- Извини, Руди…
«Что он путает наши имена? - подумал я. - Это, видимо, наука Фольмера».
- Простите дядя Вальтер, меня зовут не Руди, а Отто.
- Ты прости, Отто… Я забыл.
И генерал налил нам всем лимонаду, а себе коньяку. Подняв рюмку, провозгласил:
- За победу германского оружия! Выпьем, господа!
Мы принялись уписывать еду, что была в тарелках.
- Ого! - генерал. - Аппетит у вас неплохой. Розен, - обратился он к повару, - дай им еще по тарелке.
«Дядя Вальтер» закусил икрой, выпил и принялся есть мясо. Он повеселел и попросил себе еще порцию, обнял меня за плечо, спросил:
- Как ты, Руди, думаешь, стоит съесть еще одну тарелку?
Опять!
- Дядя Вальтер, - засмеялся я. - Руди - мой брат.
- Извини, извини, Отто! - придержал меня за плечо генерал. - Это больше не повторится.
Повар поставил перед нами еще тарелку мяса. Генерал налил себе снова рюмку:
- Честное слово немецкого офицера! Вы действуете на меня положительно… У меня никогда не было такого аппетита.
Потом мы пили кофе, а генерал курил. Вдруг за дверями кто-то громко прокричал: «Будет исполнено, господин штурмбанфюрер!» В тот же миг в дверь заглянул маленький тщедушный подполковник с гитлеровскими усиками, но генерал так на него глянул, что тот моментально исчез.
Некоторое время спустя мы сидели уже в кабинете.
- Вот здесь, дорогие друзья, я имею обыкновение работать…
На столе лежали карты с красиво выписанными кружочками и стрелочками. На стене тоже висела большая карта, задернутая плотной черной занавеской.
Генерал принялся убирать со стола карты.
- А кто у вас занимается геометрией? - спросил я и невинно поднял на него глаза.
- Какой геометрией? - генерал строго глядел на меня и ничего не понимал.
- Вот нарисованы два треугольника, - показал я на одну из карт, где красным карандашом были обведены железные дороги. - Кто-то занимается подобием треугольников.
Генерал впервые захохотал.
- Что вы смеетесь? Разве неправда? Если наложить эти два треугольника друг на друга, то они совместятся…
- Совместятся? Ты говоришь, совместятся? - хохотал немец, вытирая глаза и выпуская из рук карты. - Фольмер! Ну поди же сюда, Фольмер!
А я быстро читал про себя названия пунктов, соединяющихся этими дорогами: Полоцк - Невель, Полоцк - Витебск, Лепель - Витебск и Лепель - Орша. Жирной синей чертой выделялась, должно быть, линия фронта. А к ней, причудливо извиваясь, от самого Полоцка подходила черная линия с одной, северной стороны, - к Невелю и с южной - к Орше. От Невеля и от Орши стремительно тянулись две стрелы, соединявшиеся где-то за Витебском.
- Река, - односложно проговорил Димка, тыча пальцем в синюю ленту, изображавшую направление фронта.
Генерал обезумевшими от смеха глазами взглянул на Димку, и хохот потряс его до того, что он не мог выговорить ни слова. Димка сделал вид, что смех генерала его обижает, и уперся взглядом в колени, а Белка, разыгрывая глухонемую, смотрела во вое глаза на губы генерала. Вдруг Димка поднял голову.
- Дядя Вальтер! Дайте нам пистолеты!
- Пистолеты? Ты сказал - пистолеты?
- Ну да, чему вы удивляетесь? Мы научимся так мстить этим русским, что они у нас заплачут…
- Пистолеты - это можно… Но сначала надо научиться стрелять… И потом… Форма у вас неподходящая…
Он тут же нажал кнопку и распорядился:
- Фенриха Гейнца ко мне!
Пришел фенрих и снял с нас мерки.
- Чтобы к вечеру было готово! - приказал генерал.
- Будет исполнено! - четко отрапортовал фенрих.
- Ну, милые мои друзья, - поднялся генерал, - вы можете теперь идти. А я займусь с подчиненными.
Мы вошли в свое купе.
- Тс-с… - приложил я палец к губам и, немного подождав, резко открыл дверь. Передо мной стоял растерявшийся Фольмер.
- Что угодно, господин штурмбанфюрер?
- М-может, вам… принести молока? - спросил он, неловко улыбаясь.
- Нет, спасибо, мы с генералом хорошо поели, - ответил я и с шумом двинул дверью.
Виденное у генерала не давало мне покоя. Карта стояла перед глазами. Почему Гитлеру потребовалось отводить свои войска к Полоцку, когда в руках у немцев еще Витебск?
И вдруг одна мысль, как говорится, прожгла меня. Гитлеровцы хотят, удерживая за собой Невель и Оршу, отступить за Полоцк, а потом ударить от Орши и Невеля на оевер и юг, чтоб замкнуть кольцо окружения. Вот с какой миссией едет генерал на фронт! Мы тихонько начали совещаться. Ясно было одно: до места назначения нам ехать нечего. Мы должны похитить карту генерала и бежать: здесь уже недалеко. Эту карту надо обязательно передать нашим.
- Как думаешь, Молокоед, - спросил Димка, - если мы украдем карту, генерал заметит или нет?
- Конечно, заметит. Да нам - что?
- Что-то я тебя не понимаю, Молокоед… Они изменят свой план вот и все, и наши старания будут ни к чему…
Димка был прав, конечно. Но как сделать, чтобы генерал ничего не заподозрил? И мы решили списать карту. Я тут же отправился к Фольмеру и попросил у него бумаги.
- Надо написать письма своим… - я чуть было не сказал родителям, но быстро поправился, - родственникам… А то они нас уже не считают за живых!
Мы сели и стали рисовать. Общими усилиями восстановили почти всю карту. Но номера частей, которые должны были ударить с севера и юга, мы не помнили.
Белка, выглянула из купе, прошептала:
- Я пойду к генералу и попытаюсь запомнить.
Не успели мы ей ответить, как она выскользнула и исчезла в генеральском кабинете, где уже. собрались военные.
Несколько раз мы выходили в коридор, но Белки все не было.
Мы уже начали беспокоиться, когда она благополучно вернулась и осторожно прикрыла дверь в купе:
- Все запомнила, только вот не знаю, что такое кессель?
- Дер кессель - это же котел! - пояснил я. - Они хотят посадить наших в котел!
- Как бы сами там не сварились, - поддержал Димка.
Белка сообщила, что, когда появилась у генерала, у него уже собрались военные. Появление Белки вызвало у них интерес. Они сразу перестали говорить, а один спросил:
- Это кто такая?
Генерал принялся объяснять, что на станции Клодава он подобрал трех юных немецких патриотов, которые бредят подвигами на фронте и схватками с русскими. О, это чудесные ребята!
Подозвав Белку и, усадив ее к себе на колени, сказал:
- Прошу не обращать на нее внимания… Она - глухонемая!
Совещание подходило к концу, но Белка успела взглянуть на карту и запомнила названия частей. Ей еще запомнился один полковник, который все время твердил:
- Гениально! Они бросятся в этот прорыв, и тут мы устроим им колоссальный котел!
- Ты молодец, Белка! - воскликнул я, когда мы перенесли на карту все сведения. - И мы назначим тебя главным разведчиком. Вот когда придем к нашим, так и определим.
Между тем поезд прошел уже Полоцк и приближался к Витебску. Все чаще попадались сожженные станции, и вокзалом тут были - либо вагон, либо крохотный деревянный домик. Советские самолеты дважды атаковали наш поезд, но машинист, видимо, был большой «дока» и выводил его из самых опасных положений.
После обеда пришел фенрих Гейнц и принес костюмы для солдат немецкой армии. Когда он подогнал костюм для Белки, генерал соизволил нас пригласить.
Мы явились к нему и отрапортовали:
- По вашему приказанию явились!
- Очень хорошо! Очень, очень хорошо! - ходил вокруг нас генерал, явно довольный нашей выправкой. - Теперь вы настоящие воины германской армии.
- Рады стараться, господин генерал! - гаркнули мы с Димкой. Только мы возвратились в свое купе, как к нам пожаловал Фольмер. Он глянул на меня гадючьими глазами и проговорил:
- Где письма? Могу отправить…
- Письма? - хотел удивиться я, но тут же вспомнив, как ходил к Фольмеру за бумагой для писем родственникам, рассмеялся: - Мы решили, что еще рано писать.
- Брифе! - взвизгнул штурмбанфюрер и пристукнул кулаком по столу.
- Не писали мы ничего, - с опаской взглянул я на разбушевавшегося немца, но, вспомнив хорошее отношение к нам генерала, добавил: - А вы не визжите!
Посмотрели бы вы в это время на лицо гестаповца! Хорошие люди от гнева краснеют, а штурмбанфюрер посинел, как удавленник, маленький рот сжался в чуть заметную точку, а гадючьи глаза совсем остекленели. Он рывком открыл свой планшет и достал блокнот.
- Адрес, - коротко и властно бросил он.
- Какой адрес?
- Говори: где живут ваши родственники?
- Я же говорил дяде Вальтеру: в Грюнберге.
- Улица, номер дома, фамилия, - четко, рубя слова, выговаривал Фольмер.
Я уже хотел назвать какую-нибудь распространенную улицу в Германии, но тут же прикусил язык: Фольмер обязательно сунется туда наводить справки.
- Вы что же решили отправить нас домой, - рассмеялся я. - Нет уж, господин штурмбанфюрер, тогда адреса мы вам не скажем.
Немец засунул блокнот обратно в планшет и проскрежетал:
- Щенки!
Громко задвинулась дверь, и мы услышали, как немец щелкнул замком.
- Попались! - тихо произнес Димка.
- Ничего, дядюшка Вальтер нас выручит, - улыбнулся я, а у самого по спине поползли мурашки.
Чего доброго, а этот Фольмер может сломать весь наш план. Он что-то заподозрил.
Я стал думать: в чем мы могли ошибиться? Неужели произношение нас выдало? Но я говорил по-немецки настолько прилично, что Камелькранц иногда даже не верил, что я русский. Димка больше молчал, я слышал от него всего несколько слов.
- Белка, ты не проговорилась? - спросил я нашу «глухонемую». Она сразу же сделала такое немое лицо и так обалдело стала смотреть на мои губы, что мы с Димкой улыбнулись.
Стало уже темно, на окне опустилась штора затемнения, вспыхнул свет. Через несколько минут кто-то щелкнул ключом, дверь открылась и к нам в купе зашел генерал:
- Вы что же, друзья, говорят, поскандалили? - спросил он, присаживаясь ко мне и обнимая меня рукой.
- Мы вовсе и не скандалили, - делая вид, что страшно обижен, опустил я глаза. - А только если Фольмер хочет выудить у нас адрес для того, чтобы отправить нас домой - то дудки! Адреса мы ему не дадим!
- Ну зачем же так? - мягко проговорил генерал и посмотрел на верхнюю полку. Димка, как мы и условились с ним, чтобы не выдать своего акцента, отвернувшись к стене, делал вид, что спит, а Белка опять сделала немое лицо и глазела на генерала с выражением самой живой признательности. - Фольмер же не враг вам… Можно бы и дать адрес. Во зло нам он его не использует…
Я молча встал и, подойдя к двери, резко распахнул ее. Как я и ожидал, перед дверью стоял Фольмер.
- Входите, что же вы стоите?
Из зеленых глаз немца брызнула на меня такая откровенная ненависть, что мне стало страшно. Фольмер негромко выругался и ушел, неслышно шагая по ковру. Генерал нахмурился. Видимо, ему не понравилась беззастенчивая манера штурмбанфюрера подслушивать за нами.
- Вам придется ужинать здесь, - сухо проговорил он и вышел.
Димка моментально повернулся от стенки и прошептал:
- Надо убегать, Молокоед. Ты видишь, что и наш дядюшка переменился.
Я не успел ему ответить. В дверь купе вошел повар и выставил на столик наш ужин.
- Битте… Цу абенд эссен.
Пока мы ужинали, повар глазел на нас, потом стал расспрашивать, откуда мы и как оказались с генералом. Когда я сказал, что мы из Грюнберга, повар подскочил и протянул мне руку:
- О, так мы земляки! Я тоже из Грюнберга. Может, слышали: кафе Шмульца? На улице Геринга, семнадцать. Так вот я там и работал…
- Кем вы работали?
- Поваром первой руки! - с гордостью воскликнул немец. - Спросите у любого посетителя кафе, и он вам скажет, что лучше, чем делал антрекот из баранины Генрих Шмидт, никто не сделает. А вы осмелюсь спросить: на какой улице живете?
- Военная тайна, господин Шмидт, - принялся хохотать я, а сам думаю: хорошего помощника выбрал себе Фольмер.
После ухода повара, Димка опять подергал дверь и мрачный уселся рядом со мной.
- Как же убежать, Молокоед?
- Ты что? Пока сидим тут закрытые, мы километров пятьдесят уже отмахали. Не побежишь же скорее поезда.
- Хоть бы скорее домой, - тоскливо протянула наша «глухонемая».
- Давайте лучше спать, - сказал я и стал укладываться на своей полке.
Сон не приходил. Я крутился на постели и чувствовал, что мой товарищи тоже не спят. Вагон тихо покачивало, под полом мерно перестукивали колеса, и я все же начал дремать. Обрывки воспоминаний носились передо мной, перемешивались с виденным, и получался не то бред, не то сон.
…Какая-то станция… Поезд стоит. Я высунулся из дверей вагона и спрашиваю:
- Долго стоять будем?
- Очевидно, долго, - ответили мне, - где-то впереди путь разобран партизанами.
Я пошел прогуляться по перрону. Там полно немецких солдат, которые, как потерянные, стоят вдоль путей. Странные это были солдаты! Старики и подростки, кривые, кособокие, которых не могла скрасить даже одежда немецкой армии. И вдруг я заметил среди солдат уродливую фигуру с огромным горбом, который неуклюже выпирал из-под гимнастерки. Неужели Камелькранц? Он меня узнал, и маленький Камелькранц на его спине сразу запрыгал:
- Как ты сюда попал? - закричал Верблюжий Венок и направился ко мне.
Я бросился к вагону. Камелькранц - за мной. Он бежал и горланил во все горло:
- Держите его, держите!
Я вскакиваю на лесенку вагона и чувствую, что Камелькранц ухватил меня за ногу и кричит:
- Ага, попался!
Я проснулся, за ногу меня тормошил Фольмер.
- Молодой человек! - услышал я его голос, в котором слышалось явное торжество. - Идемте!
- Куда? - невнятно произнес я.
- Без разговоров!..
Димка смотрит на меня во все глаза и за спиной Фольмера делает знак, как будто схватывает кого руками. В ту же минуту я обнимаю Фольмера обеими руками за шею и крепко прижимаю к себе его лицо. Фольмер хрипит, но руки у него свободны, и я чувствую, как он достает из кобуры револьвер.
- Ну это ты брось! - приговаривает Димка и вырывает из руки гестаповца оружие. Я вижу, как Димка выкручивает назад его руки и кричит Белке:
- Чего же ты стоишь? Помогай! Руки связывать ему надо…
Белка растерянно бегает по купе глазами, видит на спине у гестаповца ремень от планшета, крепко дергает его, и им с Димкой удается связать Фольмера. Наконец-то я разжал руки и вылез из-под гестаповца.
Поезд стоял на какой-то станции. Мы выскочили из купе, плотно закрыли дверь и побежали по вагону. Я мчался впереди, за мной Белка, и замыкал шествие Димка, размахивая пистолетом Фольмера. Когда мы поравнялись с купе генерала, дверь внезапно отворилась и из нее высунулась голова хозяина.
- В чем дело, господа? - прошамкал старик, который на ночь снимал свои зубные протезы.
Мы проскочили мимо, по крытому переходу вбежали в вагон-ресторан и на площадке столкнулись с поваром, который стоял перед открытой дверью и наигрывал что-то на губной гармонике. С широкой улыбкой он повернулся к нам. Я оттолкнул его от дверей, спустил на землю Белку и спрыгнул сам. Почти одновременно с нами выскочил с пистолетом и Димка. Шмидт побледнел и, пробормотав: «Вас ист дас?», скрылся в вагоне.
Мы бросились под стоявший эшелон.
- Где они? Где мерзавцы? - слышался голос генерала.
Около вагонов уже носились офицеры. Откуда-то взялся Фольмер и командовал солдатами:
- Живо, живо! По два в конец эшелона, остальные - под вагоны!
- Задержать! - визжал со ступенек генерал. - Вы ответите мне за мерзавцев, Фольмер!
Отовсюду слышались слова команды, доносился тяжелый стук солдатских сапог, брякали о что-то автоматы, А мы мчались вдоль товарных составов, ныряли под колеса, снова мчались, пока не впрыгнули в какой-то вагон порожняка, тихо маневрирующего по станции. Он протащил нас до стрелки и остановился, чтобы двинуться обратно по другому пути. Послышался рожок стрелочника, паровоз начал гудеть, дал задний ход. В тот же миг мы выскочили и скатились под насыпь.
Когда мы очутились в лесу за станцией и немного отдышались, Белка прошептала:
- Ну и куда мы теперь?
НА РУССКОЙ ЗЕМЛЕ

Дойдем до конца дороги,
Дойдем, не страшась препятствий,
Все одолеют тревоги
Мужество, труд и братство.
А. Мицкевич. «Песня»
Да, куда же мы теперь пойдем?
Как стрелка компаса, сколько его ни верти, упрямо показывает на север, так и мы, что бы с нами ни случилось, все время стремились на Родину.
Мы бежали от Фогелей на телеге, ехали верхом на краденой лошади, шли пешком, таща на себе носилки, плыли на лодке, тряслись на автомашине, затем мчались на поезде и вот снова идем пешком. Но если прежде у нас было только одно желание: поскорее очутиться дома, то теперь нас гнала вперед тайна немецкого наступления. Во что бы то ни стало и как можно скорее надо доставить командованию Красной Армии те сведения, что мы получили в вагоне немецкого генерала.
Всю ночь мы плутали в лесу. Сначала скрывались от Фольмера, а затем, когда исчезли признаки погони, искали пути к линии фронта. А о том, что фронт недалеко, говорило все: и близкий грохот орудий, и гудение самолетов над головой, и яркие зарева пожарищ, которые немцы сеяли на дорогах своего отступления.
Светало. С кустов обильно сыпалась роса. Мы уже различали листву деревьев. Это были клены и ясени да изредка дубы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23