Но что? И как быть? Не ответить на дерзкие слова он не имеет права – задета честь его державы! Ответить? Но этот разнаряженный петух, одетый будто на бал, явно хочет навязать ему какую-то игру… Нет, этого нельзя допустить ни в коем случае!Он примирительно поднял вверх руки в мягких перчатках.– Надеюсь, я неверно понял ваши слова, граф Троцеро. Я не настолько хорошо владею аквилонским, чтобы до конца проникнуть в смысл сказанного. Я понял, что вы нечаянно задели меня. Должно быть, были погружены в думы о государственных делах. Забудем это досадное недоразумение!Троцеро жестко усмехнулся:– Извольте, барон. Я готов повторить все сызнова, на понятном для вас наречии – «бельверусские собаки стали слишком громко лаять даже в тарантийской цитадели!»Последние слова он произнес по-немедийски.Амальрик поднял брови. Да, видно, какая-то скверная мыслишка накрепко засела у пуантенца в голове, и он во что бы то ни стало хочет вызвать ссору. Ну что ж, сыграем в эту игру и проучим выскочку.Он снял с руки черную бархатную перчатку и бросил под ноги графу..– Я к вашим услугам, месьор Троцеро. Мой оруженосец сообщит вам о месте и времени нашей встречи. А теперь я прошу меня простить. Я спешу!Он резко развернулся и своей танцующей, кошачьей походкой неторопливо заскользил к выходу.– Нет, немедиец!Амальрик вздрогнул и замер, как вкопанный. Так его называла только Марна. Он изумленно уставился на Троцеро.– Нет, немедиец, – повторил тот. – Я хорошо знаю, как трусливы твои собратья! Стоит дать вам отсрочку, и вы прячетесь в щели, словно мокрицы. Недаром аквилонский змей всегда трепал бельверусских псов. Не будем откладывать нашу встречу. Я требую удовлетворения здесь! Сейчас!Но Амальрик уже совладал с собой и усмехнулся.– Здесь. Сейчас, – передразнил он Троцеро. – Помилуйте, граф, не собираетесь же вы махать мечом среди супниц и жареных куропаток. Не будьте смешным. Вы не на карнавале.Троцеро подошел почти вплотную к Амальрику. Они не мигая уставились друг на друга – худощавый, чуть сутулый пуантенец в белых одеждах, вышитых Знаком Митры, и подтянутый, мускулистый немедиец в платье цвета воронова крыла, напоминающий крупную северную рысь, изготовившуюся к прыжку. Их взгляды были преисполнены такой ненависти, что, казалось, воздух вокруг них потрескивает длинными снопами искр.Граф первый опустил глаза.– Конечно, не стоит биться в столовой, – тихо промолвил он, – для этого существует Охотничий двор. Прошу вас, барон, приготовиться к поединку.Отборные немедийские ругательства раздавались в покоях Амальрика, когда он натягивал на себя просторные кожаные штаны, не стеснявшие движений, и тонкую льняную рубаху, на белой ткани которой хорошо видна кровь от ран – он помнил, что аквилонский Дуэльный Кодекс очень строг в этом вопросе. Надев на ноги грубые солдатские сапоги и подпоясавшись широким ремнем с металлическими бляхами, он подошел к резному зингарскому шкафчику и, поковырявшись ключом в замке в виде оскаленной собачьей головы, распахнул створки.Здесь был собран весь его арсенал. Диковинное оружие из самых отдаленных уголков Хайбории. Инструменты Смерти, которыми он владел в совершенстве. Барон потрогал свои любимые метательные палицы, коснулся широкого лезвия жайбарского клинка, погладил инкрустированное ложе маленького арбалета, легко умещающегося в седельной сумке, в отличие от своих громоздких собратьев. Эх, жаль, нельзя воспользоваться всем этим богатством! С какой радостью он проломил бы голову докучливому пуантенцу боевым молотом асиров или пронзил его отравленным кешанским дротиком. Может быть, рискнуть и взять с собой какую-нибудь безделицу, вроде кхитайской летучей звезды, родной сестры той, которой он поразил ночного соглядатая? Но нет, нельзя… Нельзя… К ним будет приковано столько глаз, что не удастся воспользоваться этими штуками незаметно. Так, а если попробовать магию? Пара заклинаний – и противник превратится в нескладную куклу с замедленными движениями?Он покачал головой и с сожалением отказался и от этой мысли. Чтобы нанести ментальный удар, нужно время, а он уже и так возится здесь больше половины клепсидры. Эх, жаль, Марна далеко! Как бы пригодилась ее сноровка! И ей предоставилась бы прекрасная возможность отомстить давнему недругу.Но что же делать? Не идти же в бой открыто, с распахнутой грудью! Барон знал цену своему воинскому искусству, но не считал нужным рисковать зря. Любой поединок непредсказуем. Достаточно доли мгновения, и капризная судьба может повернуться спиной даже к самому искушенному фехтовальщику. Сколько раз он видел, как опытные бойцы падали от случайного удара какого-нибудь сопливого юнца, который махал мечом наугад, с зажмуренными от страха глазами.Немедиец задумался. Но вот его лицо озарила довольная улыбка и, порывшись в потайных ящичках шкафа, он вытянул три небольших – не больше крестьянской лепешки – диска из толстой стали. Эти маленькие щиты, про которые он в другой раз бы и не вспомнил, барон отыскал в офирской оружейной лавке, – торговец утверждал, что они достались ему от воина-карпашца. Полудикие горцы, которые и не подозревали о том, что в мире существуют кольчуги и латы, носили их прямо на груди, под рубашкой, на узких кожаных ремешках. Щиты совершенно не стесняли движений и были незаметны под одеждой. Слава Митре, что он вспомнил о них. Щиты спасут, по крайней мере, от прямого колющего удара в сердце. Пояс с медными бляхами защитит живот, сапоги из кабаньей шкуры – ноги, на руки он оденет перчатки с большими раструбами: под ними не будет видно широких медных браслетов, – а то, говорят, у пуантенцев любимая манера подрезать запястье противнику.Он закончил экипировку и подошел к большому зеркалу из полированной бронзы – вроде бы ничего не заметно. Ничего не скажешь, камуфляж хорош: внешне он беззащитен, как новорожденный младенец – легкая белая рубашонка, тоненькие штанишки, непокрытая голова! Что ж, пуантенский гордец еще горько пожалеет о том, что посмел задеть немедийского дворянина. И, сотворив короткую молитву Солнцеликому, он уверенным шагом двинулся к ристалищу.Задний двор тарантийского дворца получил название. Охотничьего, потому что отсюда испокон века отправлялась шумная кавалькада аквилонских нобилей в канун охоты на вепря или оленя. Это было неслучайно, ибо он находился в северной части дворца, откуда брала начало дорога на Валонский лес. Большую часть года двором не пользовались, но перед празднеством Осеннего Гона его начисто выметали, выпалывали сорную траву, выросшую между каменьев, мостили выбоины, оставленные конскими копытами.С незапамятных времен Охотничий двор был местом дворцовых поединков. Несмотря на многочисленные попытки жрецов Митры запретить дуэли, все их законы так и оставались мертвой буквой – гордое аквилонское рыцарство не могло примириться с тем возмутительным фактом, что им, в случае нанесенного оскорбления, следовало обращаться в суд, подобно лавочникам и ремесленникам, а не смывать обиду кровью.Поэтому духовенство вынуждено было смириться с светскими обычаями, уходящими в глубь веков, и ограничиться требованием присутствия на месте поединка лекаря и судьи. Чаще всего в тарантийском дворце в этой роли выступал кто-нибудь из членов королевской семьи.По обоюдному согласию дуэлянтов, поединок мог продолжаться «до первой крови», или «до конца», пока один из противников не падал замертво.Все эти сведения промелькнули в голове барона Торского, пока он шел по бесчисленным дворцовым коридорам к месту поединка. Выйдя во двор, он первым делом посмотрел под ноги – всю ночь моросил дождь, и камни блестели, словно панцири неведомых морских гадов. Амальрик напомнил себе, что нужно быть предельно осторожным – не ровен час, поскользнешься и тогда пиши пропало.Ждали только его. Немедиец усмехнулся, заметив, что Троцеро так и не переоделся к поединку. Его белый упелянд выглядел неуместно на фоне серых каменных стен – точно граф собирался танцевать, а не сражаться на мечах.В отдалении кучковались немногочисленные придворные, большей частью те, кто присутствовал в трапезной, – видно, аквилонцам не хотелось привлекать излишнее внимание к этой странной дуэли. У Амальрика зарябило в глазах от разноцветных камзолов и пурпуэнов, аляповатых плащей и петушиных беретов. Немногочисленные дамы шушукались и хихикали в ладошку, окидывая оценивающим взглядом мускулистую фигуру немедийца. Похоже, он мог рассчитывать на их внимание… А почему, собственно, и нет? Эрлик их забери! Чем немедиец хуже пуантенца? По крайней мере, Немедия не была исконным врагом Тарантии и не мечтала перегрызть глотку аквилонскому змею, как независимый и гордый Пуантен. «Официальная Немедия», – поправил он себя и усмехнулся. Посему для придворных прихлебателей едино – что тот, что другой! Неважно, кому всадит десять сенмов стали в сердце, лишь бы только это не произошло слишком быстро и можно было бы насладиться зрелищем боя, растрясти опостылевшую каждодневную скуку, чтобы было о чем шептаться в дворцовых гостиных.Взгляд немедийца скользнул левее, и он опешил. Вот так сюрприз! Король! Сам король! Его Величество Вилер Третий изыскал возможность прервать утреннюю трапезу и насладиться забавной сценкой. А он, признаться, и не рассчитывал, что сам государь снизойдет до роли судьи. Вот так дела! С другой стороны, кому Вилер мог доверить эту роль? Валерия с Нумедидесом нет в Тарантии. Госвинта, мать старшего принца, говорят, выжила из ума и почти не появляется на людях. Так что, если задуматься, то аквилонскому королю некого и выставить вместо себя. Он прижал руки к груди и церемонно поклонился аквилонскому самодержцу. Вилер сдержанно кивнул в ответ.К Амальрику приблизился герольд в красном жакете с широкими рукавами вверху, так что казалось – плечи его неимоверной ширины. Он держал в руках бархатную подушечку, на которой лежали два меча. Барон с подчеркнутым безразличием взял тот, что лежал ближе – он знал, что клинки совершенно равноценны – Дуэльный Кодекс требует, чтобы их клинки не разнились по длине больше чем на верхнюю фалангу большого пальца руки и были выкованы из одинаковой стали. Обычно их лезвия не полировались, крестовина была простой, без всяких украшений, а рукоятка вытачивалась из дерева и не обматывалась ремнями, как это часто практиковалось в настоящем бою, чтобы не скользили руки. На клинке запрещалось наносить руны или девизы, в общем, все то, что может быть истолковано как магия.Да, нелепейшая история! Амальрик, конечно, не раз слышал о том, что граф Троцеро отличается вспыльчивым и довольно вздорным нравом, – однако случившееся переходило все границы. Не будь вокруг радостно пялящихся придворных, пришедших в восторг от неожиданного развлечения, возможно, он еще сумел бы замять дело. Но теперь обратной дороги нет!Он краем глаза взглянул на Вилера – похоже, короля вся эта история привела в такое же недоумение, как его самого. Отчасти он сочувствовал аквилонскому владыке – ведь когда решалось дело чести, вмешиваться тому не позволял этикет. Кроме того, барон Торский не был подданным Короны, да и пуантенец, формально вассал Вилера, был скорее неверным союзником, чем близким другом, и обращаться с ним приходилось крайне осторожно, точно с хрупким сосудом, – или с ядовитым гадом. И потому Его Величеству ничего другого не оставалось, как обратиться к соперникам с примиряющей речью, заклиная их ограничиться первой кровью.Что касается Амальрика, он был бы рад обойтись без крови вообще. Разумеется, понятие чести и достоинства было столь же близко его сердцу, как и любому уроженцу Пуантена или Аквилонии, а гордости у него было, пожалуй, поболе, чем у них всех, вместе взятых, – однако он слишком дорого ценил свою жизнь, чтобы позволить себе рисковать ею по пустякам. И необходимость драться из-за подобной безделицы удручала его сильнее, чем он мог бы выразить.И все же им суждено было сойтись в поединке. Противники обменялись положенными фразами, поклонами, обратились с молитвой к Митре и со словами благодарности и просьбой справедливого суда к повелителю… Амальрик проделал все это с явной неохотой. Он уже прикидывал, как поскорее ранить Троцеро, – слегка оцарапать плечо или руку, – чтобы прекратить нелепый поединок… и едва не поплатился жизнью за собственную самоуверенность.Пуантенец атаковал его бешено, с убийственной яростью, не давая растерянному немедийцу ни мгновения на раздумье. Меч его свистел, разрезая воздух, и барону огромного труда стоило отразить первые удары. Ему пришлось отскочить назад, и он, забыв про мокрые камни, подскользнулся и чудом удержал равновесие, едва не растянувшись на брусчатке…Дамы ахнули. А в глазах Троцеро вспыхнуло злое торжество. И лишь после этого Амальрика вдруг обожгло – граф и вправду стремится убить его. Не унизить, не поранить слегка, чтобы удовлетворить вскипевшую гордыню, не покалечить, в конце концов, а именно – убить!Это было нелепо, – и Амальрик лишь сейчас понял то, о чем догадаться ему следовало с самого начала: стычка в трапезной всего лишь предлог для пуантенца, который затеял свести с ним какие-то иные, куда более личные счеты. Он не помнил, чем мог так оскорбить графа… они ведь почти не были знакомы, и барон мог по пальцам пересчитать те случаи, когда им доводилось перемолвиться хотя бы парой слов… Но сейчас это не имело никакого значения. Глазами Троцеро на него смотрела смерть. И немедиец, мгновенно подобравшись, с той быстротой, что уже не раз спасала ему жизнь, стал атаковать, пожалев, что это всего лишь дуэль, а не настоящий бой, где он мог одним взмахом дарфарской палицы раскроить череп старому интригану.Несмотря на искушенность в воинском деле, барон Торский ненавидел дуэли. Что может быть смешнее и гаже двух забияк, которые наскакивают друг на друга и тыкают игрушечными железяками на потеху толпе! В дуэли, хочешь не хочешь, приходится следовать всяким дурацким правилам, придуманным трусами. То ли дело настоящий бой! Бой не на жизнь, а на смерть! Бой без правил, где побеждает сильнейший, где нет места поблажкам и околичностям, вроде того, что нельзя добивать павшего противника. А почему нельзя, если это твой враг и ты жаждешь его смерти? Быть может, ты и жил-то ради того, чтобы перерезать ему глотку!Но что же движет графом? К чему пуантенский шут разыгрывает весь этот спектакль? Чем ему не угодил осторожный дуайен, который всегда по десять раз взвешивал каждое слово, прежде чем разрешить ему сорваться с языка? Конечно, нельзя не признать, что Троцеро и по сей день не растерял запас отваги и безрассудства, а по его движениям видно – в молодости он был непревзойденным фехтовальщиком.Амальрик подпрыгнул – Троцеро попытался подсечь его – и в прыжке ответил страшным ударом сверху. Граф молниеносно вскинул меч и ловко отразил его выпад. «Да, любезный пуантенец, – подивился Амальрик такому мастерству, – мало кто в Хайбории сумел бы устоять против этого приема. Ведь это придумка коварных гирканцев! А ты, похоже, и вправду мастер клинка. Но время, время, граф… Непримиримое время, которое не признает былых заслуг и беспощадно к тем, кто разменивает пятый десяток. Время покровительствует молодым и им, только им, дает шанс! А старики должны сидеть у камелька и вспоминать о былом, а не размахивать оружием, веселя охочую до зрелищ публику! Ведь не прошло и четверти клепсидры, а твой меч уже вздымается куда реже. Вон и пот по лицу градом покатился, и дыхание сделалось прерывистым и хриплым. А ведь это только начало…»Немедиец решил ограничиться тем, что парировать все удары противника – по его расчетам, Троцеро должен будет выбиться из сил, и поединок прекратится сам собой. Потом можно будет попытаться найти общий язык с пуантенцем. В конце концов не зря же говорят, что он весьма неглуп. А раз так – должен внять голосу рассудка. Хуже будет, если граф не отступится и будет и дальше воображать себя древним героем Астельдом, поражающим Хоротскую Гидру. Тогда придется его ранить, но не сильно, так, чтобы обездвижить. И честь пуантенца будет спасена, но политического скандала можно будет избежать. А то виданное ли дело – немедийский посланец, глаза, уши и язык венценосного Нимеда, убивает аквилонского вельможу. Да еще не кого-нибудь, а владыку Пуантена, на котором только и держится мир с Гарантией! Вряд ли Вилер поблагодарит его за это. А еще Марна! Не зря старая ведьма предупреждала его, чтобы он не трогал южанина. Будто чуяла, чем все может обернуться… Да, здесь попахивает жареным… Если он, не приведи Митра, поразит Троцеро, то всем его планам – конец и из Тарантии придется убираться. А что дальше? Возвращаться в Бельверус? Чтобы весь двор шушукался за его спиной, а чопорные нобили сетовали, что из-за бестолкового посланника подмочены отношения с дружественной державой!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48