А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

С четвертого корабля команда спускала спасательные шлюпки.
Наша группа самолетов приближалась к острову Сейскари, когда слева появились восьмерка истребителей «капрони» и два Ме-109. Мы насторожились. Но они прошли стороной курсом на тонущие корабли.
ГОРЯТ «МЕССЕРШМИТТЫ» и «ЮНКЕРСЫ»
На следующее утро мы вместе со штурмовиками перелетаем на площадку для заправки (не так давно здесь было картофельное поле), а потом берем курс на далекую Лахденпохью, к северному берегу Ладожского озера. Встречно-боковой ветер гонит по озеру волны. Берегов не видно. Штурмовики идут впереди, ниже нас, жмутся к самой воде. Согласно разведданным противник строит в этой Лахденпохье какие-то баржи, похоже, что десантные.
Вот уже позади остров Валаам. Подходим к берегу, видим цель. Штурмовики набирают высоту и идут в атаку. Хочется получше рассмотреть, что там за баржи. Но нам уже не до них. Сверху на нашу четверку (Мясников, Львов, Костылев и я) наваливаются шесть «фоккеров»,
Терехин и Рыбин где-то внизу охраняют штурмовики. Между тем они уже что-то зажгли на берегу. Ветер косматит дым, и Илы слабо видны на его фоне.
А в воздухе тоже бушует пожар. Падает объятый пламенем «фоккер». Один, потом второй. Истребители противника дерутся упорно. Они дерутся поблизости от своей базы. А нам до дому топать еще почти двести километров, из них около ста семидесяти — над водой, вдоль берега, захваченного врагом.
Оставшись вчетвером, вражеские летчики бьются ожесточенно. Двое из них прорываются к штурмовикам. Но Терехин и Рыбин начеку. Они вступают в бой с «фоккерами» и спасают положение.
Что же в итоге? Сбив два вражеских истребителя, мы без потерь возвращаемся домой. Разбор нашего совместного со штурмовиками полета проводит заместитель командующего ВВС полковник Дзюба. Он еще раз просматривает снимки, сделанные с воздуха над Лахденпохьей и сообщает нам, что противник строит баржи явно для десантных операций на Ладоге.
— Штаб флота обеспокоен этим, — говорит полковник. — Завтра на рассвете вам предстоит сделать повторный налет.
Однако вскоре обстановка меняется. Вместе со штурмовиками мы меняем место дислокации. Проходит немного времени. Едва успев освоиться с обстановкой, мы получаем команду перелететь на новое место. Как это было уже не раз, вместе с нами летят штурмовики.
Наш новый аэродром — обычное, не очень ровное поле. Все мы сели хорошо. Только истребитель старшего лейтенанта Евгения Теплова уже при заруливании попал одним колесом в яму и повредил лопасть винта. Досада летчика только усилилась, когда штурмовики сообщили, что они готовятся нанести удар по врагу в районе Невской Дубровки. Все мы были воодушевлены этим сообщением. А Женя Теплов с тоской стоял возле своего самолета и смотрел на отломанный конец лопасти винта.
Подошел инженер Сергеев,
— Неси пилу, — сказал он технику. — Какую? Обыкновенную. Ножовку по дерезу.
Он собственноручно подравнял поврежденную лопасть, а затем отпилил ровно столько же от двух целых лопастей и велел техникам заделать концы.
Минут через сорок винт был отремонтирован. Сергеев попробовал его, запустив мотор.
— Ничего, потянет! — Инженер улыбнулся, — А вы, товарищ Теплов, — обратился он к летчику, — должны помнить: техника у нас заграничная, любит, понимаешь, деликатное обращение. Это тебе не на нашем самолете. Сел ты, к примеру, на фюзеляж — винт в бараний рог. Ну что ж, ничего страшного. Мы с капитаном Гаркушенко зажимаем тот винт между бревнами да как даванем. И он опять идет в дело и тащит не хуже прежнего. Опять же пули от нашего отскакивают, а этот в щепки дробят. Вот так...
Еще раз осмотрев винт, Сергеев покачал головой:
— На боевом истребителе деревянный винт!.. Эх, заграница... Запад хреновый, вас еще учить надо!..
И вот мы снова в воздухе. Женя Теплов идет рядом со мной. Винт на его «харрикейне» обрезан, но Женя на отстает. Мы подходим к Неве и видим множество наших самолетов. Тут и штурмовики, и бомбардировщики. Сыплют столько бомб на вражеские позиции, что кажется — вся земля должна вывернуться наизнанку. И при этом никакого противодействия. Правда, зенитки бьют вовсю, но где же фашистские истребители? Едва я подумал об этом, как увидел несколько «мессершмиттов».
Сразу же завязался нелегкий бой. Но мы выполнили стоявшую перед нами задачу и не подпустили истребителей противника к нашим штурмовикам.
В это время с другого аэродрома поднялась еще одна группа «харрикейнов». Она сопровождала бомбардировщики Пе-2, которые должны были нанести удар по вражеским укреплениям. Над этими укреплениями тоже был бой с «мессершмиттами». В бою трагически погиб капитан Е.П.Рыбин, отважный и опытный воздушный боец. На его истребителе была перебита тяга управления рулем высоты. Самолет падал, и Рыбину ничего не оставалось, как выброситься из кабины. Но отделяясь от самолета, он ударился головой о хвостовое оперение и потерял сознание. Парашют летчика остался нераскрытым...
Два последних дня шел проливной дождь. Мы не летали, но мысленно все были там, в районе Синявина, с нашими доблестными пехотинцами, штурмовавшими позиции противника. Когда же дождь прекратился, на нашем аэродроме сел малюсенький самолетик УТ-1. Из него выбрался полковник Дзюба. Собрав всех вместе — и штурмовиков и истребителей, он показал нам снимки, доставленные утром воздушным разведчиком. А через час одиннадцать штурмовиков Ил-2 и восемь «харрикейнов» поднялись в воздух и снова взяли курс на Лахденпохью. Возглавлял группу истребителей капитан Костылев. Я был у него ведомым. С нами летели Косоруков, Хаметов, Евграфов, Черненко, Буряк, Терехин.
Опять мы шли над озером, стараясь до поры до времени не привлекать к себе внимания противника. Свинцовые волны Ладоги, украшенные белой пеной, катились внизу. Случись что с мотором — и все, поминай как звали, В Финском заливе — там хотя бы на островах Сейскари и Лавенсари в случае чего можно приземлиться, А здешние острова Валаам и Коневиц захвачены врагом.
Районы Лахденпохьи и Кексгольма противник прикрывал истребителями, но мы уверенно шли к цели. Остров Валаам был уже позади. Мы видели Лахденпохью. На берегу были новенькие баржи, струганые бревна. Штурмовики развернулись и стали пикировать на цель. Взрывы бомб сотрясали поселок. Как и в первый раз, вспыхнул пожар. Дым заволакивал берег.
Нанеся удар, штурмовики повернули в обратный путь. Прижимаясь к воде, они уходили все дальше. Но над островом Коневиц нас ожидала засада. Едва мы поравнялись с ним, как с высоты на нас обрушилась шестерка «капрони». Истребители противника уверенно вступили в бой. Но уже через пять минут три вражеские машины были охвачены огнем и рухнули наземь. В суматохе боя один «капрони» все же прорвался к нашим штурмовикам. Однако находившийся в группе прикрытия Ханяфи Хаметов метнулся наперерез ему и сам попал под вражеский огонь. Мы не знали, что там произошло, но услышали голос Хаметова:
— Ребята, помогите!.. Атакует... Заклинило...
— Каберов!..
Это Егор поручает мне поддержать Ханяфи. Я камнем бросаюсь вниз. Вижу, как «харрикейн» делает круг над самой водой, Истребитель противника сзади, не замечая меня, знай строчит по нему. Я догоняю «капрони», беру его в прицел. Огонь! Вражеская машина резко кренится, описывает кривую и, ударив левым крылом по воде, разваливается на части.
— Все, Ханяфи! — кричу я. — Пошли домой. Он тебя больше не тронет.
Да, он больше не тронет Ханяфи. Только что над водой было видно крыло «капрони», теперь и оно исчезло в пучине. На волнах еще держатся мелкие обломки самолета. Во все стороны расходятся неровные круги.
А на машине Хаметова заклинило элероны. Она разворачивается влево, и Ханяфи никак не может справиться с ней. Помогаю ему советом, оберегаю его от вражеских истребителей, веду домой. Илы уходят от нас все дальше на юг. «Харрикейны» сопровождают их. Только мы — Хаметов и я — летим потихоньку над разгулявшимся озером. Сильный боковой ветер катит по нему пенистые волны. Кажется, будто именно они, эти волны, мешают нам идти.
Дотянет ли Хаметов до аэродрома? По моему совету он уменьшает скорость и двумя ногами держит правую педаль управления рулем поворота. Только бы не отказал дающий перебои мотор. Только бы хватило сил у летчика! Ведь впереди еще почти восемьдесят километров пути над озером.
Но Хаметов держится. В районе Марьина Носа мы пересекаем береговую черту. Километров пятнадцать полета над сушей, и мотор машины Ханяфи вдруг резко сбавляет обороты. Все, он больше не тянет, и в конце концов Хаметов удачно приземляется на фюзеляж на небольшой полянке. Он выскакивает из кабины и машет мне рукой. Я делаю над ним круг и, запомнив это место, лечу домой. Вскоре техники привозят самолет Хаметова на аэродром.
По сей день я храню фоторепродукцию плаката, на котором запечатлено одно из мгновений воздушного боя наших истребителей с вражескими «капрони». В правом верхнем углу плаката художник поместил портреты всех наших летчиков — участников этого боя. Репродукции были подарены нам политотделом ВВС. А еще я храню фотокарточку Хаметова. На обороте снимка его рукой написано: «Моему спасителю и хорошему другу И.Каберову от Ханяфи».
Вот и опять мы дома, на Ораниенбаумском плацдарме. Немцы здесь неподалеку, но на этом участке фронта стоит пока что затишье. Только несметное войско сосен, охраняющее аэродром, о чем-то все время шумит, что-то таинственно шепчет,
30 августа к нам снова прилетает маленький УТ-1 полковника Дзюбы. Следом за ним на аэродроме приземляются пять штурмовиков, а немного погодя — семь истребителей «киттихаук». Из кабин выскакивают молодые веселые хлопцы с гвардейскими значками на кителях.
— Куда путь держите, гвардейцы? — интересуемся мы.
— Хотим кое-кому дать прикурить, — весело отзывается высокий, белокурый сержант.
— Нас возьмете или одни полетите?
— А мы к вам на помощь прилетели, — не то шутя, не то всерьез говорит он.
Мы переглядываемся. Армейские летчики прилетели помогать нам? И полковник Дзюба здесь. Значит, предстоит какое-то интересное задание, Вскоре всем нам (и армейцам тоже) приказано собраться в одном помещении.
— Перед вами, — Дзюба ведет указкой по карте, а потом по большому фото, — аэродром Городец. Расположен он в двадцати пяти километрах южнее Луги. На аэродроме, как вы видите, стоят Ю-88. Идет заправка самолетов. Снимок сделан два часа назад. Видимо, бомбардировщики недавно прилетели откуда-то. Ваша задача — уничтожить их на аэродроме. В северной части его насчитывается двадцать пять истребителей Ме-109. Следите, чтобы они не взлетели. Маршрут: наш аэродром, озеро Самро, Городец. В районе, затушеванном красным, — полковник Дзюба снова поднимает указку, — партизаны. На случай вынужденной посадки приземляться здесь...
Определив обязанности ведущих групп, Дзюба подал команду «По самолетам!». Восемь штурмовиков Ил-2, семнадцать «харрикейнов», семь истребителей «киттихаук» и один Пе-2 (фотограф) поднялись в воздух. Пятнадцать «харрикейнов» вооружены «эресами». На двух истребителях (майора Мясникова и моем) поставлены фотоаппараты. Мы тоже должны снимать.
Пересекаем линию фронта. Под нами железная дорога. Слева Волосово, а под крылом Большая Вруда, где 10 августа 1941 года я вынужден был приземлиться. Вспоминаю о Зинаиде Михайловне Петровой и мысленно обращаюсь к ней: «Жива ли ты, добрая русская женщина, приютившая меня в трудный час? Взгляни, мы идем над твоей многострадальной деревней, на которую сбросили столько бомб фашистские стервятники. Мы идем, чтобы отомстить. Мы обрушим бомбы на головы тех, кто принес тебе горе и несчастья. И уже скоро, скоро снова вздохнет полной грудью наша земля. И уже скоро, скоро вздохнет полной грудью Большая Вруда. В день нашей победы ставь самовар, дорогая Зинаида Михайловна. Встретимся, посидим за чайком, вспомним былое...»
Пока я про себя разговаривал с Зинаидой Михайловной, мы уже прошли озеро Самро и подошли к Городцу. Вот он, фашистский аэродром. Все как на снимке. В три ряда стоят «юнкерсы», а рядом с ними — бензозаправщики. Штурмовики сразу же идут в атаку, за ними следуют «харрикейны». Взрывы бомб, «эресов». Стоянку охватывает пламя. А наши самолеты снова и снова проносятся над ней. Одна за другой вспыхивают машины врага.
— Это вам за Низино! Это за Большую Вруду! Это вам за Ленинград! — кричу я.
Четыре «мессершмитта» пытаются вырулить для взлета. Два «харрикейна» обрушивают на них шквал огня. Выскочившие из кабин летчики бегут по аэродрому. Бегут, падают и не поднимаются.
Жидкие выстрелы зениток не смущают нас. Завершив начатое дело, штурмовики, «харрикейны», сфотографировавший результаты налета самолет Пе-2, истребители «киттихаук» уходят домой. Мы с Александром Федоровичем тоже фотографируем пылающий аэродром. Но вот аппараты отщелкали, и я слышу голос Мясникова:
— Дадим?
Командир вопросительно смотрит на меня из кабины. Я киваю головой. Он перевертывает истребитель и бросается вниз. Мы проносимся над северной границей аэродрома и из всех пушек и пулеметов бьем по стоянке истребителей. Вспыхивают еще два вражеских самолета. Собравшиеся было в большую группу гитлеровцы в панике разбегаются. Мы еще некоторое время ведем по ним огонь, потом на полной скорости догоняем своих товарищей. Я оглядываюсь. Хорошо горят фашистские самолеты! При полном безветрии густой черный дым взметнулся высоко к небу и растекается по сторонам, закрывая аэродром и окружающий его лес.
Дома мы узнали, что одновременно с налетом на аэродром Городец был нанесен удар по Сиверской. где скопились в основном вражеские истребители. Вот почему нам никто не помешал. Не потеряв ни одного своего самолета, мы уничтожили в Городце семнадцать бомбардировщиков Ю-88 и два «мессершмитта». В счет шли только те, что сгорели или были разнесены на части бомбами и «эресами». Но ведь там были и поврежденные, возможно, даже совсем непригодные к дальнейшему использованию машины.
«КАПИТАН, КАПИТАН, УЛЫБНИТЕСЬ!..»
Бои, бои. Самолетов у нас становится меньше, и командир полка формирует сводные группы из летчиков разных эскадрилий. 2 сентября утром потребовался вылет восьми наших «харрикейнов» на охрану войск в район Красного Бора. Эту восьмерку повел комиссар Ефимов. Второй восьмерке во главе со Львовым (в нее вхожу и я) приказано быть в боевой готовности. Спешу к самолету и вижу: моторист, дозаправлявший машину, разлил столько бензина, что под ней образовалась лужа. «Ну и разгильдяй!» — думаю я, подходя к мотористу.
— Это вы льете горючее на землю?
Матрос сначала пытается оправдываться, но потом умолкает и, покраснев, опускает голову.
— Вы знаете, как дорог этот бензин и как трудно доставить его сюда?
— Виноват, товарищ капитан. Больше это не повторится.
Занимаю место в кабине, усаживаюсь на парашют, привязываюсь ремнями, и все во мне кипит. Откуда у этого человека такое наплевательское отношение к делу? Надо написать о нем в «боевом листке».
Семен Львов, направляясь к своему самолету, останавливается на минутку возле меня. Вижу, он чем-то обеспокоен.
— Восьмерку вызвали по тревоге, — говорит Семен, глядя на небо. — Как думаешь, с чего бы это?
— Трудно сказать. Может быть, фашисты бросили «юнкерсы» против нашей пехоты.
— А по-моему, противник решил дать бой в воздухе за Городец, — раздумывает вслух Семен. — Если будет вылет, давай наберем высоту тысячи три. И главное, чтобы никто не оторвался от группы...
Я соглашаюсь с Львовым. Но меня волнует еще один вопрос:
— Скажи, Семен, как ты понимаешь выступление Ефимова на партсобрании? Он считает, что десантные баржи в Лахденпохье и стягивание бомбардировщиков под Ленинград — дело одной задумки.
Не знаю. — Семен пожимает плечами. — А вообще-то комиссару трудно отказать в логике. В самом деле, тут есть какая-то связь. Правда, Егор считает, что это рыбацкие баржи.
Егор не прав. Я вчера ему говорил об этом. Рыбакам не нужны такие громадные баржи. Да и форма у них не та. А потом, скажи, Семен: где видано, чтобы рыбак строил себе лодку под охраной зенитной пушки? А ведь над Лахденпохьей рвались зенитные снаряды.
А я вот думаю, — говорит Львов. — Немцы в Киришах, а финны на реке Свири. И между ними каких-то сто двадцать километров. Не помышляют ли они опять об окружении Ленинграда вторым кольцом блокады? Не готовятся ли к совместному наступлению?..
Семен уходит к своему самолету, а я сижу в своем. Сижу и думаю: выдержит ли «харрикейн» бой против Ме-109? «Харрикейн» — это не ЛаГГ-3 и уж, конечно, не Як-1. С «фиатами» и «фоккерами» было проще. А вот «мессершмитты»... Правда, мы, что называется, видали виды. Да и «харрикейнами» управлять научились. И все же...
Возле землянки стоит Дук. Вспомнив о пролитом горючем, я подзываю Женю к себе и уславливаюсь с ним о выпуске очередного номера «боевого листка».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36