Но тут наше противостояние прервал вызов по радио, я на него ответил, и остаток ночи мы провели в молчании. На следующий вечер Херб попросил разрешения снова работать на патрульной машине, потому что у нас с ним возник «личный конфликт».
Вскоре после этого Херб стал работать в штатском и был уволен, а я забыл об инциденте до тех пор, пока примерно через год не столкнулся с Башкой снова на Мейн-стрит. В тот вечер я схватился с двумя парнями – я выследил, как они обжулили одного старика. Я стоял в ломбарде возле окна и наблюдал в бинокль за тем, как они выманивали у него пятьсот долларов.
Это были отпетые молодые жлобы, и один из парочки – шкаф с квадратной мордой и восемнадцатидюймовой шеей, заставил меня попыхтеть, хотя я и успел до настоящей драки сломать ему два ребра дубинкой. Я никак не мог с ним справиться, потому что второй жлоб все запрыгивал на меня сзади, пинаясь и кусаясь, пока я не разбежался спиной вперед и врезался с ним сначала в автомобиль, потом в кирпичную стену. Я проделал это дважды, но он продолжал на мне виснуть, и тут из толпы примерно в два десятка идиотов, что собрались на нас посмотреть и балдели от драки, выскочил кто-то, оторвал от меня мелкого и удерживал его на тротуаре до тех пор, пока я не добил большого жлоба, врезав ему дубинкой по кадыку.
Второй тут же сдался, я сцепил их обоих наручниками и тут увидел, что помощник-то мой – старый алкаш Башка. Он сидел на тротуаре, блевал, а из царапины возле глаза, которой его наградил мелкий, текла кровь. Я дал Башке за это двадцатку, отвез его к врачу, а потом заставил адъютанта нашего капитана отпечатать роскошный сертификат, в котором Башке выражалась благодарность за честно выполненный гражданский долг. Конечно же, я солгал, сказав, будто Башка – какой-то респектабельный бизнесмен, который увидел драку и пришел мне на помощь. Не мог же я им сказать, что мне помог отпетый алкаш. Сертификат был в красивой рамочке, и в нем было указано настоящее имя Башки, которое я сейчас, хоть убейте, не вспомню. Я вручил ему сертификат, когда в очередной раз повстречал его под газом на Шестой Восточной, и он ему вроде бы очень понравился.
Вспомнив эту историю, я чуть было не окликнул его, желая спросить, сохранился ли у него сертификат, но потом решил, что рамку он, вероятно, продал, когда не хватало на очередной мерзавчик, а самим сертификатом заткнул дырку в ботинке. Всегда лучше не задавать людям слишком много вопросов или торопиться их узнавать. Таким способом можно избежать лишних разочарований. Башка уже успел отойти от меня на полквартала и теперь чикилял вдоль по улице, баюкая под замызганным пиджаком недопитую бутылку.
Я снял темные очки, которые храню припрятанными за ветровым стеклом моей машины, и настроился прокатить по улицам, понаблюдать и расслабиться, хотя и был слишком озабочен, чтобы расслабиться по-настоящему. Потом я решил не ждать понапрасну, а сразу поехать к школе и повидаться с Кэсси: сегодня она, как и всегда по четвергам, должна появиться там пораньше. Должно быть, она испытывает то же, что и я – все, чем она занимается в школе в эти последние дни, будет сделано в последний раз. Но она, по крайней мере, знает, что в другой школе будет заниматься тем же самым.
Я остановился перед входом и получил от студентов пару ехидных замечаний за то, что припарковал свою черно-белую в зоне, где стоянка запрещена, но я лучше сдохну, чем попрусь к входу через всю школьную стоянку. Когда я вошел в кабинет Кэсси, ее там не оказалось, но дверь была незаперта, и я уселся за ее стол и принялся ждать.
Стол был в точности такой, как сама Кэсси: щеголеватый и опрятный, интересный и женственный. На краю стола лежала керамическая пепельница причудливой формы, которую она приглядела в одной торгующей всяким барахлом лавочке в западной части города. Была здесь и маленькая, изящно расписанная восточная вазочка с букетиком увядших фиалок, которые Кэсси заменит первым делом, едва появится. Под пластиковым листом на крышке стола расположилась коллекция разнокалиберных фотографий людей, которыми она восхищалась, – в основном французские поэты. Кэсси страстно любит поэзию и некоторое время пыталась научить меня понимать стихи «хайку», но я в конце концов убедил ее, что не обладаю нужным для поэзии складом воображения. Мой круг чтения ограничен историей и новыми методами полицейской работы. Но мне понравилось одно из стихотворений, что мне давала почитать Кэсси – о кучерявых овечках, пастухах и диких собаках, которые этих овечек таскали. Его-то я понял на все сто.
Тут открылась дверь и вошли, хихикая на ходу, Кэсси и другая учительница, невысокая цыпочка с отличной фигуркой, облаченная в огненно-розовое мини.
– Ой! – воскликнула она. – Кто вы такой? – ее шокировала моя синяя форма. Я сидел, развалившись в уютном кресле Кэсси с обитыми кожей подлокотниками.
– Я Очень Хороший Пастух, – объявил я, попыхивая сигарой и улыбаясь Кэсси.
– Что бы это значило? – сказала Кэсси, покачивая головой. Потом положила на стол стопку книг и поцеловала меня в щеку к великому удивлению своей коллеги.
– Вы, должно быть, жених Кэсси, – засмеялась подружка, когда до нее, наконец, дошло. – А я Мэгги Карсон.
– Рад познакомиться с вами, Мэгги. Я Бампер Морган, – отозвался я. – Всегда рад познакомиться с женщиной, особенно с молодой, которая протягивает тебе руку и при этом приветливо улыбается.
– Я слышала о приятеле-полицейском Кэсси, но я так удивилась, неожиданно увидев вашу форму.
– Всем нам приходится трясти скелетами, Мэгги, – сказал я. – Вы мне лучше скажите, что вы такого натворили, раз подпрыгиваете от одного вида полицейского?
– Да ладно тебе, Бампер, – улыбнулась Кэсси. Я уже стоял, а она держала меня под руку.
– Оставляю вас наедине, – сказала Мэгги, подмигнув точно так, как она это видела и слышала в тысяче сопливых фильмов про любовь.
– Симпатичная девочка, – сказал я, когда Мэгги закрыла за собой дверь, и поцеловал Кэсси раза четыре или пять.
– Мне не хватало тебя этой ночью, – сказала Кэсси, прижимаясь ко мне. От нее пахло хорошими духами, и она отлично смотрелась в желтом платье без рукавов. Руки у нее загорели до красноватого оттенка, волосы уложены в прическу и касались плеч.
– Твой обед сегодня вечером не отменили?
– Боюсь, что нет, – промурлыкала она.
– Зато начиная с послезавтра мы будем вместе столько, сколько захотим.
– Ты думаешь, у нас будет столько времени?
– Тебе еще надоест смотреть, как я слоняюсь по квартире.
– Никогда. К тому же ты будешь занят, устраивая свою новую карьеру.
– Меня больше волнует другая карьера.
– Какая же?
– Научиться быть таким мужем, каким ты меня представляешь. Я все сомневаюсь, окажусь ли я для тебя достаточно хорош.
– Бампер! – сказала она, немного отодвигаясь и заглядывая мне в глаза, чтобы убедиться, что я говорю серьезно. Я выдавил из себя кривую улыбку.
Я поцеловал ее нежно, как только умел, и прижал к себе.
Я не то хотел сказать, как у меня вырвалось.
– Знаю. Просто я очень ненадежная старая дама.
Мне хотелось дать себе пинка за то, что я ляпнул такое, что могло, я знал, причинить ей боль. Получалось так, будто я хотел немного уязвить ее за то, что она стала лучшим, что могло со мной произойти в жизни, за то, что не дала мне превратиться в жалкого старика, пытающегося выполнять работу для молодых, а ходить с дубинкой по улицам – несомненно, работа для молодого полицейского. Я никогда бы не смог работать в помещении. Ни тюремщиком, ни за столом, ни кладовщиком, выдающим оружие парням. Кэсси спасла меня от этого кошмара... Я увольняюсь из полиции живым человеком, у которого впереди еще много прекрасных лет. И есть, о ком заботиться. Тут меня пронзила жуткая боль от газов в желудке, и я сразу захотел оказаться подальше от Кэсси, чтобы избавиться от этого пузыря.
– Наверное, это я вела себя глупо, – сказала Кэсси.
– Если бы ты только знала, как мне не терпится разделаться со своей работой, Кэсси, ты сразу бы перестала волноваться. – Я похлопал ее по спине, словно успокаивая, но на самом деле мне хотелось успокоить себя самого. Я ощущал, как пузырь все растет и всплывает у меня в животе.
– Ладно, Бампер Морган, – сказала она. – Так в какой день мы действительно уедем из Лос-Анжелеса? На самом деле уедем? Мужем и женой. Нам предстоит еще миллион дел.
– Подожди до завтрашнего вечера, моя гордая красавица, – ответил я. – До завтрашнего вечера, когда у нас будет немного времени поговорить и отметить это событие. Завтра вечером мы обсудим все планы и закатим где-нибудь роскошный обед.
– У меня.
– Годится.
– С отличным шампанским.
– Шампанское за мной.
– С полицейской скидкой?
– Само собой. В последний раз для меня.
– И мы отметим завтрашний день как последний, когда тебе приходилось надевать форму и рисковать своей шеей ради множества людей, которые этого даже не ценили.
– Да, последний день, когда я рискую своей шеей, – кивнул я. – Но я всегда рисковал ею только ради самого себя. Я немало поразвлекся за эти двадцать лет, Кэсси.
– Знаю.
– И даже хотя иногда это была паршивая работа, которую я никому бы не пожелал, у меня были и неплохие времена. А рисковал я только ради Бампера Моргана.
– Да, дорогой.
– Так что включай свою головку и займись своими делами. Мне тоже предстоят еще почти два дня полицейской работы. – Я отошел от нее и взял свою фуражку и сигару.
– Приедешь сегодня вечером?
– Завтра.
– Сегодня, – сказала она. – Я освобожусь до полуночи. Приезжай ко мне домой в двенадцать.
– Давай сегодня выспимся, детка. Завтра у нас с тобой последний день на наших работах. Давай сделаем его хорошим.
– Я уже не так сильно люблю свою работу с тех пор, как ты ворвался в мою жизнь, ты это знаешь?
– Что ты этим хочешь сказать?
– Академическая жизнь. Я была одной из студенток, которая все никак не кончит учиться. Мне нравилось общаться с разными яйцеголовыми, а потом появился ты, и я... я... даже не знаю, что сказать. Теперь мне уже ничто не кажется таким, как прежде.
– Спустись с небес, малышка, такой ты мне больше нравишься.
– Я хочу, чтобы ты приехал сегодня вечером, – сказала она, глядя мне прямо в глаза.
– Ты же знаешь, я лучше буду сегодня вечером с тобой, чем с кем угодно, но мне действительно нужно зайти в «Гарем Абдуллы» и попрощаться со своими друзьями. И еще в других местах.
– Нельзя разочаровывать людей, – улыбнулась она.
– Хотя бы пытаться не делать этого, – сказал я, воспламеняясь от того взгляда, каким она на меня посмотрела.
– В последнее время стало трудно заманить тебя в постель.
– Подожди еще пару дней.
– Ладно, до завтра, – вздохнула она. – Мне уже кажется, что я способна оседлать тебя прямо здесь, в кабинете, если только смогу до тебя добраться.
– Во время дежурства? – нахмурился я и надел фуражку, небрежно заломив ее набок, потому что, скажем прямо, весьма приятно, когда такая женщина, как Кэсси, прямо-таки дрожит от нетерпения затащить тебя в постель.
– До свидания, Бампер, – грустно улыбнулась она.
– Пока, малышка. До встречи.
Едва я включил рацию на прием, отъехав от Кэсси, как получил вызов.
– Один-икс-эл-сорок пять, один-икс-эл-сорок пять, – услышал я голос женщины-оператора, – встретьтесь с человеком в отеле, номер четыреста двадцать пять по Саут Мэйн, кажется обнаружено м. т.
– Один-икс-эл-сорок пять, конец связи, – отозвался я, подумав, что это будет последний мой вызов на м. т. – «мертвое тело».
У входа в занюханный отель меня поджидал старый одноногий мужчина с лицом бывшего алкоголика.
– Ты звонил? – спросил я, останавливая машину рядом с ним, вынимая дубинку из держателя на дверце и засовывая ее в кольцо на поясе.
– Угу. Я Пучи, лифтер, – сказал старик. – Сдается мне, наверху может быть мертвяк.
– С чего это ты так решил? – саркастически спросил я, когда мы поднимались по лестнице, но тут же унюхал это самое м. т. Ступеньки местами были оторваны, и я видел все, что находилось под лестницей.
Старикан довольно шустро заскакал на своем протезе вверх по лестнице, даже не останавливаясь передохнуть. До следующего этажа было примерно двадцать ступенек, и запах здесь стоял такой, что способен был свалить человека на месте. И свалил бы, не будь местными обитателями бездельники и алкаши, у которых все до единого чувства или атрофировались, или отупели. Я не удивился бы, увидев на втором этаже земляной пол, настолько все здесь было загажено.
– Я того мужика из двести двенадцатого не видел уже, э-э... посчитай, с неделю, – сказал Пучи. Его лицо с беззубым морщинистым ртом было похоже на топор.
– Неужели ты не чувствуешь, его по запаху?
– Нет, – ответил он, удивленно посмотрев на меня. – А вы?
– Ладно, не будем об этом, – сказал я, сворачивая направо в холл. – Можешь не затрудняться и не говорить, где номер двести двенадцать, я найду его с закрытыми глазами. Принеси мне немного кофе.
– Со сливками и сахаром?
– Нет, я имел в виду сухой кофе, только что из банки. И сковородку.
– Хорошо, – сказал он, не задавая никаких вопросов. За пятьдесят лет его успели выдрессировать полицейские. Я поднес к носу платок и распахнул окно в холле, выходящее на пожарную лестницу в переулке, потом высунул голову наружу, но это не помогло, я все равно чувствовал вонь.
Через две долгие минуты Пучи приковылял обратно со сковородкой и кофе.
– Надеюсь, там есть плита, – сказал я, и мне неожиданно пришло в голову, что ее там может и не быть, хотя во многих гостиницах они есть, особенно в номерах для полупостоянных жильцов.
– Да, у него была плита, – кивнул Пучи, протягивая мне ключ. Я повернул его в замке, но дверь не шелохнулась.
– Так и знал, что не откроется. Поэтому я вас и вызвал. Пугливый этот Херки. Как зайдет, так сразу дверь на задвижку. Всегда запирался. Я уже пытался войти.
– Отойди в сторону.
– Будете вышибать?
– У тебя есть другие предложения? – спросил я, прикрыв лицо платком и дыша через нос.
– Нет. Кажется, теперь я его чувствую.
Я пнул ногой рядом с замком, и дверь с треском распахнулась, выдрав с мясом задвижку. Одна из ржавых петель тоже оторвалась, и перекошенная дверь повисла на нижней.
– Да, помер он, – сказал Пучи, глядя на Херки, который был мертв уже дней пять и весь разбух в этой непроветренной комнате, где была не только плита, но и небольшой газовый обогреватель, пышущий жаром даже в тридцатиградусную жару.
– Можно на него взглянуть? – спросил Пучи, подходя к кровати и разглядывая вздувшийся живот Херки и его гниющее лицо. Разницы уже выпали, а глаза тупо смотрели белыми роговицами на лифтера. Пучи улыбнулся беззубым ртом и закудахтал при виде червей на лице и раздувшихся половых органах Херки.
Я пробежал через комнату и принялся лупить по раме, пока окно не раскрылось. По всему стеклу ползали мухи, оставляя мокрые дорожки на запотевшем стекле. Потом подбежал к плите, зажег газ и швырнул на конфорку сковородку. Я высыпал на нее всю пачку кофе, но лифтер пребывал в таких чувствах, что не возразил против того, что я проделываю с его кофе. Через пару минут кофе начал гореть и комнату стал заполнять едкий дым, почти нейтрализующий вонь от Херки.
– Не возражаете, если я за ним присмотрю? – снова спросил Пучи.
– Выматывайся отсюда, приятель, – ответил я, подходя к двери.
– Давненько он уже помер, верно?
– Еще немного – и провалился бы сквозь матрас.
Я подошел к телефону-автомату в конце холла на втором этаже. – Иди со мной, приятель, – позвал я, догадавшись, что он обчистит старого Херки, едва я повернусь к нему спиной. Достаточно паршиво, когда грабят мертвого.
Я сунул в автомат десятицентовик и набрал номер оператора.
– Департамент полиции, – сказал я и стал ждать, что сейчас монета вывалится обратно, как только оператор позвонит на станцию, но она так и не вернулась. Я пристально посмотрел на Пучи, который тут же с невинным видом отвернулся.
– Кто-то перекрыл возвратную щель, – сказал я. – А потом эта скотина захапает мой десятицентовик, когда вытащит затычку.
– Здесь столько ворюг, офицер! – пробормотал Пучи, еще больше наморщившись и немного побледнев.
Я соединился с детективами и попросил одного из них приехать и составить протокол об обнаруженном мертвеце, потом повесил трубку и закурил сигару – не оттого, что мне хотелось курить, а лишь для того, чтобы чем-то перебить эту вонь.
– А верно, что они через некоторое время лопаются, как бомбы?
– Что?
– Да покойники. Вроде старого Херки.
– Да, очень скоро его разнесло бы по обоям.
– Черт, – сказал лифтер, широко улыбаясь и демонстрируя мне сразу и верхнюю, и нижнюю губу. – Иногда у таких, как этот Херки бывает немало припрятанных деньжат, – сказал он, подмигивая мне.
– Верно, вот пусть они у него и останутся. Раз до сих пор были.
– Да нет, я вовсе не имел в виду, что нам следует их забрать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Вскоре после этого Херб стал работать в штатском и был уволен, а я забыл об инциденте до тех пор, пока примерно через год не столкнулся с Башкой снова на Мейн-стрит. В тот вечер я схватился с двумя парнями – я выследил, как они обжулили одного старика. Я стоял в ломбарде возле окна и наблюдал в бинокль за тем, как они выманивали у него пятьсот долларов.
Это были отпетые молодые жлобы, и один из парочки – шкаф с квадратной мордой и восемнадцатидюймовой шеей, заставил меня попыхтеть, хотя я и успел до настоящей драки сломать ему два ребра дубинкой. Я никак не мог с ним справиться, потому что второй жлоб все запрыгивал на меня сзади, пинаясь и кусаясь, пока я не разбежался спиной вперед и врезался с ним сначала в автомобиль, потом в кирпичную стену. Я проделал это дважды, но он продолжал на мне виснуть, и тут из толпы примерно в два десятка идиотов, что собрались на нас посмотреть и балдели от драки, выскочил кто-то, оторвал от меня мелкого и удерживал его на тротуаре до тех пор, пока я не добил большого жлоба, врезав ему дубинкой по кадыку.
Второй тут же сдался, я сцепил их обоих наручниками и тут увидел, что помощник-то мой – старый алкаш Башка. Он сидел на тротуаре, блевал, а из царапины возле глаза, которой его наградил мелкий, текла кровь. Я дал Башке за это двадцатку, отвез его к врачу, а потом заставил адъютанта нашего капитана отпечатать роскошный сертификат, в котором Башке выражалась благодарность за честно выполненный гражданский долг. Конечно же, я солгал, сказав, будто Башка – какой-то респектабельный бизнесмен, который увидел драку и пришел мне на помощь. Не мог же я им сказать, что мне помог отпетый алкаш. Сертификат был в красивой рамочке, и в нем было указано настоящее имя Башки, которое я сейчас, хоть убейте, не вспомню. Я вручил ему сертификат, когда в очередной раз повстречал его под газом на Шестой Восточной, и он ему вроде бы очень понравился.
Вспомнив эту историю, я чуть было не окликнул его, желая спросить, сохранился ли у него сертификат, но потом решил, что рамку он, вероятно, продал, когда не хватало на очередной мерзавчик, а самим сертификатом заткнул дырку в ботинке. Всегда лучше не задавать людям слишком много вопросов или торопиться их узнавать. Таким способом можно избежать лишних разочарований. Башка уже успел отойти от меня на полквартала и теперь чикилял вдоль по улице, баюкая под замызганным пиджаком недопитую бутылку.
Я снял темные очки, которые храню припрятанными за ветровым стеклом моей машины, и настроился прокатить по улицам, понаблюдать и расслабиться, хотя и был слишком озабочен, чтобы расслабиться по-настоящему. Потом я решил не ждать понапрасну, а сразу поехать к школе и повидаться с Кэсси: сегодня она, как и всегда по четвергам, должна появиться там пораньше. Должно быть, она испытывает то же, что и я – все, чем она занимается в школе в эти последние дни, будет сделано в последний раз. Но она, по крайней мере, знает, что в другой школе будет заниматься тем же самым.
Я остановился перед входом и получил от студентов пару ехидных замечаний за то, что припарковал свою черно-белую в зоне, где стоянка запрещена, но я лучше сдохну, чем попрусь к входу через всю школьную стоянку. Когда я вошел в кабинет Кэсси, ее там не оказалось, но дверь была незаперта, и я уселся за ее стол и принялся ждать.
Стол был в точности такой, как сама Кэсси: щеголеватый и опрятный, интересный и женственный. На краю стола лежала керамическая пепельница причудливой формы, которую она приглядела в одной торгующей всяким барахлом лавочке в западной части города. Была здесь и маленькая, изящно расписанная восточная вазочка с букетиком увядших фиалок, которые Кэсси заменит первым делом, едва появится. Под пластиковым листом на крышке стола расположилась коллекция разнокалиберных фотографий людей, которыми она восхищалась, – в основном французские поэты. Кэсси страстно любит поэзию и некоторое время пыталась научить меня понимать стихи «хайку», но я в конце концов убедил ее, что не обладаю нужным для поэзии складом воображения. Мой круг чтения ограничен историей и новыми методами полицейской работы. Но мне понравилось одно из стихотворений, что мне давала почитать Кэсси – о кучерявых овечках, пастухах и диких собаках, которые этих овечек таскали. Его-то я понял на все сто.
Тут открылась дверь и вошли, хихикая на ходу, Кэсси и другая учительница, невысокая цыпочка с отличной фигуркой, облаченная в огненно-розовое мини.
– Ой! – воскликнула она. – Кто вы такой? – ее шокировала моя синяя форма. Я сидел, развалившись в уютном кресле Кэсси с обитыми кожей подлокотниками.
– Я Очень Хороший Пастух, – объявил я, попыхивая сигарой и улыбаясь Кэсси.
– Что бы это значило? – сказала Кэсси, покачивая головой. Потом положила на стол стопку книг и поцеловала меня в щеку к великому удивлению своей коллеги.
– Вы, должно быть, жених Кэсси, – засмеялась подружка, когда до нее, наконец, дошло. – А я Мэгги Карсон.
– Рад познакомиться с вами, Мэгги. Я Бампер Морган, – отозвался я. – Всегда рад познакомиться с женщиной, особенно с молодой, которая протягивает тебе руку и при этом приветливо улыбается.
– Я слышала о приятеле-полицейском Кэсси, но я так удивилась, неожиданно увидев вашу форму.
– Всем нам приходится трясти скелетами, Мэгги, – сказал я. – Вы мне лучше скажите, что вы такого натворили, раз подпрыгиваете от одного вида полицейского?
– Да ладно тебе, Бампер, – улыбнулась Кэсси. Я уже стоял, а она держала меня под руку.
– Оставляю вас наедине, – сказала Мэгги, подмигнув точно так, как она это видела и слышала в тысяче сопливых фильмов про любовь.
– Симпатичная девочка, – сказал я, когда Мэгги закрыла за собой дверь, и поцеловал Кэсси раза четыре или пять.
– Мне не хватало тебя этой ночью, – сказала Кэсси, прижимаясь ко мне. От нее пахло хорошими духами, и она отлично смотрелась в желтом платье без рукавов. Руки у нее загорели до красноватого оттенка, волосы уложены в прическу и касались плеч.
– Твой обед сегодня вечером не отменили?
– Боюсь, что нет, – промурлыкала она.
– Зато начиная с послезавтра мы будем вместе столько, сколько захотим.
– Ты думаешь, у нас будет столько времени?
– Тебе еще надоест смотреть, как я слоняюсь по квартире.
– Никогда. К тому же ты будешь занят, устраивая свою новую карьеру.
– Меня больше волнует другая карьера.
– Какая же?
– Научиться быть таким мужем, каким ты меня представляешь. Я все сомневаюсь, окажусь ли я для тебя достаточно хорош.
– Бампер! – сказала она, немного отодвигаясь и заглядывая мне в глаза, чтобы убедиться, что я говорю серьезно. Я выдавил из себя кривую улыбку.
Я поцеловал ее нежно, как только умел, и прижал к себе.
Я не то хотел сказать, как у меня вырвалось.
– Знаю. Просто я очень ненадежная старая дама.
Мне хотелось дать себе пинка за то, что я ляпнул такое, что могло, я знал, причинить ей боль. Получалось так, будто я хотел немного уязвить ее за то, что она стала лучшим, что могло со мной произойти в жизни, за то, что не дала мне превратиться в жалкого старика, пытающегося выполнять работу для молодых, а ходить с дубинкой по улицам – несомненно, работа для молодого полицейского. Я никогда бы не смог работать в помещении. Ни тюремщиком, ни за столом, ни кладовщиком, выдающим оружие парням. Кэсси спасла меня от этого кошмара... Я увольняюсь из полиции живым человеком, у которого впереди еще много прекрасных лет. И есть, о ком заботиться. Тут меня пронзила жуткая боль от газов в желудке, и я сразу захотел оказаться подальше от Кэсси, чтобы избавиться от этого пузыря.
– Наверное, это я вела себя глупо, – сказала Кэсси.
– Если бы ты только знала, как мне не терпится разделаться со своей работой, Кэсси, ты сразу бы перестала волноваться. – Я похлопал ее по спине, словно успокаивая, но на самом деле мне хотелось успокоить себя самого. Я ощущал, как пузырь все растет и всплывает у меня в животе.
– Ладно, Бампер Морган, – сказала она. – Так в какой день мы действительно уедем из Лос-Анжелеса? На самом деле уедем? Мужем и женой. Нам предстоит еще миллион дел.
– Подожди до завтрашнего вечера, моя гордая красавица, – ответил я. – До завтрашнего вечера, когда у нас будет немного времени поговорить и отметить это событие. Завтра вечером мы обсудим все планы и закатим где-нибудь роскошный обед.
– У меня.
– Годится.
– С отличным шампанским.
– Шампанское за мной.
– С полицейской скидкой?
– Само собой. В последний раз для меня.
– И мы отметим завтрашний день как последний, когда тебе приходилось надевать форму и рисковать своей шеей ради множества людей, которые этого даже не ценили.
– Да, последний день, когда я рискую своей шеей, – кивнул я. – Но я всегда рисковал ею только ради самого себя. Я немало поразвлекся за эти двадцать лет, Кэсси.
– Знаю.
– И даже хотя иногда это была паршивая работа, которую я никому бы не пожелал, у меня были и неплохие времена. А рисковал я только ради Бампера Моргана.
– Да, дорогой.
– Так что включай свою головку и займись своими делами. Мне тоже предстоят еще почти два дня полицейской работы. – Я отошел от нее и взял свою фуражку и сигару.
– Приедешь сегодня вечером?
– Завтра.
– Сегодня, – сказала она. – Я освобожусь до полуночи. Приезжай ко мне домой в двенадцать.
– Давай сегодня выспимся, детка. Завтра у нас с тобой последний день на наших работах. Давай сделаем его хорошим.
– Я уже не так сильно люблю свою работу с тех пор, как ты ворвался в мою жизнь, ты это знаешь?
– Что ты этим хочешь сказать?
– Академическая жизнь. Я была одной из студенток, которая все никак не кончит учиться. Мне нравилось общаться с разными яйцеголовыми, а потом появился ты, и я... я... даже не знаю, что сказать. Теперь мне уже ничто не кажется таким, как прежде.
– Спустись с небес, малышка, такой ты мне больше нравишься.
– Я хочу, чтобы ты приехал сегодня вечером, – сказала она, глядя мне прямо в глаза.
– Ты же знаешь, я лучше буду сегодня вечером с тобой, чем с кем угодно, но мне действительно нужно зайти в «Гарем Абдуллы» и попрощаться со своими друзьями. И еще в других местах.
– Нельзя разочаровывать людей, – улыбнулась она.
– Хотя бы пытаться не делать этого, – сказал я, воспламеняясь от того взгляда, каким она на меня посмотрела.
– В последнее время стало трудно заманить тебя в постель.
– Подожди еще пару дней.
– Ладно, до завтра, – вздохнула она. – Мне уже кажется, что я способна оседлать тебя прямо здесь, в кабинете, если только смогу до тебя добраться.
– Во время дежурства? – нахмурился я и надел фуражку, небрежно заломив ее набок, потому что, скажем прямо, весьма приятно, когда такая женщина, как Кэсси, прямо-таки дрожит от нетерпения затащить тебя в постель.
– До свидания, Бампер, – грустно улыбнулась она.
– Пока, малышка. До встречи.
Едва я включил рацию на прием, отъехав от Кэсси, как получил вызов.
– Один-икс-эл-сорок пять, один-икс-эл-сорок пять, – услышал я голос женщины-оператора, – встретьтесь с человеком в отеле, номер четыреста двадцать пять по Саут Мэйн, кажется обнаружено м. т.
– Один-икс-эл-сорок пять, конец связи, – отозвался я, подумав, что это будет последний мой вызов на м. т. – «мертвое тело».
У входа в занюханный отель меня поджидал старый одноногий мужчина с лицом бывшего алкоголика.
– Ты звонил? – спросил я, останавливая машину рядом с ним, вынимая дубинку из держателя на дверце и засовывая ее в кольцо на поясе.
– Угу. Я Пучи, лифтер, – сказал старик. – Сдается мне, наверху может быть мертвяк.
– С чего это ты так решил? – саркастически спросил я, когда мы поднимались по лестнице, но тут же унюхал это самое м. т. Ступеньки местами были оторваны, и я видел все, что находилось под лестницей.
Старикан довольно шустро заскакал на своем протезе вверх по лестнице, даже не останавливаясь передохнуть. До следующего этажа было примерно двадцать ступенек, и запах здесь стоял такой, что способен был свалить человека на месте. И свалил бы, не будь местными обитателями бездельники и алкаши, у которых все до единого чувства или атрофировались, или отупели. Я не удивился бы, увидев на втором этаже земляной пол, настолько все здесь было загажено.
– Я того мужика из двести двенадцатого не видел уже, э-э... посчитай, с неделю, – сказал Пучи. Его лицо с беззубым морщинистым ртом было похоже на топор.
– Неужели ты не чувствуешь, его по запаху?
– Нет, – ответил он, удивленно посмотрев на меня. – А вы?
– Ладно, не будем об этом, – сказал я, сворачивая направо в холл. – Можешь не затрудняться и не говорить, где номер двести двенадцать, я найду его с закрытыми глазами. Принеси мне немного кофе.
– Со сливками и сахаром?
– Нет, я имел в виду сухой кофе, только что из банки. И сковородку.
– Хорошо, – сказал он, не задавая никаких вопросов. За пятьдесят лет его успели выдрессировать полицейские. Я поднес к носу платок и распахнул окно в холле, выходящее на пожарную лестницу в переулке, потом высунул голову наружу, но это не помогло, я все равно чувствовал вонь.
Через две долгие минуты Пучи приковылял обратно со сковородкой и кофе.
– Надеюсь, там есть плита, – сказал я, и мне неожиданно пришло в голову, что ее там может и не быть, хотя во многих гостиницах они есть, особенно в номерах для полупостоянных жильцов.
– Да, у него была плита, – кивнул Пучи, протягивая мне ключ. Я повернул его в замке, но дверь не шелохнулась.
– Так и знал, что не откроется. Поэтому я вас и вызвал. Пугливый этот Херки. Как зайдет, так сразу дверь на задвижку. Всегда запирался. Я уже пытался войти.
– Отойди в сторону.
– Будете вышибать?
– У тебя есть другие предложения? – спросил я, прикрыв лицо платком и дыша через нос.
– Нет. Кажется, теперь я его чувствую.
Я пнул ногой рядом с замком, и дверь с треском распахнулась, выдрав с мясом задвижку. Одна из ржавых петель тоже оторвалась, и перекошенная дверь повисла на нижней.
– Да, помер он, – сказал Пучи, глядя на Херки, который был мертв уже дней пять и весь разбух в этой непроветренной комнате, где была не только плита, но и небольшой газовый обогреватель, пышущий жаром даже в тридцатиградусную жару.
– Можно на него взглянуть? – спросил Пучи, подходя к кровати и разглядывая вздувшийся живот Херки и его гниющее лицо. Разницы уже выпали, а глаза тупо смотрели белыми роговицами на лифтера. Пучи улыбнулся беззубым ртом и закудахтал при виде червей на лице и раздувшихся половых органах Херки.
Я пробежал через комнату и принялся лупить по раме, пока окно не раскрылось. По всему стеклу ползали мухи, оставляя мокрые дорожки на запотевшем стекле. Потом подбежал к плите, зажег газ и швырнул на конфорку сковородку. Я высыпал на нее всю пачку кофе, но лифтер пребывал в таких чувствах, что не возразил против того, что я проделываю с его кофе. Через пару минут кофе начал гореть и комнату стал заполнять едкий дым, почти нейтрализующий вонь от Херки.
– Не возражаете, если я за ним присмотрю? – снова спросил Пучи.
– Выматывайся отсюда, приятель, – ответил я, подходя к двери.
– Давненько он уже помер, верно?
– Еще немного – и провалился бы сквозь матрас.
Я подошел к телефону-автомату в конце холла на втором этаже. – Иди со мной, приятель, – позвал я, догадавшись, что он обчистит старого Херки, едва я повернусь к нему спиной. Достаточно паршиво, когда грабят мертвого.
Я сунул в автомат десятицентовик и набрал номер оператора.
– Департамент полиции, – сказал я и стал ждать, что сейчас монета вывалится обратно, как только оператор позвонит на станцию, но она так и не вернулась. Я пристально посмотрел на Пучи, который тут же с невинным видом отвернулся.
– Кто-то перекрыл возвратную щель, – сказал я. – А потом эта скотина захапает мой десятицентовик, когда вытащит затычку.
– Здесь столько ворюг, офицер! – пробормотал Пучи, еще больше наморщившись и немного побледнев.
Я соединился с детективами и попросил одного из них приехать и составить протокол об обнаруженном мертвеце, потом повесил трубку и закурил сигару – не оттого, что мне хотелось курить, а лишь для того, чтобы чем-то перебить эту вонь.
– А верно, что они через некоторое время лопаются, как бомбы?
– Что?
– Да покойники. Вроде старого Херки.
– Да, очень скоро его разнесло бы по обоям.
– Черт, – сказал лифтер, широко улыбаясь и демонстрируя мне сразу и верхнюю, и нижнюю губу. – Иногда у таких, как этот Херки бывает немало припрятанных деньжат, – сказал он, подмигивая мне.
– Верно, вот пусть они у него и останутся. Раз до сих пор были.
– Да нет, я вовсе не имел в виду, что нам следует их забрать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34