Разрешите с вами чокнуться. А вино из запасов олдермена Беннинга, и досталось мне недешево, могу вас уверить. Мистер Пенденнис, присоединяйтесь! Ваше здоровье, джентльмены.
- И не стыдно старику врать, вино-то из трактира, - сказал Уэг. - Такой херес нужно пить вдвоем, для одного он слишком крепок. Эх, мне бы сюда винца от старого Стайна: мы с вашим дядюшкой, Пенденнис, распили у него не одну бутылку. Он даже посылает свое вино в дома, куда ездит обедать. Помню, у Родона Кроули, брата сэра Питера Кроули... он потом был губернатором острова Ковентри... повар Стайна являлся туда с утра, а к обеду дворецкий доставлял из Гонт-Хауса шампанское, прямо в ведерках со льдом.
- Как вкусно! - говорил между тем хозяйке добродушный Шшдзной. - Вы, верно, держите у себя в кухне cordon bleu? Первоклассного повара (буквально: cordon bleu - синий шнурок - (франц.).
- О да, - отвечала миссис Бангэй, решив, что он имеет в виду цепочку от вертела.
- Я имею в виду французского повара, - пояснил вежливый гость.
- О да, ваша милость, - снова отвечала дама.
- Обед заказан у Григса, в переулке Святого Павла, - шепнул Уэг Пену. И обед Бэкона тоже. Бангэй посулил дать по полкроны с головы дороже - и Бэкон тоже. Они бы рады один другому отравить мороженое, если бы могли до него добраться; а уж эти "готовые блюда" - и без того отрава... Дорогая миссис Бангэй, этот... гм... этот бримборьон а-ля Севинье просто восхитителен, - сказал он громко, накладывая себе какого-то блюда, которое поднес ему гробовщик.
- Очень рада, что вам нравится, - отозвалась миссис Бангэй, краснея: она не знала, так ли называется блюдо, но смутно чувствовала, что над ней издеваются. И она ненавидела Уэга с чисто женским пылом и уж заставила бы мистера Бангэя отстранить его от руководства журналом, если бы только имя его не было так известно и не ценилось так высоко в издательском мире.
Соседкой Уорингтона за столом была миссис Шендон: в простом черном платье с поблекшим кружевом она сидела между ним и здоровяком-издателем. Ее печальная улыбка тронула не слишком-то чувствительное сердце Уорингтона. Никто ею не интересовался: она сидела и смотрела на мужа, а тот и сам, казалось, робел кое-кого из гостей. И Уэгу и Уэнхему его обстоятельства были известны. С первым из них он работал и неизмеримо превосходил его умом, талантом и знаниями; но звезда Уэга ярко сияла в свете, а бедного Шендона никто не знал. Сейчас, когда грубый, удачливый Уэг шумел и смеялся, Шендон молчал и только пил вино - столько, сколько давали. Он был под надзором: Бангэй предупредил гробовщика, чтобы тот подливал капитану понемногу и не слишком часто. Печальная предосторожность, тем печальнее потому, что она была необходима. И миссис Шендон с тревогой поглядывала на мужа через стол, опасаясь, как бы он не выпил лишнего.
Уэг, смущенный неудачей своих первых шуток, - как всякий наглец, он легко терял почву под ногами, - до конца обеда разговаривал почти исключительно с Пеном и, конечно, все больше язвил на счет присутствующих.
- У Бангэя сегодня смотр всем частям, - говорил он. - Мы все здесь бангэйцы... Вы роман Попджоя читали?.. Ведь это была повесть для журнала, ее написал бедняга Баззард, еще давно, потом о ней забыли, а потом мистер Троттер (Троттер - это вон тот, в высоких воротничках) извлек ее на свет божий и решил, что ее можно приспособить к недавнему светскому скандалу; Боб дописал несколько глав, а Попджой разрешил поставить свое имя, может быть, даже сам сочинил десяток страниц, и так родился роман "С горя, или Герцогиня-беглянка". Обожаю беседовать с Попджоем о его книге - потеха, да и только, ведь он ее даже не читал... Эй, Попджой, до чего же хороша у вас та сцена в третьем томе, где переодетый кардинал, когда епископ Лондонский обратил его в протестантство, делает предложение дочери герцогини...
- Очень рад, что вам нравится, - отвечал Попджой. - Я и сам люблю это место.
- А его во всей книге не найти, - шепнул Уэг Пену. - Я это только что выдумал. А, ей-ей, недурной сюжет для романа о Высокой церкви...
- Помню, однажды мы с беднягой Байроном, Хобхаусом и Трелони обедали у кардинала Меццокальдо в Риме, - начал капитан Самф, - и к обеду подавали орвьетское вино, которое Байрон очень любил. И кардинал все жалел, что он не женат. А через два дня мы приехали в Чивита-Веккия, где стояла яхта Байрона... а через три недели кардинал умер, честное слово, и Байрон очень грустил, потому что кардинал ему нравился.
- Удивительно интересная история, Самф, - сказал Уэг.
- Вы бы опубликовали свои воспоминания, капитан Самф, - нарушил молчание Шендон. - Для нашего друга Бангэя такая книга была бы просто клад.
- А что бы вам, Шендон, попросить их у Самфа для вашей новой газеты... как бишь ее, - в восторге заорал Уэг.
- А что бы вам попросить их для вашего старого журнала... как его там? - отпарировал Шендон.
- Разве будет новая газета? - спросил Уэнхем, который отлично это знал, но стыдился своей причастности к прессе.
- Бангэй решил выпускать газету? - вскричал Попджой, который, напротив, чрезвычайно гордился своими литературными знакомствами. - Я хочу в ней сотрудничать. Миссис Бангэй, употребите ваше влияние, пусть он привлечет меня. Проза, стихи - что вам требуется? Романы, поэмы, путешествия, передовые статьи - буду писать что угодно, ей-богу, лишь бы Бангэй платил, а я готов хоть сейчас, дорогая миссис Бангэй, ей-богу.
- Называться она будет "Крохоборная хроника", - проворчал Уэг, - и маленькому Попджою поручат отдел для грудных детей.
- Называться она будет "Пэл-Мэл", сэр, - сказал Шендон, - и мы будем счастливы числить вас среди наших сотрудников.
- "Пэл-Мэл"? Почему "Пэл-Мэл"? - спросил Уэг.
- Потому что редактор родился в Дублине, а помощник редактора в Корке, потому что издатель живет на Патерностер-роу, а редакция находится на Кэтрин-стрит, возле Стрэнда. Этих причин вам достаточно, Уэг? - сказал Шендон, начиная сердиться. - Все должно как-то называться. Мою собаку зовут Понто. Вас зовут Уэг. Чем вам не понравилось название пашей газеты?
- Как ни назови, благоухала бы так же, - сказал Уэг.
- И прошу вас запомнить, мистер Уэг, что называется она не "Как бишь ее". Впрочем, название ее вам отлично известно, и мое имя тоже.
- И адрес ваш мне тоже известен, - не удержался Уэг, однако произнес эти слова вполголоса, а незлобивый ирландец быстро успокоился после своей вспышки и дружелюбно предложил Уэгу чокнуться.
Когда дамы удалились, разговор за столом пошел еще громче; и вскоре Уэнхем в изысканных выражениях провозгласил тост за новую газету, воздав щедрую хвалу остроумию, таланту и учености ее редактора, капитана Шендона. Он никогда не упускал случая заручиться поддержкой прессы и в этот вечер обошел, всех присутствующих литераторов и каждому сделал комплимент: одному рассказал, какое впечатление произвела его последняя статья на Даунинг-стрит, другому сообщил, что его добрый друг герцог такой-то был просто поражен тем, как умело подобран материал в номерах за истекший месяц.
Вечер закончился, и бедный Шендон, несмотря на все предосторожности, еле стоял на ногах; когда же верная жена усадила его в кеб, чтобы везти на новую квартиру, возница отпустил с козел нелестное замечание. Уэнхема ждал собственный экипаж, которым он предложил воспользоваться мистеру Попджою; а робкая мисс Баньен, заметив, что мистер Уэг собрался уезжать, решительно потребовала места в его коляске, чем же доставила нашему шутнику ни малейшего удовольствия.
Пен и Уорингтон шли домой пешком по освещенным луною улицам.
- Ну вот, - сказал Уорянгтон, - теперь ты повидал пишущую братию, так скажи мне, не прав ли я был, когда утверждал, что в этом городе есть тысячи людей, которые не пишут книг, но куда умнее и интереснее тех, что пишут?
Пен вынужден был признать, что литераторы, с которыми он познакомился, не произнесли за весь вечер ничего такого, что стоило бы запомнить или повторять. И правда, о литературе за все время не было сказано ни слова; и тем непосвященным, что жаждут прикоснуться к литературному миру и узнать его обычаи, мы можем сообщить по секрету, что никто не говорит так мало книгах и, может быть, не читает так мало книг, как писатели.
Глава XXXV
Газета "Пал-Мил"
Новая газета с самого начала имела успех. Утверждали, что ее поддерживает влиятельная политическая партия, называли имена широко известных людей, поставляющих в нее материал. Были ли основания для таких слухов? На этот вопрос мы не вольны ответить, можем только сообщить под большим секретам, что статью о внешней политике, которую все приписывали некоему лорду, заведомо связанному с министерством иностранных дел, в действительности настрочил капитан Шендон в трактире "Медведь и Посох" близ Уайтхоллской лестницы, где его выследил мальчишка-посыльный и где временно проживал один его литературный союзник мистер Блодьер; а серия очерков по финансовым вопросам, написанная, как предполагали, крупным государственным деятелем и членом палаты общин, в действительности принадлежала перу мистера Джорджа Уорингтона из Верхнего Темпла.
Что между газетой "Пэл-Мэл" и упомянутой выше влиятельной партией была какая-то связь - это вполне возможно. Пэрси Попджой (сын лорда Фальконета, члена этой партии) нередко поднимался по темной лестнице в квартиру Уорингтона; и в газете появлялись кое-какие сведения, которые выделяли ее среди других и могли быть получены только из мало доступных источников. Появилось в ней и несколько стихотворений, бедных по мысли, но очень смелых и сильных по языку, за подписью "П. П."; и следует признать, что его роман новая газета расхваливала сверх всякой меры.
К политическому отделу газеты мистер Пен не имел касательства, зато в литературном отделе сотрудничал не покладая рук. Редакция "Пэл-Мэл", как мы знаем, помещалась на Кэтрин-стрит, близ Стрэнда, и Пен часто являлся туда с рукописью в кармане и с тем веселым волнением в груди, какое испытывает человек в начале своей литературной карьеры, когда печататься ему еще внове и он еще тешит себя мыслью, что его писания не пройдут незамеченными.
Там помощник редактора мистер Джек Финьюкейн, вооружившись клеем и ножницами, составлял отданную на его попечение страницу. Орлиным взором он высматривал во всех газетах, пишущих о высшем свете, нужные ему сообщения. Он не пропускал ни одной смерти, ни одного званого обеда в аристократических кругах без того, чтобы не упомянуть о них на своих столбцах, и даже в листках из глухой провинции или в ирландских и шотландских изданиях откапывал поразительные сведения о жизни высшего общества. Человеку с философическим складом ума стоило бы задуматься и даже умилиться, глядя, как Джек Финьюкейн, эсквайр, закусывая мясом из ближайшей обжорки и стаканом портера из ближайшего кабака, толкует про пиршества богачей, точно сам на них присутствовал; как он, в обтрепанных штанах и заношенных манжетах, бодро описывает блестящие сборища в домах аристократов. Несоответствие между писаниями Финьюкейна и его внешним видом очень забавляло его нового знакомого Пена. С тех пор как Джек покинул свою родную деревню, где он едва ли занимал очень высокое положение, он почти и не видел другого общества, кроме того, с которым встречался в кабаках и трактирах; а почитать его страницу - можно было подумать, что он каждый день обедает с посланниками и курит сигары в клубе Уайта. Правда, он, случалось, ошибался в описании подробностей, но от этого страдал "Баллинафадский часовой", коего Фин был лондонским корреспондентом, а не "Пэл-Мэл", где ему лишь изредка разрешали писать самому, поскольку здесь его начальники считали, что с клеем и ножницами он управляется лучше, чем с пером.
Пен не жалел труда на свои критические обзоры, и так как он с детства много, хоть и беспорядочно, читал, и был наделен живым воображением и чувством юмора, статьи его нравились и редактору и публике, и он с гордостью говорил себе, что не зря получает деньги. Можно не сомневаться, что в Фэроксе газету "Пэл-Мэл" читали из номера в номер и с превеликим наслаждением. Получали ее и в Клеверинг-Парке, где, как мы знаем, жила молодая девица со склонностью к литературе; и даже старый пастор Портмен, которому вдова передавала свою газету, предварительно выучив статью Пена наизусть, одобрительно отзывался о его творениях, уверяя, что у мальчика есть вкус, фантазия и живость слога и что пишет он если не как ученый, то во всяком случае как джентльмен.
А до чего изумлен и обрадован был наш друг майор Пенденнис, когда в один прекрасный день забрел в клуб "Регент" и услышал, как собравшиеся там Уэнхем, лорд Фальконет и еще несколько завсегдатаев светских гостиных обсуждают последний номер "Пэл-Мэл" и помещенную в нем статью, в которой жестоко высмеивалась недавно вышедшая книга графини Мафборо, жены видного деятеля враждебной им партии! То была книга путешествий по Испании и Италии, и вы бы затруднились сказать, каким языком миледи владеет хуже - французским или английским (она пользовалась обоими этими языками без различия); критик же просто упивался, выставляя ее ошибки на всеобщее обозрение. Критик этот был не кто иной, как Пен: он разыгрывал свою партию необычайно лукаво и весело, разоблачал промахи титулованной дамы с великолепной притворной серьезностью. Он не позволил себе ни одного невежливого слова, однако с начала до конца не переставал издеваться над своей жертвой. При чтении этой статьи желчная физиономия Уэнхема злорадно кривилась: леди Мафборо последний год не звала его на свои вечера; лорд Фальконет хохотал до упаду: лорд Мафборо был его давним врагом и соперником. Майор Пенденнис выслушал за эти дни немало комплиментов по адресу своего племянника, а он-то до сих пор пропускал мимо ушей мелькавшие в письмах из Фэрокса опасения, "как бы бедный мальчик не подорвал свое здоровье столь упорной, изнурительной литературной работой", и полагал, что интересоваться газетной деятельностью Пена - ниже его достоинства как майора и светского человека!
Когда же Уэнхем расхвалил Пенову статью; когда лорд Фальконет, со слов своего сына, Пэрси Попджоя, лестно отозвался о его талантах; когда сам великий лорд Стайн, которому майор показал газету, изволил много смеяться, сказал, что это, черт возьми, здорово и теперь наша Мафборо взовьется, как китиха от удара гарпуном, - тогда и майору ничего не осталось, как восхищаться племянником, уверять всех и каждого, что из юного негодяя выйдет толк, он-то всегда это говорил; тогда он дрожащей от радости рукой написал вдове письмо, в котором пересказал мнения великих мира сего о ее сыне, а второе письмо написал юному негодяю, спрашивая, когда он намерен позавтракать бараньей отбивной со своим старым дядюшкой, и сообщая, что ему велено привести Пена на обед в Гонт-Хаус, ибо лорд Стайн любит, чтобы его развлекали, - будь то чудачеством, остроумием или тупостью, веселыми шутками, ханжеским враньем или чем иным. Пен перебросил это письмо через стол Уорингтону и, вероятно, почувствовал себя уязвленным, когда тот не проявил к нему особенного интереса.
Отвага начинающих критиков безгранична. Они взбираются на судейское кресло и без колебаний выносят приговор самым сложным, самым глубоким произведениям. Попадись Пену в ту пору "История" Маколея или "Астрономия" Гершеля, он перелистал бы их, обдумал, пока курил сигару, а затем милостиво и покровительственно изъявил бы авторам свое одобрение. С помощью французского биографического словаря Мишо и библиотеки Британского музея он наловчился делать краткие обзоры того или иного периода истории и как бы мимоходом упоминать имена, даты и события, чем повергал в изумление свою матушку, поражавшуюся, когда ее мальчик успел столько прочесть и узнать, да и самого себя тоже, ибо, перечитывая свои статьи спустя два-три месяца после их написания, он уже не помнил ни предмета, ни книг, к которым обращался за справками. Мистер Пенденнис не скрывает, что в ту пору он согласился бы хоть завтра высказать свое мнение о величайших ученых мира или написать отзыв на "Энциклопедию". К счастью, рядом был Уорингтон, который дразнил его и непрерывными насмешками умерял его самомнение, иначе он стал бы совсем уж невыносим; надо сказать, что Шендону нравилась бесшабашная лихость его молодого помощника, и блестящие, легковесные статейки Пена он даже предпочитал более солидному материалу, который поставлял его старший товарищ.
Однако если мистера Пена позволительно обвинить нахальстве и, известной поспешности суждений, зато он был честный критик, слишком честный и прямодушный, как считал Бангэиг, очень недовольный его беспристрастностью. Однажды Пен крупно поспорил по этому поводу со своим начальством капитаном.
- Опомнитесь, мистер Пенденнис, - сказал Шендон. - Что вы наделали? Расхвалили книгу, которая вышла у Бэкона!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55