Тогда, по крайней мере, можно будет поверить, что дело началось.
Когда я вернусь в Германию, я хотел бы занять какой-нибудь пост, чтобы можно было жить с женой и чтобы меня могли посещать близкие. Больше у меня нет никаких желаний. Наше время уже отошло. Только мне хотелось бы покупать для себя то, что я хочу.
Здесь обо мне заботятся, я получаю все, что надо. Превращаешься в грудного младенца. Но мне как раз и не хватает заботы о самом себе, чтобы сам покупал или брал для себя то, что надо. Кроме того, у меня нет никакой цели, я ничего не знаю о своем будущем.
Каждый день я вижу только забор и жду, когда приедут русские и скажут, чтобы я приготовился. Спрашивать не имеет смысла, да я и не буду спрашивать, так как верю, что русские свое обещание, опубликованное в газете, выполнят.
18 мая 1948 года. Снова меня терзают сомнения. Не может ли получиться так, что Советский Союз хотя бы временно ослабит свой интерес к Германии, уделив внимание другим, более важным проблемам? Не является ли политика Советского Союза в международных вопросах иногда слишком неустойчивой? Советский Союз, который менее зависит от заграницы, чем Германия (сырье и продовольствие), может более легко проводить политику дальнего прицела. Он может откладывать решение вопросов и выжидать, но у нас в Германии нет таких возможностей, нам необходимо быстро принимать решения, по крайней мере — в экономических вопросах.
Как можно будет восстанавливать германскую экономику без больших иностранных кредитов? Как совместить их с репарационными платежами, обязательность которых он признает? Не являются ли такие кредиты предпосылкой для репараций? Исходя из этих соображений, я смотрю пессимистически на будущий уровень жизни немцев и считаю, что он не скоро еще повысится. Тем не менее я против плана Маршалла ввиду связанных с ним политических последствий.
Не будут ли русские брать больше репараций из восточной зоны, если она не будет получать ничего или очень мало из западных зон?
Каким образом могут расти и консолидироваться про грессивные силы в западных зонах, принимая во внимание нажим со стороны оккупационных властей и внутреннюю реакцию? Не будут ли прогрессивные силы подвергаться еще большим преследованиям?
Я ежедневно читаю газеты. Я обращаю особое внимание на то, чтобы научиться отражать нападки на Советский Союз и марксизм, которые так часто имеют место в радиопередачах из Англии и Западной Германии. Я уже сейчас рассматриваю это как практику для будущей защиты своей собственной новой позиции.
От жизни я имел мало. Не заметил, как прошли 30 лет. После Первой мировой войны женился. Я старался достичь приличного положения, целиком посвятив себя своей профессии, мало обращая внимания на семью. Я хотел устроить свою жизнь в будущем. Но начало хорошей жизни оказалось и ее концом. Подумать только — я не был дома с 1939 года!
19 мая 1948 года. В связи с последними новостями о советско-американских отношениях, мне вспоминается знаменитая история, когда Рузвельт послал телеграмму Гитлеру. Гитлер ответил в неслыханном тоне — Рузвельта назвал паралитиком, его жену — проституткой, а Черчилля — пьяницей. Этот ответ передавали по радио.
Я помню, что даже слушать было стыдно. Ужасно — и это глава государства. Напрашивается параллель между поведением Гитлера тогда и поведением американцев теперь. Есть над чем подумать.
28 мая 1948 года. Сегодня я решился на это письмо.
Господину генерал-лейтенанту Кобулову,
Москва.
Глубокоуважаемый господин генерал!
Ваше великодушие, проявленное по отношению ко мне, придает мне мужества обратиться к Вам с просьбой. Поэтому я позволю себе сослаться на Ваш визит 31 марта и на беседу с господином подполковником Георгадзе 26 мая.
1. Согласно сделанному мне заявлению и в связи с напряженной международной обстановкой, препятствием к моей репатриации является пропаганда против меня в западной прессе («Паулюс и его армия»), а также выступление американского обвинителя в Нюрнберге, генерала Тейлора.
По заявлению Тейлора относительно меня я могу сказать следующее:
Я не участвовал в борьбе ни против англичан, ни против американцев. Они высадились в Европе лишь летом 1944 года, то есть через полтора года после того, как я попал в плен.
Моя последняя должность перед началом войны — начальник штаба 16-го а.к. В походе против Польши я занимал должность начальника 10-й армии. В походе против Франции — начальник штаба 6-й армии. В ОКВ я никогда не работал. В ОКХ был оберквартирмейстером Генерального штаба с 3.09.40 г. до 20.01.42 г. Мои тогдашние начальники в ОКХ, фельдмаршал фон Браухич и генерал-полковник Гальдер, согласно заявлению того же американского обвинителя Тейлора, не привлечены к ответственности, так как для этого не было оснований. Таким образом, и в моем случае не должно быть никаких для этого оснований.
Во время войны я занимал единственную должность с командными функциями — пост командующего 6-й армией в России, с 20.01.42 г. до 31.01.43 г. Судить об этой моей деятельности может только советское правительство. Я не помню, чтобы я, будучи на посту командующего 6-й армией, издал какой-либо приказ, противоречащий международным правилам ведения войны.
На теперешнем процессе против ОКВ в Нюрнберге речь идет об ограниченном числе лиц, стоящих перед американским военным судом, которые — по сообщениям прессы — обвиняются в конкретных нарушениях международных правил ведения войны. А большинство бывших командующих немецкими армиями — освобождены из плена.
Следовательно, с юридической точки зрения мне не приходится бояться объяснения перед судом западных держав и относящееся ко мне заявление американского обвинителя генерала Тейлора я могу оценивать лишь как политический акт.
Кампания в западной прессе против меня проводилась в течение почти всего последнего года, и она продолжалась, несмотря на противоположные заявления пастора Шредера на Западе (он был раньше в Национальном комитете) и моего сына, а также вопреки соответствующим заявлениям в прессе восточной зоны. Причины газетной кампании тако го рода видны насквозь и ко мне лично не относятся.
Так как невозможно сказать, когда прекратятся, наконец, эти провокации и разрядится политическая атмосфера, во мне, естественно, возникает тревожный вопрос: когда вообще появится для меня надежда на репатриацию? Поэтому, уважаемый господин генерал, я был бы Вам очень благодарен, если Вы как-нибудь при случае разъяснили бы мне этот вопрос.
2. В дополнение к материалам, которые могут служить обоснованием для суждения обо мне, я позволю себе выразить следующие мысли, из которых вытекает мое отношение к проблемам моего отечества.
Впервые я серьезно задумался над политическими вопросами в плену. При более глубоком анализе обстоятельств и событий, связанных со Второй мировой войной, я стал критически относиться к моим прежним взглядам, оценивая исторические события с прогрессивной точки зрения, занимаясь изучением политических и экономических вопросов.
Я уделял при этом особенное внимание сущности и общечеловеческим целям Советского Союза, его мирной политики и той ответственности, которую мы, немцы, взвалили на себя нападением на Советский Союз. Так же, как эти мои новые убеждения побудили меня в свое время выступить за устранение режима Гитлера, так и теперь они являются основой занимаемой мной позиции: только создание единой, демократической, миролюбивой Германии может обусловить экономическое и общественное оздоровление Германии и послужить вкладом в дело умиротворения Европы и всего мира.
Я считаю, что базой для этого является Потсдамское соглашение. Проведенные в связи с ним в советской зоне мероприятия (денацификация, демократизация, упразднение крупных хозяйственных и банковских монополий, земельная реформа) я считаю в принципе правильными и применение этого принципа в западных зонах необходимым.
В настоящее время Германия находится в очень тяжелом положении. Без иностранной помощи Германия не в состоянии обеспечить население продовольствием. Считаясь с этим обстоятельством, советское правительство в восточной зоне оказывает хозяйственную и продовольственную помощь, не связывая это с политическими обстоятельствами.
Иначе обстоит дело со втягиванием Западной Германии в план Маршалла. Бесспорно, что Западная Германия особенно нуждается в срочных поставках продовольствия и в займе для восстановления хозяйства. Если это будет обеспечено при нормальных экономических условиях и при сохранении единства Германии, тогда немецкий народ, благодаря трудолюбию и развитости своих интеллектуальных сил, получит возможность не только отработать эту помощь, но и в недалеком будущем выплатить репарации в разумных размерах.
Но на Западе дело, кажется, обстоит так, что бедственное состояние хозяйства Германии используется в политических целях и к выгоде западного монополистического капитала. Выявившиеся в данный момент намерения или мероприятия, связанные с разделом Германии, ни к чему хорошему привести не могут, так как Западная и Восточная Германия экономически тесно связаны и друг от друга зависимы. Только единая Германия жизнеспособна.
Немецкую экономику нельзя произвольно, путем диктата, раскалывать на части, точно так же, как невозможно в XX веке раскалывать старый культурный народ против его воли. И поэтому, невзирая на все препятствия, является столь важным энергичное выражение демократической воли немецкого народа — единство и справедливый мир. Эту волю народа нельзя будет игнорировать в течение долгого времени.
При рассмотрении германской проблемы нельзя обойти вопрос о границах, так как это отражается на продовольственном и на хозяйственном положении, а также и на политическом развитии Германии. Каждый немец может так же мало одобрять урегулирование вопроса о восточных границах, как и отторжение Саарской области, но ни в коем случае нельзя допускать, чтобы этот вопрос стал предметом шовинистической травли; скорее, надо надеяться на то, что при мирном, демократическом развитии Германии и установлении добрых отношений с соседними государствами придет время для разумного, мирного и справедливого решения этого вопроса, в соответствии с интересами немцев.
Мое желание после возвращения на родину одно — где бы я ни находился и какой бы пост ни занимал, употребить все свои силы на борьбу за единство моего отечества, за мирное демократическое строительство и за добрые отношения с соседними странами, особенно — с Советским Союзом.
Демократическая Германия — лучшая гарантия мира в Европе, так как с созданием демократической Германии исчезает главная опора империалистического лагеря, без которой стремления империалистов не будут иметь никакой надежды на успех.
31 мая 1948 года. Поездка на отдых дорого стоит. Я бы охотнее остался здесь и, если можно, хотел бы получить улучшенное питание. Это было бы для меня приятнее, чем ехать куда-то в другое место.
Здесь есть все удобства; для меня главное — прибавить в весе, как сказал врач. Кроме того, я дошел до того, что начинаю бояться и чувствовать себя неуверенно, если приходится выходить за пределы нашего забора. Мне кажется, и для русских было бы лучше, если бы я остался здесь.
Конечно, хорошо бы иногда съездить куда-нибудь с подполковником или майором, но ни в коем случае не со всем здешним обществом. Я все же полагаю, что к осени прояснится вопрос о моем отъезде домой, так что лето можно прожить и здесь.
8 июня 1948 года. Я уже много раз отмечал, что с советской стороны не учитывалось тяжелое положение, в котором находился германский Генеральный штаб. Тем самым положение Генерального штаба оценивается недостаточно полно, многих распоряжений русские не понимают и делают вывод, что германский Генеральный штаб далеко не проявил того, что он осуществлял раньше при планировании и проведении крупных операций, чем он создал себе свое имя.
Специфика войны против Советского Союза заключалась в цели Гитлера, наряду с чисто военными операциями, обеспечить и экономические базы, которые ему были необходимы для успешного ведения войны; сюда относились, например, Украина, Донбасс и Баку. Но Генеральный штаб должен базировать свои операции исключительно на одной цели— разбить армии противника.
Кроме этой — основной — цели невозможно преследовать еще вторую основную цель: например, наступать на Москву с целью разбить армии противника, захватить столицу и одновременно оккупировать Украину и Донбасс из экономических соображений. Таким образом, Генеральному штабу постоянно приходилось направлять свою деятельность по двум линиям, и это вело к половинчатости. Этот момент при оценке германского Генерального штаба следует учитывать.
Длительные беседы на эту тему совсем меня не утомили. Я нахожу их интересными и поучительными. Я, конечно, могу ответить не на все вопросы, например сколько самолетов у нас было в начале и сколько мы взяли у русских или какие были потери 6-й армии при наступлении, — этого я не знаю. Но я отметил, что я еще вполне способен к умственной деятельности, и надеюсь, что помог выяснению многих вопросов.
Но между тем за 6 часов работы я совершенно выдохся и сегодня уже ничего не могу делать. Все эти люди хорошо подготовлены, а я должен все брать из воздуха.
10 июня 1948 года. Объявлено о сокращении репараций Румынии и Венгрии на 80%. Этот факт является признаком умной, дальновидной и «большой» политики Советского Союза. Он на деле активно поддерживает страны народной демократии. Это совсем иная политика по сравнению с той, которую проводила Франция по отношению к Германии в 1918 году.
Если бы французы проводили такую же умную политику, как СССР по отношению к странам народной демократии, то Гитлер никогда не пришел бы к власти, мы никогда не стали бы воевать, а я сохранил бы своего сына.
20 июня 1948 года. Кока пишет, что они дожили до денежной реформы. Царит уж асная неразбериха, как в потемках. Говорит, что лучше быть под защитой русских, чем попасть здесь в руки этого сброда… Она вновь без денег — все съела реформа…1
22 июня 1948 года. Сегодня я обратился с заявлением на имя советского правительства с просьбой рассмотреть вопрос о возможности моего использования в восточной зоне оккупации Германии.
Я заявил, что являюсь сторонником единой демократической Германии и разрешения германской проблемы на основе Потсдамских решений.
Как бы ни была тяжела и чувствительна для каждого немца новая граница на Востоке, — этот вопрос ни в коем случае не должен стать предметом шовинистической травли. Напротив, необходимо дождаться того момента, когда в результате мирного демократического развития Германии и установления хороших отношений с соседними государствами назреет время для разумного и отвечающего немецким интересам урегулирования вопроса.
Даст Бог, мы дождемся этого момента.
27 июня 1948 года. Мы должны считаться с тем, что раскол Германии — это факт; отсюда вопрос: в какую зону мы поедем? Для всех нас троих было бы лучше всего поехать в восточную зону по двум причинам:
а) Отвечающие нашему представлению о демократическом строительстве новой Германии мероприятия уже проведены в восточной зоне (уничтожение фашизма и концернов, земельная реформа).
б) В восточной зоне мы не будем подвергаться преследованиям или арестам (как, например, граф Айнзидель в Висбадене).
в) Когда я вернусь на родину, я не знаю. Но если бы мне предложили в восточной зоне пост, на котором я мог бы помогать восстановлению Германии, я выписал бы свою семью из Баден-Бадена в восточную зону.
Положение тяжелое и серьезное, но это явление временное. Нельзя целиком принимать всерьез комментарии западного радио; это только болтовня нескольких корреспондентов. Восточная денежная реформа благоприятнее для нас; она подобна реформе, проведенной в России. Через год или два это будет совершенно ясно, так как германскому народу предоставляется свобода в промышленности и торговле.
Таким образом мы сможем восстановить восточную часть Германии в короткое время. Жизненный уровень немцев на Востоке через два года будет гораздо выше, чем на Западе. На Востоке не будет ни одного безработного, а потом, возможно, наступит настоящий расцвет. Но именно тогда должен будет наступить настоящий расцвет, когда должен будет наступить крах на Западе. Тогда и население Запада заявит о своем стремлении к единству.
4 июля 1948 года. Лондонское радио снова упомянуло об армии Паулюса в СССР. За что англичане так меня ненавидят? Я ведь никаких преступлений против них никогда не совершал!
5 июля 1948 года. Денежная реформа… После лондонской конференции мне стало ясно, что Америка и другие только делают вид, что они за единство Германии, в действительности же они стремятся подчинить Бизонию своему экономическому, политическому и военному влиянию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Когда я вернусь в Германию, я хотел бы занять какой-нибудь пост, чтобы можно было жить с женой и чтобы меня могли посещать близкие. Больше у меня нет никаких желаний. Наше время уже отошло. Только мне хотелось бы покупать для себя то, что я хочу.
Здесь обо мне заботятся, я получаю все, что надо. Превращаешься в грудного младенца. Но мне как раз и не хватает заботы о самом себе, чтобы сам покупал или брал для себя то, что надо. Кроме того, у меня нет никакой цели, я ничего не знаю о своем будущем.
Каждый день я вижу только забор и жду, когда приедут русские и скажут, чтобы я приготовился. Спрашивать не имеет смысла, да я и не буду спрашивать, так как верю, что русские свое обещание, опубликованное в газете, выполнят.
18 мая 1948 года. Снова меня терзают сомнения. Не может ли получиться так, что Советский Союз хотя бы временно ослабит свой интерес к Германии, уделив внимание другим, более важным проблемам? Не является ли политика Советского Союза в международных вопросах иногда слишком неустойчивой? Советский Союз, который менее зависит от заграницы, чем Германия (сырье и продовольствие), может более легко проводить политику дальнего прицела. Он может откладывать решение вопросов и выжидать, но у нас в Германии нет таких возможностей, нам необходимо быстро принимать решения, по крайней мере — в экономических вопросах.
Как можно будет восстанавливать германскую экономику без больших иностранных кредитов? Как совместить их с репарационными платежами, обязательность которых он признает? Не являются ли такие кредиты предпосылкой для репараций? Исходя из этих соображений, я смотрю пессимистически на будущий уровень жизни немцев и считаю, что он не скоро еще повысится. Тем не менее я против плана Маршалла ввиду связанных с ним политических последствий.
Не будут ли русские брать больше репараций из восточной зоны, если она не будет получать ничего или очень мало из западных зон?
Каким образом могут расти и консолидироваться про грессивные силы в западных зонах, принимая во внимание нажим со стороны оккупационных властей и внутреннюю реакцию? Не будут ли прогрессивные силы подвергаться еще большим преследованиям?
Я ежедневно читаю газеты. Я обращаю особое внимание на то, чтобы научиться отражать нападки на Советский Союз и марксизм, которые так часто имеют место в радиопередачах из Англии и Западной Германии. Я уже сейчас рассматриваю это как практику для будущей защиты своей собственной новой позиции.
От жизни я имел мало. Не заметил, как прошли 30 лет. После Первой мировой войны женился. Я старался достичь приличного положения, целиком посвятив себя своей профессии, мало обращая внимания на семью. Я хотел устроить свою жизнь в будущем. Но начало хорошей жизни оказалось и ее концом. Подумать только — я не был дома с 1939 года!
19 мая 1948 года. В связи с последними новостями о советско-американских отношениях, мне вспоминается знаменитая история, когда Рузвельт послал телеграмму Гитлеру. Гитлер ответил в неслыханном тоне — Рузвельта назвал паралитиком, его жену — проституткой, а Черчилля — пьяницей. Этот ответ передавали по радио.
Я помню, что даже слушать было стыдно. Ужасно — и это глава государства. Напрашивается параллель между поведением Гитлера тогда и поведением американцев теперь. Есть над чем подумать.
28 мая 1948 года. Сегодня я решился на это письмо.
Господину генерал-лейтенанту Кобулову,
Москва.
Глубокоуважаемый господин генерал!
Ваше великодушие, проявленное по отношению ко мне, придает мне мужества обратиться к Вам с просьбой. Поэтому я позволю себе сослаться на Ваш визит 31 марта и на беседу с господином подполковником Георгадзе 26 мая.
1. Согласно сделанному мне заявлению и в связи с напряженной международной обстановкой, препятствием к моей репатриации является пропаганда против меня в западной прессе («Паулюс и его армия»), а также выступление американского обвинителя в Нюрнберге, генерала Тейлора.
По заявлению Тейлора относительно меня я могу сказать следующее:
Я не участвовал в борьбе ни против англичан, ни против американцев. Они высадились в Европе лишь летом 1944 года, то есть через полтора года после того, как я попал в плен.
Моя последняя должность перед началом войны — начальник штаба 16-го а.к. В походе против Польши я занимал должность начальника 10-й армии. В походе против Франции — начальник штаба 6-й армии. В ОКВ я никогда не работал. В ОКХ был оберквартирмейстером Генерального штаба с 3.09.40 г. до 20.01.42 г. Мои тогдашние начальники в ОКХ, фельдмаршал фон Браухич и генерал-полковник Гальдер, согласно заявлению того же американского обвинителя Тейлора, не привлечены к ответственности, так как для этого не было оснований. Таким образом, и в моем случае не должно быть никаких для этого оснований.
Во время войны я занимал единственную должность с командными функциями — пост командующего 6-й армией в России, с 20.01.42 г. до 31.01.43 г. Судить об этой моей деятельности может только советское правительство. Я не помню, чтобы я, будучи на посту командующего 6-й армией, издал какой-либо приказ, противоречащий международным правилам ведения войны.
На теперешнем процессе против ОКВ в Нюрнберге речь идет об ограниченном числе лиц, стоящих перед американским военным судом, которые — по сообщениям прессы — обвиняются в конкретных нарушениях международных правил ведения войны. А большинство бывших командующих немецкими армиями — освобождены из плена.
Следовательно, с юридической точки зрения мне не приходится бояться объяснения перед судом западных держав и относящееся ко мне заявление американского обвинителя генерала Тейлора я могу оценивать лишь как политический акт.
Кампания в западной прессе против меня проводилась в течение почти всего последнего года, и она продолжалась, несмотря на противоположные заявления пастора Шредера на Западе (он был раньше в Национальном комитете) и моего сына, а также вопреки соответствующим заявлениям в прессе восточной зоны. Причины газетной кампании тако го рода видны насквозь и ко мне лично не относятся.
Так как невозможно сказать, когда прекратятся, наконец, эти провокации и разрядится политическая атмосфера, во мне, естественно, возникает тревожный вопрос: когда вообще появится для меня надежда на репатриацию? Поэтому, уважаемый господин генерал, я был бы Вам очень благодарен, если Вы как-нибудь при случае разъяснили бы мне этот вопрос.
2. В дополнение к материалам, которые могут служить обоснованием для суждения обо мне, я позволю себе выразить следующие мысли, из которых вытекает мое отношение к проблемам моего отечества.
Впервые я серьезно задумался над политическими вопросами в плену. При более глубоком анализе обстоятельств и событий, связанных со Второй мировой войной, я стал критически относиться к моим прежним взглядам, оценивая исторические события с прогрессивной точки зрения, занимаясь изучением политических и экономических вопросов.
Я уделял при этом особенное внимание сущности и общечеловеческим целям Советского Союза, его мирной политики и той ответственности, которую мы, немцы, взвалили на себя нападением на Советский Союз. Так же, как эти мои новые убеждения побудили меня в свое время выступить за устранение режима Гитлера, так и теперь они являются основой занимаемой мной позиции: только создание единой, демократической, миролюбивой Германии может обусловить экономическое и общественное оздоровление Германии и послужить вкладом в дело умиротворения Европы и всего мира.
Я считаю, что базой для этого является Потсдамское соглашение. Проведенные в связи с ним в советской зоне мероприятия (денацификация, демократизация, упразднение крупных хозяйственных и банковских монополий, земельная реформа) я считаю в принципе правильными и применение этого принципа в западных зонах необходимым.
В настоящее время Германия находится в очень тяжелом положении. Без иностранной помощи Германия не в состоянии обеспечить население продовольствием. Считаясь с этим обстоятельством, советское правительство в восточной зоне оказывает хозяйственную и продовольственную помощь, не связывая это с политическими обстоятельствами.
Иначе обстоит дело со втягиванием Западной Германии в план Маршалла. Бесспорно, что Западная Германия особенно нуждается в срочных поставках продовольствия и в займе для восстановления хозяйства. Если это будет обеспечено при нормальных экономических условиях и при сохранении единства Германии, тогда немецкий народ, благодаря трудолюбию и развитости своих интеллектуальных сил, получит возможность не только отработать эту помощь, но и в недалеком будущем выплатить репарации в разумных размерах.
Но на Западе дело, кажется, обстоит так, что бедственное состояние хозяйства Германии используется в политических целях и к выгоде западного монополистического капитала. Выявившиеся в данный момент намерения или мероприятия, связанные с разделом Германии, ни к чему хорошему привести не могут, так как Западная и Восточная Германия экономически тесно связаны и друг от друга зависимы. Только единая Германия жизнеспособна.
Немецкую экономику нельзя произвольно, путем диктата, раскалывать на части, точно так же, как невозможно в XX веке раскалывать старый культурный народ против его воли. И поэтому, невзирая на все препятствия, является столь важным энергичное выражение демократической воли немецкого народа — единство и справедливый мир. Эту волю народа нельзя будет игнорировать в течение долгого времени.
При рассмотрении германской проблемы нельзя обойти вопрос о границах, так как это отражается на продовольственном и на хозяйственном положении, а также и на политическом развитии Германии. Каждый немец может так же мало одобрять урегулирование вопроса о восточных границах, как и отторжение Саарской области, но ни в коем случае нельзя допускать, чтобы этот вопрос стал предметом шовинистической травли; скорее, надо надеяться на то, что при мирном, демократическом развитии Германии и установлении добрых отношений с соседними государствами придет время для разумного, мирного и справедливого решения этого вопроса, в соответствии с интересами немцев.
Мое желание после возвращения на родину одно — где бы я ни находился и какой бы пост ни занимал, употребить все свои силы на борьбу за единство моего отечества, за мирное демократическое строительство и за добрые отношения с соседними странами, особенно — с Советским Союзом.
Демократическая Германия — лучшая гарантия мира в Европе, так как с созданием демократической Германии исчезает главная опора империалистического лагеря, без которой стремления империалистов не будут иметь никакой надежды на успех.
31 мая 1948 года. Поездка на отдых дорого стоит. Я бы охотнее остался здесь и, если можно, хотел бы получить улучшенное питание. Это было бы для меня приятнее, чем ехать куда-то в другое место.
Здесь есть все удобства; для меня главное — прибавить в весе, как сказал врач. Кроме того, я дошел до того, что начинаю бояться и чувствовать себя неуверенно, если приходится выходить за пределы нашего забора. Мне кажется, и для русских было бы лучше, если бы я остался здесь.
Конечно, хорошо бы иногда съездить куда-нибудь с подполковником или майором, но ни в коем случае не со всем здешним обществом. Я все же полагаю, что к осени прояснится вопрос о моем отъезде домой, так что лето можно прожить и здесь.
8 июня 1948 года. Я уже много раз отмечал, что с советской стороны не учитывалось тяжелое положение, в котором находился германский Генеральный штаб. Тем самым положение Генерального штаба оценивается недостаточно полно, многих распоряжений русские не понимают и делают вывод, что германский Генеральный штаб далеко не проявил того, что он осуществлял раньше при планировании и проведении крупных операций, чем он создал себе свое имя.
Специфика войны против Советского Союза заключалась в цели Гитлера, наряду с чисто военными операциями, обеспечить и экономические базы, которые ему были необходимы для успешного ведения войны; сюда относились, например, Украина, Донбасс и Баку. Но Генеральный штаб должен базировать свои операции исключительно на одной цели— разбить армии противника.
Кроме этой — основной — цели невозможно преследовать еще вторую основную цель: например, наступать на Москву с целью разбить армии противника, захватить столицу и одновременно оккупировать Украину и Донбасс из экономических соображений. Таким образом, Генеральному штабу постоянно приходилось направлять свою деятельность по двум линиям, и это вело к половинчатости. Этот момент при оценке германского Генерального штаба следует учитывать.
Длительные беседы на эту тему совсем меня не утомили. Я нахожу их интересными и поучительными. Я, конечно, могу ответить не на все вопросы, например сколько самолетов у нас было в начале и сколько мы взяли у русских или какие были потери 6-й армии при наступлении, — этого я не знаю. Но я отметил, что я еще вполне способен к умственной деятельности, и надеюсь, что помог выяснению многих вопросов.
Но между тем за 6 часов работы я совершенно выдохся и сегодня уже ничего не могу делать. Все эти люди хорошо подготовлены, а я должен все брать из воздуха.
10 июня 1948 года. Объявлено о сокращении репараций Румынии и Венгрии на 80%. Этот факт является признаком умной, дальновидной и «большой» политики Советского Союза. Он на деле активно поддерживает страны народной демократии. Это совсем иная политика по сравнению с той, которую проводила Франция по отношению к Германии в 1918 году.
Если бы французы проводили такую же умную политику, как СССР по отношению к странам народной демократии, то Гитлер никогда не пришел бы к власти, мы никогда не стали бы воевать, а я сохранил бы своего сына.
20 июня 1948 года. Кока пишет, что они дожили до денежной реформы. Царит уж асная неразбериха, как в потемках. Говорит, что лучше быть под защитой русских, чем попасть здесь в руки этого сброда… Она вновь без денег — все съела реформа…1
22 июня 1948 года. Сегодня я обратился с заявлением на имя советского правительства с просьбой рассмотреть вопрос о возможности моего использования в восточной зоне оккупации Германии.
Я заявил, что являюсь сторонником единой демократической Германии и разрешения германской проблемы на основе Потсдамских решений.
Как бы ни была тяжела и чувствительна для каждого немца новая граница на Востоке, — этот вопрос ни в коем случае не должен стать предметом шовинистической травли. Напротив, необходимо дождаться того момента, когда в результате мирного демократического развития Германии и установления хороших отношений с соседними государствами назреет время для разумного и отвечающего немецким интересам урегулирования вопроса.
Даст Бог, мы дождемся этого момента.
27 июня 1948 года. Мы должны считаться с тем, что раскол Германии — это факт; отсюда вопрос: в какую зону мы поедем? Для всех нас троих было бы лучше всего поехать в восточную зону по двум причинам:
а) Отвечающие нашему представлению о демократическом строительстве новой Германии мероприятия уже проведены в восточной зоне (уничтожение фашизма и концернов, земельная реформа).
б) В восточной зоне мы не будем подвергаться преследованиям или арестам (как, например, граф Айнзидель в Висбадене).
в) Когда я вернусь на родину, я не знаю. Но если бы мне предложили в восточной зоне пост, на котором я мог бы помогать восстановлению Германии, я выписал бы свою семью из Баден-Бадена в восточную зону.
Положение тяжелое и серьезное, но это явление временное. Нельзя целиком принимать всерьез комментарии западного радио; это только болтовня нескольких корреспондентов. Восточная денежная реформа благоприятнее для нас; она подобна реформе, проведенной в России. Через год или два это будет совершенно ясно, так как германскому народу предоставляется свобода в промышленности и торговле.
Таким образом мы сможем восстановить восточную часть Германии в короткое время. Жизненный уровень немцев на Востоке через два года будет гораздо выше, чем на Западе. На Востоке не будет ни одного безработного, а потом, возможно, наступит настоящий расцвет. Но именно тогда должен будет наступить настоящий расцвет, когда должен будет наступить крах на Западе. Тогда и население Запада заявит о своем стремлении к единству.
4 июля 1948 года. Лондонское радио снова упомянуло об армии Паулюса в СССР. За что англичане так меня ненавидят? Я ведь никаких преступлений против них никогда не совершал!
5 июля 1948 года. Денежная реформа… После лондонской конференции мне стало ясно, что Америка и другие только делают вид, что они за единство Германии, в действительности же они стремятся подчинить Бизонию своему экономическому, политическому и военному влиянию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34