Я прошу разрешить ему остаться в зале суда.
– Следователю разрешается остаться, мистер Джеффрис, – сказала судья защитнику. – Получается, нам некого больше удалять, верно?
Защитник Джеффрис покраснел, потому что ему не хватило сообразительности заглянуть в бумаги и проверить, сколько свидетелей проходит по делу. ОП и я улыбнулись, и ОП уже приготовился вызвать старого Гомера, когда 03 сказал:
– Ваша честь, я прошу, раз арестовавший подсудимого офицер выступает в качестве следователя при окружном прокуроре, чтобы его первым привели к присяге, хотя это и не соответствует общепринятому порядку, и чтобы второй свидетель был удален из зала.
ОП, имевший два месяца судебного опыта, громко хмыкнул при этих словах:
– У меня нет возражений, ваша честь, – сказал он.
– В таком случае выполните распоряжение, – нетерпеливо произнесла судья, и я начал думать, что в зале, наверное, барахлит кондиционер – стало жарковато.
– Прошу окружного прокурора вызвать первого свидетеля, – сказала судья.
Когда Доуни вывели из зала и попросили подождать в холле, ОП наконец произнес: «Народ вызывает офицера Моргана», я вышел на место для свидетеля, и секретарь суда, очень приятная женщина примерно одних лет с судьей, произнесла:
– Клянетесь ли вы при рассмотрении дела, представленного перед настоящим судом, говорить правду, только правду, и ничего, кроме правды, и да поможет вам Бог?
Я посмотрел на нее, изобразив свое лицо профессионального свидетеля, и ответил:
– Да, клянусь.
Тут есть нечто такое, в чем я и сам толком не разберусь. В тех случаях, когда я не вынужден лгать, я всегда отвечаю «Клянусь», а в тех случаях, когда мне приходится подтасовывать факты, у меня почему-то вырывается более эмоциональное «Да, я клянусь». Никакое объяснение этому мне на ум не приходит. Дело вовсе не в том, что я чувствую вину при подтасовке, я ее просто не чувствую, потому что если бы я не подтасовывал, многие люди стали бы жертвами преступлений и пострадали бы оттого, что я за все эти годы отправил бы в тюрьму наполовину меньше разных мерзавцев. Да и вообще говорят, большая часть свидетельских показаний всех свидетелей по уголовным делам – или ложь, или отрицание. Все, фактически, ожидают от свидетелей защиты «свидетельской лжи», и очень удивятся, если все обернется наоборот.
– Займите место за кафедрой и назовите свое имя, пожалуйста, – попросила секретарь.
– Уильям А. Морган. М-О-Р-Г-А-Н.
– Род занятий и должность, – спросил ОП.
– Офицер полиции Лос-Анжелес Сити, приписан к его Центральному Отделению.
– Были ли вы на этой же работе тридцать первого января этого года?
– Да, сэр.
– Была ли у вас в этот день возможность оказаться по адресу Шестая восточная, 827?
– Да, сэр.
– В какое время дня или ночи это было?
– Примерно в час пятнадцать пополудни.
– Не объясните ли вы, с какой целью вы там оказались?
– Хотел проверить, нет ли в вестибюле отеля «Орхидея» пьяных. Они там часто слоняются, спят и наносят ущерб имуществу в вестибюле.
– Понятно. Вход в вестибюль свободный?
– Да.
– Арестовывали ли вы там кого-нибудь за пребывание в пьяном виде ранее?
– Да, арестовывал. Хотя обычно я просто выгонял оттуда пьяниц. Моя цель в основном состояла в том, чтобы уберечь имущество от повреждений.
– Понятно, – сказал ОП. Мои невинные глаза стали еще шире и круглее, а нимб над головой просто засверкал. Я всегда тщательно следил за своими манерами в суде, а когда был молод, даже тренировался перед зеркалом. Много раз мне говорили, как присяжные признавались прокурору, что они признали подсудимого виновным лишь потому, что у офицера Моргана был такой искренний честный вид.
Потом я объяснил, как преследовал парня по лестнице и увидел, как он вбежал в триста девятнадцатый номер, и как я, естественно, его заподозрил, и как Гомер показал мне регистрационную книгу, и я прочитал имя Тимоти Лэндри. Как позвонил в отдел расследований, сообщил им имя Лэндри и обнаружил, что имеется ордер на его арест за нарушение правил уличного движения, и как я решил, что он был именно тем человеком, который забежал в номер 319. Меня не беспокоило, что впоследствии скажет Гомер, потому что я, разумеется, подходил к его двери за ключом, и просил показать регистрационную книгу, и что бы там Гомер ни сказал по поводу всего остального, это чистая правда.
Потом, когда я дошел до того места, когда я якобы постучал в дверь и Лэндри ответил и сообщил, что он Тимоти Лэндри, я чуть было не испугался, что Лэндри сейчас слетит со стула. Это было первым признаком того, что я немного перегибаю палку. Та часть моей истории, которая касалась открытого окна, могла быть правдой, но когда я произнес, что пистолет торчал из-под матраса, этот мерзавец громко фыркнул, и защитнику пришлось ткнуть его локтем под ребра, а судья наградила его резким взглядом.
Дойдя до этого места, я немного вспотел. До сих пор я мог бы рассказать почти полную правду, потому что у меня должно было быть право обыскать всю его чертову комнату, просто из здравого смысла. Кто, черт возьми, стал бы тратить четыре часа на получение обыска на арест, когда даже нет определенного объекта для поисков? Да и вообще неизвестно, удалось ли бы его получить.
Поэтому я рассказал им, что зеленое растительное вещество, напоминающее марихуану, открыто лежало на туалетном столике. Тут Лэндри закатил глаза и с отвращением чмокнул губами, потому что марихуану я обнаружил в шкафу в коробке из-под обуви. 03 не стал утруждаться и подвергать сомнению мое мнение о том, что зеленое растительное вещество показалось мне марихуаной, он наверняка предположил, что я провел тысячи арестов за хранение наркотиков. Так оно и было.
Меня должен был насторожить факт того, что 03 оказался столь любезен. ОП предоставил суду пистолет и наркотик, 03 согласился с химическим анализом марихуаны, и ОП объявил пистолет вещественным доказательством со стороны обвинения за номером один, а марихуану – за номером два. После непосредственного осмотра ОЗ не стал возражать ни по какому пункту, а мой нимб все рос и рос, пока я, должно быть, не начал походить на монаха в синей форме, с тонзурой и всем прочим. 0З не открывал рта до того момента, пока судья не произнесла: «Перекрестный допрос» – и кивнула в его сторону.
– Всего пара вопросов, офицер Морган, – улыбнулся он. На вид ему было лет двадцать пять. Улыбка у него была очень приветливая.
– Не припоминаете ли вы имя, занесенное в регистрационную книгу?
– Возражение, ваша честь, – вмешался ОП. – Какое имя, о чем мы...
Судья жестом велела ему сесть, не собираясь выслушивать возражение до конца, и 0З продолжил:
– Я перефразирую вопрос, ваша честь. Офицер, после того, как вы преследовали этого человека по лестнице и затем вернулись в комнату менеджера, прочитали ли вы имя в регистрационной книге или спросили его у мистера Доуни?
– Я попросил регистрационную книгу.
– Вы прочитали имя там?
– Да, сэр.
– И каким было это имя?
– Как я уже указывал, сэр, это было имя обвиняемого, Тимоти Г. Лэндри.
– А спрашивали вы после этого у мистера Доуни имя человека, живущего в номере 319?
– Не помню, спрашивал иди нет. Вероятно, нет, поскольку я прочитал это имя сам.
– На каком основании был выписан ордер, офицер? За какое правонарушение?
– Это было нарушение регистрации транспортного средства, адвокат. Статья 21-453-A, а также неявка для уплаты штрафа.
– И в ордере был указан адрес?
– Да, сэр.
– Упомянут ли номер ордера, исходящий номер судебного постановления, общая сумма залога и так далее в вашем полицейском рапорте?
– Да, сэр, все это есть в рапорте, – ответил я, подаваясь чуть-чуть вперед. Совсем немного, делая лишь намек на движение. Я всегда считал, что такой жест оценивается как проявление искренности.
На самом-то деле я обнаружил этот ордер лишь через два часа после того, как арестовал Лэндри. Фактически, это случилось уже тогда, когда я сочинял правдоподобный рапорт об аресте, и то, что этот ордер объявился, и побудило меня придумать эту историю.
– Итак, вы позвонили в офис и узнали, что имеется ордер на арест Тимоти Г. Лэндри, проживающего по этому адресу?
– Да, сэр.
– Вы воспользовались телефоном мистера Доуни?
– Нет, сэр, я звонил по телефону-автомату в холле.
– Но почему вы не пользовались телефоном мистера Доуни? Так вы сэкономили бы десять центов. – Защитник снова улыбнулся.
– Если вы звоните оператору и просите соединить вас с полицией, вы все равно получаете монету обратно, адвокат. Мне больше не хотелось тревожить мистера Доуни, поэтому я вышел в холл и воспользовался автоматом.
– Понятно. Затем вы поднялись наверх с ключом, который вам дал мистер Доуни?
– Да, сэр.
– Вы постучали, назвали себя и убедились, что отвечающий вам голос принадлежит Тимоти Лэндри, на чей арест, как вам было известно, имелся ордер?
– Да, сэр. Мужской голос ответил, что он Тимоти Лэндри. Или, вернее, он ответил «да» на мой вопрос, он ли Тимоти Лэндри. – Я чуть-чуть развернулся в сторону судьи, столь же едва заметно кивая, произнося эти слова. Услышав их, Лэндри опять закатил глаза и обмяк на стуле.
– Затем, услышав, как открывается окно, и испугавшись, что ваш подозреваемый может бежать по пожарной лестнице, вы выбили дверь?
– Я воспользовался ключом.
– Да, и увидели мистера Лэндри на краю постели, словно он собирался выскочить в окно?
– Совершенно верно.
– И вы увидели металлический предмет, торчащий из-под матраса?
– Я увидел голубоватый металлический предмет, и я был уверен, что это ствол пистолета, адвокат, – вежливо поправил его я.
– И вы взглянули вправо и увидели открыто лежащим предмет, фигурирующий в деле как вещественное доказательство номер два – коробка для сэндвичей, содержащая несколько граммов марихуаны?
– Да, сэр.
– У меня нет больше вопросов к свидетелю, – сказал защитник.
Тут я начал немного волноваться, потому что он провел все так, словно был прокурором, допрашивающим своего свидетеля. Он даже сделал нашу позицию сильнее, дав мне возможность повторить всю историю.
Что за чертовщина, подумал я, когда судья произнесла:
– Можете сесть.
Я уселся на свое место возле столика адвоката. Прокурор пожал плечами в ответ на мой вопросительный взгляд.
– Вызовите следующего свидетеля, – сказала судья, отпив из стакана глоток воды. Бейлиф привел из холла Гомера Доуни. Гомер шаркающей походкой подошел к свидетельскому месту, он был такой тощий, что промежность его брюк болталась где-то между коленями. По такому случаю он был одет в грязную белую рубашку и потертый галстук, а перхоть, усыпающая его жидкие русые волосы, была отчетливо видна даже от адвокатского столика. Кожа на его лице была желтой и ноздреватой и напоминала пиццу с сыром.
Он назвал свое имя, адрес отеля «Орхидея» и сообщил, что работает в нем менеджером уже три года. Потом защитник начал его расспрашивать: контактировал ли я с ним в день ареста, смотрел ли я регистрационную книгу, брал ли ключ от номера, поднимался ли он примерно десять минут спустя в номер обвиняемого и видел ли его арестованным, как долго обвиняемый проживал в отеле, сдавал ли он комнату обвиняемому, и только ему одному, и все ли описанные выше события происходили в городе и графстве Лос-Анджелес. Гомер был способный говорун и хороший свидетель, к тому же очень откровенный и искренний, и его допрос закончили за пару минут.
Когда прямой допрос был закончен, защитник встал и принялся расхаживать взад-вперед, словно персонаж из шоу Перри Мейсона, и судья сказала ему:
– Сядьте, адвокат.
Он извинился и сел, словно на настоящем судебном заседании, где юристы приближаются к свидетелям только с разрешения судьи, и где вся подобная театральщина просто немыслима.
– Мистер Доуни, вы показали, что когда офицер Морган подошел к вашей двери в тот день, о котором идет речь, он попросил у вас регистрационную книгу, верно?
– Да.
– Спрашивал ли он вас, кто живет в триста девятнадцатом?
– Нет, только попросил посмотреть книгу.
– Помните ли вы, чье имя значилось в этой книге?
– Конечно. Его. – Доуни указал на Лэндри, который, в свою очередь, посмотрел на него.
– Говоря «его», вы имели в виду обвиняемого? Человека, сидящего справа от меня?
– Да.
– И как же его зовут?
– Тимоти Ч. Лэндоун.
– Не могли бы вы повторить это имя и произнести его по буквам?
Мое сердце заколотилось, я мгновенно вспотел и мысленно произнес: «О, нет, нет!»
– Тимоти Ч. Лэндоун. Т-И-М...
– Произнесите фамилию, пожалуйста, – защитник улыбнулся, и меня замутило.
– Лэндоун. Л-Э-Н-Д-О-У-Н.
– А средний инициал "Ч", как в «Чарли»?
– Да, сэр.
– Вы в этом уверены?
– Еще как уверен! Он же жил в отеле четыре месяца, теперь уже пять. Да и в прошлом году останавливался на пару месяцев.
– И вам никогда в записях отеля не попадалось имя Тимоти Г. Лэндри? Л-Э-Н-Д-Р-И?
– Нет.
– И вам оно никогда не встречалось?
– Нет.
Я ощутил, как сидевший рядом со мной прокурор весь оцепенел – до него тоже начало доходить.
– Вы когда-нибудь говорили офицеру Моргану, что человека из номера 319 зовут Тимоти Г. Лэндри?
– Нет, потому что, насколько мне известно, его зовут не так, и я никогда не слышал этого имени до сегодняшнего дня.
– Благодарю вас, мистер Доуни, – сказал защитник, и Лэндри улыбнулся, показав свои большие акульи зубы, а я в это время лихорадочно пытался что-то придумать в противовес услышанному. В этот момент я понял, и признал для себя окончательно и навсегда, что мне уже давно следовало бы ходить в очках, что я уже давно не могу выполнять без них ни работу полицейского, ни любую другую, и если бы я не был таким болваном и был в тот момент в очках, то увидел бы, что имя в регистрационной книге было вялой попыткой Лэндри укрыться за псевдонимом, и что хоть ордер на его арест был выписан по всем правилам и действительно предназначался для Лэндри, я просто не мог получить об этом информацию через отдел расследований, сообщив для компьютера неверное имя. А судья сможет убедиться в этом за минуту, едва только попросит посмотреть анкету обвиняемого. И не успел я об этом подумать, как судья взглянула на меня и что-то прошептала секретарю, а та протянула ей анкету. Но там-то написано, что он никогда не скрывался под вымышленными именами! Так что я угодил в ловушку, а Гомер тут же забил еще один гвоздь в крышку моего гроба.
– Что сделал офицер, после того, как вы дали ему ключ?
– Вышел от меня и пошел вверх по лестнице.
– А откуда вы узнали, что он туда пошел?
– Дверь осталась немного приоткрытой. Я тут же быстро надел свои шлепанцы, потому что хотел поскорее подняться наверх и не пропустить никаких событий. Я подумал, что-нибудь может произойти, понимаете, арест и все прочее.
– Вы помните, как я разговаривал с вами перед самым слушанием и задавал вам несколько вопросов, мистер Доуни?
– Да, сэр.
– Помните, как я вас спрашивал, пользовался ли офицер телефоном-автоматом в вестибюле, когда звонил в полицию?
– Да, сэр, – ответил он. Во рту у меня тут же возник отвратительный привкус, в животе забурлило, боль от несварения желудка прожгла мне кишки раскаленным железом. А таблеток у меня с собой не было.
– Помните ли вы, что ответили мне по поводу телефона?
– Да, сэр, что он не работал. Он был неисправен уже неделю, и я вызвал мастера из телефонной компании. Я тогда очень волновался, потому что думал, вдруг он приходил ночью, когда меня не было, ведь они обещали кого-нибудь прислать, и я испробовал телефон утром, как раз перед приходом офицера, но он все еще был сломан. Трещал, как сумасшедший, лишь только бросишь монетку.
– Вы бросали в него утром монетку?
– Да, сэр. Я попробовал позвонить из него в телефонную компанию, но оказалось, все равно, набирал я номер или нет, он все трещал и трещал. Поэтому я позвонил им по своему телефону.
– Вы так и н е дозвонились по этому телефону?
– О, нет, сэр.
– Наверное, в телефонной компании сохранилась запись вашего вызова и дата, когда телефон был исправлен?
– Возражаю, – слабо произнес прокурор. – Давление на свидетеля.
– Возражение отклоняется, – произнесла судья, глядя теперь только на меня, а я посмотрел на Гомера, лишь бы куда-нибудь деть свои глаза.
– Вы поднялись наверх вслед за офицером? – снова спросил защитник. Теперь уже прокурор обмяк на стуле и нервно постукивал карандашом, а я к тому времени успел преодолеть стадию учащенного дыхания и обильного потения. Теперь я холодно размышлял, прикидывая, как выбраться из этой ситуации, и что я стану говорить, если меня снова вызовут на место свидетеля. А защита вполне может меня вызвать, ведь я теперь стал и х свидетелем, со всеми потрохами.
– Я пошел наверх чуть позднее офицера.
– И что вы увидели, когда поднялись?
– Офицер стоял в коридоре возле номера мистера Лэндоуна и прислушивался к тому, что делается за дверью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
– Следователю разрешается остаться, мистер Джеффрис, – сказала судья защитнику. – Получается, нам некого больше удалять, верно?
Защитник Джеффрис покраснел, потому что ему не хватило сообразительности заглянуть в бумаги и проверить, сколько свидетелей проходит по делу. ОП и я улыбнулись, и ОП уже приготовился вызвать старого Гомера, когда 03 сказал:
– Ваша честь, я прошу, раз арестовавший подсудимого офицер выступает в качестве следователя при окружном прокуроре, чтобы его первым привели к присяге, хотя это и не соответствует общепринятому порядку, и чтобы второй свидетель был удален из зала.
ОП, имевший два месяца судебного опыта, громко хмыкнул при этих словах:
– У меня нет возражений, ваша честь, – сказал он.
– В таком случае выполните распоряжение, – нетерпеливо произнесла судья, и я начал думать, что в зале, наверное, барахлит кондиционер – стало жарковато.
– Прошу окружного прокурора вызвать первого свидетеля, – сказала судья.
Когда Доуни вывели из зала и попросили подождать в холле, ОП наконец произнес: «Народ вызывает офицера Моргана», я вышел на место для свидетеля, и секретарь суда, очень приятная женщина примерно одних лет с судьей, произнесла:
– Клянетесь ли вы при рассмотрении дела, представленного перед настоящим судом, говорить правду, только правду, и ничего, кроме правды, и да поможет вам Бог?
Я посмотрел на нее, изобразив свое лицо профессионального свидетеля, и ответил:
– Да, клянусь.
Тут есть нечто такое, в чем я и сам толком не разберусь. В тех случаях, когда я не вынужден лгать, я всегда отвечаю «Клянусь», а в тех случаях, когда мне приходится подтасовывать факты, у меня почему-то вырывается более эмоциональное «Да, я клянусь». Никакое объяснение этому мне на ум не приходит. Дело вовсе не в том, что я чувствую вину при подтасовке, я ее просто не чувствую, потому что если бы я не подтасовывал, многие люди стали бы жертвами преступлений и пострадали бы оттого, что я за все эти годы отправил бы в тюрьму наполовину меньше разных мерзавцев. Да и вообще говорят, большая часть свидетельских показаний всех свидетелей по уголовным делам – или ложь, или отрицание. Все, фактически, ожидают от свидетелей защиты «свидетельской лжи», и очень удивятся, если все обернется наоборот.
– Займите место за кафедрой и назовите свое имя, пожалуйста, – попросила секретарь.
– Уильям А. Морган. М-О-Р-Г-А-Н.
– Род занятий и должность, – спросил ОП.
– Офицер полиции Лос-Анжелес Сити, приписан к его Центральному Отделению.
– Были ли вы на этой же работе тридцать первого января этого года?
– Да, сэр.
– Была ли у вас в этот день возможность оказаться по адресу Шестая восточная, 827?
– Да, сэр.
– В какое время дня или ночи это было?
– Примерно в час пятнадцать пополудни.
– Не объясните ли вы, с какой целью вы там оказались?
– Хотел проверить, нет ли в вестибюле отеля «Орхидея» пьяных. Они там часто слоняются, спят и наносят ущерб имуществу в вестибюле.
– Понятно. Вход в вестибюль свободный?
– Да.
– Арестовывали ли вы там кого-нибудь за пребывание в пьяном виде ранее?
– Да, арестовывал. Хотя обычно я просто выгонял оттуда пьяниц. Моя цель в основном состояла в том, чтобы уберечь имущество от повреждений.
– Понятно, – сказал ОП. Мои невинные глаза стали еще шире и круглее, а нимб над головой просто засверкал. Я всегда тщательно следил за своими манерами в суде, а когда был молод, даже тренировался перед зеркалом. Много раз мне говорили, как присяжные признавались прокурору, что они признали подсудимого виновным лишь потому, что у офицера Моргана был такой искренний честный вид.
Потом я объяснил, как преследовал парня по лестнице и увидел, как он вбежал в триста девятнадцатый номер, и как я, естественно, его заподозрил, и как Гомер показал мне регистрационную книгу, и я прочитал имя Тимоти Лэндри. Как позвонил в отдел расследований, сообщил им имя Лэндри и обнаружил, что имеется ордер на его арест за нарушение правил уличного движения, и как я решил, что он был именно тем человеком, который забежал в номер 319. Меня не беспокоило, что впоследствии скажет Гомер, потому что я, разумеется, подходил к его двери за ключом, и просил показать регистрационную книгу, и что бы там Гомер ни сказал по поводу всего остального, это чистая правда.
Потом, когда я дошел до того места, когда я якобы постучал в дверь и Лэндри ответил и сообщил, что он Тимоти Лэндри, я чуть было не испугался, что Лэндри сейчас слетит со стула. Это было первым признаком того, что я немного перегибаю палку. Та часть моей истории, которая касалась открытого окна, могла быть правдой, но когда я произнес, что пистолет торчал из-под матраса, этот мерзавец громко фыркнул, и защитнику пришлось ткнуть его локтем под ребра, а судья наградила его резким взглядом.
Дойдя до этого места, я немного вспотел. До сих пор я мог бы рассказать почти полную правду, потому что у меня должно было быть право обыскать всю его чертову комнату, просто из здравого смысла. Кто, черт возьми, стал бы тратить четыре часа на получение обыска на арест, когда даже нет определенного объекта для поисков? Да и вообще неизвестно, удалось ли бы его получить.
Поэтому я рассказал им, что зеленое растительное вещество, напоминающее марихуану, открыто лежало на туалетном столике. Тут Лэндри закатил глаза и с отвращением чмокнул губами, потому что марихуану я обнаружил в шкафу в коробке из-под обуви. 03 не стал утруждаться и подвергать сомнению мое мнение о том, что зеленое растительное вещество показалось мне марихуаной, он наверняка предположил, что я провел тысячи арестов за хранение наркотиков. Так оно и было.
Меня должен был насторожить факт того, что 03 оказался столь любезен. ОП предоставил суду пистолет и наркотик, 03 согласился с химическим анализом марихуаны, и ОП объявил пистолет вещественным доказательством со стороны обвинения за номером один, а марихуану – за номером два. После непосредственного осмотра ОЗ не стал возражать ни по какому пункту, а мой нимб все рос и рос, пока я, должно быть, не начал походить на монаха в синей форме, с тонзурой и всем прочим. 0З не открывал рта до того момента, пока судья не произнесла: «Перекрестный допрос» – и кивнула в его сторону.
– Всего пара вопросов, офицер Морган, – улыбнулся он. На вид ему было лет двадцать пять. Улыбка у него была очень приветливая.
– Не припоминаете ли вы имя, занесенное в регистрационную книгу?
– Возражение, ваша честь, – вмешался ОП. – Какое имя, о чем мы...
Судья жестом велела ему сесть, не собираясь выслушивать возражение до конца, и 0З продолжил:
– Я перефразирую вопрос, ваша честь. Офицер, после того, как вы преследовали этого человека по лестнице и затем вернулись в комнату менеджера, прочитали ли вы имя в регистрационной книге или спросили его у мистера Доуни?
– Я попросил регистрационную книгу.
– Вы прочитали имя там?
– Да, сэр.
– И каким было это имя?
– Как я уже указывал, сэр, это было имя обвиняемого, Тимоти Г. Лэндри.
– А спрашивали вы после этого у мистера Доуни имя человека, живущего в номере 319?
– Не помню, спрашивал иди нет. Вероятно, нет, поскольку я прочитал это имя сам.
– На каком основании был выписан ордер, офицер? За какое правонарушение?
– Это было нарушение регистрации транспортного средства, адвокат. Статья 21-453-A, а также неявка для уплаты штрафа.
– И в ордере был указан адрес?
– Да, сэр.
– Упомянут ли номер ордера, исходящий номер судебного постановления, общая сумма залога и так далее в вашем полицейском рапорте?
– Да, сэр, все это есть в рапорте, – ответил я, подаваясь чуть-чуть вперед. Совсем немного, делая лишь намек на движение. Я всегда считал, что такой жест оценивается как проявление искренности.
На самом-то деле я обнаружил этот ордер лишь через два часа после того, как арестовал Лэндри. Фактически, это случилось уже тогда, когда я сочинял правдоподобный рапорт об аресте, и то, что этот ордер объявился, и побудило меня придумать эту историю.
– Итак, вы позвонили в офис и узнали, что имеется ордер на арест Тимоти Г. Лэндри, проживающего по этому адресу?
– Да, сэр.
– Вы воспользовались телефоном мистера Доуни?
– Нет, сэр, я звонил по телефону-автомату в холле.
– Но почему вы не пользовались телефоном мистера Доуни? Так вы сэкономили бы десять центов. – Защитник снова улыбнулся.
– Если вы звоните оператору и просите соединить вас с полицией, вы все равно получаете монету обратно, адвокат. Мне больше не хотелось тревожить мистера Доуни, поэтому я вышел в холл и воспользовался автоматом.
– Понятно. Затем вы поднялись наверх с ключом, который вам дал мистер Доуни?
– Да, сэр.
– Вы постучали, назвали себя и убедились, что отвечающий вам голос принадлежит Тимоти Лэндри, на чей арест, как вам было известно, имелся ордер?
– Да, сэр. Мужской голос ответил, что он Тимоти Лэндри. Или, вернее, он ответил «да» на мой вопрос, он ли Тимоти Лэндри. – Я чуть-чуть развернулся в сторону судьи, столь же едва заметно кивая, произнося эти слова. Услышав их, Лэндри опять закатил глаза и обмяк на стуле.
– Затем, услышав, как открывается окно, и испугавшись, что ваш подозреваемый может бежать по пожарной лестнице, вы выбили дверь?
– Я воспользовался ключом.
– Да, и увидели мистера Лэндри на краю постели, словно он собирался выскочить в окно?
– Совершенно верно.
– И вы увидели металлический предмет, торчащий из-под матраса?
– Я увидел голубоватый металлический предмет, и я был уверен, что это ствол пистолета, адвокат, – вежливо поправил его я.
– И вы взглянули вправо и увидели открыто лежащим предмет, фигурирующий в деле как вещественное доказательство номер два – коробка для сэндвичей, содержащая несколько граммов марихуаны?
– Да, сэр.
– У меня нет больше вопросов к свидетелю, – сказал защитник.
Тут я начал немного волноваться, потому что он провел все так, словно был прокурором, допрашивающим своего свидетеля. Он даже сделал нашу позицию сильнее, дав мне возможность повторить всю историю.
Что за чертовщина, подумал я, когда судья произнесла:
– Можете сесть.
Я уселся на свое место возле столика адвоката. Прокурор пожал плечами в ответ на мой вопросительный взгляд.
– Вызовите следующего свидетеля, – сказала судья, отпив из стакана глоток воды. Бейлиф привел из холла Гомера Доуни. Гомер шаркающей походкой подошел к свидетельскому месту, он был такой тощий, что промежность его брюк болталась где-то между коленями. По такому случаю он был одет в грязную белую рубашку и потертый галстук, а перхоть, усыпающая его жидкие русые волосы, была отчетливо видна даже от адвокатского столика. Кожа на его лице была желтой и ноздреватой и напоминала пиццу с сыром.
Он назвал свое имя, адрес отеля «Орхидея» и сообщил, что работает в нем менеджером уже три года. Потом защитник начал его расспрашивать: контактировал ли я с ним в день ареста, смотрел ли я регистрационную книгу, брал ли ключ от номера, поднимался ли он примерно десять минут спустя в номер обвиняемого и видел ли его арестованным, как долго обвиняемый проживал в отеле, сдавал ли он комнату обвиняемому, и только ему одному, и все ли описанные выше события происходили в городе и графстве Лос-Анджелес. Гомер был способный говорун и хороший свидетель, к тому же очень откровенный и искренний, и его допрос закончили за пару минут.
Когда прямой допрос был закончен, защитник встал и принялся расхаживать взад-вперед, словно персонаж из шоу Перри Мейсона, и судья сказала ему:
– Сядьте, адвокат.
Он извинился и сел, словно на настоящем судебном заседании, где юристы приближаются к свидетелям только с разрешения судьи, и где вся подобная театральщина просто немыслима.
– Мистер Доуни, вы показали, что когда офицер Морган подошел к вашей двери в тот день, о котором идет речь, он попросил у вас регистрационную книгу, верно?
– Да.
– Спрашивал ли он вас, кто живет в триста девятнадцатом?
– Нет, только попросил посмотреть книгу.
– Помните ли вы, чье имя значилось в этой книге?
– Конечно. Его. – Доуни указал на Лэндри, который, в свою очередь, посмотрел на него.
– Говоря «его», вы имели в виду обвиняемого? Человека, сидящего справа от меня?
– Да.
– И как же его зовут?
– Тимоти Ч. Лэндоун.
– Не могли бы вы повторить это имя и произнести его по буквам?
Мое сердце заколотилось, я мгновенно вспотел и мысленно произнес: «О, нет, нет!»
– Тимоти Ч. Лэндоун. Т-И-М...
– Произнесите фамилию, пожалуйста, – защитник улыбнулся, и меня замутило.
– Лэндоун. Л-Э-Н-Д-О-У-Н.
– А средний инициал "Ч", как в «Чарли»?
– Да, сэр.
– Вы в этом уверены?
– Еще как уверен! Он же жил в отеле четыре месяца, теперь уже пять. Да и в прошлом году останавливался на пару месяцев.
– И вам никогда в записях отеля не попадалось имя Тимоти Г. Лэндри? Л-Э-Н-Д-Р-И?
– Нет.
– И вам оно никогда не встречалось?
– Нет.
Я ощутил, как сидевший рядом со мной прокурор весь оцепенел – до него тоже начало доходить.
– Вы когда-нибудь говорили офицеру Моргану, что человека из номера 319 зовут Тимоти Г. Лэндри?
– Нет, потому что, насколько мне известно, его зовут не так, и я никогда не слышал этого имени до сегодняшнего дня.
– Благодарю вас, мистер Доуни, – сказал защитник, и Лэндри улыбнулся, показав свои большие акульи зубы, а я в это время лихорадочно пытался что-то придумать в противовес услышанному. В этот момент я понял, и признал для себя окончательно и навсегда, что мне уже давно следовало бы ходить в очках, что я уже давно не могу выполнять без них ни работу полицейского, ни любую другую, и если бы я не был таким болваном и был в тот момент в очках, то увидел бы, что имя в регистрационной книге было вялой попыткой Лэндри укрыться за псевдонимом, и что хоть ордер на его арест был выписан по всем правилам и действительно предназначался для Лэндри, я просто не мог получить об этом информацию через отдел расследований, сообщив для компьютера неверное имя. А судья сможет убедиться в этом за минуту, едва только попросит посмотреть анкету обвиняемого. И не успел я об этом подумать, как судья взглянула на меня и что-то прошептала секретарю, а та протянула ей анкету. Но там-то написано, что он никогда не скрывался под вымышленными именами! Так что я угодил в ловушку, а Гомер тут же забил еще один гвоздь в крышку моего гроба.
– Что сделал офицер, после того, как вы дали ему ключ?
– Вышел от меня и пошел вверх по лестнице.
– А откуда вы узнали, что он туда пошел?
– Дверь осталась немного приоткрытой. Я тут же быстро надел свои шлепанцы, потому что хотел поскорее подняться наверх и не пропустить никаких событий. Я подумал, что-нибудь может произойти, понимаете, арест и все прочее.
– Вы помните, как я разговаривал с вами перед самым слушанием и задавал вам несколько вопросов, мистер Доуни?
– Да, сэр.
– Помните, как я вас спрашивал, пользовался ли офицер телефоном-автоматом в вестибюле, когда звонил в полицию?
– Да, сэр, – ответил он. Во рту у меня тут же возник отвратительный привкус, в животе забурлило, боль от несварения желудка прожгла мне кишки раскаленным железом. А таблеток у меня с собой не было.
– Помните ли вы, что ответили мне по поводу телефона?
– Да, сэр, что он не работал. Он был неисправен уже неделю, и я вызвал мастера из телефонной компании. Я тогда очень волновался, потому что думал, вдруг он приходил ночью, когда меня не было, ведь они обещали кого-нибудь прислать, и я испробовал телефон утром, как раз перед приходом офицера, но он все еще был сломан. Трещал, как сумасшедший, лишь только бросишь монетку.
– Вы бросали в него утром монетку?
– Да, сэр. Я попробовал позвонить из него в телефонную компанию, но оказалось, все равно, набирал я номер или нет, он все трещал и трещал. Поэтому я позвонил им по своему телефону.
– Вы так и н е дозвонились по этому телефону?
– О, нет, сэр.
– Наверное, в телефонной компании сохранилась запись вашего вызова и дата, когда телефон был исправлен?
– Возражаю, – слабо произнес прокурор. – Давление на свидетеля.
– Возражение отклоняется, – произнесла судья, глядя теперь только на меня, а я посмотрел на Гомера, лишь бы куда-нибудь деть свои глаза.
– Вы поднялись наверх вслед за офицером? – снова спросил защитник. Теперь уже прокурор обмяк на стуле и нервно постукивал карандашом, а я к тому времени успел преодолеть стадию учащенного дыхания и обильного потения. Теперь я холодно размышлял, прикидывая, как выбраться из этой ситуации, и что я стану говорить, если меня снова вызовут на место свидетеля. А защита вполне может меня вызвать, ведь я теперь стал и х свидетелем, со всеми потрохами.
– Я пошел наверх чуть позднее офицера.
– И что вы увидели, когда поднялись?
– Офицер стоял в коридоре возле номера мистера Лэндоуна и прислушивался к тому, что делается за дверью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34