По углам платка вспыхнул огонь. Порошок из волос и обрезка ногтя (выходит, не зря он рискнул добавить его) затлел, источая удушливый, сладковатый запах, шелк загорелся. Огонь постепенно распространялся все дальше, жадно пожирая ткань. В его зеленоватом свете лицо жреца казалось перекошенной маской, – калейдоскопом опалесцирующих пятен. Фигурка в центре платка начала понемногу раскаляться, словно была сделана из металла… странно, пламя как будто и не трогало ее, хотя любой другой корешок давно бы уже превратился в угли, – вот она сделалась вишневой, затем алой, потом померанцевой и, наконец, раскалилась добела. Последняя вспышка – и пламя поглотило все.На мгновение Ораст зажмурился – а когда открыл глаза, перед ним был пустой выжженный участок земли, размером не больше четырех ладоней. Ровно столько, чтобы поместились две крохотные женские ножки. В центре его лежало изваяние Релаты – оно стало цвета красной меди и было покрыто паутинкой тончайших трещинок. Энергия жертвы, оставшаяся в ее волосах и обрезке ногтя перешла в статуэтку, и та превратилась в миниатюрную копию девушки. Если бы не было так темно, жрец мог бы полюбоваться творением своих рук, ибо тонкость работы зачаровывала – на лице маленькой Релаты была видна каждая ресничка, каждый ноготок на крошечных пальцах, каждая пора в коже.В Скрижали ничего не говорилось о том, что делать дальше с изваянием, и Ораст решил не рисковать понапрасну и оставить его в лесу: кто знает, к чему приведет разрушение тонких магических связей между предметом и местом… Жрец припорошил фигурку сухими листьями и довольно прищелкнул языком – все удалось как нельзя лучше, и завтра, на этом самом месте, если только Книга не лжет, повинуясь могущественным чарам, появится гордячка Релата. Она не сможет не прийти на зов, что сильнее разума и ее хрупкой воли, – как не сможет и устоять перед мужчиной, что предстанет в этот миг ее очам.Мысленно Ораст представил себе, что последует затем… Тонкие губы скривились в довольной усмешке, и, позабыв все ночные страхи, он заторопился назад в замок.Утром следующего дня Релата проснулась с рассветом, лишь только первый луч солнца заглянул в окошко. Девушке не впервой было подниматься так рано, ведь со смертью матери все заботы по дому легли на ее хрупкие плечи, – однако сегодня все было как-то странно, не так, как обычно, и с первых мгновений она ощутила смутную гнетущую тревогу.Должно быть, просто дурной сон, сказала себе девушка и встряхнула головой, стремясь разогнать остатки наваждения. Ей показалось, что помогло, но она больше не задумывалась об этом, ведь у нее, в отличие от столичных сверстниц, было слишком много забот, чтобы уделять внимание таким пустякам.Ополоснув лицо над серебряным умывальником, она кликнула служанку. Пухленькая, улыбчивая Лира поспешила на зов, протирая заспанные глаза. Усадив госпожу на стул, она принялась расчесывать ее длинные густые волосы сандаловым гребнем, покуда те не заблестели шелком на солнце, не заискрились, словно соты свежего летнего меда… Тогда служанка неумело соорудила высокую сложную прическу, скрепив золотым гребнем и шпильками с костяными головками в форме феникса, распахнувшего крылья, – редкая диковина, привезенная купцами из самой Вендии. За все время Релата пользовалась этими безделушками не больше трех раз, последний из них был в канун Осеннего Гона, где девушка должна была не осрамить отца и предстать перед придворными щеголями и кокетками во всей красе. Но скромной девушке были не по душе эти ухищрения. Она выросла среди простых и душевно здоровых людей, где знали цену настоящему румянцу свежих девичьих ланит и предпочитали его пунцовым румянам худосочных городских красоток. Поэтому сейчас, заметив, что делает служанка, Релата невольно нахмурилась.– Кто тебя просил? Разве у нас праздник сегодня?Девушка лукаво усмехнулась. На пухлых щечках показались ямочки.– Как же не праздник – два таких красавца гостят в доме..Релата презрительно поморщилась.– Ну, ты и скажешь… – Ей вспомнился вчерашний ужин. Не перестающий бахвалиться Нумедидес, размахивающий руками, с сальным, раскрасневшимся от выпитого вина лицом. Он пытался говорить даже с набитым ртом, и брызги летели во все стороны… Ее невольно передернуло от отвращения, вспомнилась та ужасная сцена на королевской охоте, после которой ее не один день мучали кошмары… А как он косился на нее! Она слишком хорошо понимала значение этих взглядов и знала им цену! Батюшка же сидел рядом, как ни в чем не бывало, гордый, довольный собой… точно для него было огромной честью, что на единственную дочь его косятся, как на жрицу любви, из тех, что, как ей нашептывали дворцовые подруги, готовы торговать своими телами за пару серебряных марок! Релата вспыхнула от возмущения. Однако вида не показала и вслух произнесла беспечно; – Что же в них такого, скажи на милость, чтобы все мы должны были изменять своим привычкам?Лира насупилась, явно не понимая, что это нашло на ее хозяйку. Для нее все было так очевидно…– Так ведь то принцы, госпожа. Не чета нашим деревенским увальням. И все говорят, что тот, толстый, скоро королем станет! Чего ж не принарядиться? Глядишь, и понравитесь ему… Все лучше, чем здесь коротать свой век!Релата Амилийская надменно дернула плечиком.– Вот еще, буду я наряжаться ради какого-то напыщенного индюка. Подумаешь, королем станет. Как будто когда он наденет корону, то перестанет в соусе рукавами возить! – Обе девушки, не выдержав, прыснули, и служанка продолжила заговорщически, слегка приободренная:– Так есть же еще второй! Он-то красавец хоть куда. Видный мужчина, что ни говори…Второй? Релата вспыхнула невольно, вспомнив о Валерии Шамарском и о тех неуклюжих уловках, коими пыталась привлечь внимание его в Тарантии во время Осеннего Гона. Он и внимания не обратил на нее тогда, и она не знала, куда девать себя от унижения, уверенная, что все вокруг заметили и неуклюжее ее кокетство, и то, с каким равнодушным презрением было оно встречено. Нет! Не будет она больше думать о принце Валерии! И Релата сурово поджала губы. Однако служанка, то ли глухая совершенно к настроениям своей госпожи, то ли, напротив, слишком чуткая к ним, не унималась:– А он, говорят, еще и герой! Вон, на кухне слышала, в южных краях от чудовища какого-то принцессу спас… – И, мигом сообразив, что говорит что-то не то, поспешила поправиться: – Только врут все, наверное! Вернулся-то холостой. И на примете никого. А чем не пара? Вот и барон сам, как его увидал…Релата, не выдержав, больно дернула служанку за волосы, чтобы заставить ее замолчать. Та невольно взвизгнула, а дочь Тиберия выкрикнула со злыми слезами в голосе:– Ах, так тебе и надо, дуреха! В другой раз думай, что говоришь! Он и не смотрит на меня вовсе! Весь вечер просидел вчера, как туча мрачный, словно все на свете ему опостылело… Хорош гость!– Так надо сделать, чтоб посмотрел… – с досадой пробормотала себе под нос служаночка, заветная мечта которой стать королевской фрейлиной на глазах рассыпалась в прах. Правда, слабую надежду внушало все же то, что гребень и заколки в волосах госпожа оставила…А Релата, оставшись наконец одна, придирчиво оглядела в большом медном зеркале свою стройную фигурку, нежным касанием пальчиков оглаживая высокую грудь и плоский живот, и надолго задумалась. Слова горничной невольно вызвали в душе девушки то состояние крамольной, дерзкой решимости, что овладевало ею порой, – когда она готова была на любые безумства, лишь бы достичь желаемого, – и выражение лукавой задумчивости мелькнуло в синих, как ночь, очах. «А что, чем не королева?!» – прошептала она чуть слышно. И надо-то было совсем немного. Всего только один безумный шаг… И, резко развернувшись, зашуршав юбками, Релата вышла из комнаты, гордо вскинув прелестную голову.В замке Тиберия Амилийского начался новый день.Скверное настроение, сделавшееся его постоянным спутником в эти дни, не оставило Валерия и сегодня. Он и сам не знал почему, но все кругом раздражало его, и любая мелочь могла вывести из себя.С утра Нумедидес проспал, затем собирался так долго, словно ехал на бал, а не стрелять дичь. Валерий прекрасно понимал, ради чего он так наряжается, – похотливые взгляды, что бросал его кузен на дочь хозяина, не укрылись от него накануне. Сам он никак не мог понять, что нашел Нумедидес в этой девице: на его вкус, она была слишком худа, в ней не было того загадочного огонька, что манит и притягивает мужчину, и, к тому же, не чувствовалось ни ума, ни живости характера. Валерию она показалась не более интересной, чем овечка на лужайке… Впрочем, Нумедидес и в столице не пропускал ни одной юбки.Как бы то ни было, уже к завтраку принц ощутил растущее раздражение, и сполна выплеснул его, дав нагоняй несчастному конюху, слишком туго затянувшему подпругу у его жеребца. Почти тут же ему сделалось неловко – как всегда, когда он поддавался неоправданным приступам гнева и вел себя, по собственному же пониманию, недостойно. Однако, не просить же прощения у слуги…Кроме того, Нумедидес также присутствовал при этой безобразной сцене. Он ничего не сказал, но на лице его была такая гадливая, презрительная ухмылочка… С неожиданной злобой Валерий сказал себе, что, если представится случай, он не преминет расплатиться с кузеном за все. И сполна!Постепенно, однако, напряжение схлынуло. К полудню они уже успели прокатиться по лесу, и Валерий, к немалому своему удовлетворению, подстрелил первого перепела одной из стрел с обсидиановым наконечником, что дал ему кузен. Он заметил, как помрачнел Нумедидес при этом удачном выстреле; сам он промахнулся уже два или три раза, – его вялые руки не могли как следует удержать охотничий лук, – и настроение принца заметно улучшилось.Чуть позже они расположились на привал на крохотной полянке, со всех сторон окруженной вековыми дубами и грабами. Валерий с наслаждением растянулся прямо на траве, запрокинув голову, следя бездумно, как подрагивают в бесконечной высоте ветви, провожая взглядом падающие листки… Нумедидес уселся рядом, подстелив предусмотрительно захваченную из дому парчовую подстилку.Принцы подкрепились хлебом и сыром, запивая все это амилийским вином, отчего Нумедидес не переставал морщиться и сетовать на жизнь – избалованный горожанин не был приучен к простой пище. Долгое время оба молчали. Понемногу Валерий почувствовал, как что-то меняется внутри его, и странное чувство умиротворения окутало душу. Казалось, лес что-то нашептывает ему, неторопливо, убаюкивающе повествует о самых сокровенных тайнах, и голос его ведет за собой, ласковый, манящий… Почему-то ему вспомнился Цернуннос, Хозяин Леса, но при мысли о нем сегодня он не испытал страха. Он ощущал себя в мире с землей – и, возможно даже, пусть на мгновение, с самим собой.Неожиданное движение разорвало путы дремы. Это Нумедидес вскочил на ноги, выхватил короткий охотничий лук, выстрелил… И с торжествующим воплем бросился вперед, туда, где грузно шлепнулась с ветвей в траву птичья тушка.Бегом он вернулся, размахивая над головой трофеем.– Видал! Видал! – Он захлебнулся слюной. – Как я его, а? – Он критически осмотрел подбитого перепела. Заметив, что птица еще шевелится, ловким, уверенным жестом свернул ей шею. – Да и покрупнее твоего будет! – Круглое лицо лучилось самодовольством.Валерий смерил его долгим задумчивым взглядом. Принца, мертвого перепела, вновь принца.– Да, – отозвался он медленно, ничего не выражающим голосом. – Пожалуй, и впрямь покрупнее. Под стать охотнику…Релата неспешно пересекла внутренний двор замка и, сама не зная зачем, взглянула на небо. Солнце стояло в зените, маленькое, багровое, точно злобно сощуренный драконий глаз. «Недолго осталось», – подумалось ей, и страх того, что предстояло ей совершить, добавился к дерзкой решимости. Вот только бы она не оставила ее до ночи…С раннего утра, как обычно, она была вся в бегах. Сходила взглянуть на новорожденного жеребенка – что за милое существо! Он уже пробовал стоять, но слабые ножки подгибались, и он ржал тоненько и обиженно, и гордая мать тянула к нему морду, недоверчивым глазом кося на непрошенных гостей. Кобыле Релата скормила половинку яблока, вторую дала малышу, но, конечно, он еще не мог съесть ее…Она улыбнулась невольно, вспоминая очаровательную сценку, – но тут же помрачнела – всплыло в памяти, как набросился на нее отец, за то что она «шляется, где ни попадя», вместо того чтобы привечать именитых гостей. На самом деле, подозревала Релата, ему стыдно было перед принцами, что за завтраком от его дочери будет пахнуть конюшней. Но, по привычке, она пропустила его ворчание мимо ушей.По пути на кухню, у самой лестницы, на глаза ей неожиданно попался Ораст. Как всегда при встрече с бывшим жрецом девушку охватила смутная неловкость, она вжалась в стену, давая ему пройти. Однако, вопреки обыкновению, молодой человек не проскользнул мимо с коротким вежливым поклоном, но остановился прямо перед ней и поднял на Релату глаза.Лицо его было узким и бледным, с острым подбородком и пронзительно-черными щелками глаз. Волосы уже порядком отросли, – скоро никто и не сможет заподозрить в нем бывшего служителя Митры. Однако в штанах и куртке он явно чувствовал себя по-прежнему неуютно, не зная, куда девать руки… и эта неловкость его волнами распространялась вокруг, передаваясь, точно заразная болезнь. Релата прислонилась к стене, чувствуя, как на лбу выступает ледяная испарина. Они по-прежнему молчали.Коридор был совершенно пуст. Никакой далекий звук шагов не нарушал тишины, не сулил надежды на появление избавителя. Релата и сама не знала, чего так боится – жрец вел себя совершенно спокойно, ничем не угрожал ей, однако она чувствовала себя, как горлинка перед змеей… И растерянный взгляд ее, судорожно метнувшийся по сторонам, не ускользнул от внимания Ораста.– Что-то случилось, госпожа моя? – осведомился он неожиданно тихим медоточивым голосом. Релата изумленно уставилась на него. – Я могу вам чем-то помочь?– Н-нет… – У девушки перехватило горло. Она и сама не знала, как нашла в себе силы ответить. – Нет, все в… в порядке. Я шла н-на кухню… Обед…– На кухню? – Вид у жреца был такой, словно слова ее доставили ему несказанное удовольствие. Губы растянулись в улыбке, но горящий, полубезумный взор не отрывался от лица девушки, словно в каждом ее жесте и слове он тщился узреть некий тайный смысл. – Как мило… А потом?Релате показалось, сумрачный серый коридор закружился вокруг нее, свиваясь петлями, выворачиваясь наизнанку… Перед глазами все стало расплываться, весь мир сделался крохотным, словно она смотрела на него из невероятного далека, видела замок, коридор, саму себя – тоненькую, хрупкую фигурку, испуганно вжимающуюся в стену, – угрожающе нависшего над ней жреца… Она уносилась все дальше… Но глаза его, жгучие, черные, точно угли, притягивали, не отпускали несчастную жертву. И голос, точно пение меча, рассекал любые преграды, что пыталась она воздвигнуть между ними.– А потом, прекрасная Релата?– Н-не знаю… – Она подняла руки к лицу, точно пытаясь защититься. – Здесь так душно… Хочу прогуляться – может быть, в лес…Произнеся эти слова, она почувствовала нежданное облегчение. Словно огромная тяжесть упала с плеч, и теперь Релата была свободна, вольна, точно птица!.. И улыбка жреца подтвердила ее право на эту свободу.– Да. В лес, – прошептал он едва слышно, склоняясь к самому лицу Релаты, так что губы его, сухие, пышущие жаром, едва не касались ее щеки. – Госпоже непременно надо в лес, туда, где цветет папоротник и растет остролист, туда, где поют птицы и роют норки маленькие зверушки…Кончиками пальцев он тронул прядь у плеча, выбившуюся из пышной прически, и она не отстранилась, лишь проследила за его рукой недоуменным взглядом. Он коротко кивнул ей.– Все будет хорошо. – Улыбка мелькнула в черных глазах. – недолго осталось. До скорой встречи… моя госпожа. ОБРАЗ ГРЯДУЩЕГО Марна приветствует вас, наследники аквилонского трона!От этих слов озноб пробежал по спине Валерия, пальцы его, державшие уздечку, задрожали, а тело покрылось липким потом. До чего же ужасна эта безглазая ведьма! Как может жить она без света, отгородившись от мира жуткой кожаной личиной? Принц ощутил всем своим естеством токи зла, исходящие от зловещей фигуры в красном – они пронизывали его тело, копошились внутри, словно могильные черви, выворачивали наизнанку душу. Он почувствовал тошноту, и его залихорадило. Не надо было сюда приезжать! Зачем он только поддался на уговоры своего кузена. Ему-то вон все нипочем… Он искоса поглядел на мешковатого, потного Нумедидеса, который ерзал на своем вороном. Этот и сам источает яд вокруг. У Валерия промелькнули в памяти обрывки их недавней беседы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48