нет, такого человека не нашлось, и строители, натыкаясь друг на друга, торопясь, ушли, и вскоре их тяжелые шаги прогрохотали по лестнице в подвал.И тут же вместо строителей в арочном проеме появилась Маргарита — стройная, хотя лучше сказать худая, если не высохшая, в черных свободных одеждах, развевающихся на ходу. Она прошла к креслам, невозмутимая, даже надменная, оглянулась на остальных, усмехнулась.— Не помешаю?— Нисколько, — быстро ответил Пафнутьев. — Располагайтесь, где вам удобно. Будем только рады.— Спасибо, — кивнула Маргарита со странной улыбкой, понимая двусмысленность положения — ей, хозяйке, позволяют присутствовать в комнате ее же дома. — Есть какие-нибудь новости? — спросила она, глядя в экран телевизора.— О! — радостно воскликнул Пафнутьев. — Их так много, они столь разнообразны, что я даже не знаю, с чего начать.— Начните с чего-нибудь, — сказала Маргарита с ноткой великодушия.— Наши передовые части вступили в Косово! — радостно объявил Пафнутьев. — Местное население встречает их восторженно! Как в сорок пятом! Их забрасывают цветами, девушки виснут на ступеньках боевых машин, власти дают зеленую улицу! Захвачен аэродром стратегического назначения! Десантники заняли круговую оборону и не подпускают натовцев ближе, чем на ружейный выстрел!— Надо же, — обронила Маргарита, дождавшись, наконец, паузы в воплях Пафнутьева. — Я слышала, в доме еще один труп?— Это ложь! — твердо заявил Пафнутьев. — Вас ввели в заблуждение. Труп появился не в доме, а в сарае.— Кому же помешал этот несчастный бомж?— Кому-то помешал, — солидно заметил Шаланда, чтобы обратить на себя внимание. — Иначе не убили бы.— А если убили — значит помешал, — подвела итог Маргарита.— Есть подозрения, но органы пока не придают им должного значения, — проговорил Вохмянин, все еще сидя спиной ко всем.— Кто же подозревается?— Есть одна юная и прекрасная дева, вся из себя...— Света? — удивилась Маргарита. — По-моему, она сильна в другом... Впрочем, как знать, как знать.— Разберемся, — заверил общество Пафнутьев.— Посмотрите на экран, — громко призвал Шаланда. — Речь о наших событиях.— У вас тоже что-то случилось? — с улыбкой спросила Маргарита.— Да! — рявкнул Шаланда, которого эта томно-печальная дама раздражала с самого начала. — У нас тоже кое-что случилось. Убит местный бизнесмен и крутой воротила, некий Объячев. И мы сейчас заняты расследованием этого преступления.— Это вы правильно решили, — одобрила Маргарита, но к экрану все-таки повернулась.А там за это время появилась странная женщина, несколько полноватая, а если уж откровенно, то излишне полная, с длинными темными волосами по плечам, в черной шали с красными розами и длинными кистями. Вид она имела величавый, значительный и на человека, который разговаривал с ней, смотрела снисходительно, если не жалостливо. Пафнутьев знал этого человека, встречался с ним, и даже водку приходилось пить вместе. Это был Фырнин, с которым судьба свела его несколько лет назад во время расследования какого-то заковыристого преступления.— Гадалка, — оповестил Шаланда, чтобы всем сразу все стало ясно. — Та самая.— Так ты нашел ее?! — восхитился Пафнутьев.— Работаем, — ответил Шаланда.— А мне говорили, что Фырнин ее разыскал в каком-то колдовском салоне.— Фырнин?! — гневно развернулся Шаланда. — Да я твоему Фырнину эту красотку на блюдечке преподнес!— Представляю себе это блюдечко, — пробормотал Худолей.— Может быть, нам все-таки стоит ее послушать? — спросила Маргарита и этим добилась полной тишины.Гадалка между тем вела себя совершенно спокойно и невозмутимо. Выслушав очередной вопрос журналиста, она откинула назад волосы, поправила шаль, усмехнулась потусторонним своим мыслям, задержалась взглядом на объективе камеры, и миллионы зрителей под ее взглядом содрогнулись в этот момент, ощутив, как высшие силы заглянули каждому в душу и такое там увидели, такое высмотрели, что просто ужас, просто кошмар какой-то.— Вы что-то спросили? — наконец поворотилась она своим массивным округлым молодым телом к тщедушному Фырнину.— Я хотел уточнить одну криминальную подробность... Уж если вам удалось так явственно предсказать смерть Объячева, не обращались ли к вам за помощью следственные органы?— А разве у них возникли сложности?— Убийца до сих пор не задержан. Следовательно, вполне разумно предположить, что они, я имею в виду правоохранительные органы, могли привлечь вас к расследованию.— Привлечь меня? — усмехнулась гадалка. — За что? — последним своим вопросом она показала, что, несмотря на монументальную внешность, юмор ей не чужд.— Ха-ха-ха, — сказал Фырнин, не рассмеялся, а именно сказал. — У вас развито чрезвычайно тонкое чувство смешного! — слова получились глупыми, если не сказать — издевательскими, но, как ни странно, гадалка отнеслась к ним со всей серьезностью и даже покраснела от удовольствия. — Скажите, Элеонора, а если бы я вот прямо сейчас попросил вас связаться с потусторонними силами, вызвать в себе некие мистические вибрации. — «Он явно куражится», — подумал Пафнутьев. — То, может быть, вы смогли бы надоумить наши следственные органы, направить их на путь истинный в поисках убийцы... Вы сможете это сделать?— А почему бы и нет? — с некоторой вульгаринкой в голосе произнесла Элеонора и так непосредственно, даже с некоторой доступностью, повела плечом, что Пафнутьев просто не мог не подумать, что жила Элеонора и другой жизнью, не столь степенной, была, была она заводилой, выпивохой и отчаянной бабой, пока судьба не повернулась к ней своей оккультной стороной.— Попробуем? — подзадоривал простодушную Элеонору многоопытный Фырнин.— Женщина. Надо искать женщину.Пафнутьев был разочарован. На какой-то миг, под действием чар Элеоноры, под влиянием неподдельного азарта Фырнина, он допустил, поверил и понадеялся, что сейчас гадалка действительно скажет нечто важное, пронзит своим мистическим лучом темноту, в которой блуждал следователь. Но нет, она проявила себя просто, как здравая, трезвая баба, и сказала слова разумные, неуязвимые, но ничем, увы, ничем не помогшие бедному Пафнутьеву. И тут же, словно почувствовав его разочарование, она пристально и как-то протяжно посмотрела с экрана прямо в усталые пафнутьевские глаза. И усмехнулась.— Некоторым мои слова кажутся очевидными... Как бывает очевидным любое событие, самое невероятное после того, как оно случилось. Хочу сразу сказать — не торопитесь с выводами. Я сказала, что сказала. И не так уж мало.— Да! Как говорят французы — шерше ля фам. Ищите женщину, — подхватил Фырнин.— И не одну, — добавила Элеонора.— Две? — ужаснулся Фырнин с профессиональной искренностью.— Я вижу три, — сказала Элеонора со слегка затуманенным взглядом. Она вдруг как-то обмякла, словно устала за эти секунды.— Вы хотите сказать, что эти три женщины, сговорившись...— Нет, — она досадливо поморщилась. — Я говорю не об убийцах, я говорю о сути происшедших событий. А кто убил, как, когда... Это дело следствия. Кстати, оно скоро закончится.— Скоро — это когда?— Через день, два... Самое большее — через три дня.— Знаете, Элеонора, я был потрясен точностью вашего попадания — незадолго до смерти вы сказали Объячеву, что он умрет в собственной постели... И все случилось именно так, именно так! Что вам в те секунды привиделось, какие видения пронеслись перед вашим внутренним взором?Некоторое время Элеонора молчала, не задумываясь о стоимости экранного времени, потом, стряхнув с себя оцепенение, взглянула на Фырнина.— А вы не допускаете, что это было обычное профессиональное лукавство? Заверив человека в том, что он умрет в собственной постели, я тем самым пообещала ему долгие годы жизни, спокойную старость, окружение многочисленных домочадцев... Этого вы не допускаете?— Честно говоря, допускаю, — сказал Фырнин, твердо глядя Элеоноре в глаза.— Несмотря на все ваши восторги, я это знала с самого начала. Мне, конечно, понравилось, что вы похвалили меня за чувство юмора, но смею заверить: я знаю цену этому комплименту.— Я не хотел вас обидеть!— Обидеть вы меня не хотели, но разоблачить или, скажем, развеять туман таинственности над моей головой... Попытались.— Простите! Вы меня не так поняли! — Фырнин сделал отчаянную попытку вернуть разговор в милое и слегка мистическое русло, однако Элеонора пресекла его попытки легко и небрежно.— Не надо нас дурить, — сказала она с пренебрежительным движением руки, как бы отбрасывая нечто несущественное. И опять в ее голосе прозвучала вульгаринка, которая так понравилась Пафнутьеву несколько минут назад. — Хотите вам кое-что предскажу?— Хочу, — сипловато сказал Фырнин и невольно сглотнул набежавшую слюну.— Вы не сделаете карьеры. Не станете богатым и знаменитым. У вас нет той силы, которая позволяет человеку перешагивать через ближних. И они вам этого не простят. Самое большее, на что можете рассчитывать в жизни, — это признательность или, скажем, любовь друзей.— И женщин? — попытался пошутить Фырнин, но Элеонора отсекла и эту его попытку.— Друзей, — твердо повторила она.— Не так уж мало, — уныло согласился Фырнин.— Это очень много.— Скажите... Долго ли мне осталось жить?— В ближайшие лет двадцать можете об этом даже не думать.— А потом?— Потом можете задуматься.— Скажите, Элеонора, если вернуться к теме нашего разговора, к первым моим вопросам...— Я увидела Объячева в кровати с окровавленной грудью.— Но ему стреляли в голову.— Может быть, в голову, может быть, стреляли... Мне об этом ничего неизвестно.— Вы сказали, что мы очень скоро узнаем имя убийцы...— Я этого не говорила.— Ну, как же, только что...— Я сказала, что следствие закончится быстро. Про убийцу я не произнесла ни слова.— А могли бы?— Нет. Здесь не все просто и очевидно... Какие-то наслоения изображений, желаний, пространств, интересов, — глаза Элеоноры сделались отрешенными. — Если не возражаете, на этом остановимся, — сказала Элеонора с беспомощной улыбкой. — Я устала. Мне нельзя уставать.— Почему?— Долго прихожу в себя, — она отбросила назад волосы, поправила шаль и поднялась из студийного кресла.На этом передача закончилась, в кадре снова появилась смурная физиономия Фырнина, который ловкими обтекаемыми словами в несколько секунд подвел итог разговора с гадалкой и попрощался с телезрителями.— Что скажете, молодые люди? — обернулась от экрана Маргарита. На губах ее блуждала ироническая улыбка, в пальцах раскачивался длинный мундштук с дымящейся сигареткой.— Баба — не дура, — ответил Пафнутьев. — Она здесь бывала?— И не один раз!— Это кое-что объясняет.— Что же именно? Наличие трех женщин?Последнего вопроса Пафнутьев не услышал — он отошел к окну и набрал по сотовому номер Фырнина. Тот отозвался сразу, видимо, уже торчал в студийной курилке.— Она больше ничего не добавила? — спросил Пафнутьев.— Добавила. Говорит: ничего не вижу из-за потока несущихся денег. Прямо по воздуху, говорит, несутся и в какой-то черной дыре исчезают. Не то денежная метель, не то снегопад... И такая вот подробность, Павел Николаевич... Доллары. Это все доллары.— И исчезают?— Так она сказала.— Я звоню из дома Объячева... Она бывала здесь.— Павел Николаевич... Она бывала во многих местах. Элеонора вообще предпочитает работать на дому. Как я понял, женщина она наблюдательная, и многие подробности домашней жизни ей помогают. Кроме того, у себя дома люди более раскованы.— И щедры, — добавил Пафнутьев.— А что, — удивился новому повороту Фырнин. — Это не так уж плохо для ее профессии.— Разберемся, — сказал Пафнутьев.Обернувшись, он заметил, что в каминном зале стоит полная тишина, и все внимательно вслушиваются в его разговор с Фырниным. И хотя он говорил вполголоса, наверняка его слышали и Вохмянин, повернувшийся складчатым затылком ко всем остальным, и Маргарита, потягивающая сигарету из длиннющего мундштука, и молчаливый Вьюев, который за вечер, кажется, не проронил ни единого слова. Но к виски прикладывался, причем охотно, — и это заметил Пафнутьев. * * * Разошлись поздно, когда закончился показ очередных «Секретных материалов» — нечисть из потустороннего мира вмешивалась в жизнь людей, насылала на них порчу и смерть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27