Вемили тоже не были в восторге от погоды, но упрямо продирались сквозь вьюгу к клятвенно обещанному хозяйками порталу, теплу и корму.
– Лий, далеко еще? – крикнула я, силясь перекрыть глухой плачущий голос метели.
– Да нет, буквально четверть версты осталось! – надрывно прокричала та в ответ, силясь обуздать кобылу, недовольно попятившуюся от очередного резкого порыва ветра.
Я подальше запихнула руки в рукава и прижалась к шее лошадки. Хотелось спать. Зверски хотелось. Понятия не имею почему, но как только мне становится холодно, у меня сразу ощущение, что я не спала как минимум неделю и вымоталась до предела. Причем – истинное свинство – это не психологический фактор, проходящий, если не обращать на него внимания, а абсолютно полноправное ощущение, издевающееся надо мной до тех пор, пока я не лягу спать.
Вемили осторожно пробирались по напрочь занесенной снегом дороге, то и дело чуточку пуская в ход крылья, чтобы не провалиться в огромные рыхлые сугробы по самую шею. Хвала Хранящим что они были значительно легче обычных лошадей, так что снег их если и не держал, то хоть не засасывал, подобно зыбким пескам.
Причем «хвала Хранящим» в самом что ни на есть прямом смысле: утром, пока я все еще спала, Лия с Таей четверть часа завораживали вемилей, вплетая в гривы заговоренные ленточки и ставя блоки от холода. А я же, бедная, несчастная, энергетически истощенная (не такая уж, кстати, и истощенная – воду в умывальнике я себе утром уже согрела. Но разве Хранящим надо об этом знать?), сладко посапывала под одеялом на матраце.
Нет, зиму я все же не любила. Почти в любом ее проявлении. Все-таки не хватает меня на то, чтобы любоваться чудесной красотой морозного утра, когда зубы стучат от холода. И Веток, где распахнула белоснежные ледяные крылья матушка-зима, я с вопиющим постоянством избегала.
А вот когда я училась в Храме, сбегать из него каждый раз на три месяца, пережидая зиму на какой-нибудь теплой Ветке, – ну никак не получалось. Зима была благостным временем для преподавателей и мастеров: я замерзала, становилась злая, раздраженная и сонная, так что на долю Храма выпадало куда меньше проказ и пакостей, нежели обычно. Хотя это совсем не значит, что я сидела тихо, как мышка…
…Камин сонно шуршал, лениво облизывая поленья, черная кошка умостилась у меня на коленях и время от времени совала черную любопытную морду в огромный фолиант, с явной неохотой перелистываемый и наскоро, «по диагонали» просматриваемый.
Никогда не любила Древоведение. Его, в общем-то, не любили все, кто на стажировках не писал банальных курсовых по поведению домовых, отсиживаясь в Храме, а действительно ходил по Пути и по Веткам. Потому что неимоверная стереотипизированность и сухость изложения материала просто убивали.
Ну что значит «эльфы – возвышенная и одухотворенная раса, они не слишком любят гостей»? Что скажет эта фраза человеку, ни разу не видевшему эльфа в глаза? Лично мне до первого визита в Варильфийт эльфы представлялись этакими благообразными старцами-мудрецами, гневно прогоняющими всех чужаков прямо с границы. А ведь на самом деле все совсем не так.
Нет бы написать: «Эльфы – они, конечно, строят из себя таких одухотворенно-возвышенных, но на самом деле такие же существа, желающие веселиться, гулять, любить и смеяться. А чтобы никто не узнал эту Великую Страшную Таину, не слишком-то охотно пускают людей в Варильфийт. Но если уж вы прознали это, то можете быть спокойны – не только пустят, да еще и банкет по поводу вашего визита закатят. А что? Повод для праздника ничем не хуже других…» Вот это я понимаю. И запоминается, и не пугает, и – что немаловажно, между прочим! – куда как ближе к истине.
Вот и сейчас, читая в графе «климат» напротив Окейны безликое слово «жарко», я поморщилась, вспоминая эту пышущую вечным жаром печь. Интересно, тот, кто это писал, сам-то хоть раз в Окейне был? Наверное, нет. Если ты там был, то одним «жарко» не обойдешься.
– Иньярра? – в гостиную влетел Доен.
– Что? – потянулась я, спихивая с колен пригревшуюся киску, начавшую рефлекторно выпускать когти, норовя зацепить или порвать мою шерстяную юбку.
Доен таинственно обернулся по сторонам, зашел внутрь и тщательно прикрыл за собой дверь. Мне стало интересно.
– Что, тайна Храмового масштаба? – хихикнула я, с удовольствием отодвигая в сторону надоевший фолиант.
– Хуже, – сокрушенно покачал он головой, садясь на стул напротив и внимательно уставившись мне прямо в глаза. Я демонстративно зевнула, скосив взгляд на часы. Научена горьким опытом: стоит только самую капельку показать Доену, что его новости тебя интересуют – и все: будешь их вытягивать по капле в час. А вот стоит сделать вид, что тебя это никак не касается, и вообще он тебя отвлек от важного дела, – и тут же расколется, как миленький.
– Иньярра, как ты думаешь, заклинание Этерны достаточно сильно, чтобы заставить замереть целую башню? – заговорщицким тоном начал он.
Я задумалась. Заклинание состояло в том, что на определенное количество времени можно было сковать, обездвижить абсолютно любой предмет – причем неважно, живой он или нет (кто как, а лично я вечно пользовалась им, роняя и опрокидывая что-нибудь Ценное, да и не очень). Если протянуть его по крови или цепью, то, может быть, оно бы и обрело достаточную силу…
– Ну… А какую башню? – осторожно поинтересовалась я, опять-таки не высказывая особого любопытства.
– Крайнюю Северную, – не моргнув глазом, ответил Доен. Значит, готовил ответ заранее… Значит, у него какие-то планы, а если у него планы…
– На кой йыр тебе это надо? – резко оборвала я, подаваясь вперед.
– Нет, ты скажи сначала, можно или нет, – заюлил он, но, увидев мой насмешливо-издевательский взгляд, понял, что на эту удочку меня не поймать, и со вздохом признался: – Да мы там с ребятами поспорили.
– Можно ли Этерной сковать целую башню? – уточнила я.
Доен поморщился, снова пойманный на слове.
– Не совсем, – замялся он, неуверенно откинувшись на спинку стула.
– А что конкретно? – продолжала выспрашивать я, не сводя с него испытывающего взгляда.
– Что ты сможешь это сделать… – признался он, смущенно прикусив губу и отводя взгляд.
Я скептически вскинула брови:
– Да ну?
– Ага, – покаянно подтвердил он.
– Кхм… – Я задумчиво нахмурилась, перекинула одну ногу на другую и клацнула зубами на Доена, тут же судорожно сглотнувшего, уставившись в распахнутый разрез до середины бедра. – А лично ты спорил, что я смогу – или нет?
– Что ты! – возмущенно надулся он. – Да чтобы я… Да я…
– Короче! – недовольно поморщившись, оборвала я его.
– Короче, я в тебя верю! – сияя, как начищенный медяк, ответил Доен.
– Ну и дурак, – спокойно решила я, откидываясь на спинку глубокого кресла.
Доен неуверенно нахмурился и решил покачать свои права:
– Иньярра, ну как ты можешь бросать друга в беде?
– Ты хочешь сказать – в луже, куда он залез по собственной же дурости?
– Иньярра! Ну ты же можешь! Ты у нас такая молодец, такая умная, талантливая… – попав на привычную колею беспочвенных комплиментов, Доен настолько увлекся, что машинально наклонился вперед, взял мою руку в свою и поднес к губам: – Просто самая удивительная девушка на земле…
– Доен, не надо так стараться – если, конечно, ты не поспорил заодно, что очаруешь меня за три дня.
К его чести, обнаружив сбой программы поведения, Доен не отбросил моей руки, испугавшись, что оскорблюсь, а, смущенно кашлянув, аккуратно положил назад на бархатный подлокотник кресла:
– Извини, забылся.
– Еще и признался! – насмешливо фыркнула я, убирая руку от греха подальше.
Доен, обнаружив, что опять сел в лужу, смущенно нахмурился и решил лучше молчать – он так умнее выглядит.
Я посмотрела на него, на прогорающий камин, на снег за тонким хрустальным стеклом, мягко падающий пушистыми хлопьями, и вдруг решила – а почему бы и нет? Это в любом случае интересней, чем сидеть и брезгливо отплевываться, читая картонные до скрипа песка на зубах описания Древа. Вот только каким бы образом это провернуть?.. Проигрывать-то не хочется…
– На что спорили?
– На три желания, – с готовностью ответил Доен, уже отчаявшийся получить от меня хоть какое-то свидетельство обдумывания сложившейся ситуации.
– Два – мои, – сразу предупредила я. Доен яростно закивал, согласный на практически любые условия, лишь бы я помогла ему не уронить репутацию. И зачем, спрашивается, было себе таких проблем на… искать?
Впрочем, не девушке, из любопытства «доившей» ядовитый хвост мантихоры, об этом говорить… Яд, кстати, оказался самым обыкновенным, на ведьм опять-таки не действующим. Правда, это мы выясняли тем же опытным путем в медиологическом крыле…
– Да хоть все три! – в сердцах воскликнул он, видя, что я то ли колеблюсь, то ли просто задумалась. – Потому что, если я проиграю Курнаку, – это будет все, конец, крышка!
Ах, так они еще и с Курнаком спорили? Что ж, тогда я из беспристрастного исполнителя превращаюсь в весьма и весьма заинтересованное лицо… С Курнаком мы соперничали вот уже лет пять – и взять реванш за последнюю стажировку мне было необходимо, как воздух.
– Кстати, а как дословно звучал спор? – вдруг спросила я, рассеянно теребя серебряный браслет на руке.
– «Иньярра сможет заставить крайнюю Северную башню замереть хотя бы на полминуты», – старательно процитировал Доен. – А что, это имеет какое-то принципиальное значение?
– Может, и нет, – задумчиво ответила я, методично и терпеливо распутывая, как плотно скрученный клубок, залетевшую ненароком идею. И, додумав до конца, торжествующе улыбнулась: – А может – и да!
Можно было, конечно, пойти в библиотеку, засесть там за десятком фолиантов и лет через шесть вычитать-таки, каким образом заклятие Этерны можно настолько усилить – наверняка Курнак с Доеном не первые этим заинтересовались, были и другие, более талантливые и увлеченные маги, и, возможно, они и нашли решение этой задачи…
Но мне было скучно именно сегодня, поэтому растягивать удовольствие на завтра и дальше я никоим образом не собиралась. А значит – будем искать более быстрый и рациональный (по моим меркам) способ решения поставленной задачи.
Точнее, я его уже нашла и теперь, накинув поверх пушистой кофты и юбки зимнюю дубленку, летела вниз по ступеням, собираясь как можно быстрее испробовать в действии. Благо Храм пока стоял на земле, так что пользоваться порталом мне не пришлось. На улице было снежно, но не холодно – снег пушистыми перьями усыпал все вокруг, меховой оторочкой улегшись на карнизах и наружных подоконниках.
По двору носилась ребятня, с дикими криками обкидывая друг друга и всех мимо проходящих зачарованными снежками. Такой снежок, ударившись о преграду, вместо того чтобы упасть, предоставив себя в распоряжение разъяренного противника, тут же пугливо улепетывал обратно к хозяину, а уже через секунду летел к новой цели. Восхищению ребятни не было предела.
Я быстренько накинула на себя защитный купол – заклинание, конечно, энергоемкое, его для отражения стрел и скользящих ударов применяют, но, хвала Хранящим, вблизи Храма задумываться о боеготовности и наполненности ауры не приходилось. Так что вся знакомая ребятня обиженно дулась, глядя на снежки, лихо отскакивающие от невидимой преграды и со свистом устремлявшиеся в обратном направлении. Судя по не стихающим ни на минуту воплям, меткость у меня была приличная…
Видя такое дело, малолетние студентики решили, что они тоже не лыком шиты. И задумали ответную гадость.
Какую – я пока не знала, но, судя по ликующим лицам вновь оповещенных и предвкушающим – оповещающих, гадость обещала быть большой и качественной. Моя школа…
Внезапно перед калиткой, ведущей на задний двор, выросла баррикада. Мальчишки от семи до девятнадцати лет, со съехавшими на одно ухо шапками, всклокоченными волосами и с пылающими горячечным румянцем щеками, стояли насмерть, перегородив мне дорогу.
– Ну? – с мрачной лаконичностью поинтересовалась я, на всякий случай подновляя заклинание защиты, – от этих сорванцов чего угодно можно ждать. Это я, умудренная летами и тоннами пересортированных после уроков жуков-недорогов, уже перешла на куда более интересные и сложные пакости. Мне теперь просто так подложить мастеру биде-шутиху на стул не интересно – мне бы что-нибудь этакое, изящное, но с размахом. Башню заморозить, например…
– Э-э-э… – неуверенно отозвались они, косясь друг на друга.
Эх вы, малышня! Коль уже пакостить собрался – так делай это с чувством, с толком и удовольствием, чтобы потом в подвале не было безысходного отчаяния за бесцельно прожитые годы.
– Чего надо, булькотня рейтузная? – добродушно пояснила я, напоказ засовывая вроде бы озябшие руки в рукава. Дескать, смотрите, я вся такая беззащитная, руки заняты, так что колдовать не могу – так что пакостите на здоровье!
Купились. Восторженно взревев, они хором проорали что-то совершенно несусветное, явно самостоятельно придуманное, – и в меня со свистом полетели клочья снега, норовя залепить глаза, сбить с ног, замести по самую макушку. Когда через полминуты пурга подулеглась, ребятня возмущенно-разочарованно завизжала, увидев меня на том же самом месте, в той же самой позе, не тронутую снегом и с многозначительной улыбкой на губах.
Самодовольно тряхнув черными волосами, я усмехнулась и, глядя на оторопевших мальчишек, заявила:
– Учитесь, пока я жива! – и, разметав их силовой волной по близлежащим сугробам, горделиво-неспешно отправилась к калитке.
Это был триумф. Меня просто пожирали глазами, в который раз признавая, что по части пакостничества и не попадания в оное мне равных нет. Я гордо шла по расчищенной дорожке, самодовольная улыбка не слетала с губ, и… И тут-то вступил в силу самый действенный и непреложный закон, существование которого столь упорно отрицают все физики. Закон подлости.
Ибо в то благословенное время я еще только-только пробовала на вкус жизнь в ритме каблуков, поскальзываясь и оступаясь на них на каждом шагу. И, разумеется, не споткнуться и не растянуться прямо на глазах у всей малышни было просто выше моих сил!
После взрыва хохота мне, как следует искупавшейся в снегу, было терять уже категорически нечего, так что игра закипела вдвое жарче. Воздух звенел от вспарывавших его комков снега и звонко срывающихся с губ заклинаний. Срывались с губ, конечно, и кое-какие другие слова, но их мы, в силу близости Храма и, следовательно, наставников, старались слишком громко не произносить.
Ну скажу я вам, даже если ты – девятикурсница, одолеть с десяток нагло объединившихся в антиведьминскую коалицию перво-второкурсников не так-то просто! Со двора я вышла только через полчаса, вся вымазанная в снегу, промокшая, но донельзя довольная собой – все противники тихонько приходили в себя и тщетно пытались вытащить свои бренные тела из сугробов.
Легко пробежавшись по чуть тронутой ледком тропинке, прошмыгнув в мною же настроенный и уже миллион раз опробованный портал, я очутилась в восьми верстах от Храма. Не много, но идти не хочется.
Вот там, где прямо посреди огромного заснеженного поля дремала жутких размеров куча снега, звучный детский храп далеко разносился во все стороны. Постояв немного, любуясь на это умиротворенное безобразие, я подошла поближе и сильно надавила на одной мне ведомую точку на теле дракона.
Тот недовольно зарычал, инстинктивно ударяя лапой ровно по тому месту, где я стояла минуту назад. К счастью, привычки, рефлексы и инстинкты Масмеда я знала наизусть, так что к тому времени, как громадная когтистая лапа звучно припечатала снег перед собой, меня там больше не стояло.
Смешная голова с наростами за маленькими, почти незаметными ушами повернулась в мою сторону и раззявила пасть:
– Инни? – Хоть убей, но запомнить имя «Иньярра» было выше его драконьих сил. – Тебе чего?
– Вижу, ты уже поменял шкуру? – не отвечая, заметила я, кивая на его снежную одежку. Драконы – удивительные существа. Они даже шкуру меняют четыре раза в год, по сезонам.
Весной шкура покрывается легким мягким оперением, чуть-чуть согревающим, но, главное – для меня, не для дракона – придающим драконьему облику на диво праздничный вид. Летом кожа зеленая и влажная, чтобы было не слишком жарко, осенью – золотисто-бордовая чешуя, не боящаяся дождей и туманов, а зимой – уж не знаю что, но жутко похоже, словно всего дракона вываляли в снегу с ног до головы и запретили отряхиваться. Для маскировки – самое оно, да и Масмед заверяет, что тепло это нечто – сохраняет великолепно, но мне, эстетке… Не ах.
– Да, в этот раз поздновато, правда? – Дракончик расстроенно осмотрел себя с ног до головы, увидел, что с утра ничего не изменилось и прежняя роскошная золотая чешуя к нему не вернулась, и со вздохом уронил морду на лапы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
– Лий, далеко еще? – крикнула я, силясь перекрыть глухой плачущий голос метели.
– Да нет, буквально четверть версты осталось! – надрывно прокричала та в ответ, силясь обуздать кобылу, недовольно попятившуюся от очередного резкого порыва ветра.
Я подальше запихнула руки в рукава и прижалась к шее лошадки. Хотелось спать. Зверски хотелось. Понятия не имею почему, но как только мне становится холодно, у меня сразу ощущение, что я не спала как минимум неделю и вымоталась до предела. Причем – истинное свинство – это не психологический фактор, проходящий, если не обращать на него внимания, а абсолютно полноправное ощущение, издевающееся надо мной до тех пор, пока я не лягу спать.
Вемили осторожно пробирались по напрочь занесенной снегом дороге, то и дело чуточку пуская в ход крылья, чтобы не провалиться в огромные рыхлые сугробы по самую шею. Хвала Хранящим что они были значительно легче обычных лошадей, так что снег их если и не держал, то хоть не засасывал, подобно зыбким пескам.
Причем «хвала Хранящим» в самом что ни на есть прямом смысле: утром, пока я все еще спала, Лия с Таей четверть часа завораживали вемилей, вплетая в гривы заговоренные ленточки и ставя блоки от холода. А я же, бедная, несчастная, энергетически истощенная (не такая уж, кстати, и истощенная – воду в умывальнике я себе утром уже согрела. Но разве Хранящим надо об этом знать?), сладко посапывала под одеялом на матраце.
Нет, зиму я все же не любила. Почти в любом ее проявлении. Все-таки не хватает меня на то, чтобы любоваться чудесной красотой морозного утра, когда зубы стучат от холода. И Веток, где распахнула белоснежные ледяные крылья матушка-зима, я с вопиющим постоянством избегала.
А вот когда я училась в Храме, сбегать из него каждый раз на три месяца, пережидая зиму на какой-нибудь теплой Ветке, – ну никак не получалось. Зима была благостным временем для преподавателей и мастеров: я замерзала, становилась злая, раздраженная и сонная, так что на долю Храма выпадало куда меньше проказ и пакостей, нежели обычно. Хотя это совсем не значит, что я сидела тихо, как мышка…
…Камин сонно шуршал, лениво облизывая поленья, черная кошка умостилась у меня на коленях и время от времени совала черную любопытную морду в огромный фолиант, с явной неохотой перелистываемый и наскоро, «по диагонали» просматриваемый.
Никогда не любила Древоведение. Его, в общем-то, не любили все, кто на стажировках не писал банальных курсовых по поведению домовых, отсиживаясь в Храме, а действительно ходил по Пути и по Веткам. Потому что неимоверная стереотипизированность и сухость изложения материала просто убивали.
Ну что значит «эльфы – возвышенная и одухотворенная раса, они не слишком любят гостей»? Что скажет эта фраза человеку, ни разу не видевшему эльфа в глаза? Лично мне до первого визита в Варильфийт эльфы представлялись этакими благообразными старцами-мудрецами, гневно прогоняющими всех чужаков прямо с границы. А ведь на самом деле все совсем не так.
Нет бы написать: «Эльфы – они, конечно, строят из себя таких одухотворенно-возвышенных, но на самом деле такие же существа, желающие веселиться, гулять, любить и смеяться. А чтобы никто не узнал эту Великую Страшную Таину, не слишком-то охотно пускают людей в Варильфийт. Но если уж вы прознали это, то можете быть спокойны – не только пустят, да еще и банкет по поводу вашего визита закатят. А что? Повод для праздника ничем не хуже других…» Вот это я понимаю. И запоминается, и не пугает, и – что немаловажно, между прочим! – куда как ближе к истине.
Вот и сейчас, читая в графе «климат» напротив Окейны безликое слово «жарко», я поморщилась, вспоминая эту пышущую вечным жаром печь. Интересно, тот, кто это писал, сам-то хоть раз в Окейне был? Наверное, нет. Если ты там был, то одним «жарко» не обойдешься.
– Иньярра? – в гостиную влетел Доен.
– Что? – потянулась я, спихивая с колен пригревшуюся киску, начавшую рефлекторно выпускать когти, норовя зацепить или порвать мою шерстяную юбку.
Доен таинственно обернулся по сторонам, зашел внутрь и тщательно прикрыл за собой дверь. Мне стало интересно.
– Что, тайна Храмового масштаба? – хихикнула я, с удовольствием отодвигая в сторону надоевший фолиант.
– Хуже, – сокрушенно покачал он головой, садясь на стул напротив и внимательно уставившись мне прямо в глаза. Я демонстративно зевнула, скосив взгляд на часы. Научена горьким опытом: стоит только самую капельку показать Доену, что его новости тебя интересуют – и все: будешь их вытягивать по капле в час. А вот стоит сделать вид, что тебя это никак не касается, и вообще он тебя отвлек от важного дела, – и тут же расколется, как миленький.
– Иньярра, как ты думаешь, заклинание Этерны достаточно сильно, чтобы заставить замереть целую башню? – заговорщицким тоном начал он.
Я задумалась. Заклинание состояло в том, что на определенное количество времени можно было сковать, обездвижить абсолютно любой предмет – причем неважно, живой он или нет (кто как, а лично я вечно пользовалась им, роняя и опрокидывая что-нибудь Ценное, да и не очень). Если протянуть его по крови или цепью, то, может быть, оно бы и обрело достаточную силу…
– Ну… А какую башню? – осторожно поинтересовалась я, опять-таки не высказывая особого любопытства.
– Крайнюю Северную, – не моргнув глазом, ответил Доен. Значит, готовил ответ заранее… Значит, у него какие-то планы, а если у него планы…
– На кой йыр тебе это надо? – резко оборвала я, подаваясь вперед.
– Нет, ты скажи сначала, можно или нет, – заюлил он, но, увидев мой насмешливо-издевательский взгляд, понял, что на эту удочку меня не поймать, и со вздохом признался: – Да мы там с ребятами поспорили.
– Можно ли Этерной сковать целую башню? – уточнила я.
Доен поморщился, снова пойманный на слове.
– Не совсем, – замялся он, неуверенно откинувшись на спинку стула.
– А что конкретно? – продолжала выспрашивать я, не сводя с него испытывающего взгляда.
– Что ты сможешь это сделать… – признался он, смущенно прикусив губу и отводя взгляд.
Я скептически вскинула брови:
– Да ну?
– Ага, – покаянно подтвердил он.
– Кхм… – Я задумчиво нахмурилась, перекинула одну ногу на другую и клацнула зубами на Доена, тут же судорожно сглотнувшего, уставившись в распахнутый разрез до середины бедра. – А лично ты спорил, что я смогу – или нет?
– Что ты! – возмущенно надулся он. – Да чтобы я… Да я…
– Короче! – недовольно поморщившись, оборвала я его.
– Короче, я в тебя верю! – сияя, как начищенный медяк, ответил Доен.
– Ну и дурак, – спокойно решила я, откидываясь на спинку глубокого кресла.
Доен неуверенно нахмурился и решил покачать свои права:
– Иньярра, ну как ты можешь бросать друга в беде?
– Ты хочешь сказать – в луже, куда он залез по собственной же дурости?
– Иньярра! Ну ты же можешь! Ты у нас такая молодец, такая умная, талантливая… – попав на привычную колею беспочвенных комплиментов, Доен настолько увлекся, что машинально наклонился вперед, взял мою руку в свою и поднес к губам: – Просто самая удивительная девушка на земле…
– Доен, не надо так стараться – если, конечно, ты не поспорил заодно, что очаруешь меня за три дня.
К его чести, обнаружив сбой программы поведения, Доен не отбросил моей руки, испугавшись, что оскорблюсь, а, смущенно кашлянув, аккуратно положил назад на бархатный подлокотник кресла:
– Извини, забылся.
– Еще и признался! – насмешливо фыркнула я, убирая руку от греха подальше.
Доен, обнаружив, что опять сел в лужу, смущенно нахмурился и решил лучше молчать – он так умнее выглядит.
Я посмотрела на него, на прогорающий камин, на снег за тонким хрустальным стеклом, мягко падающий пушистыми хлопьями, и вдруг решила – а почему бы и нет? Это в любом случае интересней, чем сидеть и брезгливо отплевываться, читая картонные до скрипа песка на зубах описания Древа. Вот только каким бы образом это провернуть?.. Проигрывать-то не хочется…
– На что спорили?
– На три желания, – с готовностью ответил Доен, уже отчаявшийся получить от меня хоть какое-то свидетельство обдумывания сложившейся ситуации.
– Два – мои, – сразу предупредила я. Доен яростно закивал, согласный на практически любые условия, лишь бы я помогла ему не уронить репутацию. И зачем, спрашивается, было себе таких проблем на… искать?
Впрочем, не девушке, из любопытства «доившей» ядовитый хвост мантихоры, об этом говорить… Яд, кстати, оказался самым обыкновенным, на ведьм опять-таки не действующим. Правда, это мы выясняли тем же опытным путем в медиологическом крыле…
– Да хоть все три! – в сердцах воскликнул он, видя, что я то ли колеблюсь, то ли просто задумалась. – Потому что, если я проиграю Курнаку, – это будет все, конец, крышка!
Ах, так они еще и с Курнаком спорили? Что ж, тогда я из беспристрастного исполнителя превращаюсь в весьма и весьма заинтересованное лицо… С Курнаком мы соперничали вот уже лет пять – и взять реванш за последнюю стажировку мне было необходимо, как воздух.
– Кстати, а как дословно звучал спор? – вдруг спросила я, рассеянно теребя серебряный браслет на руке.
– «Иньярра сможет заставить крайнюю Северную башню замереть хотя бы на полминуты», – старательно процитировал Доен. – А что, это имеет какое-то принципиальное значение?
– Может, и нет, – задумчиво ответила я, методично и терпеливо распутывая, как плотно скрученный клубок, залетевшую ненароком идею. И, додумав до конца, торжествующе улыбнулась: – А может – и да!
Можно было, конечно, пойти в библиотеку, засесть там за десятком фолиантов и лет через шесть вычитать-таки, каким образом заклятие Этерны можно настолько усилить – наверняка Курнак с Доеном не первые этим заинтересовались, были и другие, более талантливые и увлеченные маги, и, возможно, они и нашли решение этой задачи…
Но мне было скучно именно сегодня, поэтому растягивать удовольствие на завтра и дальше я никоим образом не собиралась. А значит – будем искать более быстрый и рациональный (по моим меркам) способ решения поставленной задачи.
Точнее, я его уже нашла и теперь, накинув поверх пушистой кофты и юбки зимнюю дубленку, летела вниз по ступеням, собираясь как можно быстрее испробовать в действии. Благо Храм пока стоял на земле, так что пользоваться порталом мне не пришлось. На улице было снежно, но не холодно – снег пушистыми перьями усыпал все вокруг, меховой оторочкой улегшись на карнизах и наружных подоконниках.
По двору носилась ребятня, с дикими криками обкидывая друг друга и всех мимо проходящих зачарованными снежками. Такой снежок, ударившись о преграду, вместо того чтобы упасть, предоставив себя в распоряжение разъяренного противника, тут же пугливо улепетывал обратно к хозяину, а уже через секунду летел к новой цели. Восхищению ребятни не было предела.
Я быстренько накинула на себя защитный купол – заклинание, конечно, энергоемкое, его для отражения стрел и скользящих ударов применяют, но, хвала Хранящим, вблизи Храма задумываться о боеготовности и наполненности ауры не приходилось. Так что вся знакомая ребятня обиженно дулась, глядя на снежки, лихо отскакивающие от невидимой преграды и со свистом устремлявшиеся в обратном направлении. Судя по не стихающим ни на минуту воплям, меткость у меня была приличная…
Видя такое дело, малолетние студентики решили, что они тоже не лыком шиты. И задумали ответную гадость.
Какую – я пока не знала, но, судя по ликующим лицам вновь оповещенных и предвкушающим – оповещающих, гадость обещала быть большой и качественной. Моя школа…
Внезапно перед калиткой, ведущей на задний двор, выросла баррикада. Мальчишки от семи до девятнадцати лет, со съехавшими на одно ухо шапками, всклокоченными волосами и с пылающими горячечным румянцем щеками, стояли насмерть, перегородив мне дорогу.
– Ну? – с мрачной лаконичностью поинтересовалась я, на всякий случай подновляя заклинание защиты, – от этих сорванцов чего угодно можно ждать. Это я, умудренная летами и тоннами пересортированных после уроков жуков-недорогов, уже перешла на куда более интересные и сложные пакости. Мне теперь просто так подложить мастеру биде-шутиху на стул не интересно – мне бы что-нибудь этакое, изящное, но с размахом. Башню заморозить, например…
– Э-э-э… – неуверенно отозвались они, косясь друг на друга.
Эх вы, малышня! Коль уже пакостить собрался – так делай это с чувством, с толком и удовольствием, чтобы потом в подвале не было безысходного отчаяния за бесцельно прожитые годы.
– Чего надо, булькотня рейтузная? – добродушно пояснила я, напоказ засовывая вроде бы озябшие руки в рукава. Дескать, смотрите, я вся такая беззащитная, руки заняты, так что колдовать не могу – так что пакостите на здоровье!
Купились. Восторженно взревев, они хором проорали что-то совершенно несусветное, явно самостоятельно придуманное, – и в меня со свистом полетели клочья снега, норовя залепить глаза, сбить с ног, замести по самую макушку. Когда через полминуты пурга подулеглась, ребятня возмущенно-разочарованно завизжала, увидев меня на том же самом месте, в той же самой позе, не тронутую снегом и с многозначительной улыбкой на губах.
Самодовольно тряхнув черными волосами, я усмехнулась и, глядя на оторопевших мальчишек, заявила:
– Учитесь, пока я жива! – и, разметав их силовой волной по близлежащим сугробам, горделиво-неспешно отправилась к калитке.
Это был триумф. Меня просто пожирали глазами, в который раз признавая, что по части пакостничества и не попадания в оное мне равных нет. Я гордо шла по расчищенной дорожке, самодовольная улыбка не слетала с губ, и… И тут-то вступил в силу самый действенный и непреложный закон, существование которого столь упорно отрицают все физики. Закон подлости.
Ибо в то благословенное время я еще только-только пробовала на вкус жизнь в ритме каблуков, поскальзываясь и оступаясь на них на каждом шагу. И, разумеется, не споткнуться и не растянуться прямо на глазах у всей малышни было просто выше моих сил!
После взрыва хохота мне, как следует искупавшейся в снегу, было терять уже категорически нечего, так что игра закипела вдвое жарче. Воздух звенел от вспарывавших его комков снега и звонко срывающихся с губ заклинаний. Срывались с губ, конечно, и кое-какие другие слова, но их мы, в силу близости Храма и, следовательно, наставников, старались слишком громко не произносить.
Ну скажу я вам, даже если ты – девятикурсница, одолеть с десяток нагло объединившихся в антиведьминскую коалицию перво-второкурсников не так-то просто! Со двора я вышла только через полчаса, вся вымазанная в снегу, промокшая, но донельзя довольная собой – все противники тихонько приходили в себя и тщетно пытались вытащить свои бренные тела из сугробов.
Легко пробежавшись по чуть тронутой ледком тропинке, прошмыгнув в мною же настроенный и уже миллион раз опробованный портал, я очутилась в восьми верстах от Храма. Не много, но идти не хочется.
Вот там, где прямо посреди огромного заснеженного поля дремала жутких размеров куча снега, звучный детский храп далеко разносился во все стороны. Постояв немного, любуясь на это умиротворенное безобразие, я подошла поближе и сильно надавила на одной мне ведомую точку на теле дракона.
Тот недовольно зарычал, инстинктивно ударяя лапой ровно по тому месту, где я стояла минуту назад. К счастью, привычки, рефлексы и инстинкты Масмеда я знала наизусть, так что к тому времени, как громадная когтистая лапа звучно припечатала снег перед собой, меня там больше не стояло.
Смешная голова с наростами за маленькими, почти незаметными ушами повернулась в мою сторону и раззявила пасть:
– Инни? – Хоть убей, но запомнить имя «Иньярра» было выше его драконьих сил. – Тебе чего?
– Вижу, ты уже поменял шкуру? – не отвечая, заметила я, кивая на его снежную одежку. Драконы – удивительные существа. Они даже шкуру меняют четыре раза в год, по сезонам.
Весной шкура покрывается легким мягким оперением, чуть-чуть согревающим, но, главное – для меня, не для дракона – придающим драконьему облику на диво праздничный вид. Летом кожа зеленая и влажная, чтобы было не слишком жарко, осенью – золотисто-бордовая чешуя, не боящаяся дождей и туманов, а зимой – уж не знаю что, но жутко похоже, словно всего дракона вываляли в снегу с ног до головы и запретили отряхиваться. Для маскировки – самое оно, да и Масмед заверяет, что тепло это нечто – сохраняет великолепно, но мне, эстетке… Не ах.
– Да, в этот раз поздновато, правда? – Дракончик расстроенно осмотрел себя с ног до головы, увидел, что с утра ничего не изменилось и прежняя роскошная золотая чешуя к нему не вернулась, и со вздохом уронил морду на лапы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52