Вся харчевня покатывалась со смеху.
– Ну вот, только зря деньги извела! – со вздохом констатировала я, отправляясь на поиски другой лавки.
Раона с сомнением оглядела переполненную харчевню:
– А может, мы того – лучше пойдем проветримся-прошвырнемся, а?
– А Мелла? – Я кивком головы указала на веселившуюся от души послушницу, пьющую на брудершафт с двумя приятелями сразу.
Послушница пожала плечами:
– Не маленькая – сама разберется. Если что – зайдем сюда перед рассветом и вытащим ее.
Я попереминалась с ноги на ногу, подумала… А почему бы, собственно, и нет? Пить я сегодня все равно не стану – настроение не то, а сидеть трезвой среди пьяного народа глупо и даже как-то обидно.
– Пошли!
Одурманенные вином посетители даже не заметили нашего ухода. Только пять так и не допившихся до нужного состояния ребят грустными взглядами проводили уходящую Раону.
После душной харчевни свежий ночной воздух, приятно обдувавший лицо и волосы, казался манной небесной. В темноте яркими точками пыхали светлячки, стрекотали кузнечики, где-то далеко противно квакали лягушки. Мы пошли по главной деревенской улице, неспешно беседуя.
– Раона, а ты откуда?
Девушка замялась:
– Да как тебе сказать? Немножко там, немножко сям. Родилась в деревне, мать умерла, когда мне было пятнадцать, отца никогда не было. А потом шлялась, где только могла, пока сюда вот не прибилась.
– Так ты сюда надолго? – удивилась я.
Раона никак не походила на истово верующую.
– Да не знаю. Хотелось бы, конечно, поскорее уйти, но тут уж как получится, – непонятно протянула девушка. – А ты, кстати, откуда?
Я пожала плечами:
– Да примерно так же. Только вот задерживаться здесь надолго я не собираюсь: еще пару дней – и хватит.
– Жалко, – непритворно расстроилась девушка. – С тобой весело.
Я усмехнулась. Да уж, а мне-то самой как весело!
– Самой жалко, Раона, но надо. Вот закончу одно дельце – и уеду.
«Оригинальное такое дельце. Мирный оборотень с чувством юмора», – мысленно добавила я.
– А что за дельце? – тут же встрепенулась девушка.
– Да так, – замялась уже я. – Просто небольшая проблемка.
Раона на миг остановилась, повернулась ко мне лицом, заглянула в глаза:
– Иньярра, говори давай. Может, помогу?
Я только вздохнула:
– Едва ли. Только испугаешься зазря.
– Ты за кого меня принимаешь? – возмутилась послушница. – Думаешь, я мало видела, пока по дорогам одна шаталась?!
Я испытующе глянула на нее исподлобья… и рассказала. Просто так. Чтобы не обижалась.
Послушница нахмурилась, сосредоточенно пожевала нижнюю губу и спросила:
– И что ты собираешься делать теперь?
Я горько усмехнулась:
– В том-то все и дело, что не знаю! Ну могу я его, конечно, убить – но толку с того? Да и зачем? Пыталась познакомиться – он застеснялся, а что теперь делать – не знаю.
– А если по всему монастырю собак напустить?
– А толку? Собаки оборотней шугаются. К тому же, как ни странно, встретиться с ним проблемой не стало. А вот дальше что?
– Не знаю, – пожала плечами послушница.
Лягушки, жившие в затопленном овраге, надрывались наипротивнейшими голосами, стремясь переквакать друг друга. Послушница, поглядев вниз и прислушавшись к дивному вокалу, досадливо поморщилась:
– Эх, камень бы. Да ведь и не попадешь по такой темени.
– И я не знаю, – со вздохом согласилась я, игнорируя последнюю реплику. – Хотя зачем-то же он вылезает. Не просто же лапы размять? Вот если бы узнать зачем…
– И что тогда? – резонно спросила Раона.
– Ну… Тогда я, скорее всего, помогла бы ему достать то, чего он хочет. В обмен на обещание уйти из монастыря или прекратить трепать нервы его обитателям.
– А почему он должен тебе поверить?
– У магов есть такое заклинание – клятва. Его нельзя нарушить под страхом смерти. Могу предложить ему эту клятву в качестве гарантии. Может, согласится…
– Может…
Девушка неопределенно кивнула и перевела разговор в другое русло. Больше об оборотне мы не вспоминали до утра.
В этот раз мы осчастливили монастырь своим присутствием до первого рассветного луча, так что разноса от Даонны не получили и поговорить с ней, не вызывая подозрений, мне не удалось. Просто на завтраке (которого я, помня вчерашнее приготовление обеда и радея за собственный желудок, есть, разумеется, не стала) я, встретившись с настоятельницей взглядом, отрицательно покачала головой: мол, все глухо. Она кивнула и уныло уставилась в тарелку с нетронутой кашей. Видимо, тоже на кухню порой захаживает.
Сегодня я решила проверить тех, кто на вчерашней трапезе, приправленной оранеалом, не был. Таковых оказалось совсем немного – трое паломников, остановившихся ненадолго в клетушке на первом этаже и не посмевших своим видом смущать невинных послушниц и монахинь (знали бы, что эти самые послушницы сами кого угодно смутят – мы с Раоной утром чуть не волоком оттащили Меллу от какого-то весьма перепуганного столь активно проявляющей инициативу послушницей деревенского паренька), да одна приболевшая старая монахиня.
Вооружившись подносом с кашей, щедро посыпанной оранеалом, я отправилась кормить голодающих.
– Что-то нас сегодня, видимо, решили оставить без завтрака, – донесся из-за прикрытой двери недовольный бас.
– Что ты, брат! Сестры и так оказали нам невиданное гостеприимство, как можно упрекать их в чем-то?! – патетично проговорил другой, тонкий и одухотворенный.
– А я и не упрекаю! – пожал плечами первый. – Я просто говорю, что у меня с их ужина больше изжога, чем насыщение! А завтрак нести они что-то не думают. Слышь, может, пост какой начался?
Похоже, «брат» (скорее – «браток») не слишком-то упорствовал в религии, не утруждая себя зазубриванием всяких там постов, а в монастыре остановился просто ради бесплатных харчей.
Второй укоризненно покачал головой:
– Нет, брат, что ты! Пост в честь старшей прародительницы начнется только послезавтра.
Ах, Тая, я из-за тебя скоро еще и голодать буду?! Надо с оборотнем кончать побыстрее…
Я ногой распахнула дверь – руки были заняты подносом, – запуталась в рясе и чуть не загремела на пол, но «браток», видя, что едва принесенный завтрак грозит уплыть прямо из-под носа, кинулся навстречу, одной рукой подхватив поднос, другой – меня. Причем если поднос – со всей осторожностью и любовью, то меня только для проформы, да так, что не удержал, и на пол я все-таки загремела. Совсем неизящно и очень даже больно.
Но комментарий к ситуации пришлось проглотить, не выдав наружу, – как минимум двое из троих меня бы не так поняли. Правда, зато третий сразу же воспылал бы братско-сестринской любовью…
– Доброе утро, – сдавленно пропыхтела я, пытаясь одновременно скорчить самое одухотворенное личико, распутать спеленатые рясой ноги и подняться.
Не преуспела ни в том, ни в том, ни в том.
– Благословят тебя Хранящие, сестра, – напевно протянул худенький паренек, помогая мне подняться на ноги.
«Как же, благословят! Так через три дня благословят, что лучше бы в покое оставили!» – мысленно проворчала я, потирая ушибленный локоть.
«Браток» оказался и внешности соответственной – то есть самой что ни на есть бандитской. Я бы с таким в одной комнате спать без защитного купола побоялась.
Третий же паломник заинтересовал меня больше всего: это был Слышащий. Вроде бы и не маг, вроде бы и не человек. Слышащие очень хорошо, как мы, ведьмы, чувствовали травы и людей – «слышали» мир вокруг. Но при этом не обладали магией. Только что по Веткам ходить умели. Интересно, что ему здесь понадобилось?
Слышащий чуть заметно кивнул, безошибочно признав во мне ведьму, и, скорее всего, задался тем же вопросом.
– Присядьте, сестра, отдохните, – самозабвенно вещал меж тем самый набожный.
Я охотно приняла предложение и жестом указала им, что, если они ничего не предпримут в ближайшее же время, то «браток» доест свою тарелку с кашей и переключится на две оставшиеся.
– Не желаете ли присоединиться к нашей скромной трапезе? – тихо, размеренно спросил Слышащий, берясь за деревянную ложку.
– Нет, спасибо, – испуганно открестилась я. – Я только дождусь окончания вашего завтрака и заберу посуду.
«А заодно проверю, не прельщает ли кого из вас по ночам полная луна», – мысленно усмехнулась я и благовоспитанно села в уголке, сложив руки на коленях.
Паломники помолились перед трапезой и принялись за кашу. «Браток», впрочем, уже поел и теперь подозрительно рассматривал на свет стакан с миллион раз «жененным» чаем. Потом махнул рукой: дескать, была не была, – и выпил залпом. Досадливо поморщился, в который раз убедив меня, что я не зря трачу деньги на завтраки в харчевне.
– А что, сестра, больше нам на завтрак ничего не положено? – грустно оглядев пустой поднос, спросил он.
Я, мысленно усмехнувшись, со скорбным лицом ответила:
– Нет, брат, ибо и так мы пребываем во злостном грехе чревоугодия, коий тяжким бременем ляжет на чашу весов со стороны мракобесов, не давая полотенцу, смоченному слезами истового покаяния перевесить, отправляя нас на небеса.
«Брат», мученически вздохнув, еще раз оглядел комнату в поисках чего-нибудь, способного низвергнуть его во грех чревоугодия.
Я же мысленно покатывалась со смеху. Узнай Тая, какие я тут отповеди даю, – была бы в шоке.
Еще двадцать лет назад я, постояв перед картиной Страшного суда, поняла, что налево меня не пустят, и отправилась самозабвенно грешить дальше. Ибо хуже уже не будет. Хуже уже просто не может быть!
– А желудочным соком слезы покаяния заменить никак нельзя? – тоскливо протянул «браток».
Завтракающие паломники дружно подавились кашей: один – возмущенный таким святотатством, второй – от сдерживаемого смеха.
– Что вы, брат! – притворно ужаснулась я.
«Брат» вздохнул и улегся ногами в потолок, самозабвенно ковыряя пальцем в ухе. Похоже, ему с завтрака ничуть не поплохело. Впрочем, как и доедающим паломникам. Оранеал обычно действует почти мгновенно, но все-таки выждать минут пятнадцать для верности было бы совсем не лишним. И я, собрав грязную посуду, села обратно и умоляющим любопытным голосом попросила:
– А расскажите мне что-нибудь… о странах дальних… А то ведь я в монастыре живу, даже как люди за околицей живут – не знаю!
«Браток» только насмешливо фыркнул, поворачиваясь на бок, спиной ко мне, а вот «одухотворенный» тут же вскинулся:
– Что же рассказать тебе, сестра?
«Не изменилось ли чего существенного на вашей Ветке!» – чуть не ляпнула «сестра», но сдержалась, смущенно потупилась и пролепетала:
– Что вам угодно. Я ведь совсем ничего не знаю!
– Ах, дитя! – растроганно пролепетал «одухотворенный». – Тогда я расскажу тебе об удивительном чуде, виденном мною в монастыре имени Святого Колантия! В нем икона Хранящих – огромная, оправленная в тяжелое золото, – висит прямо напротив алтаря. И на ветхую ткань самой вот этой иконы, взявшись из ниоткуда, медленно и величественно капают святые слезы младшей прародительницы, оплакивающей грехи человеческие. Говорят, икона начинает плакать, как только где-то неподалеку осмеливается муж бросить вверенную Хранящими его защите и заботе супругу…
Чтобы Ильянта плакала по такому поводу? Да не дождетесь! Возьмет за шкирку этого свирта, притащит обратно, да еще заставит на коленях перед женой извиняться – вот и весь сказ! Нашли дурочку!
Знаю я все эти «чудеса». Сама за полтысячи сантэров их наколдовать могу. Впрочем, профессиональные маги редко до такого опускаются, так что большинство подобных «чудес» – дело рук недоучек, не могущих найти себе нормальную работу.
Особенно смешно становится, когда плохо выверенное заклинание дает трещину и слезы вдруг начинают течь не из глаз, а изо рта, словно слюна у бешеной собаки. Тогда икону скоренько стараются уволочь куда-нибудь «на реставрацию», а горе-колдуна выгоняют в три шеи.
Как-то раз подобный конфуз произошел на свадьбе одного не слишком известного короля: венчается, значит, венценосец со своей нареченной, испрашивает священнослужитель, повернувшись к иконе, благословения, а старое, давно уже всеми забытое заклинание возьми да самопроизвольно восстановись! И плачет икона, горькую судьбу короля оплакивает…
Гости в ужасе, маги – в хохот. Хорошо, что хоть священник не дурак попался. «Это, – говорит, – слезы умиления и счастья!» Будь король побогаче да попривередливей – согнали бы в кучу магов, чтобы выяснили по волшбе, кто над Его Величеством злую шутку сыграл, и примерно бы наказали, чтоб другим неповадно было. А так – посудачили, посмеялись да и забыли.
Слышащий тоже с немалой долей скептицизма отнесся к вдохновенному повествованию и промолвил:
– Я, конечно, подобных чудес не видывал и не слыхивал, но все же кое-где в этой жизни побывал. Ежели интересно – могу рассказать.
Мы обменялись многозначительными взглядами: он явно хотел что-то сказать не как паломник послушнице, а как Слышащий ведьме. И я это отлично поняла.
– Конечно, брат, жду с нетерпением, – изобразила я скромную монашку, на сей раз играя только для двоих зрителей.
– Бывал я, конечно, много где, да и видел много чего – дивного и не очень, – неспешно завел Слышащий. – Да вот только странные вещи в последнее время творятся…
Я напряглась. Очень хотелось выяснить, какими временными Рамками определяется «последнее время», но не прерывать же рассказчика.
– Был я в Нучере – оттуда драконы сбежали, невесть куда отправились. А раньше исправно ведь и скот таскали, и рыцарей-драконосеков уму-разуму учили, посмертно, правда, да и девицами не брезговали. И куда, спрашивается, теперь с хлебного местечка подевались?
Я кивнула головой, показывая, что информация принята к сведению и будет обдумана. Слышащий улыбнулся:
– А был я на Востоке – там Храм посадочное место поменял…
– Что?! Храм?!! – не выдержала я.
На сцене бы закидали тухлыми помидорами. В жизни – просто наградили парой недоумевающих взглядов.
Слышащий кивнул, подтверждая, что мне не послышалось:
– Храм. Точно так же садится на землю ежеутренне, но вот совсем не туда, куда раньше.
– А куда? – растерянно спросила я.
– Дальше на восток.
Паломники совсем перестали понимать смысл разговора и тихо занялись своими делами: «браток» лег на спину и раскатисто захрапел, «одухотворенный» стал на колени подле иконы, висящей в углу кельи, и огласил комнату тихим напевным речитативом.
Я быстро попрощалась, благодарно кивнула Слышащему за ценную информацию, забрала поднос и вышла из комнатки.
Храм поменял место приземления. Храм! Не какой-то там мутировавший Лес или взбесившийся климат в Окейне, а Храм, средоточие магии, поддерживающей весь мир в гармонии!
– Это что же – конец света, что ли? – тупо спросила я у пробегающей мимо кухонной собачонки.
Собака насмешливо на меня посмотрела, досадливо чихнула и побежала дальше. Не понимает, дура, что ей, может, жить осталось всего с месяц, а там… Апокалипсис? Потоп? Что, йыр побери?!
Что творится в этом сумасшедшем мире? И что лично я могу для него сделать здесь и сейчас?
«Поймать оборотня!»
И что это будет значить в мировом масштабе? – нервно хихикнула я.
«Что одна из ведьм сейчас отвлечется и не свихнется окончательно!»
И я, решив, что разум в кои-то веки прав, отправилась кормить болеющую монахиню. Правда, каша уже остыла напрочь, но ведь главное – внимание, правда?
К монахине меня не пустили. Видимо, посмотрели на не обремененное излишней любовью к ближнему лицо и пришли к выводу, что едва ли монахине с моей каши станет лучше. Как бы, наоборот, не похужело!
И я, в общем-то не так уж и расстроившись, отправилась в харчевню. Говорят, неприятности надо заедать.
А уж там-то меня встречали как родную: хозяин не посмел заставить меня саму пройти к стойке, а мгновенно материализовался за спиной, услужливо выдвинул стул и вежливо поинтересовался, чего я изволю.
– А что у вас есть? – подозрительно спросила я, памятуя о вчерашнем «богатом» меню.
– Все, что вам угодно! – расплываясь в неискренней улыбке, протянул хозяин.
Я скептически вздернула бровь и недоверчиво фыркнула:
– И курицу, фаршированную осетриной, принесете?
– Принесем, – кивнул мужик, испаряясь в дверях кухни.
Я немножко посидела, поскучала, но совсем недолго: уже через три минуты ко мне мчался хозяин с дымящейся курицей на блюде.
– Пить что-нибудь будете? – боязливо-вежливо поинтересовался он из-за плеча, сноровисто разрезая курицу и выкладывая несколько огромных кусков мне на тарелку.
– Буду, – нарочито медленно протянула я, прикидывая, чего бы такого несуществующего заказать.
– Что же? – услужливо подхватился мужик, мигом доставая какой-то засаленный свиток и держа на изготовку уголек, дабы не забыть мой заказ по дороге к кухне.
– Ну… Рябинную настойку на семи травах, пожалуй! – хитро улыбаясь, решила я.
Мужик судорожно сглотнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
– Ну вот, только зря деньги извела! – со вздохом констатировала я, отправляясь на поиски другой лавки.
Раона с сомнением оглядела переполненную харчевню:
– А может, мы того – лучше пойдем проветримся-прошвырнемся, а?
– А Мелла? – Я кивком головы указала на веселившуюся от души послушницу, пьющую на брудершафт с двумя приятелями сразу.
Послушница пожала плечами:
– Не маленькая – сама разберется. Если что – зайдем сюда перед рассветом и вытащим ее.
Я попереминалась с ноги на ногу, подумала… А почему бы, собственно, и нет? Пить я сегодня все равно не стану – настроение не то, а сидеть трезвой среди пьяного народа глупо и даже как-то обидно.
– Пошли!
Одурманенные вином посетители даже не заметили нашего ухода. Только пять так и не допившихся до нужного состояния ребят грустными взглядами проводили уходящую Раону.
После душной харчевни свежий ночной воздух, приятно обдувавший лицо и волосы, казался манной небесной. В темноте яркими точками пыхали светлячки, стрекотали кузнечики, где-то далеко противно квакали лягушки. Мы пошли по главной деревенской улице, неспешно беседуя.
– Раона, а ты откуда?
Девушка замялась:
– Да как тебе сказать? Немножко там, немножко сям. Родилась в деревне, мать умерла, когда мне было пятнадцать, отца никогда не было. А потом шлялась, где только могла, пока сюда вот не прибилась.
– Так ты сюда надолго? – удивилась я.
Раона никак не походила на истово верующую.
– Да не знаю. Хотелось бы, конечно, поскорее уйти, но тут уж как получится, – непонятно протянула девушка. – А ты, кстати, откуда?
Я пожала плечами:
– Да примерно так же. Только вот задерживаться здесь надолго я не собираюсь: еще пару дней – и хватит.
– Жалко, – непритворно расстроилась девушка. – С тобой весело.
Я усмехнулась. Да уж, а мне-то самой как весело!
– Самой жалко, Раона, но надо. Вот закончу одно дельце – и уеду.
«Оригинальное такое дельце. Мирный оборотень с чувством юмора», – мысленно добавила я.
– А что за дельце? – тут же встрепенулась девушка.
– Да так, – замялась уже я. – Просто небольшая проблемка.
Раона на миг остановилась, повернулась ко мне лицом, заглянула в глаза:
– Иньярра, говори давай. Может, помогу?
Я только вздохнула:
– Едва ли. Только испугаешься зазря.
– Ты за кого меня принимаешь? – возмутилась послушница. – Думаешь, я мало видела, пока по дорогам одна шаталась?!
Я испытующе глянула на нее исподлобья… и рассказала. Просто так. Чтобы не обижалась.
Послушница нахмурилась, сосредоточенно пожевала нижнюю губу и спросила:
– И что ты собираешься делать теперь?
Я горько усмехнулась:
– В том-то все и дело, что не знаю! Ну могу я его, конечно, убить – но толку с того? Да и зачем? Пыталась познакомиться – он застеснялся, а что теперь делать – не знаю.
– А если по всему монастырю собак напустить?
– А толку? Собаки оборотней шугаются. К тому же, как ни странно, встретиться с ним проблемой не стало. А вот дальше что?
– Не знаю, – пожала плечами послушница.
Лягушки, жившие в затопленном овраге, надрывались наипротивнейшими голосами, стремясь переквакать друг друга. Послушница, поглядев вниз и прислушавшись к дивному вокалу, досадливо поморщилась:
– Эх, камень бы. Да ведь и не попадешь по такой темени.
– И я не знаю, – со вздохом согласилась я, игнорируя последнюю реплику. – Хотя зачем-то же он вылезает. Не просто же лапы размять? Вот если бы узнать зачем…
– И что тогда? – резонно спросила Раона.
– Ну… Тогда я, скорее всего, помогла бы ему достать то, чего он хочет. В обмен на обещание уйти из монастыря или прекратить трепать нервы его обитателям.
– А почему он должен тебе поверить?
– У магов есть такое заклинание – клятва. Его нельзя нарушить под страхом смерти. Могу предложить ему эту клятву в качестве гарантии. Может, согласится…
– Может…
Девушка неопределенно кивнула и перевела разговор в другое русло. Больше об оборотне мы не вспоминали до утра.
В этот раз мы осчастливили монастырь своим присутствием до первого рассветного луча, так что разноса от Даонны не получили и поговорить с ней, не вызывая подозрений, мне не удалось. Просто на завтраке (которого я, помня вчерашнее приготовление обеда и радея за собственный желудок, есть, разумеется, не стала) я, встретившись с настоятельницей взглядом, отрицательно покачала головой: мол, все глухо. Она кивнула и уныло уставилась в тарелку с нетронутой кашей. Видимо, тоже на кухню порой захаживает.
Сегодня я решила проверить тех, кто на вчерашней трапезе, приправленной оранеалом, не был. Таковых оказалось совсем немного – трое паломников, остановившихся ненадолго в клетушке на первом этаже и не посмевших своим видом смущать невинных послушниц и монахинь (знали бы, что эти самые послушницы сами кого угодно смутят – мы с Раоной утром чуть не волоком оттащили Меллу от какого-то весьма перепуганного столь активно проявляющей инициативу послушницей деревенского паренька), да одна приболевшая старая монахиня.
Вооружившись подносом с кашей, щедро посыпанной оранеалом, я отправилась кормить голодающих.
– Что-то нас сегодня, видимо, решили оставить без завтрака, – донесся из-за прикрытой двери недовольный бас.
– Что ты, брат! Сестры и так оказали нам невиданное гостеприимство, как можно упрекать их в чем-то?! – патетично проговорил другой, тонкий и одухотворенный.
– А я и не упрекаю! – пожал плечами первый. – Я просто говорю, что у меня с их ужина больше изжога, чем насыщение! А завтрак нести они что-то не думают. Слышь, может, пост какой начался?
Похоже, «брат» (скорее – «браток») не слишком-то упорствовал в религии, не утруждая себя зазубриванием всяких там постов, а в монастыре остановился просто ради бесплатных харчей.
Второй укоризненно покачал головой:
– Нет, брат, что ты! Пост в честь старшей прародительницы начнется только послезавтра.
Ах, Тая, я из-за тебя скоро еще и голодать буду?! Надо с оборотнем кончать побыстрее…
Я ногой распахнула дверь – руки были заняты подносом, – запуталась в рясе и чуть не загремела на пол, но «браток», видя, что едва принесенный завтрак грозит уплыть прямо из-под носа, кинулся навстречу, одной рукой подхватив поднос, другой – меня. Причем если поднос – со всей осторожностью и любовью, то меня только для проформы, да так, что не удержал, и на пол я все-таки загремела. Совсем неизящно и очень даже больно.
Но комментарий к ситуации пришлось проглотить, не выдав наружу, – как минимум двое из троих меня бы не так поняли. Правда, зато третий сразу же воспылал бы братско-сестринской любовью…
– Доброе утро, – сдавленно пропыхтела я, пытаясь одновременно скорчить самое одухотворенное личико, распутать спеленатые рясой ноги и подняться.
Не преуспела ни в том, ни в том, ни в том.
– Благословят тебя Хранящие, сестра, – напевно протянул худенький паренек, помогая мне подняться на ноги.
«Как же, благословят! Так через три дня благословят, что лучше бы в покое оставили!» – мысленно проворчала я, потирая ушибленный локоть.
«Браток» оказался и внешности соответственной – то есть самой что ни на есть бандитской. Я бы с таким в одной комнате спать без защитного купола побоялась.
Третий же паломник заинтересовал меня больше всего: это был Слышащий. Вроде бы и не маг, вроде бы и не человек. Слышащие очень хорошо, как мы, ведьмы, чувствовали травы и людей – «слышали» мир вокруг. Но при этом не обладали магией. Только что по Веткам ходить умели. Интересно, что ему здесь понадобилось?
Слышащий чуть заметно кивнул, безошибочно признав во мне ведьму, и, скорее всего, задался тем же вопросом.
– Присядьте, сестра, отдохните, – самозабвенно вещал меж тем самый набожный.
Я охотно приняла предложение и жестом указала им, что, если они ничего не предпримут в ближайшее же время, то «браток» доест свою тарелку с кашей и переключится на две оставшиеся.
– Не желаете ли присоединиться к нашей скромной трапезе? – тихо, размеренно спросил Слышащий, берясь за деревянную ложку.
– Нет, спасибо, – испуганно открестилась я. – Я только дождусь окончания вашего завтрака и заберу посуду.
«А заодно проверю, не прельщает ли кого из вас по ночам полная луна», – мысленно усмехнулась я и благовоспитанно села в уголке, сложив руки на коленях.
Паломники помолились перед трапезой и принялись за кашу. «Браток», впрочем, уже поел и теперь подозрительно рассматривал на свет стакан с миллион раз «жененным» чаем. Потом махнул рукой: дескать, была не была, – и выпил залпом. Досадливо поморщился, в который раз убедив меня, что я не зря трачу деньги на завтраки в харчевне.
– А что, сестра, больше нам на завтрак ничего не положено? – грустно оглядев пустой поднос, спросил он.
Я, мысленно усмехнувшись, со скорбным лицом ответила:
– Нет, брат, ибо и так мы пребываем во злостном грехе чревоугодия, коий тяжким бременем ляжет на чашу весов со стороны мракобесов, не давая полотенцу, смоченному слезами истового покаяния перевесить, отправляя нас на небеса.
«Брат», мученически вздохнув, еще раз оглядел комнату в поисках чего-нибудь, способного низвергнуть его во грех чревоугодия.
Я же мысленно покатывалась со смеху. Узнай Тая, какие я тут отповеди даю, – была бы в шоке.
Еще двадцать лет назад я, постояв перед картиной Страшного суда, поняла, что налево меня не пустят, и отправилась самозабвенно грешить дальше. Ибо хуже уже не будет. Хуже уже просто не может быть!
– А желудочным соком слезы покаяния заменить никак нельзя? – тоскливо протянул «браток».
Завтракающие паломники дружно подавились кашей: один – возмущенный таким святотатством, второй – от сдерживаемого смеха.
– Что вы, брат! – притворно ужаснулась я.
«Брат» вздохнул и улегся ногами в потолок, самозабвенно ковыряя пальцем в ухе. Похоже, ему с завтрака ничуть не поплохело. Впрочем, как и доедающим паломникам. Оранеал обычно действует почти мгновенно, но все-таки выждать минут пятнадцать для верности было бы совсем не лишним. И я, собрав грязную посуду, села обратно и умоляющим любопытным голосом попросила:
– А расскажите мне что-нибудь… о странах дальних… А то ведь я в монастыре живу, даже как люди за околицей живут – не знаю!
«Браток» только насмешливо фыркнул, поворачиваясь на бок, спиной ко мне, а вот «одухотворенный» тут же вскинулся:
– Что же рассказать тебе, сестра?
«Не изменилось ли чего существенного на вашей Ветке!» – чуть не ляпнула «сестра», но сдержалась, смущенно потупилась и пролепетала:
– Что вам угодно. Я ведь совсем ничего не знаю!
– Ах, дитя! – растроганно пролепетал «одухотворенный». – Тогда я расскажу тебе об удивительном чуде, виденном мною в монастыре имени Святого Колантия! В нем икона Хранящих – огромная, оправленная в тяжелое золото, – висит прямо напротив алтаря. И на ветхую ткань самой вот этой иконы, взявшись из ниоткуда, медленно и величественно капают святые слезы младшей прародительницы, оплакивающей грехи человеческие. Говорят, икона начинает плакать, как только где-то неподалеку осмеливается муж бросить вверенную Хранящими его защите и заботе супругу…
Чтобы Ильянта плакала по такому поводу? Да не дождетесь! Возьмет за шкирку этого свирта, притащит обратно, да еще заставит на коленях перед женой извиняться – вот и весь сказ! Нашли дурочку!
Знаю я все эти «чудеса». Сама за полтысячи сантэров их наколдовать могу. Впрочем, профессиональные маги редко до такого опускаются, так что большинство подобных «чудес» – дело рук недоучек, не могущих найти себе нормальную работу.
Особенно смешно становится, когда плохо выверенное заклинание дает трещину и слезы вдруг начинают течь не из глаз, а изо рта, словно слюна у бешеной собаки. Тогда икону скоренько стараются уволочь куда-нибудь «на реставрацию», а горе-колдуна выгоняют в три шеи.
Как-то раз подобный конфуз произошел на свадьбе одного не слишком известного короля: венчается, значит, венценосец со своей нареченной, испрашивает священнослужитель, повернувшись к иконе, благословения, а старое, давно уже всеми забытое заклинание возьми да самопроизвольно восстановись! И плачет икона, горькую судьбу короля оплакивает…
Гости в ужасе, маги – в хохот. Хорошо, что хоть священник не дурак попался. «Это, – говорит, – слезы умиления и счастья!» Будь король побогаче да попривередливей – согнали бы в кучу магов, чтобы выяснили по волшбе, кто над Его Величеством злую шутку сыграл, и примерно бы наказали, чтоб другим неповадно было. А так – посудачили, посмеялись да и забыли.
Слышащий тоже с немалой долей скептицизма отнесся к вдохновенному повествованию и промолвил:
– Я, конечно, подобных чудес не видывал и не слыхивал, но все же кое-где в этой жизни побывал. Ежели интересно – могу рассказать.
Мы обменялись многозначительными взглядами: он явно хотел что-то сказать не как паломник послушнице, а как Слышащий ведьме. И я это отлично поняла.
– Конечно, брат, жду с нетерпением, – изобразила я скромную монашку, на сей раз играя только для двоих зрителей.
– Бывал я, конечно, много где, да и видел много чего – дивного и не очень, – неспешно завел Слышащий. – Да вот только странные вещи в последнее время творятся…
Я напряглась. Очень хотелось выяснить, какими временными Рамками определяется «последнее время», но не прерывать же рассказчика.
– Был я в Нучере – оттуда драконы сбежали, невесть куда отправились. А раньше исправно ведь и скот таскали, и рыцарей-драконосеков уму-разуму учили, посмертно, правда, да и девицами не брезговали. И куда, спрашивается, теперь с хлебного местечка подевались?
Я кивнула головой, показывая, что информация принята к сведению и будет обдумана. Слышащий улыбнулся:
– А был я на Востоке – там Храм посадочное место поменял…
– Что?! Храм?!! – не выдержала я.
На сцене бы закидали тухлыми помидорами. В жизни – просто наградили парой недоумевающих взглядов.
Слышащий кивнул, подтверждая, что мне не послышалось:
– Храм. Точно так же садится на землю ежеутренне, но вот совсем не туда, куда раньше.
– А куда? – растерянно спросила я.
– Дальше на восток.
Паломники совсем перестали понимать смысл разговора и тихо занялись своими делами: «браток» лег на спину и раскатисто захрапел, «одухотворенный» стал на колени подле иконы, висящей в углу кельи, и огласил комнату тихим напевным речитативом.
Я быстро попрощалась, благодарно кивнула Слышащему за ценную информацию, забрала поднос и вышла из комнатки.
Храм поменял место приземления. Храм! Не какой-то там мутировавший Лес или взбесившийся климат в Окейне, а Храм, средоточие магии, поддерживающей весь мир в гармонии!
– Это что же – конец света, что ли? – тупо спросила я у пробегающей мимо кухонной собачонки.
Собака насмешливо на меня посмотрела, досадливо чихнула и побежала дальше. Не понимает, дура, что ей, может, жить осталось всего с месяц, а там… Апокалипсис? Потоп? Что, йыр побери?!
Что творится в этом сумасшедшем мире? И что лично я могу для него сделать здесь и сейчас?
«Поймать оборотня!»
И что это будет значить в мировом масштабе? – нервно хихикнула я.
«Что одна из ведьм сейчас отвлечется и не свихнется окончательно!»
И я, решив, что разум в кои-то веки прав, отправилась кормить болеющую монахиню. Правда, каша уже остыла напрочь, но ведь главное – внимание, правда?
К монахине меня не пустили. Видимо, посмотрели на не обремененное излишней любовью к ближнему лицо и пришли к выводу, что едва ли монахине с моей каши станет лучше. Как бы, наоборот, не похужело!
И я, в общем-то не так уж и расстроившись, отправилась в харчевню. Говорят, неприятности надо заедать.
А уж там-то меня встречали как родную: хозяин не посмел заставить меня саму пройти к стойке, а мгновенно материализовался за спиной, услужливо выдвинул стул и вежливо поинтересовался, чего я изволю.
– А что у вас есть? – подозрительно спросила я, памятуя о вчерашнем «богатом» меню.
– Все, что вам угодно! – расплываясь в неискренней улыбке, протянул хозяин.
Я скептически вздернула бровь и недоверчиво фыркнула:
– И курицу, фаршированную осетриной, принесете?
– Принесем, – кивнул мужик, испаряясь в дверях кухни.
Я немножко посидела, поскучала, но совсем недолго: уже через три минуты ко мне мчался хозяин с дымящейся курицей на блюде.
– Пить что-нибудь будете? – боязливо-вежливо поинтересовался он из-за плеча, сноровисто разрезая курицу и выкладывая несколько огромных кусков мне на тарелку.
– Буду, – нарочито медленно протянула я, прикидывая, чего бы такого несуществующего заказать.
– Что же? – услужливо подхватился мужик, мигом доставая какой-то засаленный свиток и держа на изготовку уголек, дабы не забыть мой заказ по дороге к кухне.
– Ну… Рябинную настойку на семи травах, пожалуй! – хитро улыбаясь, решила я.
Мужик судорожно сглотнул.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52