– Ладно, не шпыняй его особенно, – улыбнулся я. – Не так уж часто он бывает пьян.
– Кто пьян? – возмутился Круц.
– Ты уже на полпути, pendejo, – сказала Сокорро. Круц что-то пробормотал по-испански, я засмеялся и допил бутылку.
– Если бы не puta, Бампер сейчас был бы капитаном.
– Само собой, – отозвался я, подходя к холодильнику и доставая еще два пива для себя и Круца. – Хочешь, Сьюки?
– Нет, спасибо, – сказала Сокорро. Круц пару раз рыгнул.
– Схожу-ка я на улицу к детям, – сказал я и тут вспомнил о лежащих в багажнике подарках. Я купил их еще в понедельник, когда Круц пригласил меня на обед.
– Эй, сорвиголовы! – крикнул я, выйдя на крыльцо.
– Баааам-пер! – завопил Начо и помчался ко мне, спрыгнув с веревки на большом дубе, накрывавшем своей тенью почти весь двор.
– Ты уже стал совсем большой, можешь теперь есть сено и тащить фургон, Начо, – сказал я. Тут ко мне устремились все четверо, болтая о чем-то на ходу. Глаза у них блестели – они отлично знали, что я никогда не приезжаю на обед без подарков.
– А где Долорес? – спросил я. Теперь она была моей любимицей – самая старшая после Эстебана и копия матери в молодости. Она училась на предпоследнем курсе колледжа, изучала физику и была обручена со своим однокурсником.
– Долорес с Гордоном, где же еще? – ответил самый младший в семье Ральф – десятилетний круглощекий парнишка и тихий ужас семейства, вечно устраивающий всякие проказы и не дававший затихнуть шуму и гаму.
– А Элис?
– У соседей играет, – снова ответил Ральф. Вся компания: Начо, Ральф, Марта и Мария уже были готовы расплакаться, а я наслаждался ситуацией, хотя мне и было стыдно водить их за нос.
– Начо, – сказал я небрежно, – будь так добр, возьми у меня ключи от машины и вытащи кое-что из багажника.
– Я помогу, – пискнула Марта.
– И я, – подпрыгнула Мария – маленькая одиннадцатилетняя красавица в розовом платье, розовых носочках и черных кожаных туфельках. Она симпатичнее всех и со временем будет разбивать сердца.
– Я один пойду, – сказал Начо. – Мне помощники не нужны.
– Фиг ты один пойдешь, – сказал Ральф.
– Следи за своим языком, Рафаэль, – сказала Мария, и Ральф тут же показал ей маленький язычок. Мне пришлось отвернуться, чтобы не расхохотаться.
– Мама, – сказала Мария. – А Ральф делает нехорошие вещи!
– Ябеда! – буркнул Ральф и побежал вместе с Начо к машине.
Я медленно вернулся на кухню, смеясь на ходу. Круц и Сокорро улыбнулись, глядя на меня, – они знали, как я привязан к их малышам.
– Идите с Бампером в гостиную, Круц, – сказала Сокорро. – Обед будет готов через двадцать минут.
– Пошли, Бампер, – сказал Круц, вытаскивая из холодильника четыре бутылки и прихватывая открывашку. – Все никак не пойму, почему мексиканские женщины в старости становятся тиранами? В молодости они такие милые и послушные.
– Ах, в старости! Ты только послушай этого vie jo, Бампер, – сказала она, размахивая ему вслед деревянной ложкой. Мы пришли в гостиную, и я плюхнулся в любимое кресло Круца, потому что он на том настоял. Потом подтащил оттоманку и заставил меня положить на нее ноги.
– Черт возьми, Круц.
– Ты у меня сегодня на спецобслуживании, Бампер, – сказал он, откупоривая для меня пиво. – Выглядишь ты чертовски усталым, а сегодня мы, может быть, в последний раз видимся перед долгой разлукой.
– Я буду жить всего в часе полета от тебя. Думаешь, мы с Кэсси не будем время от времени прилетать к вам? А ты, Сокорро и дети не станете приезжать к нам в гости?
– Что, всем взводом? – засмеялся он.
– Уверен, мы будем часто видеться, – сказал я и отогнал появившееся у меня нехорошее ощущение, потому что понял: скорее всего будем видеться не так уж часто.
– Да, Бампер, – сказал Круц, усаживаясь напротив меня в другое старое кресло, почти такое же старое и удобное, как мое. – Я все боялся, что эта ревнивая сучка тебя не отпустит.
– Имеешь в виду мой участок?
– Верно. – Я подумал, как мне его будет не хватать. – Что это ты сегодня так расфилософствовался? Называешь мой участок проституткой, и все такое?
– У меня сегодня поэтическое настроение.
– К тому же ты нахлебался чего-то покрепче cerveza.
Круц подмигнул и бросил осторожный взгляд в сторону кухни, где громыхала кастрюлями Сокорро, потом подкрался к стоящему в столовой шкафчику из красного дерева и вынул из его нижнего ящика полупустую бутылку мескаля.
– А в ней есть червячок?
– Если и есть, я его выпью, – прошептал он. – Не хочу, чтобы Сьюки застукала меня с бутылкой. Меня немного беспокоит печень, так что мне вроде и пить нельзя.
– Это то самое зелье, что ты купил в Сан-Луисе? Тогда, в отпуске?
– То самое, последняя бутылка.
– Если ты ее высосешь, печень тебе больше не потребуется.
– Хорошая штука, Бампер. На, попробуй глоточек-другой.
– Ее лучше пить с солью и лимоном.
– Да пей. Ты же большой macho, черт побери. Вот и веди себя, как полагается.
Я сделал три осторожных глотка и тут же пожалел о содеянном, едва они достигли желудка. Пришлось тут же осушить бутылку пива, а Круц в это время хихикнул и тоже медленно отхлебнул из бутылки.
– Ничего себе! – выдохнул я. Постепенно пламя в желудке поутихло, свернувшиеся узлом кишки развернулись, и мне стало хорошо, а через несколько минут еще лучше. Именно такое лекарство и было необходимо моему телу.
– В Мексике не всегда на каждом углу можно отыскать соль и лимоны, – сказал Круц, возвращая мне бутылку с мескалем. – Настоящие мексиканцы разбавляют его просто слюной.
– Не удивительно, что они такие крепкие ребята, – выдохнул я после еще одного глотка и передал бутылку.
– Ну, как ты теперь себя чувствуешь, 'mano? – хихикнул Круц. Я расхохотался. Меня всегда дико смешит его глупое хихиканье – так он смеется только, когда немного пьян.
– Примерно так, как и ты, – ответил я и залил еще немного пива в пылающий желудок. Но это было совсем другое пламя, дружественное, не то, которое зажигает в нем кислота, и когда оно поутихло, я почувствовал себя просто отлично.
– Проголодался? – спросил Круц.
– А разве я не всегда голоден?
– Увы, – сказал он, – у тебя голод на все подряд. Почти. Мне часто хотелось быть похожим на тебя.
– На меня?
– Ты всегда хочешь всего . Жаль, что такое не может продолжаться вечно. Но такова жизнь. Я ужасно рад, что ты уходишь.
– Просто ты пьян.
– Да, пьян. Но я знаю, о чем говорю, 'mano. Кэсси тебе бог послал. А я об этом молился. – Круц полез в карман и достал маленький кожаный мешочек. В нем лежала нитка черных деревянных бус, которую он носил с собой на счастье. Он помял мягкую кожу и положил мешочек в сторону.
– А эти четки действительно из Иерусалима?
– Да, без обмана. Я получил их от миссионера за то, что стал первым учеником в школе в Эль-Пасо. «Первый приз за произношение присуждается Круцу Гвадалупе Сеговиа», – сказал священник перед всеми учениками школы, и я в тот день помирал от счастья. Мне тогда едва стукнуло тринадцать. Эти четки он привез из Святой Земли, и их освятил папа Пий XI.
– И скольких мальчишек ты победил, чтобы получить этот приз?
– В состязании участвовало человек шесть. А всего в школе училось примерно семьдесят пять. Мне кажется, остальные вообще не говорили по-английски. Они думали, что будут соревноваться в знании испанского языка, вот потому я и победил.
Мы оба посмеялись.
– Я никогда ничего не выигрывал, Круц. Ты меня и здесь на голову обошел. – Меня просто изумило, что взрослый мужчина вроде Круца таскает с собой эти деревянные четки. И это в наше-то время!
Тут входная дверь с грохотом распахнулась, и в гостиную ворвались семеро орущих ребятишек. Не было только Долорес. Круц только покачал головой и остался в кресле, потихоньку потягивая пиво, а Сокорро пришла в гостиную и попыталась задать мне трепку за то, что я купил столько подарков, но из-за детского шума ее слов не было слышно.
– Это настоящий шлем игроков большой лиги? – спросил Начо, когда я поправлял на его голове шлем и застегивал под подбородком ремешок, который, как я знал, он сразу выбросит, едва только узнает от других мальчишек, что игроки большой лиги не пристегивают шлемы ремешками.
– Посмотрите! Какие штаны! – взвизгнула Мария, прикладывая их к телу. Они были спортивного покроя, из голубой джинсовой ткани, с нагрудным передничком и накладными кармашками.
– Модные штаны? – спросил Круц. – О, только не это!
– Их даже в школу надевают, папа. Надевают! Спроси Бампера!
– Спроси Бампера, – буркнул Круц и отхлебнул пива.
В гостиной были и дети постарше – Линда, Джордж и Элис. Все они учились в средней школе, и я, естественно, купил им одежду. Джорджу я вручил коробку с рубашками супермодной расцветки, и по выражению его глаз понял, что попал в самую точку.
Когда дети с десяток раз меня поблагодарили, Сокорро велела им все убрать и позвала нас обедать. Мы тесно уселись на разнокалиберных стульях вокруг огромного прямоугольного дубового стола весом с тонну. Я это знаю точно, потому что сам помогал Круцу затаскивать его сюда двадцать лет назад, когда никто и понятия не имел, сколько детей за него со временем усядется.
Самые младшие всегда молились вслух. Все перекрестились, Ральф произнес молитву, все перекрестились снова, а я уже истекал слюной, потому что как раз передо мной стояло огромное блюдо с chiles rellenos. Большие chiles были начинены сыром и поджарены, и не успел я взяться за вилку, как Элис уже начала наполнять мою тарелку. Никто из детей еще даже не положил себеличего. Мать с отцом ничего им не говорили, для них это было неукоснительное правило.
– И все-таки у вас есть cilantro, – мстительно произнес я, пуская слюнки. Теперь я знал это точно, потому что унюхал эту замечательную приправу.
Едва я это произнес, как Марта подхватила пальцами еще одну щепотку cilantro и посыпала им мои carnitas. Я тут же откусил огромный кусок мягкой пшеничной тортиллы домашнего приготовления, набитой внутри carnitas и политой соусом для chile, сделанным по рецепту Сокорро.
– Ну как, Бампер? – поинтересовался Круц, когда я очистил полтарелки, на что ушло примерно тридцать пять секунд.
Я простонал и закатил глаза. Все рассмеялись, потому что, наверно, и в самом деле очень смешно.
– Видишь, Марта, – сказала Сокорро. – Нельзя ненавидеть стряпню в больших количествах. Если будешь готовить для кого-нибудь вроде Бампера, кто умеет оценить твою работу.
Я улыбнулся широкой умиротворенной улыбкой, запивая chile relleno и энчилады тремя солидными глотками холодного пива.
– Твоя мать просто волшебница!
Я прикончил три добавки carnitas, нежных маленьких кусочков свинины, которые я оборачивал в сделанные Сокорро chile и сдабривал cilantro и луком. Затем, когда все доели свои порции и уставились на меня девятью парами восхищенных карих глаз, положил себе на тарелку остатки – три chile rellenos и завернул один из них в последнюю пшеничную тортиллу вместе с несколькими кусочками carnitas, и девять пар глаз стали еще шире и круглее.
– Por Dios, а мне показалось, что я наготовила на двадцать человек, – изумленно произнесла Сокорро.
– Наготовила, Сьюки, наготовила, – заверил я ее, наслаждаясь тем, что теперь веду шоу в одиночку. – Просто я сегодня голоднее обычного, а ты приготовила все вкуснее, чем обычно, так что нечего добру пропадать! – Я тут же откусил половину chile relleno, запил ее пивом и медленно повернул голову, заглядывая каждому в глаза. Начо прыснул со смеху и застонал. Тут мы все расхохотались, в особенности Ральф, который свалился со стула на пол, схватился за живот и так зашелся смехом, что я испугался, как бы ему не стало плохо. Чертовски приятно развлекать людей, если ты неисправимый обжора.
После обеда мы убрали со стола. Элис, Марта и Начо заарканили меня играть в скрэббл. Остальные толпились вокруг и давали непрошеные советы, а я понемногу заливал в себя холодное пиво и время от времени делал глоток мескаля, который Круц теперь принес в открытую. К девяти часам, когда дети ложились спать, я уже основательно набрался.
Потом мы сняли со стола клеенку и заменили ее кружевной скатертью, а потом перешли втроем в гостиную. Круц уже хорошо назюзюкался, и после увещеваний Сокорро решил больше не пить пиво. Зато у меня теперь в правой руке оказалась бутылка холодного пива, а в левой – остатки мескаля.
Круц уселся рядом с Сокорро на диван и принялся растирать лицо, наверное, уже порядком онемевшее. Он чмокнул Сокорро в шею.
– Брысь отсюда, – буркнула она. – От тебя несет, как от винной бочки.
– Как же от меня может нести вином, если я его не пил, – возразил Круц.
– Помните, как мы сиживали так в молодости после обеда, – сказал я и понял, что меня развезло от мескаля – Круц и Сокорро уже начали расплываться у меня перед глазами.
– Лучше вспомни, какой маленькой и тощей была тогда Сьюки, – сказал Круц, тыкая ей пальцем в руку.
– Еще немного, и я тебя пришибу, – сказала Сокорро, замахиваясь на Круца. Рука у нее была натруженная и огрубевшая, не такой она должна была быть у женщины ее возраста: ей еще не было сорока.
– Сьюки была тогда самой красивой девушкой из всех, каких я видел, – сказал я.
– По-моему, тоже, – поддакнул Круц с глуповатой улыбкой.
– Она такой и осталась, – добавил я. – А парня симпатичнее Круца я тоже не видал, если не брать в счет Тайрона Пауэра или, может, Кларка Гэйбла.
– Ты серьезно считаешь, что Тайрон Пауэр был симпатичнее? – спросил Круц, снова улыбнувшись, когда Сокорро покачала головой. Честно, для меня он почти не изменился внешне, если бы не поседевшие волосы. Черт бы побрал его молодость, подумал я.
– Раз уж мы заговорили о красивых девушках, – сказала Сокорро, – расскажи нам о ваших с Кэсси планах.
– Ну, я уже говорил, что она собиралась поехать на север, чтобы снять квартиру и устроить дела в школе. Потом, в конце мая, когда у нас с Круцем будет по двадцать лет службы, она прилетела бы сюда, на нашу с ней свадьбу. Теперь я решил не откладывать все в долгий ящик. Я буду работать завтра и послезавтра, а потом объединю свой отпуск и выходные и буду гулять до конца месяца, когда смогу официально уйти в отставку. Таким образом я смогу уехать вместе с Кэсси утром в воскресенье или в понедельник, а по дороге мы заскочим в Лас-Вегас и поженимся.
– Ой, Бампер, мы так хотели быть на вашей свадьбе, – разочарованно сказала Сокорро.
– Черт возьми, тоже нашли событие, – сказал я.
– Мы ее любим, Бампер, – сказала Сокорро. – Тебе повезло, очень повезло. Она тебе очень подходит.
– А какая симпатюлечка... – Круц подмигнул и попытался присвистнуть, но не получилось – его совсем развезло.
– Что это ты так за меня волнуешься?
– А ты как думаешь, pendejo? Ты же мой брат, mi hermano. Его слова заставили меня опустить бутылку с пивом, и я выпрямился и посмотрел в его большие глаза. Круц боролся с парами мескаля и пива, потому что хотел мне что-то сказать. Я удивился, как у него, черт возьми, хватает сил управляться в департаменте – ведь ростом он едва пять футов восемь дюймов и чертовски худ. За все прожитые годы он не прибавил ни фунта веса.
– А я и не знал, что ты так много думал о нас с Кэсси.
– Конечно, думал. В конце концов, это я вымолил ее для тебя. Разве ты не видел, куда катишься? Тебе пятьдесят лет, Бампер. Все эти годы ты и кое-кто из других стариков-участковых были на улицах настоящими machos. Бог мой, я буквально вижу, как ты скручиваешь какого-нибудь молодого жеребца или гонишься за кем-нибудь – и внезапно падаешь и умираешь. Знаешь, у скольких наших одноклассников уже были сердечные приступы?
– Это часть работы полицейского, – пожал я плечами.
– Не говоря уже о том, что тебя может пристрелить какая-нибудь сволочь, – сказал Круц. – Помнишь Дрисколла? Как раз в прошлом месяце у него был сердечный приступ, а он даже не такой толстый, как ты, и на пару лет моложе. У него самая тяжелая работа была – взять в руки карандаш. Да и ты тоже хорош, полез сегодня в одиночку разгонять толпу, словно новобранец! Черт подери, Бампер, думаешь, мне хочется тащить гроб, где лежит мужик весом в двести восемьдесят фунтов?
– Двести семьдесят пять.
– Когда появилась Кэсси, я сказал: «Слава богу, теперь у Бампера появился шанс». Я так волновался. Я-то знал, что ты достаточно умен и понимаешь, какая тебе досталась отличная женщина, но боялся, что твоя puta слишком крепко тебя держит.
– Так это ты постоянно устраивал мне назначения на дежурство на северной границе нашего района? Каждый раз, когда я начинал поднимать по этому поводу шум, лейтенант Хиллард уверял меня, что это ошибка.
– Да, моя работа. Я пытался заслать тебя подальше от твоего участка, но в конце концов сдался. Ты в любом случае продолжал на него возвращаться, а это значило, что северную часть никто не патрулирует, так что я ничего не достиг. Могу представить, что он для тебя значит – ты ведь там el campeon, и все жители твоего участка именно так тебя и воспринимают.
– Да, но не настолько же, – сказал я, нервно покручивая пустую бутылку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34