Он был очень близок к тому, чтобы отпустить себя и раствориться в Шахаре, как ледяная глыба в теплом тропическом море. Любовь превыше всего…“Данло Звездный, отпусти себя”.Данло, пронизываемый любовью превыше человеческой любви, понял одну вещь. Если он хочет, чтобы Шахар поддержал его миссию, он должен войти в Шахар целиком, чтобы его мечта слилась воедино с мечтой Шахара. Но если он это сделает, наслаждение и искушение остаться там навсегда будут слишком велики. Он, как те, что некогда вкушали лотос на Старой Земле, лишится собственной воли, забудет свою цель и свою судьбу. Я потеряю свою мечту и потеряю себя, думал он.Потом он понял еще одно. Лиесвир Ивиосс, Хусмахаман, Адаль Дей Чу и все другие трансценденталы Шахара (и всего Нового Алюмита) тоже боялись себя потерять. Отказ от своей индивидуальности был для них величайшей радостью, но и величайшим ужасом. Поэтому каждый трансцендентал, вливаясь в Единство, всегда придерживал какую-то часть своего “я” про себя, как летнемирский купец, утаивший пригоршню золота от сборщика налогов.И это было крушением их идеала. Каждый из них чувствовал у себя в душе добро, истину и красоту, но и пороков тоже хватало, поэтому вся их жизнь оборачивалась сплошной ложью, а иногда со дна души поднималась другая, страшная, красота. Ведь это почти невозможно — избавиться от одних только отрицательных качеств. Всякое самокромсание, всякая чистка только укрепляет их. Вот почему еще ни одна группа трансценденталов не достигала полного слияния.Им вовсе не нужно, чтобы я полностью потерял себя, думал Данло. Нужно только, чтобы я опьянел от любви и остался в Единстве. И если Шахар осуществит свой замысел, он, Данло, уподобится глупому юнцу, который вваливается в винную кладовую и опустошает, не в силах остановиться, бутылку за бутылкой, оставаясь вечно пьяным и вечно глупым. Дурак, упорствуя в своем дурачестве, становится мудрецом, вспомнил Данло.Он закрыл глаза, и перед ним предстало разноцветное колесо добродетели. Глупость не входила в число положительных качеств, и дикость тоже. Когда-то друзья прозвали его Данло Диким за его бесстрашие и готовность на любой, самый безрассудный и опасный поступок. Но они заблуждались. У него, как и у каждого человека, были свои страхи, самым глубоким и единственно подлинным среди которых был страх спутать нереальное с реальным. Вот почему он никогда не терял себя ни в одном компьютерном пространстве. Вот почему он гордился тем, что всегда знает, где находится, и помнит, кто он есть в реальности. Мне страшно, страшно по-настоящему, сознавал он.У его реального “я” сейчас сводило живот от страха — но истинно дикий человек должен встречать свой страх с открытыми глазами, чтобы разглядеть его как следует. Настоящий человек не должен бояться смотреть на себя самого и на свою дикую сущность, тайно горящую внутри. Данло пообещал себе, что всегда будет так поступать, и открыл глаза. Из чистой дикости он дал себе волю и стал смотреть, как светящиеся ткани его тела распадаются на отдельные цвета спектра, как пропущенный сквозь призму свет. Он ощущал себя, как десять тысяч световых волокон, которые раскручивались, струились и вплетались во внутренний свет Шахара.Удовольствие, которое он при этом испытывал, было неописуемо, и ужас тоже. Данло тяжело дышал, потел и чувствовал, как сердце стучит у него в груди, точно кулак в железную дверь. Он умирал и приказывал себе умереть, но больше всего его пугала перспектива возрождения в образе сияющего кибернетического существа, то ли реального, то ли нет.Чтобы жить, я умираю — он вспомнил эти отцовские слова, когда уже начал растворяться в свете Шахара. Чтобы стать собой, он должен сначала потерять себя. Таков парадокс его существования, и кто знает, что в нем заключено — глупость или глубокая мудрость. Я — не я.На какой-то момент он превратился в нечто меньшее, чем пар от дыхания на ветру, — и одновременно в нечто бесконечно большее. Он принес Шахару все, что делало его пилотом и человеком. Принес свою честность, свое мужество, свою любовь к играм, свой пыл. Принес добро, истину и красоту, принес свою любовь. Дикость побудила его прихватить и темные эмоции — так сова несет в своих когтях извивающегося снежного червя. И память свою он тоже принес. Трансценденталы тоже приносят в Единство запись всего, что произошло с ними в Поле, но считают неприличным обременять своих соединников памятью о своей жизни “эн гетик”. Более того, все события их повседневной жизни считаются незначительными для высшей жизни Трансцендентального Единства.Но Данло, не знавший этого, принес в Шахар все свои алмазы, рубины и огневиты. Он поделился с Единством памятью о том, как впервые увидел снег, о своей любви к огню, ветру и небу и к женщине по имени Тамара Десятая Ашторет, которую он считал потерянной навеки. Он поделился своей ненавистью к Хануману ли Тошу и ненавистью к себе самому за эту ненависть. Когда-то — ему казалось, что это было очень давно, — он погрузился глубоко в себя и вспомнил Старшую Эдду, и этой генетической памятью Данло тоже поделился с Шахаром.Он отдал свои эмоции, свой разум, свою память, и от него ничего не осталось. Он не чувствовал больше своего тела — ни кибернетического, ни реального, сидящего на красной подушке в зале собраний. Он не знал больше, что реально, а что нет, и его это больше не волновало. Вокруг горел слепящий белый свет, неподвижный, как метель, застывшая в пространстве-времени. Данло осознал, что этот свет горит не вне его, а внутри, где он наконец слился воедино со страшным сиянием Шахара. Я — не я.Данло понимал, что эта правда, но сам факт этого понимания показывал, что сознание не совсем покинуло его. Как ни странно, он сознавал себя интенсивнее, чем когда-либо прежде.В каком-то смысле он стал еще больше собой, как огонь, нашедший приют в высохшем на солнце лесу. Его намерение совершить путешествие на Таннахилл и найти лекарство от чумы осталось при нем. Вернее, он сознавал, что эта его цель — лишь часть космического императива, велящего ему облететь всю вселенную и найти лекарство от всех страданий.Одно слово, как молния, прошило его ум и высветило умы Лиесвир Ивиосс, Адаля Дей Чу и других составляющих общего разума Шахара. Это слово было “ананке” — фравашийский термин, обозначающий вселенскую судьбу, которой повинуются даже боги. Все сущее летит навстречу своим личным судьбам, как мотыльки на пламя, но это не ананке — если только человек не посвятит полностью свою жизнь этой высшей судьбе.Лишь в этом случае его цель объединяется с целью вселенной.Лишь тогда его истинная цель и он сам сохраняются навечно.Я — только я, вспомнил Данло. Я — всегда я.Был момент слепящего света, когда Данло умер в Шахаре, а все остальные трансценденталы Единства умерли в нем. Был момент, когда он понял, что все еще жив и будет жить всегда.Понял он и другие вещи. Отдав Шахару все, он получил все взамен. Как будто откинулась крышка сундука с сокровищами, и все, что было в уме Единства, открылось ему. Блеснули серебряные чаши и золотые кольца, и он увидел умы всех частей Единства. Одна из них, Ананда иви Ситисат, точно знала, где в Поле найти информацию о Таннахилле. Все соединения Шахара были мастерами информационного поиска, и Шахар владел всеми знаниями нараинов; оно входило в его коллективную память, к которой Шахар обращался, желая решить какую-то задачу или поразмыслить над тайнами вселенной.Я — бог.Данло никогда впоследствии не мог определить, сколько времени он провел в слиянии с Шахаром. Ему казалось, что годы. На протяжении неисчислимых моментов он жил жизнью нараинского бога и понял вдруг, что может двигаться в кибернетическом пространстве, как ему хочется. Он помнил эти движения. Он мог мгновенно посетить любую из стран на золотой равнине — так легкий корабль переходит от звезды к звезде, не пересекая бесконечных пространств космоса. В отличие от светозарных существ, посещавших Рай в надежде когда-нибудь выйти за пределы себя, Трансцендентальные Единства не ограничивали себя никакими естественными (или неестественными) законами. Шахар, Абраксас, Мананнан и Кане сами создавали законы, по которым существовал Рай.Они создали — и пересоздавали — самую субстанцию Рая — богам Нового Алюмита это служило развлечением в моменты отдыха от дум. Они творили немыслимо высокие горы, водопады, леса, птиц, бабочек — и все это просто так, играючи.Они играли ради самой игры, и единственной их заботой было то, как эта игра будет эволюционировать.Я — Данло ви Соли Рингесс.Итак, Данло вспомнил себя. Совершив почти невозможное и оставшись верным себе в степени полной трансцендентальноcти, он вспомнил, что ему пора вернуться к своему человеческому существованию. И он, собрав всю силу своей воли, отделился от блеска Шахара. Это было чуть ли не труднее всего, что он делал в жизни. Но он вошел сюда, а значит, мог и выйти. Он мысленно приказал Шахару раскрыться перед ним, и прореха появилась — не то в стенке радужного пузыря, не то в его душе. Он приказал себе выйти через эту прореху. Выйти, вылететь, быть выброшенным волной звездного взрыва — это был страшный момент смятения, отъединения, темноты, боли.Через некоторое время, когда разламывающая голову боль прошла и Данло открыл глаза, он увидел, что стоит на плоском камне под водопадом. Лес вокруг изумрудно зеленел, и небо сияло той безупречной голубизной, которую только компьютер может изобразить. На других скалах стояли Катура Дару и прочие, такие же, как он, светозарные существа. Тут же, разумеется, находились Шахар, Абраксас, Маралах и другие Трансцендентальные Единства Нового Алюмита. Их красивые сферы висели над прудами, как тысячи мыльных пузырей. За все то время, что Данло провел в Шахаре, они, казалось, не двинулись с места.Я только Данло ви Соли Рингесс, вспомнил Данло и посмотрел на свои длинные переливчатые руки. Но я еще и светозарное существо, помещенное в Поле.Он воспроизвелся в Поле, чтобы встретиться с Трансцендентальными Единствами и узнать у них местонахождение Таннахилла. Эту задачу он выполнил. Он продолжал выполнять ее, стоя на камне под светом всех четырех тысяч сфер. Абраксас, Шахар и еще семеро богов по-прежнему располагались перед ним полукругом. Они сияли почти как солнце, и Данло снова перевел взгляд на их отражение в пруду. Скажут ли они то, что ему необходимо знать?Данло ви Соли Рингесс, что ты сделал?Мощный голос Абраксаса разнесся в воздухе, заглушив шум водопада. Это был не упрек — скорее обычный информационный запрос. Ни Абраксас, ни другие Единства, очевидно, так и не поняли, что же произошло, когда Данло слился с Шахаром. Единственным намеком на это могло служить излучение Шахара: при входе Данло Шахар прошел через все цвета спектра от красного и оранжевого до синего и фиолетового, а потом загорелся ярким белым светом ярче всех остальных Единств.— А что тут можно сделать? — вопросом на вопрос ответил Данло.На миг над прудами все замерло, и даже водопад приостановил свое падение. Затем Абраксас сказал: Теперь мы должны решить, показывать ли Данло ви Соли Рингессу звезду Таннахилла. Мы будем совещаться здесь. Закройте глаза.Данло понял, что последняя фраза обращена к нему и всем светозарным существам, которые были еще не совсем боги. Катура Дару и ее друзья закрыли лица руками. Данло сделал то же самое и так надавил ладонями на глаза, что перед ним в черноте вспыхнули звезды.Мы просим тебя подождать нашего ответа.Вслед за этим вспыхнул свет. Данло чувствовал его даже сквозь свои радужные нереальные ладони. Свет прожигал кожу, мускулы и кости. Данло следовало бы продолжать прикрывать лицо, как всем остальным, но дикость еще бурлила в нем, и он, воздев руки к небу, поднял голову. Он открыл глаза и за миг до того, как страшный свет ослепил его, увидел невероятное. Абраксас, Мананнан, Аэзир, Нинлиль, Шахар — все 4084 Единства, пылая алым огнем, сошлись вместе, как звезды в ядре галактики, и слились в одну сферу, яркую, как Ригель или Альнилам. Яркую, как сверхновая: был момент, когда дикий белый свет вспыхнул с такой силой, что лес, небо и даже огромная золотая гора исчезли в его сиянии.Данло обожгло глаза. Ему следовало бы испугаться, но он помнил, что это не настоящие его глаза. Существо, стоящее под этим немыслимым светом, — всего лишь компьютерная модель, помещенная в сюрреальность Поля. Реальный Данло сидит на синтетической подушке в зале собраний. Кибернетический Данло хорошо помнил реального себя. Теперь, расставшись с Шахаром, он почти чувствовал, как тяжело он дышит, держась за бамбуковую флейту, и как потеет под черным шелком. Ничто из происходящего в Поле не могло причинить вред его реальному телу и как-то затронуть его подлинное “я”.Конечно, компьютеры зала собраний могли запросто выжечь сетчатку его темно-синих глаз или разрушить зрительные центры его мозга. Но это было бы преступное программирование, а нараины — не преступники. Они — нечто другое. Стоя у тихого водоема и глядя в жгучий свет, Данло уловил наконец, в чем различие. Он совершенно ослеп, зато это коренное свойство нараинов видел с полной ясностью. Свет Единств превратил его глаза в радужную жидкость, и она стекала по его щекам и шее. Он стоял на скале безглазый, как скраер, и подобно этим добровольно ослепляющим себя провидцам Невернеса — подобно своей матери — видел будущее. Наконец-то он понял мечту нараинов во всей полноте ее надежды и ее ужаса.Когда-нибудь, в далеком-далеком будущем, нараины начнут путешествовать среди звезд и строить такие же города, как Ивиюнир. Возможно, на каждой планете, где способен выжить человек. Там, в этих пластмассовых муравейниках, триллионы нараинов будут лежать в своих темных ячейках-квартирах. Их бледные, как мучные черви, тела никогда не узнают естественного солнечного света. Они будут дышать кондиционированным воздухом, их глаза будут сомкнуты под серебристыми шлемами, а души их будут жить в кибернетическом пространстве. Они запрограммируют свои большие компьютеры генерировать Поле в каждом своем мире. Миллионы Полей будет всасывать в себя души нараинов в миллионах миров. А затем, овладев сверхсветовой связью, они соединят все эти компьютеры, чтобы генерировать единое, вездесущее Поле. Сотворение Единого Поля — вот в чем заключалась великая надежда нараинов. Там все простые нараины, еще не вышедшие за пределы себя, наконец-то соединятся во множество Трансцендентальных Единств, Великих Единств, состоящих из сотен, тысяч и даже, что кажется невозможным, из миллионов частей.А затем эти Единства, как осколки стекла, сплавленные в кристальный шар, сольются в Высшие Единства — и так будет до конца времен, когда все нараины наконец войдут в одно Единство. Имя же этому Единству — Бог. Некоторые именуют его Эде, и все нараины мечтают соединиться в конце концов с Богом Эде. Они считают себя Истинными Архитекторами Бесконечного Разума и верят, что их предназначение как Архитекторов состоит в создании Единства по имени Бог.Данло ви Соли Рингесс!Голос Абраксаса грянул, как ядерный взрыв. Данло попытался открыть глаза, но вспомнил, что их у него больше нет.Данло ви Соли Рингесс, ты взглянул на то, чего видеть нельзя, но мы возвращаем тебе зрение.Данло ощутил жжение в мозгу, а потом влажность, как будто его глазницы наполнились слезами. Он заморгал, потрогал веки и почувствовал под ними круглоту и упругость новых глаз, выросших на пустом, выжженном месте.Данло ви Соли Рингесс, ты можешь открыть глаза, если хочешь.Данло открыл и снова увидел лес, облака и сверкающие струи водопада. Деревья зеленели, гора блистала золотом, и все краски этого прекрасного мира принадлежали ему. Свет Единств ослеплял по-прежнему, и Данло опять опустил глаза к зеркалу пруда. В этот момент он вспомнил то, узнал в Шахаре, — вспомнил, что не нуждался в Абраксасе и других Единствах, чтобы вернуть себе глаза.Стоя под светом богов, он четко представлял себе способы программирования своего светозарного тела. Он мог творить с ним любые чудеса — и теперь, подняв голову, он устремил свои новые глаза прямо на Трансцендентальные Единства. Он видел их очень ясно. Абраксас, Шахар и их друзья парили в воздухе и сияли по-прежнему, но теперь скорее как обычные световые шары, нежели как солнца. Данло рассмотрел, что они все-таки не слились полностью и не стали единым целым, как далекая шаровая галактика. Они скорее напоминали слепленные вместе крупинки икры, которые в это самое время расцеплялись и выстраивались над прудами в виде отдельных Единств. Данло улыбнулся, поняв, что может смотреть на любое из них прямо, смело и безболезненно. Очевидно, они собрались в сплошную массу временно, чтобы посовещаться и решить, что с ним делать. Абраксас, Мананнан, Эль, Маралах, Тир и Шахар снова образовали перед ним свой полумесяц, и Абраксас огласил решение:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64