Я не вправе поведать ничего более.– Говори! – Теперь, когда он был уверен, что близок к раскрытию заговора, Тиберий не в силах был сдержаться. Если понадобится, он готов был силой вырвать у Нумедидеса то, что тот скрывал от него. – Что натворил этот предатель? И кто мог повелеть тебе молчать? Кто?!Нумедидес выдержал паузу, наслаждаясь сценой. Этот человек был у него в руках. Он подчинил его себе при помощи простейших уловок, – сам не веря, до чего просто дался ему обман. Воистину, невероятное удовольствие… Он потянул еще немного и наконец, чувствуя, что еще немного, и барон не выдержит, провозгласил с надлежащей торжественностью:– Король!– Что?! – Эффект превзошел все ожидания. Тиберий ошеломленно уставился на принца. И тот, довольный, пояснил со снисходительной доверительностью:– Наш добрый Троцеро поторопился. Его Величество знает обо всем, и заговор не представляет для Его Величества опасности. Его Величество лишь выжидает удобного момента, чтобы разом расправиться с изменниками. – Он с удовлетворением отметил, что сумел найти нужные слова. Лицо Тиберия вытянулось, он внимал речам племянника короля, точно истине в последней инстанции, и тот заключил торжественно: – Так что вам нет нужды тревожиться, барон. Однако наш государь повелел мне молчать о том, что я знаю, дабы не спугнуть заговорщиков. Надеюсь, у вас достанет мудрости последовать моему примеру…Последние слова прозвучали довольно дерзко, однако это не тревожило Нумедидеса. Он знал, что достиг цели, – убедил барона в своей невиновности, перевел подозрения на другого человека и, главное, обеспечил себе передышку, чтобы принять необходимые меры. Ибо в том, что принять их придется, у него не было сомнений. Рано или поздно барон, который будет отныне держаться настороже, решится-таки поговорить с королем, и обман раскроется. Этого Нумедидес допустить не мог. На кон поставлено было слишком многое.Сухо поклонившись, Нумедидес попрощался с бароном, поблагодарил за гостеприимство и сообщил, что они с Валерием уедут немедленно, не дожидаясь даже завтрака. Он изрядно рисковал – это могло показаться Тиберию странным и возбудить подозрения, – однако еще важнее было не дать старику повстречаться с Валерием. Это было слишком опасно.Он торопливо вышел из покоев барона и, повелительным жестом остановив попавшегося на пути слугу, не слушая возражений, отправил его на поиски кузена. Ему не терпелось покинуть этот дом. И даже послышавшийся сзади шелест платья очаровательной Релаты Амилийской не заставил его обернуться.Валерий проснулся ни свет, ни заря, в настроении еще более отвратительном, чем накануне. Вчерашний вечер вспоминался, подобно кошмару… хуже того, подобно омерзительному видению из тех, что мучали ночами в отрочестве, когда просыпаешься весь в липком поту, с ощущением чего-то гадкого, постыдного, и никакой воды не хватает, чтобы отмыться.Он встал и оделся сам, не прибегая к помощи лакея, и сел у окна, бездумно созерцая залитый предрассветным перламутром двор. Снизу, со стороны конюшни, тянуло свежим сеном и навозом, и, едва заметно, – потертой упряжью и лошадиным потом. Запахи эти, что вызвали бы гримасу отвращения на лице любого придворного, заставили его лишь улыбнуться мечтательно и погрузиться в воспоминания, которым тонкая патина времени придавала особую сладость и очарование.По природе своей Валерий Шамарский не отличался сентиментальностью и обладал достаточно трезвым рассудком, чтобы удерживать из прошлого не только приятные мгновения, но также пот, боль и страх, которыми оно в избытке наградило его. Однако в дни, подобные сегодняшнему, разум не мог не искать спасения в былом, стремясь избегнуть мерзости и отвращения настоящего.Он не хотел ни о чем думать. Опасаясь тех выводов, к которым неизбежно должен был прийти, разум отказывался сосредотачиваться на опасных мыслях, находя отдохновение в расплывчатых, давно забытых образах и ликах. Однако Валерий сознавал, что не сможет долго продолжать дурачить самого себя подобным образом. Это было бы недостойно воина, привыкшего любую опасность встречать лицом к лицу. Разумеется, любого внешнего врага, как бы опасен тот ни был, он предпочел бы этой смутной, неясной угрозе, что нарастала, не суля ни единой возможности спасения, откуда-то изнутри, грозная, неуловимая, отвратительная, – и все же он сделал над собою усилие и, зажмурившись, попытался разобраться в себе самом и навести порядок в растревоженной душе.Основной долею своего смятения – и это ясно было изначально – он был обязан странному поведению дочери барона. Валерий никогда не чурался женщин, хотя, возможно, в обращении с ними не отличался той развязностью и свободой, что была принята среди его сверстников при дворе. Он знал многих женщин, испытывал желание и умел вызвать его, редко терял голову, хотя и такое случалось с ним порой, но чаще услаждал чувства и плоть, сохраняя при том здравый рассудок. Но до сих пор ни одна из них – даже та, в Хауране – не вызывала в душе его подобного смятения.Он попытался проанализировать, что именно испытывал он к Релате, – и почти мгновенно ощутил, что угодил в тупик. Она притягивала его, будоражила кровь, возбуждала… вчерашняя ночь принесла ему наслаждение, подобного которому он не знал и трех раз за всю свою жизнь, – но впервые, когда все было кончено, он ощутил подобный страх, необъяснимое отвращение к самому себе, лихорадочное стремление забыть, выбросить из памяти, покончить со всем этим, но одновременно – вернуть ее, удержать навсегда, овладеть ею вновь. Она сделала его ненасытным и заставила ненавидеть себя за это.С практичностью, свойственной солдату, он сказал себе, что причиной тому лишь краткость их встречи. Стоит ему познать ее вновь, и еще раз, если понадобится, – и от наваждения не останется и следа. В конце концов, как ни прекрасна была Релата, – она лишь женщина, а значит, способна утолить и пресытить, подобно тысяче прочих. Ни одна из них не была настолько отлична от остальных, чтобы увлечь его надолго. Он знал это. И все же…Было и еще одно «но» – повторение было невозможно! Он никогда не узнает, в чем причина его безумия, ибо познать Релату вновь ему не суждено. Он и без того холодел от ужаса при мысли, что кто-то в доме барона проведает о его вчерашнем приключении. Какими бы вольными ни были нравы, принятые среди аквилонской знати, совращение невинной девицы по-прежнему считалось здесь одним из самых страшных преступлений, из тех, что влекли за собой кровную месть, если не будет принесено должное искупление. Самое меньшее, что может сделать барон, если не пожелает перерезать глотку незадачливому ухажеру, это заставить его взять Релату в жены.Бр-р! При одной мысли об этом Валерия пробирал озноб. Он не собирался связывать свою жизнь ни с одной женщиной – по крайней мере, пока не встанет всерьез вопрос о наследнике – считая их созданиями хоть и прелестными, но лживыми и ненадежными, доверить свою жизнь, честь и благосостояние которым способен лишь законченный безумец. И менее всех на роль возможной супруги он счел бы пригодной дочь Тиберия.Нет! Валерий сдвинул брови и поднялся с места, ощутив внезапное беспокойство и желание размять затекшие ноги. Он совершил ошибку, – но теперь сделает все, чтобы последствия не потревожили его в будущем. Он не станет более общаться с девушкой, – достаточно будет уехать сегодня пораньше и избегать всеми силами, если вдруг она волею судеб когда-нибудь окажется в Тарантии. Что же касается ее утраченного девичества, – она сама принесла ему этот дар, и он не собирался терзать себя виной. Каким образом она решит этот вопрос со своим будущим супругом, Валерий не знал, однако не сомневался, что вековой женской хитрости хватит, чтобы глупец ничего не заподозрил.Мысли эти принесли принцу облегчение. Но внезапно он поймал себя на том, что ощутил слабый укол ревности от самой мысли, что у Релаты когда-нибудь будет другой мужчина. Митра ведает, что с ним творится! Он внезапно вспомнил о странной статуэтке, которую подобрал вчера в лесу, и вынул ее из седельной сумки. Лучи солнца заиграли на глянцевой поверхности, и Валерий не сумел сдержать восхищенного возгласа. Да, воистину, изображение было сделано рукою настоящего мастера. Принц вспомнил фигурки, которые он на досуге вырезал из дерева, и они показались ему верхом вульгарности перед этим совершенством – словно простая деревянная лавка в придорожной таверне перед инкрустированным стулом заморийской работы. Выходит, он абсолютно бездарен? Но ведь многие при дворе хвалили работу принца, утверждали, что у него золотые руки… Хотя, скорее всего, лгали, а за глаза посмеивались над странным увлечением особы королевской крови. Да, но кто же здесь, в деревенской глуши, владеет столь совершенным искусством резьбы по дереву… Да и дерево ли это. Валерий поднес статуэтку к самым глазам и прищурился. Если и дерево, то ничего подобного он не видел во всех тех странах, где ему довелось побывать. Что ж, следует забрать фигурку с собой и внимательно изучить ее на досуге. Но на каминную полку он, конечно, ее не поставит – собственные творения покажутся гостям чересчур убогими, да и нет нужды наводить на лишние размышления придворных: зачем это понадобилось наследнику Шамара вытачивать портрет дочери мелкопоместного дворянина, пусть даже старинного друга самого короля. Решено! Спрячем ее поглубже, а там разберемся, что к чему…Он решительным жестом накинул на плечи дорожный плащ, нацепил перевязь, взял в руки охотничий лук. Больше в комнате не осталось ничего, что принадлежало бы ему, – кроме воспоминаний. Но их он не собирался брать с собой.Уже на выходе он подумал, что неплохо было бы предупредить Нумедидеса, – однако дожидаться его у Валерия не было ни малейшего желания. Тот имел привычку чуть ли не до полудня нежиться в постели, затем слуги завивали ему волосы, умащали маслами тело, массировали, одевали, подкрашивали ногти… процедура эта могла затянуться до бесконечности, словно каждый новый день представлял собой столь тяжелое бремя для принца, что он не решался встретить его без должной подготовки. Валерию не по себе делалось при мысли, что все это время ему придется бродить, как неприкаянному, по огромному мрачному дому, не зная, чем занять себя, каждую секунду опасаясь нежеланной встречи.Нет, он уедет немедленно, даже не завтракая, только попрощается с сыновьями барона и попросит передать кузену, что срочные дела вызывают его в Тарантию. Нумедидес вполне в состоянии вернуться в столицу самостоятельно. К тому же, приятно будет проехаться одному, насладиться осенней свежестью утра, подернутой ранним ледком дорогой, стальной синевой неба, – и некому будет принудить его отвечать на глупые вопросы, что-то рассказывать, делиться мнениями по вопросам, которые его совершенно не интересуют, выслушивать сплетни и пустопорожнюю болтовню.Валерий чуть заметно улыбнулся собственным мыслям. Замок был еще тих и пустынен: в этот ранний час встали лишь немногие из слуг, большей частью занятые на кухне. Он решил спуститься туда, взять на дорогу хлеба и сыра. Возможно, немного вина.Кухня находилась в дальнем крыле замка, в помещении, по разумному обычаю древних времен, наиболее удаленном от всех деревянных построек, – чтобы даже в самый ветренный день искры, вылетающие из трубы, не могли послужить причиной пожара. Как он и ожидал, там царила веселая утренняя суета. Чумазые сорванцы-поварята таскали воду, разжигали огонь под огромным медным котлом. На огромном дубовом столе у окна три женщины замешивали тесто. Мука облачком клубилась над ними, оседая на аккуратно сколотых волосах. Они переговаривались негромко и пересмеивались, однако затихли при появлении гостя, сонно щурясь на него.Он улыбнулся им, забавляясь их смущением; должно быть, появление принца Аквилонии у них на кухне станет событием, о котором эти деревенские простушки будут вспоминать не один день.– Любезные хозяюшки, – обратился он к ним с легким поклоном. Одна из девиц, та, что помоложе, прыснула в кулачок, блеснув озорными, чуть раскосыми глазами. – Не могли бы вы собрать мне кое-чего в дорогу? Немного хлеба и сыра было бы достаточно-Старшая укоризненно нахмурилась.– Господину не стоило приходить самому. К чему так утруждать себя, когда на то есть слуги… – В тоне ее явственно читалось неодобрение. Должно быть, она была здесь главной ревнительницей традиций и порядка. – Конечно, мы сейчас же сделаем все, что угодно благородному месьору. Миранда! – Она повелительно кивнула молоденькой. Та поспешно кинулась к огромному деревянному ларю, что стоял в углу у входа. Валерий не мог сдержать улыбки, наблюдая за ее ловкими, уверенными движениями. Против воли он подумал, что был бы сейчас куда счастливее, если бы именно ее обнаружил у себя в опочивальне вчера вечером… Однако то была недобрая мысль, что влекла за собой слишком много других, которые он с таким трудом выбросил из головы и не желал допускать к себе вновь. Лучше было вовсе не думать об этом! И вообще, позабыть о женщинах на время. Они и без того доставили ему слишком много хлопот!С суровым видом, почти неприязненно, Валерий принял из рук служанки аккуратный сверток, и та, ощутив, должно быть, перемену в настроении гостя, бросила на него смущенно-вопрошающий взгляд, на который он, однако, не счел нужным ответить. Настроение у него внезапно испортилось, он ощутил прилив раздражения и, сдержанно поблагодарив женщин, поспешил покинуть кухню.Причины столь внезапной перемены были неясны ему самому, и это вызывало еще большую досаду. В обычное время Валерий, в отличие от своего взбалмошного кузена, отнюдь не отличался склонностью к капризам и истерикам. Мрачноватая задумчивость была обычным его состоянием, однако он не знал тех резких переходов от воодушевления к упадку сил, что были так свойственны многим из его сверстников. С отвращением Валерий сказал самому себе, что, похоже, пребывание при дворе сказалось на нем весьма неблаготворно, и он мог лишь надеяться, что по возвращении в Шамар вновь обретет привычное ровное расположение духа.Неспешным шагом, держа под плащом сверток с провизией и охотничий лук, он двинулся к черной лестнице, откуда намеревался выйти во двор, к конюшням. Настроение у него испортилось окончательно, и он не желал даже ждать, пока проснутся сыновья барона, чтобы попрощаться с ними и передать поклон занемогшему хозяину дома. Он знал, что это вызовет, и вполне справедливо, недовольство хозяина, однако сейчас соображения этикета и большой политики – и даже обычной вежливости – утратили для него всякий смысл. Стены Амилии давили на него, он словно ощущал себя заживо погребенным в огромном мрачном склепе, и холодный влажный воздух старинного замка вызывал отвратительную дрожь, – ему казалось, он не в силах выносить этого ни секундой долее. Если бы не солдатская выдержка, он бросился бы бежать!Крохотной частью сознания, запрятанной в самой глубине, сжавшейся испуганно, – единственной, что сохраняла еще способность мыслить трезво, – он сознавал всю нелепость подобных страхов и своего поведения. Но это было сильнее его. Как тогда, в Хауране, всей кожей ощущал липкую, давящую тяжесть колдовства, и оно лишало его даже подобия здравого смысла, превращая его в загнанного зверя, обуянного одним стремлением – бежать прочь, как можно скорее.Как ни бился, он не мог даже установить происхождения этого ощущения. Насколько он знал, в Амилии никто не был связан с магией, а значит, страхи его были лишены оснований. Однако шестое чувство кричало об опасности, и это было сильнее доводов рассудка. Возможно, подумалось ему вдруг, это последствия вчерашнего посещения ведьмы…Да, должно быть, так оно и есть. Но паника его не стала слабее, когда он осознал это. Более того, она усилилась, словно источник ведовства стал к нему ближе, надвигаясь с каждым мгновением. Валерий застыл посреди узкого, неосвещенного коридора, не в силах заставить себя сделать хотя бы шаг. Липкий пот выступил у него на всем теле. Рубаха прилипла к спине, и он ощутил, как до костей пробирает его мертвящий озноб.Где-то впереди за поворотом послышались шаги. Медленные, неспешные, чуть шаркающие. Валерий замер, вжимаясь в стену. Онемевшая рука нашла рукоять меча, – но в то же время он с болезненной отчетливостью сознавал, что не сумеет им воспользоваться. Все повторялось, как в Хауране. Слабость. Бессилие. Страх. Он зажмурился, в надежде, что это безумие пройдет… Как вдруг участливый голос послышался у него над ухом, и он вздрогнул от неожиданности.– Месьор, что с вами? Вам нездоровится? Усилием воли принц заставил себя открыть глаза.Внезапно он осознал, до чего унизительное, нелепое зрелище представляет собой сейчас – здоровый крепкий мужчина, вооруженный боец, сжавшийся в комок, точно мальчишка, испугавшийся грозы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48