Энтузиазм мадридцев достиг высочайшей степени, громовой грохот бурных аплодисментов долго сотрясал стены старинного театра. А после спектакля 200 артистов театра, оркестрантов и хористов, певцов устроили под окнами маэстро великолепную серенаду. Всеобщее восхищение было безграничным.
Не остался в стороне и испанский король Фердинанд VII, удостоивший приезжую знаменитость высочайшей аудиенции. Общение с коронованной особой не было необычным для Россини. Но некоторые особенности поведения Фердинанда вызвали у него удивление своей курьезностью. Обычным занятием его величества было курение сигар. Ничего удивительного не было в том, что он принял композитора, занимаясь курением. После церемонных приветствий любезно улыбающийся король предложил маэстро сигару, большая часть которой была уже выкурена! Отлично умевший владеть собой Россини ничем не выразил своего недоумения, но, поблагодарив, отказался. «Напрасно не берете, – вполголоса заметила королева Мария Кристина на неаполитанском диалекте, являвшаяся соотечественницей композитора, – это милость, которая выпадает не всем». Знакомый с ней еще по Неаполю, Джоаккино ответил тем же заговорщическим тоном: «Королева, прежде всего, я не курю, и потом…» Королева улыбнулась, и смелость музыканта не имела негативных последствий. Вся августейшая фамилия была очень благосклонно настроена по отношению к гостю. Брат короля, дон Франциско, был страстным обожателем музыки итальянского маэстро, поэтому Мария Кристина посоветовала Джоаккино представиться ему сразу после визита к королю. Как оказалось, дон Франциско мечтал исполнить какую-нибудь арию из оперы Россини под аккомпанемент автора. Россини любезно согласился выполнить просьбу принца. Была выбрана ария Ассура из «Семирамиды», и принц пропел ее, к великому удовольствию своей жены, с такой вычурностью и такими жестами и движениями, что Россини потом признался: «Никогда не видел ничего подобного».
Во время пребывания Россини в Мадриде знатный и богатый священник и поклонник музыки маэстро дон Мануэль Фернандес Варела, во что бы то ни стало желавший иметь автограф любимого композитора, попросил сочинить Stabat mater. Сама мысль взять эту тему, столь совершенно воплощенную в звуках Перголези, показалась ему в первый момент кощунственной. Но почтенный прелат, бывший другом Агуадо, настаивал. Вот и пришлось Джоаккино взяться за озвучивание этого канонического текста, чтобы не показаться невежливым по отношению к другу своего покровителя. И все же Россини поставил условие: никогда не публиковать это произведение. За работу он принялся сразу по приезде в Париж в конце марта. Хоть и не хотелось браться за текст, столь блистательно озвученный замечательным предшественником, но все же дух творческого экспериментаторства был силен в Джоаккино, которому, конечно, было интересно дать новое понимание этой старой темы. Работа спорилась, были готовы уже 6 номеров, как вдруг неожиданная болезнь прервала работу. Однако поскольку сочинение ждали в Мадриде, ее все же надо было закончить. Россини обратился с просьбой помочь в завершении к дирижеру и аккомпаниатору «Театр Итальен» Джузеппе Тадолини. В марте 1832 года произведение было закончено и отослано заказчику. В таком варианте Stabat mater и прозвучала в Святую пятницу 1833 года в королевской капелле Мадрида. В 1842 году Россини вернулся к этому произведению и доработал его, заменив номера Тадолини. Так и существуют с тех пор два варианта Stabat mater Россини.
С мая по сентябрь 1832 года в Париже свирепствовала эпидемия холеры. Семья Агуадо настояла, чтобы Россини все это время жил с ними вдали от столицы. Отсутствие маэстро опять дезорганизовало работу «Театр Итальен» в не меньшей степени, чем холера. Директора буквально стонали, засыпали композитора письмами с просьбами поскорее вернуться. Однако их надеждам не суждено было сбыться. Вскоре после возвращения в Париж Джоаккино тяжело заболел. И как ни удивительно, эта болезнь принесла в его жизнь… счастье! Отношения с Изабеллой Кольбран уже давно стали напряженными, супругам было трудно вместе. Взбалмошный характер бывшей примадонны с годами стал просто невыносим. Недаром Россини постарался оставить ее в Болонье, но там начались ее ссоры с Виваццей. Старый Джузеппе всегда был остер на язык, в карман за словом не лез, и их перебранки порой доходили до обид и оскорблений. Жалобы старого отца летели в Париж к сыну, внося в его жизнь ощущение неустойчивости и досады. Тем временем на курорте он познакомился с молодой очаровательной особой, которую звали Олимпия Пелисье. Общество новой знакомой доставляло массу положительных эмоций. И вот болезнь композитора расставила все точки над «i». Олимпия вызвалась быть сиделкой при больном, окружила его нежной заботой и комфортом. Молодая женщина обладала мягким, покладистым характером, ее спокойная женственность предстала перед Джоаккино в ореоле милосердия. И восторженная душа Россини, только что перешагнувшего порог своего сорокалетия, подобно вновь проснувшемуся вулкану, вдруг воспламенилась страстным чувством к своей милой врачевательнице. И он ей посвящает свою кантату «Жанна Д'Арк», написанную в те дни.
Довольно скоро композитор был на ногах и даже приступил к своим театральным делам, но болезнь слишком измотала его. Врачи настоятельно советовали отдохнуть, подышать воздухом родины. Выполнить их пожелания он смог только летом 1834 года. В Болонью маэстро отправился вместе с Северини и Робертом, которые хотели пополнить в Италии свою труппу и репертуар. Два месяца, проведенные на родине, были для Россини как глоток воды в знойной пустыне, они пролетели на одном дыхании, но и принесли с собой нужный отдых.
Надо сказать, что в эти годы Россини мало занимался композиторским творчеством. Театральные заботы полностью поглощали его время и внимание. Недаром директора плохо чувствовали себя в его отсутствие. Никто не умел так искусно контактировать с самыми различными людьми, никто не мог так умело проникнуть в суть театрального процесса, никто не обладал таким неоспоримым авторитетом у певцов, хористов, оркестрантов или рабочих сцены. За время своего управления «Театр Итальен» в Париже Россини привлек к сотрудничеству таких композиторов, как Беллини, Доницетти, Меркаданте. Маэстро обладал особым чутьем на таланты. Распознать, поддержать, дать им дельный совет – вот был основной принцип его деятельности. Но Джоаккино никогда об этом не говорил, просто он не мог поступать иначе. Его тонкий вкус и точность суждений стали общеизвестны. К нему прислушивались и в артистическом мире, и в высшем свете, представители которого наперебой приглашали композитора на свои вечера. Острые шутки и справедливые суждения маэстро приятно будоражили натянутую атмосферу великосветских приемов. Однако Россини всегда все умел преподнести с такой элегантной непринужденностью, что это никогда не шокировало окружающих. Но когда Джоаккино оказывался в кругу единомышленников, сколько же подкупающей простоты было в его общении, сколько тепла и доброты излучал его внимательный взгляд!
Враги композитора распускали слухи об этом якобы ко всему и всем безразличном бездельнике, нежащемся в лучах былой славы. Но дела и поведение маэстро напрочь опровергали эти слухи. Действительно, ежедневный моцион (так рекомендовали врачи) по парижским бульварам этого респектабельного господина мог ввести в заблуждение непосвященных. Одетый «с иголочки» и всегда с большим вкусом, располневший, но оставшийся элегантным, с портретом Генделя в булавке и щеголеватой тростью с замысловатым набалдашником, Россини небрежно фланировал по Парижу, вызывая восторженный шепот узнавания и почтительные приветствия. Нередко Россини приходилось остановиться, встретив какого-нибудь знакомого. Однако прохожие продолжали оказывать композитору восторженные знаки почтения, не замечая его собеседника. Но мало кто знал о бесконечной отзывчивости прославленного композитора и о том, что практически ни одна подписка для помощи обездоленным не обходилась без его участия. И о том, сколько энергии он вкладывал в постановку талантливых произведений своих молодых коллег, как радовался их успеху. В то время Россини сблизился с Винченцо Беллини, которого считал исключительно талантливым. Вопреки прогнозам некоторых скептиков, он предсказывал блестящий успех сочиненной для Парижа опере «Пуритане». При этом благосклонно анализировал успехи и промахи молодого композитора. После успешной премьеры «Пуритан», радостно сообщая общему с Беллини другу – адвокату Филиппо Сантоканале – о блестящем успехе оперы, отмечает ее достоинства и тут же дает совет: «В этой партитуре есть значительные успехи в области оркестровки, однако ежедневно советуйте Беллини не слишком обольщаться немецкой гармонией и всегда полагаться на свой счастливый природный дар создавать простые мелодии, полные истинного чувства».
Поводом для обвинения в безделье был отход от сочинения опер. Но это не значило, что он перестал сочинять. Как раз в июне 1835 года Джоаккино объединяет для издания ряд камерных сочинений, созданных для вечеров в его доме за прошедшие несколько лет. В результате получился сборник «Музыкальные вечера» из двенадцати очаровательных вокальных пьес – восьми арий и четырех дуэтов. Слова для пяти из них были взяты из поэзии Метастазио, а остальные сочинил автор либретто «Пуритан» граф Карло Пеполи. Нет, искусство прославленного маэстро не умерло, его лира по-прежнему звонка и мелодична. Сколько естественности, истинного изящества и подкупающей красоты звучит в этой музыке! Отточенность формы, изысканность гармонии, очарование мелодии, глубокая народная основа – вот те особенности, которые отличают это создание. Здесь и упоение радостью жизни, и романтический восторг, и живописные картинки природы…
В ту пору Россини уделял много внимания эстетическим проблемам. Он размышлял о сущности искусства, его задачах, формах и средствах. Вдумчивым собеседником оказался его друг Дзанолини, который нередко сопровождал композитора в его прогулках по парижским бульварам. Конечно, о многом говорили в часы прогулок, и рассуждения Россини о музыке произвели на друга такое яркое впечатление, что тот изложил их в очерке «Прогулка в обществе Россини». Кроме того, адвокат первым создал биографию маэстро еще при его жизни, расширив и дополнив ее после смерти композитора.
В сентябре 1835 года происходит событие, до глубины души потрясшее Россини: умирает его молодой друг Беллини. В то время Джоаккино уже был слегка простужен, но не мог себе представить того, чтобы не ходить на похороны. Он «хотел присутствовать на церемонии, пока не отзвучит последнее слово на могиле Беллини». Буквально за несколько недель маэстро организовал подписку на сбор средств для племянника безвременно угасшего композитора. Однако, несмотря на затраченную энергию, подписка подвигалась не очень активно, и ему иногда приходилось буквально «брать за горло», как писал певец Торелли.
Новый 1836 год принес с собой окончание тяжбы Россини с правительством. Контракт с «Королевской академией музыки и танца» был расторгнут, оставаться в Париже уже не имело смысла. И хоть и привык Джоаккино к сутолоке его улиц и бульваров, к своим парижским друзьям, к «Театр Итальен», которому всегда уделял много внимания, но сильно тянуло на родину. Однако неожиданное приглашение на свадьбу в семье Ротшильдов, известных банкиров, и связанное с этим путешествие в Бельгию и Германию внесли свои коррективы в планы маэстро. Предпринятая поездка подарила массу новых впечатлений: прекрасная природа, памятники старины, величественные соборы. Одновременно эта занимательная экскурсия явилась и наглядной демонстрацией повсеместной популярности итальянского композитора – везде его с восторгом приветствовали музыканты и любители музыки. В Брюсселе оркестранты городского театра устроили импровизированый концерт у гостиницы, в которой остановился Россини. Во Франкфурте-на-Майне поклонники таланта маэстро приветствовали его роскошным банкетом, на котором был исполнен на 4 голоса мотив молитвы пилигрима из оперы «Граф Ори», но с другими словами, написанными к этому случаю и прославляющими знаменитого гостя. Такое пристальное внимание заставило Джоаккино иногда отправляться для ознакомления с достопримечательностями инкогнито. Таким образом он посетил Антверпен.
Во Франкфурте Россини пробыл неделю, окруженный вниманием и обожанием. В доме Фердинанда Гиллера, где Россини всегда был желанным гостем, собирались музыканты и артисты. Все хотели слышать его суждения и шутки, каждый хотел знать его мнение о музыке и ее направлениях развития, каждый хотел перекинуться с ним хотя бы парой фраз. Всеобщее возбуждение было сильным, невозмутимое спокойствие хранил только Россини. Он был, как всегда, любезен, остроумен и… снисходителен. Но в этой снисходительности не было унизительного для окружающих самомнения, а проявлялась она через доброжелательность и мудрость.
Именно здесь состоялось знакомство его с Феликсом Мендельсоном. Их встречи во время пребывания Россини во Франкфурте неоднократно повторялись. Фердинанд Гиллер вспоминал, «как Феликс, преодолевая внутреннее сопротивление, все же каждый раз вынужден был покоряться импозантной любезности маэстро, который, стоя у инструмента, слушал с самым неподдельным интересом и свое большее или меньшее удовлетворение выражал в серьезных или веселых словах…» Сам Россини рассказывал: «…Я был очарован его исполнением на рояле наряду с другими пьесами нескольких восхитительных „Песен без слов“! Потом он мне играл Вебера». И все же, несмотря на расположение Джоаккино к молодому немецкому музыканту, он мог высказывать и критические замечания. Однажды, слушая этюд Мендельсона, маэстро «пробормотал сквозь зубы», что музыка похожа на сонату Скарлатти, чем несказанно обидел ранимого Феликса. И их отношения могли бы прерваться, если бы не здравое рассуждение Гиллера о том, что в этой ассоциации нет ничего обидного. Встречи композиторов продолжались, а Мендельсон был в восторге от «веселого чудовища», как в шутку звали Россини его друзья. Он сказал: «Я, право, мало знаю людей, которые могут, когда захотят, быть столь милы и остроумны, как он; все время мы не могли удержаться от смеха… О Париже, о всех тамошних музыкантах, о себе самом и о своих сочинениях он рассказывал самые веселые и смехотворные вещи… ему и впрямь можно было бы поверить, если бы у вас не было глаз и и вы не видели при этом его умного лица. Живость, шутки, остроумие – во всех его жестах, в каждом слове, и тому, кто не считает его гением, следовало бы послушать его вот так, тогда он изменил бы свое мнение».
Но что явилось для Мендельсона приятной неожиданностью, так это преклонение маэстро перед немецкой классикой. Он просил его играть много Баха. Россини потом вспоминал: «В первую минуту Мендельсон, казалось, был поражен моей просьбой. „Как, – воскликнул он, – вы – итальянец – в такой мере любите немецкую музыку?“ – „Но я люблю только ее, – ответил я и совсем развязно прибавил: – А на итальянскую музыку мне наплевать!“ Мендельсон посмотрел на меня с крайним удивлением, что не помешало ему, однако, с замечательным увлечением сыграть несколько фуг и ряд других произведений великого Баха». Это было в самом начале знакомства, и Мендельсон знал нрав «веселого чудовища» только понаслышке, поэтому поверить в искренность его слов было трудно: «Неужели Россини говорил серьезно? – спросил он у Гиллера и тут же добавил: – Во всяком случае он презабавный малый!»
Хотя после этого увлекательного путешествия Россини и вернулся в Париж, но это было уже прощание. Джоаккино думал только о Болонье, где пролетели детство и юность, где был дом его родителей. 24 октября 1836 года он покинул столицу Франции, город, где достиг вершины своего творческого развития. И где в то же время принял решение отказаться от сочинения опер. И хотя многие надеялись, что воздух отчизны вдохновит маэстро на создание новых шедевров, но их надеждам не суждено было сбыться.
Россини оставил оперное творчество. Почему? Вот уже полтора столетия этот вопрос волнует исследователей. Сам композитор объяснял это по-разному: что и время, дескать, сейчас не для музыки, да и деньги ему больше не нужны. «Что вы хотите? – говорил он с серьезным видом. – У меня не было детей. Если бы они у меня были, я бы, вероятно, продолжал работать». Но разве можно верить вскользь брошенному слову, тем более таким человеком, как Россини. Понятно, что он отличался незаурядным умом, объективным взглядом на события.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32